3. Soft Power в последнее время
Десятые годы XXI в. характеризуются резко возросшей активностью масс, получивших форму народных выступлений, революций. Поначалу события были связаны с Ближним Востоком, где одна за другой вспыхивали массовые протесты, приводившие к смене власти. Это явление получило название "арабская весна". И когда официальные СМИ и некоторые политические деятели различных стран (в том числе США, Европы и России) приветствовали "волеизъявление", ряд исследователей вспомнил концепцию "управляемого хаоса на Ближнем Востоке", разработанную группой исследователей-"неоконов", игравших впоследствии определенную роль и в политическом истеблишменте США. Правда, во время "арабской весны" этот термин (guided chaos) в англоязычных текстах практически не употреблялся (поисковики Google и яндекс давали в 2012 г. Обозримые ссылки только на российский же телеканал Russia Today). Однако дальнейшие события и роль в них западных держав подтверждали связь с данной концепцией.
Во многом схожий сценарий просматривается и во "Втором Майдане": событиях на Украине, начавшихся как массовый народный протест и приведших к свержению существовавшей власти и событиям, обычно сопровождающим подобные изменения. Естественно, происходящее на Украине, еще недавно (менее четверти века) бывшей вместе с Россией одной из частей единого государства, в гораздо большей степени затронуло сознание россиян. В этом смысле полезно посмотреть на те ценности, которые использовались в пропаганде различных участников этих событий. Иными словами, следует выяснить, что было факторами мягкой силы (положительными и отрицательными), обеспечивающими отношения различных сил российского и украинского сообществ к происходящему и какие изменения они претерпели в ходе разворачивающихся событий.
Мы рассматриваем мягкую силу в двух аспектах: как она действует на жителей Украины (Центр и Юго-Восток) и на Россию. Основанием для выводов служит контент-анализ форумов в российской и украинской доменных зонах (о выделении записей ботов мы пока не говорим). Использовались также данные психолингвистического опроса жителей Москвы 15–22 марта 2014 г. (опрашивались участники митингов разных политических направлений, выявлялся оценочный потенциал общественно-политической лексики: патриот, демократия, свобода, революция, референдум и ряд других слов). Выводы делались и на основании анализа пропагандистского контента российской и украинской прессы: предполагается, что пропаганда призвана восполнить недостаточную притягательность той или иной идеологемы.
События на Майдане начались с отказа тогдашнего президента Украины подписать договор об ассоциации с Евросоюзом, к чему тогдашняя официальная пропаганда активно призывала. Как мы уже отмечали, Европа и западные ценности обладали большой притягательной силой и для россиян, и для украинцев. Причем для жителей Украины в большей степени, так как необходимость отстроить украинское сознание в 1991 г. при объявлении независимости эксплуатировало идею "Украина – мостик на Запад". Впрочем, и тогда, и в 2013 г. важной составляющей была материальная заинтересованность: многие сторонники Евроинтеграции полагали, что подписание этого соглашения приведет к моментальному росту пенсий и зарплат до уровня ведущих стран Евросоюза.
В любом случае этого аспекта мягкой силы хватило ненадолго (возможно, в результате активного разъяснения в СМИ сути договора и информации о странах ЕС, пораженных кризисом, выходящих на демонстрации и т. п.). Дальнейшие протесты на Майдане сконцентрировались на личности президента В. Януковича, обвинявшегося в коррупции и жесткости при разгоне демонстрантов.
Недостаточная притягательность идеи Запада, возможно, связана с тем, что ведущей ценностью для русских и украинцев остается патриотизм, хотя среди москвичей (и, видимо, жителей других российских городов) есть группа людей, отвергающих эту ценность в пользу западных либеральных ценностей. Однако число таких людей гораздо меньше, чем общее число сторонников либерализма. Заметим, что и среди русскоязычных жителей Юго-Востока Украины любовь к "неньке-Украине" – положительная ценность. (Единственным исключением были жители Крыма, по крайней мере весьма значительная их часть, что проявлялось и в советское время, и во времена вхождения в независимую Украину.)
Однако если для россиян патриотизм сопряжен с "дружбой народов", то для жителей Украины это характерно в основном для центральных и юго-восточных областей. Этой идее противопоставлен национализм "западенцев". Поскольку в развитии событий на Майдане все большую роль играли политические силы именно националистической ориентации, стали отмечаться меры, направленные на усиление этой идеологемы. Одной из этих мер можно считать целый комплекс мероприятий, направленных на подавление идеи дружбы и связей с русскими, общности истории, языка и культуры с Россией.
Частично это проявлялось в интернет-коммуникации, где для обозначения русских (и вообще противников националистов, Майдана) использовались все новые оскорбительные наименования : ватники, уралвагонзавод, быдло, рашка . Использовалась также песня "Никогда мы не станем братьями", созданная в Литве на слова украинской девушки.
В песне прозвучали идеологемы, обеспечивающие "отрицательную мягкую силу" для образа России и русских. В частности, русских обвинили в зависти (" Своей завистью вы подавитесь "), что вызвало у россиян недоумение. Однако основной заряд был основан на противопоставлении свободолюбия украинцев и "рабской покорности" россиян: "Воля – слово вам незнакомое, Вы все с детства в цепи закованы" . Здесь мы подходим к еще одному важному изменению содержания мягкой силы для участников Майдана. Такие вещи, как революционное насилие, противозаконные действия, восстание в постсоветской пропаганде и в России, и на Украине носили отрицательный характер, связываясь с действиями революционеров-коммунистов. Исключения делались только для действий бандеровцев, которые, однако, трактовались как националистические, а не революционные.
До некоторой степени такое отношение было смикшировано в ходе "Первого Майдана", который был назван "оранжевой (по-украински помаранчовой) революцией". В России некоторая попытка реабилитации понятия "революция" произошло в ходе "болотных" протестов 2011–2012 гг., которые иногда называли (одобрительно) "снежной" или "белоленточной революцией". Однако в ходе опросов участников акций протеста 15 и 22 марта 2014 г. выяснилось в целом отрицательное отношение к этому слову. Более приемлемым оно было для сторонников коммунистов (и то не всех) и молодежи, в том числе демократического направления.
В то же время в цитируемой песне ( "Вам шлют новые указания – А у нас тут огни восстания. У вас Царь, у нас – Демократия" ) и в постах на украинских форумах (и на российских – но от имени сторонников Майдана) подчеркивается приверженность к революционному насилию. К сожалению, не проводилось сравнения с тематикой постов "домайданной эпохи". Но в целом представляется, что такого массового воспевания кровопролития, как политического средства не было.
Здесь затронута только часть аспектов, связанных с изменениями отдельных векторов "мягкой силы", проявившихся в ходе переломных событий осени 2013 – зимы и весны 2014 г. Можно выявить некоторые другие интересные сдвиги, например попытку привести националистические ценности (и их историческое подтверждение в действиях УПА в годы Второй мировой войны) с современными ценностями Запада, где огромной "антиценностью" оказывается антисемитизм. Очевидно, что все эти явления требуют специального, гораздо более детализированного анализа.
4. Мягкая сила в динамике: самопроизвольное и управляемое изменение
Подводя итоги нашего (во многом предварительного, пилотного) исследования факторов мягкой силы в конфликте вокруг "Второго Майдана", мы можем сделать некоторые выводы (тоже не вполне окончательные).
Во-первых, мягкая сила предстает не как застывшее явление, а как нечто динамичное, меняющееся. Причины изменения связаны с происходящими событиями. Но поскольку реальность подавляющим большинством населения воспринимается через СМИ, изменение составляющих мягкой силы во многом управляется с использованием этого рычага.
Среди инструментария мягкой силы значительное место занимают самотранслируемые факторы: слухи – как порочащие, так и восхваляющие, клички (обычно оскорбительные), песни и анекдоты.
Существенную роль играют авторитетные лица, поддерживающие ту или иную точку зрения.
В целом изменение мягкой силы схоже с процессами, происходящими с брендом. Он тоже опирается и на уже сформировавшееся представление, и на более глубокие стереотипы. Он может терять свою привлекательность. Используются средства, его поддерживающие, и это могут быть как массмедиа, так и самотрансляция (слухи, обсуждение на сетевых ресурсах). Естественно, с учетом того, что о мягкой силе обычно говорится в общественно-политическом плане, а о бренде – в коммерческом, просматриваются и различия. Однако в целом можно считать, что это явления одного порядка, и многие достижения бренд-менеджмента применимы и в изучении и управлении мягкой силой.
Источники
1. http://сensor.net (украинский двуязычный политический ресурс).
2. http://mirtesen.ru (русская социальная сеть, распространяющая публикации различного характера, в том числе политические из украинских официальных источников).
3. Facebook (международная социальная сеть, с большим числом открытых групп).
4. http://www.ifes-ras.ru/attaches/Mass_Media/ratr_24-kazakov.pdf
Часть 3. Инструментарий мягкой силы
А. В. Шевченко. Управление семантическим пространством: инструменты и эффекты
Государству как целостной политической системе, находящейся в агрессивной среде "цветных революций", нужен надежный механизм согласованного информационного управления политическими процессами, влияющими на объекты защиты, – общественное сознание и массовую психику населения страны. "Мягкая сила", изначально проявляющаяся в виде культурно-лингвистической экспансии, перерастает в эскалацию политико-правовой и цивилизационной аномии, изменяющей идентификационную матрицу личности как активного элемента политической системы. Доминирующую роль в этом процессе играют средства массовой информации, действующие в семантическом пространстве государства. По технологии "мягкой силы" (соблазн – стимул) и в силу амбивалентного характера СМИ в эту деятельность включаются медийные ресурсы страны-мишени (например, эффект "демонстрационной лавины").
По необходимости обеспечения иммунитета от разного рода "непрямых действий" государство должно иметь эффективные инструменты формирования коммуникативной среды внутренней и внешней безопасности, соответствующие специфике информационного взаимодействия. Она заключается в передаче (генерации и освоении) идеальных категорий (смыслов, значений, образов, эмоций). Это особый класс взаимодействий, происходящих в сложных нелинейных и неравновесных, находящихся в метастабильном состоянии, системах, наделенных элементами сознания. Информационное взаимодействие реализуется в два этапа: преобразование идеального в материальное (закладка смысла в сообщение) и преобразование материального в идеальное – постижение смысла сообщения (понимание) [1].
Необходимые механизмы и инструменты нужно и можно создать на основе национальных средств массовой информации. Но изначально следует изменить отношение к этому институту и воспринимать СМИ как критически важные структуры для достижения требуемой степени управляемости безопасностью.
К критически важным относят структуры (объекты, системы и институты государства), обладающие контурами управления с функцией принятия управленческого решения (политического, государственного, организационного и пр.), целенаправленное (или целесмещающее) воздействие на информационные ресурсы которых может привести к изменению их качественных характеристик, разрушению или гибели, и иметь последствия, прямо затрагивающие национальную безопасность. Это, в частности, органы государственного управления и собственно управленческая информация; лица, принимающие властные решения; население городов и поселков специального назначения и т. д. Но это и общественное мнение народа – носителя власти, а также массмедийные системы, входящие в информационные ресурсы государственного управления. Безопасное состояние критически важных структур и объектов является определяющим фактором обеспечения информационной устойчивости политической системы . Технологии "мягкой силы" тем эффективнее, чем сильнее их воздействие на отрицательную динамику информационной устойчивости объекта поражения.
Хотя государство и обладает законным правом властвовать в информационном пространстве, его способности и возможности доминировать в коммуникативной сфере зависят от соразмерности коммуникативных потенциалов других политических акторов, в частности общества и массмедийной системы. Поскольку СМИ не введены в перечень критически важных для противодействия технологиям "мягкой власти" или "непрямых действий", то государство и не рассматривает национальную массмедийную систему как предмет особого внимания не только на театре информационных войн, но и для обеспечения культурно-исторической идентичности населения, поддержания доверия и легитимности политического режима. Известно, что коммуникативная сущность власти нуждается в средствах ее проявления. СМИ же выступают обязательным атрибутом отправления политической власти как возможности реализации ее способности к осуществлению государственного управления в условиях массовой легитимности (или нелегитимности).
Средства массовой информации обладают "инструментом социальной власти" – собственным языком (Р. М. Блакар), воздействующим на психологическое состояние населения психолингвистическими и психосемантическими средствами. При обработке слова в процессе информационного обмена проявляются, как правило, три компонента внутреннего состояния: референциальная функция, ассоциативный компонент, эмотивный аспект. Обычно они действуют одновременно, влияя друг на друга, создавая тем самым у получателя единый образ. Восприятие и понимание, рождающиеся у получателя, зависят от того, как пользуется языковым элементом отправитель (в нашем случае журналист). Язык более или менее явно отражает господствующую структуру социально-политической власти и неизбежно принимает некоторую точку зрения, т. е. чью-либо сторону [2, с. 111]. Заставить аудиторию или население принять те обозначения, которые устанавливают СМИ или иной коммуникатор – политик, некая субкультурная группа или агент "мягкой силы", – это весьма важный акт социальной власти.
Единицей анализа установлен смыслофакт как понятие, наиболее полно отражающее процесс осознания, понимания, сообщение любой информационной природы, т. е. извлечение смысла из явлений реальной действительности (фактов), удовлетворяющее условию, тем индивидуальным связям слова, которые соответствуют психическим состояниям человека в данный момент. Семантическое поле настоящего, создаваемое средствами массовой информации, имеет определенную временную глубину, включающую "психологическое прошлое", "психологическое настоящее" и "психологическое будущее". Именно здесь посредством слов определенного содержания и эмоциональной окраски модулируются психологические состояния коммуникации и формируются адекватные отношения к тем, на кого направлена скрытая интенция языка СМИ. При этом достигается двойной эффект воздействия: прямой и опосредованный, направленный на массовое сознание аудитории, что, собственно, и является целью воздействующей коммуникации. Примером может служить исследование "языка вражды", осуществленное автором на большом эмпирическом материале с помощью модели "триады враждебности" Кэррола Е. Изарда [3].
Известно, что в процессе онтогенеза вместе со значением слова меняется система психологических процессов, которая стоит за словом. Если на начальных этапах его сопровождает аффект, то на следующем формируются наглядные представления памяти, а на последнем этапе оно основано на сложных системах вербально-логических отношений субъекта с реальностью. Этот механизм используется в технологиях "мягкой силы", но он требует определенного времени, что, с другой стороны, позволяет организовать систему защиты от негативных трансформаций. Цитируя академика Ю. Степанова, считавшего язык "домом бытия духа и пространством мысли", член-корреспондент РАН Ю. Л. Воротников указывает на актуальную задачу "…если язык обустроен, то и бытие наше протекает в благоустроенном доме. Поэтому очень важно, чтобы государство уделяло большое внимание своему государственному языку. Поддержка русского языка… напрямую связана с… вопросами национальной безопасности" [4].
Таким образом, СМИ – это не утилитарные проводники власти, но ее носители, обладатели властных качеств и собственного властного – информационного – ресурса. Благодаря средствам массовой информации, которые обслуживают не только социально-политические, административные, но и PR-коммуникации власти, государственное регулирование сохраняет необходимую вертикаль, поддерживающую иерархичность системы.
Эта зависимость не единственное основание, позволяющее отнести массмедийную систему к критически важным структурам, где критичность понимается как предельная степень защищенности объекта от внутренних и внешних воздействий. По мере повышения информационной сложности ее организации, к которой причастны и СМИ, границы между политической системой и общественной средой размываются, система приобретает свойства поля. Устойчивость сохраняется, во-первых, за счет постоянного изменения параметров порядка (например, языка) в процессе динамической социальной самоорганизации и, во-вторых, в результате внешней гармонизации социальных форм движения относительно политических норм и их вариаций (вплоть до девиаций) по поводу власти.