Рук стоял в сторонке, опершись на рабочую руку Сая Янга, и смотрел, как Никки обнимается со своим прежним бойфрендом. Слишком долго и воодушевленно, по его мнению. Вот теперь он на самом деле пожалел об экскурсии по кампусу. Этот Петар был у него как бельмо на глазу с того самого дня, когда они познакомились, - это случилось прошлой осенью. Рук старался убедить себя в том, что это не иррациональная ревность и не чувство собственничества. Хотя Никки утверждала, что именно так оно и есть. Петар Матич, хорват, был просто бездарной европейской швалью, и Рук не мог поверить в то, что Никки не видит этого. Рук считал этого помощника продюсера полной посредственностью. Хорват работал на съемках ночного шоу "Еще позже", в котором, по мнению Рука, не хватало Джимми Фэллона.Однако Петар вел себя так, будто держал костлявую бледную руку на пульсе ночной жизни города. Рук подозревал, что Петар Матич по ночам держит руку на некоем другом предмете; и с отвращением постарался отогнать картину, возникшую у него перед глазами.
- О, и Джеймс тоже здесь, - воскликнул Петар, наконец отрываясь от Никки.
- Вообще-то меня зовут Джеймсон, - поправил Рук, но Петар, обнимая журналиста и сжимая его плечо, пропустил замечание мимо ушей.
Никки прикоснулась к щеке Петара и сказала:
- Надо же, ты снова отрастил бороду.
- Просто щетина, - возразил Петар. - Сейчас модно.
- Популярно исключительно в Македонии, - буркнул Рук.
Петар, не заметив шпильки, спросил, что привело их в Бостон.
- Решили немного отдохнуть от Нью-Йорка. - Рук обнял Никки за плечи и сказал: - Побыть наедине. Только вдвоем.
- И я подумала, что нужно показать ему наш старый добрый университет, - продолжала Никки. - А ты что здесь делаешь?
- Я тоже отдыхаю, наедине. Но только с самим собой, - хмыкнул он. - Приехал из Нью-Йорка на один день, читаю лекцию на кафедре журналистики и СМИ о будущем ночных ток-шоу.
- У профессора Малкерина? - спросила Никки.
- Ага. Забавно - я по его предмету едва "С" получил, и вот теперь я звезда выпуска.
- Ну что ж, очень приятно было тебя встретить, - сказал Рук, взглянув на часы.
- Мне тоже, Джим. Жаль, я не знал, что вы здесь будете. Мы могли бы втроем пообедать.
- Так давайте пообедаем! - воскликнула Никки. И улыбнулась Руку; взгляд ее говорил: "Так ты хочешь секса в отеле или нет?"
- Отлично, - с вымученной улыбкой пробормотал Рук.
Когда они ехали на такси в "Леннокс", Никки пришлось нарушить тишину.
- Знаешь что, Рук? Ты ревнуешь меня к Петару.
- Не смеши меня.
- У тебя на него зуб, и это видно невооруженным глазом.
- Прошу прощения. Я просто не понимаю, как обед с твоим бывшим укладывается в план РПВРД. Это месть за то, что мой физиотерапевт оказалась мало-мальски привлекательной девушкой?
- Рук, это была модель из "Виктория Сикрет", только без ангельских крыльев.
- А, ты тоже так подумала?
- Твоя ревность бросается в глаза; это уже слишком. Забудь о бывшем бойфренде. Да, Петар пытался подкатить ко мне прошлой осенью, но я это пресекла.
- Он к тебе лез? Ты мне про это не рассказывала.
- А теперь он просто старый друг. - Замолчав, она посмотрела на верхушку башни Прюденшэл и добавила: - Да, у нас по-прежнему РП… как его там. Но, как я вижу, ты после ранения оторвался от реальности, и я хочу тебе напомнить… Петар помог мне раскрыть то дело. Это мой шанс отблагодарить его.
- Заставив меня угостить его обедом?
Она посмотрела в окно и улыбнулась.
- Ничья.
Рук заказал столик в ресторане "Гриль 23" по той простой причине, что если это заведение было достаточно хорошо для Спенсера,то подойдет и для него. Они начали с моллюсков и замечательного калифорнийского шардонне, и обед перестал казаться Руку сущим адом. Пожалуй, можно было сравнить его только с чистилищем. Большую часть времени он улыбался и слушал Петара, который разглагольствовал о себе и собственной важнейшей закулисной роли в шоу - приглашении гостей.
- Скоро я заполучу нам крупную рыбу, - поведал он, понизив голос. - Брэда и Анджелину.
- Ух ты! - воскликнула Никки. - Бранджелина.
- Ненавижу эти клички! - фыркнул Рук.
Петар пожал плечами.
- Никки, а помнишь, как нас называли в университете? Петник.
- Петник! - Она рассмеялась. - О боже мой, Петник.
Рук налил себе вина, размышляя о том, что такого привлекательного находят женщины в неопрятных, нечесаных, заросших щетиной парнях с огромными печальными глазами. Неужели это волшебный эффект неудачника?
После того как перебрали все воспоминания и Хит в пятый раз проверила, нет ли сообщений из участка, Петар отвлекся от собственной персоны и заметил, что Никки очень задумчива. Хит положила на тарелку вилку с кусочком превосходной картофельной котлеты на утином жиру и промокнула губы салфеткой. Тучи, рассеявшиеся было днем, сгущались вновь. Она рассказала Петару о новом повороте в деле об убийстве ее матери, сделав только одну паузу, когда официант убирал тарелки.
К чести Петара, он - впервые за время их знакомства с Руком - слушал внимательно и не перебивал. На лице его появилось выражение печали, как будто перед глазами промелькнули старые воспоминания. Когда Никки закончила, он, покачав головой, сказал:
- Для тебя не существует такой вещи, как забвение, правда?
- Возможно, когда-нибудь я смогу раскрыть это дело. Но забыть? - Она махнула рукой, давая понять, что об этом не может быть и речи.
- Не знаю, как у тебя хватило мужества все это выдержать, Никки. - Он положил руку ей на запястье. - Ты тогда была очень сильной.
Рук сделал знак официанту принести счет.
- Может быть, именно поэтому у нас ничего и не получилось.
Он едва заметно улыбнулся и сказал:
- А не потому, что я тебе изменял?
- Ах, да, - усмехнулась она. - И поэтому тоже.
Когда они поднялись, Никки извинилась и отошла в туалет, а Петар поблагодарил Рука за превосходный обед.
- Ты очень везучий парень, Джеймсон Рук, - сказал он с едва заметным иностранным акцентом. - Не упусти свой шанс, ладно? Я от души надеюсь, что тебе повезет больше, чем мне. Я так и не смог пробиться сквозь ее броню. Может, тебе это удастся. Не сдавайся.
Рук вынужден был признаться себе в том, что с бывшим бойфрендом Никки у него все-таки есть что-то общее.
Несмотря на апрель, воздух за ночь остыл. Воскресным утром они стояли на пустом тротуаре около главного здания Консерватории Новой Англии, где им предстояло встретиться с преподавательницей, Никки наблюдала, как клубилось в воздухе дыхание Рука. Это напомнило ей встречу с Лорен Пэрри в фургоне-рефрижераторе, и она отвернулась, глядя на автобус, кативший по Хантингтон-авеню. Затем оба услышали электронную музыку, потом мужской голос запел в микрофон композицию "Одержимая" из фильма "Танец-вспышка". Они огляделись по сторонам в поисках источника звука.
- Он наверху, - сообщила седая женщина, подошедшая к ним от автобусной остановки. И указала на открытое окно восьмого этажа в многоквартирном доме за общежитием Консерватории.
Чернокожий мужчина в красной рубашке с длинными рукавами, черном кожаном жилете и шляпе пел в микрофон караоке.
- Это Лютер. - Пожилая дама помахала, и Лютер помахал ей в ответ, раскачиваясь и не прерывая пения; усиленный динамиками голос разносился по всей улице. - Каждое утро, когда он меня видит, начинает петь - это его прослушивание. Я говорила ему, что мы не готовим поп-музыкантов, но его это, по-видимому, не смущает.
Профессор Юки Шимидзу протянула руку и представилась.
Они поднялись по истертым мраморным ступеням и вошли в вестибюль через священные деревянные двери.
- Наверное, вы знаете, что Консерватория Новой Англии - национальная достопримечательность, - заметила профессор. - Старейшая частная музыкальная школа в Америке. Нет, я не присутствовала при ее открытии - это только так кажется.
После того как они расписались в книге охранника, профессор Шимидзу сказала:
- Простите, но я просто не могу удержаться. Вы точная копия своей матери. - Старушка улыбнулась, и Никки тоже захотелось улыбнуться. - Можете считать это высшей похвалой, моя дорогая.
- Так оно и есть, профессор. Спасибо.
- Поскольку у меня сегодня выходной, вы не против называть меня Юки?
- А я Никки.
- А меня люди в основном называют Рук, - сказал журналист. - Но я согласен и на Джеймсона.
- Я читала ваши статьи.
- Спасибо, - ответил он.
В глазах женщины мелькнули озорные искорки.
- Я не говорила, что они мне нравятся.
Она подмигнула Никки и повела гостей направо по коридору. Несмотря на свои семьдесят шесть и убеленные сединой волосы, она шагала бодро и живо, и не похоже было, что она знает, что такое выходной.
Они прошли мимо зала для репетиций; на коричневом ковре сидели ожидавшие своей очереди студенты. Разложив вокруг рюкзаки и футляры с инструментами, они слушали айподы. Из-за закрытых дверей гремели страстные раскаты "Болеро". Рук наклонился к уху Никки и с намеком прошептал: "М-м "Болеро"".
Профессор Шимидзу, которая обогнала их на несколько метров, остановилась и обернулась.
- Вы любите Равеля, мистер Рук? - спросила она; со слухом у нее явно все было в порядке. - Почти так же сексуально, как "Танец-вспышка", да?
Старушка провела их вниз, в аудиобиблиотеку имени Изабель Файрстоун, где они устроились в одной из кабинок. Здесь можно было поговорить без помех. Дама снова взглянула на Хит и произнесла:
- Никки, вы стали офицером полиции, верно? Значит, пословица про яблоко и яблоню не всегда правдива.
- На самом деле я сама собиралась выступать на сцене, - возразила Никки. - Поступила в Северо-Восточный, на театральное отделение. Но потом погибла мама.
Профессор Шимидзу удивила ее. Старушка поднялась, подошла к Никки и хрупкими ладонями сжала ее руки.
- У меня нет слов. Мы обе знаем, что ничто не может заполнить эту пустоту.
Рук заметил, что, пока профессор возвращалась в свое кресло, Никки моргнула, смахивая слезу с ресниц. Поэтому он сам начал разговор:
- Профессор, давайте вернемся к нашей, так сказать, яблоне.
Шимидзу обернулась к Никки.
- О эти писатели!
- Вы считаете, что ее мама была многообещающей пианисткой?
- Я хочу поговорить о ней не только как о своей ученице, Джеймсон. Цель этого учебного заведения - не просто штамповать музыкантов. Это музыкальная школа и в то же время особое сообщество. Мы поощряем сотрудничество и рост. Рост артистического мастерства, совершенствование техники и, что самое важное, личностный рост. Все это взаимосвязано, если человек хочет стать мастером своего дела. - Пожилая преподавательница обернулась к Никки. - Если в двух словах, ваша мать достигла в этих трех аспектах очень многого. Таких выдающихся студентов я видела в своей жизни очень мало - и как ученица и как преподаватель. - Она выдержала театральную паузу и продолжила: - Разве похоже, что я пытаюсь вешать вам лапшу на уши?
Хит и Рук рассмеялись, но профессор оставалась серьезной.
- Однако ваша мама поставила меня в тупик, Никки. Она училась, практиковалась, она задавала вопросы, экспериментировала, а потом снова училась и снова практиковалась… Она думала только о своей страсти, о своей мечте - стать концертной пианисткой, одной из лучших в мире. Я знала, что она этого добьется. На факультете заключали пари насчет того, когда "Deutsche Grammophon"предложит ей первый контракт.
- И что произошло? - спросил Рук.
- Вопрос неверный. Нужно спросить: "Какого черта произошло?" - Женщина посмотрела на Никки и продолжала: - Вы тоже не знаете, да?
- Именно поэтому мы и приехали к вам.
- Конечно, мне раньше приходилось такое видеть. Однако обычно причиной бывает алкоголь или наркотики, измена любимого мужчины, выгорание, страх перед сценой, душевное расстройство. Но ваша мать после окончания консерватории просто поехала в Европу на каникулы и… - Профессор подняла руки и уронила их на колени. - Безо всяких причин. Очень жаль.
Рук нарушил молчание:
- Она была настолько талантлива?
Профессор улыбнулась.
- Судите сами.
Она развернулась к консоли и включила телевизор.
- Погасите свет, пожалуйста, - попросила она.
Рук выключил освещение и, подвинув кресло, сел рядом с Никки перед экраном. Возникли дрожащие, зернистые кадры, снятые на шестнадцатимиллиметровую пленку и много лет назад переведенные на видеокассету. Раздались аплодисменты, и молодая профессор Юки Шимидзу с черными как смоль волосами, в синтетическом брючном костюме, поднялась на сцену. Появились субтитры: "Концертный зал имени Келлера,22 февраля 1971 года". Юки прошептала:
- Любой может барабанить Бетховена; эффектная музыка скроет недостатки исполнения. Я - выбрала этот отрывок из-за его простоты, чтобы вы увидели ее во всем блеске.
- Добрый вечер, - произнесла профессор на экране. - Сегодня у вас появилась редкая возможность. Два наших самых выдающихся студента, Леонард Фрик, виолончель, и Синтия Троуп, фортепиано, исполняют "Павану, опус пятьдесят" французского композитора Габриэля Форе.
Услышав девичью фамилию матери, Никки наклонилась вперед; в кадре появился невероятно костлявый юноша с виолончелью, огромными бакенбардами и копной курчавых волос. Затем камера развернулась к Синтии в черном платье без рукавов, с рассыпавшимися по плечам темными волосами. Хит закашлялась. Руку показалось, что он видит двойника.
Фортепиано зазвучало величественно, медленно, мягко, жалобно; тонкие руки и длинные пальцы Синтии порхали над клавишами, словно покачиваясь на волнах, затем к фортепиано присоединилась виолончель, гармонично вплетаясь в мелодию.
- Еще одна деталь, и я умолкаю, - обратилась к ним Юки. - Музыка написана для хора, но в этой аранжировке роль хора исполняет фортепиано. Просто поразительно, как ей это удалось.
Шесть минут они сидели, зачарованные, глядя на экран, слушая, как мать Никки - которой тогда было всего двадцать лет - создавала гармоничный фон для жалобно певшей виолончели. Синтия слегка раскачивалась в такт музыке - она была в своей стихии. Внезапно нежное начало сменилось драматическими нотами, повествующими о горе, трагедии, борьбе. Руки Синтии, прежде парившие над клавишами, теперь наносили сильные удары, наполняя концертный зал бурными, воинственными раскатами, плавно переходящими в мелодичный танец. Ее исполнение полностью раскрывало замысел композитора: подняться над мелодрамой и выразить родственное ей, но более сложное чувство - меланхолию. В финале пальцы пианистки извлекали из инструмента нежные, робкие ноты, которые зритель даже не слышал, а скорее чувствовал всем телом. Виолончель смолкла, и Синтия заканчивала фрагмент одна; ее игра вызывала в воображении пушистые снежные хлопья, мягко падавшие на замерзшие ветви.
Загремели аплодисменты, мать Никки и виолончелист поднялись и поклонились публике. Рук обернулся к Никки, ожидая увидеть блестящие на щеках слезы. Но нет, это было бы мелодрамой. Ее реакция была под стать настроению матери во время исполнения - меланхолия. И тоска.
- Хотите послушать дальше? - спросила профессор.
- Да, пожалуйста, - ответила Никки.
Концерт продолжался; дуэт превратился в трио - к исполнителям присоединилась другая студентка со скрипкой. Хит и Рук отреагировали одновременно. Рук воскликнул:
- Остановите!
Никки крикнула:
- Нет, не надо останавливать! Паузу! Можете сделать паузу?
Профессор Шимидзу нажала на кнопку "пауза", и изображение скрипачки замерло - она как раз подняла инструмент и взмахнула смычком, и они увидели небольшой шрам с внешней стороны запястья.
- Это она, - проговорил Рук, озвучивая то, что уже поняла Никки. - Эта скрипачка - неизвестная женщина, найденная в чемодане.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Скорый поезд "Acela Express" мчался к Пенсильванскому вокзалу; Рук смотрел в окно, на белых цапель, которые ловили рыбу на соляном болоте на побережье Коннектикута.
- Боже мой, скажи хоть что-нибудь, - заговорила Хит.
- Что значит "скажи хоть что-нибудь"? - Он устремил взгляд на островки архипелага, рассыпанные по морю до самого горизонта; на некоторых виднелись величественные особняки, пустившие прочные корни в эти каменные глыбы, окруженные водой.
Более ста лет назад миллионеры из Нью-Йорка и Филадельфии в поисках уединения и покоя настроили на гранитных островах "летних коттеджей", как они их называли. Пролив Лонг-Айленд служил им аналогом средневековых рвов, окружавших большинство замков. Островки, оторванные от окружающего мира, напомнили Руку вчерашние слова Петара насчет "брони" Никки. Он покосился на нее.
- Мне кажется, что от самого Провиденса я только и делаю, что болтаю. Ты действительно хочешь еще раз выслушать мою теорию насчет того, почему "Болеро" Равеля - такая сексуальная музыка, что, услышав ее, сразу хочется срывать с себя одежду и мчаться в спальню?
- Рук.
- Честно, это самое эротичное музыкальное произведение на свете. Ну, может, кроме песни "Не лезь к моей девчонке".
- Ты меня с ума сводишь! Можешь просто высказать то, что у тебя на уме, и все. Если бы ты не вытащил меня в Бостон, мы никогда бы этого не узнали. - Телефон Никки завибрировал - это был Каньеро. - Отлично, - произнесла она и набросала несколько слов в блокноте. - И вот наглядное тому подтверждение. Только сегодня утром мы установили, что нашу неизвестную жертву зовут Николь Бернарден, а Тараканы уже выяснили, где она живет. Ее дом находится на Пейсон-авеню, рядом с Инвуд Парком. Они едут туда.
- Тараканы не знают, что такое воскресенье.