– Это тебе только кажется, дорогая, – успокоила ее Маренн. – Повреждения кишечника, по счастью, удалось избежать, инфекция его не затронула. Само воспаление блокировано антибиотиками. Операцию ты провела отлично. Шов не воспален, я проверяла сегодня. Так что теперь – только терапия. Терпеливая и настойчивая борьба с заражением до полного его истребления. Никаких осложнений у сержанта не наблюдается, и это хорошо. Так что возвращайся к пациентам, а я постараюсь выяснить что-нибудь о Томе по своим каналам. – Она наклонилась, поцеловала Натали в лоб и улыбнулась: – Вот уж никогда не думала, что ты влюбишься в американца.
– Я и сама себе удивляюсь, мама, – призналась Наталья. – Потому и не готова пока к серьезным отношениям. Временами мне хочется сбежать отсюда. Вернее, от Тома…
– Вот этого делать как раз не нужно. Я знаю, девочка моя, – Маренн присела рядом, – что ты просто боишься впустить кого-то в свою жизнь. Этот комплекс недоверия выработался у тебя от прежней, советской жизни. Но надо научиться слушать свое сердце, доверять ему. Если есть взаимное чувство и желание быть вместе, все остальное со временем наладится. Вам с Томом ничто не мешает соединиться, а это, поверь, большая редкость в нашей жизни. Детей у него нет, бывшей жены теперь – тоже. Нет даже родителей, которые по каким-либо причинам могли бы воспрепятствовать вашему браку. Никого нет! Только ты. А этого больше чем достаточно, чтобы чувствовать себя уверенно.
– К сожалению, есть еще Вьетконг, мама.
– Ну, с вьетконговцами работает не один только Том, – рассмеялась Маренн. – Тут ими целая армия занята. И рано или поздно эта война обязательно закончится. Независимо от того, получит ли Южный Вьетнам независимость или нет, соединится он с Северным или нет. Для нас с тобой главное – чтобы как можно больше наших солдат и офицеров вернулись домой живыми и, желательно, еще и невредимыми. В том числе Том. А уж политики пусть себе потом торгуются дальше, нас их дела не должны касаться.
– Ты теперь называешь американцев "нашими"? – изумленно взглянула на нее Наталья.
– А что мне остается, – Маренн с улыбкой поднесла палец к звездам на своем воротнике, – если сам президент Эйзенхауэр призвал меня на службу? Впрочем, – она вздохнула, – американцы и раньше были мне весьма близки. Я ведь, если помнишь, более десяти лет прожила в Чикаго. И именно там получила образование, досконально освоила свою нынешнюю профессию. Да и американскую фамилию я носила, пожалуй, большую часть своей жизни. Из-за чего в Третьем рейхе многие недоброжелатели даже называли меня "Американкой". К тому же я удочерила осиротевшую американскую девочку Джилл. Так что, Натали, с Америкой меня связывает очень многое. Впрочем, как и с Англией. О Франции, Германии и Австрии уже молчу.
– Тебе выпала очень интересная жизнь, мама, – прижалась Наталья к Маренн.
– У тебя теперь тоже ничуть не скучнее, – Маренн погладила ее по волосам. – Только вот не знаю, хорошо ли это. К сожалению, за прошедшие почти полвека, начиная с четырнадцатого года, то есть с Первой мировой войны, я так и не нашла ответа на этот вопрос. И до сих пор не знаю, хорошо ли сложилась моя жизнь или надо было жить по-другому. Так, как большинство женщин.
– Мама! – всплеснула руками Наталья. – Как ты можешь говорить о себе такое?! Чья же еще жизнь заслуживает большего уважения и восхищения, если не твоя?!
– Со временем ты тоже задашь себе такой вопрос, Натали, – грустно произнесла Маренн. – Просто пока ты еще слишком молода для него. Ты влюблена, вокруг много мужчин, которые стреляют, запускают ракеты, швыряются напалмом… Все это невольно завораживает.
– Мама, ты забываешь, что я уже видела войну! И там стреляли не меньше.
– Но там ты чувствовала себя чужой, насколько я помню. А здесь все свои. И твои усилия принимаются здесь с должными почтением и уважением, без былых подозрений. Ладно, иди к своим подопечным, – добавила она уже с улыбкой. – Они ведь все тебя ждут, все смотрят на тебя влюбленными глазами. Когда-то Йохен говорил мне, что из-за такого обилия мужского внимания можно сойти с ума от ревности. Целый госпиталь влюблен только в тебя! Том еще не осознал этой опасности?
– Нет, наверное. Со мной, во всяком случае, ни разу на эту тему не говорил.
– Просто его пока отвлекает Вьетконг. Но скоро, поверь, и он сообразит, что целый госпиталь морпехов и десантников, неотрывно наблюдающих за каждым твоим шагом и требующих твоего внимания, – серьезное испытание для чувств.
– Мама, ты же знаешь, я никому не даю повода.
– Я тоже не давала. Однако выговоры между тем получала регулярно. Не от начальства. От тех мужчин, которых любила.
– Но ведь это лишь подчеркнет, что он ко мне неравнодушен!
– Вот ты сначала выслушай хотя бы один подобный упрек, – засмеялась Маренн, – а потом поделишься со мной, понравился он тебе или нет.
32
Прошли два дня. Прошел третий. Но майор Роджерс все еще не вернулся. Вертолет ежедневно вылетал в назначенное время к условленному месту встречи, однако всякий раз возвращался без майора и его товарищей. На связь Том не выходил, ибо та была запрещена. Он просто исчез. Никто о нем ничего не знал.
– Возьми себя в руки, Натали! Твой долг – помогать раненым! – Маренн повернула Натали лицом к себе, вытерла ее слезы. – Запомни раз и навсегда: что бы ни случилось, ты должна выполнять свой долг!
– Я не могу, мама, – снова всхлипнула Наталья. – Я ничего не вижу, ничего не понимаю. Я не могу думать ни о чем другом, кроме как о судьбе Тома.
– А должна думать о тех, кто нуждается в твоей помощи в первую очередь и в данный момент! Иди и немедленно займись делом! – Маренн поправила на Наталье халат и шапочку. – Сегодня у тебя шесть операций, из них три – полостные.
– Я не смогу их провести.
– Сможешь! Иди. А я тем временем постараюсь что-нибудь выяснить о Томе. Обещаю. Кстати, я тебе говорила, что Джилл учит вьетнамский язык? – сказала она, желая отвлечь Наталью от тягостных дум. – Хочет приехать сюда и работать здесь переводчицей.
– Надеюсь, она шутит, – рассеянно произнесла Наталья.
– Я тоже на это надеюсь. Просто Джилл очень скучает без нас. Ей надоела спокойная работа в МИДе, и она вдруг вспомнила, что родилась в Чикаго. Вот и захотела принести хоть какую-то пользу родной стране.
– Джилл на войне? Этого нельзя допустить, мама!
– Я постараюсь. Иди к пациентам, дорогая.
33
– На самом деле, я не уполномочен обсуждать с вами подобные вопросы, мэм, – начальник разведотдела армии генерал-лейтенант Стенли Дэвидсон внимательно посмотрел на мадам Мари. – Но поскольку президент лично гарантировал мне, что вам хорошо известны правила нашей работы и что вы заслуживаете доверия, я, так и быть, открою вам кое-какие детали. Присаживайтесь. – Он указал женщине на кресло, стоявшее напротив его рабочего стола. – Сок лайма? Кофе?
– Благодарю, сэр, не откажусь, – благосклонно кивнула Маренн.
– Джимми, принесите и то, и другое, – приказал генерал помощнику. И продолжил, когда тот удалился: – Видите ли, мэм, на сегодняшний день мы тоже не имеем от майора Роджерса никаких сведений. Но одно из условий его задания состоит как раз в том, что вернуться он может, только его выполнив. До исхода операции все контакты с посторонними ему запрещены. Если майора до сих пор нет, значит, задание им все еще не выполнено.
– А если его уже нет в живых? Такие варианты вами не рассматриваются? Благодарю, – она мельком взглянула на помощника, поставившего перед ней сок и кофе.
– Конечно же рассматриваются, – спокойно ответил генерал. – И даже установлен конечный срок возвращения группы майора Роджерса в дивизию. По истечении этого срока мы должны будем отправить на то же задание другого подготовленного человека.
– Что именно должен сделать майор Роджерс, я могу поинтересоваться?
– Скажем так… – задумчиво проговорил после паузы генерал. – Он должен убрать несколько весьма заметных фигур из окружения Зиапа. Такой ответ вас устроит? Большего, извините, сказать не могу. Несмотря даже на расположение к вам президента. Надеюсь, вы меня понимаете, мэм?
– Более чем, генерал. Однако могу я узнать хотя бы дату обозначенного вами конечного срока, после которого мы должны будем понять, что возвращения майора Роджерса ждать уже не стоит?
– У майора в запасе еще семь дней, мэм.
– Благодарю за информацию, сэр. Не смею больше отнимать у вас время. – Маренн встала.
Генерал тоже поднялся и, когда посетительница уже направилась к выходу, негромко сказал:
– Он жив, мэм. Можете пока не волноваться. Посвящаю вас в наши секретные агентурные сведения против всех правил. И не по просьбе президента. Просто когда-то мой старший сын был ранен в долине Счастливая, и ему хотели отнять ногу. Но вы его спасли, мэм. Сейчас он дома и уже учится обходиться без косылей. Моя жена каждый день молится за вас. А майор Роджерс жив, я говорю вам правду. Просто у него возникли некоторые сложности с выполнением задания. У Зиапа оказалась очень мощная охрана, она блокирует все подходы к лидеру. К тому же там много большевистских советников, которые знают свое дело не хуже наших. Но я уверен, что Том справится с заданием. И вернется к вам. К вам и к вашей дочери, насколько я в курсе, – улыбнулся Дэвидсон.
– Вы не ошибаетесь, сэр: возвращение майора Роджерса важно в первую очередь для моей дочери, – кивнула Маренн. – Примите мою огромную признательность за вашу искренность. И передайте от меня привет жене. А сыну желаю скорейшего выздоровления. Пусть не забывает выполнять все мои рекомендации.
– Обязательно передам, мэм. Еще раз спасибо вам за сына. Я напишу жене, что лично встречался с вами, и передам ваши пожелания дословно. Вы – наш светлый ангел, как говорил президент Линкольн. Ангел всей нашей армии.
– Не преувеличивайте, сэр, – чуть смущенно улыбнулась Маренн. – Хотя не стану скрывать: мне приятно слышать похвальную оценку своего скромного труда. И пусть мои слова не покажутся вам напыщенными: каждое выздоровление, каждая победа над смертью для меня и сегодня важны точно так же, как в самом начале карьеры.
– Я знаю, что вы начинали свою карьеру в Чикаго.
– Верно.
– Америке есть кем гордиться.
– Ей есть кем гордиться и без меня, – снова улыбнулась Маренн и поклонилась, прощаясь.
– Как только майор Роджерс вернется, я сразу отправлю его к вам, – пообещал Дэвидсон вдогонку.
34
– Мэм, к вам прибыл майор Роджерс, – доложил дежурный санитар. – Впустить?
– Майор Роджерс? – переспросила Маренн, нехотя оторвав взгляд от ренгеновского снимка. И тут же встрепенулась: – Да, да, конечно, конечно.
Она вышла из-за стола. За окном уже опустилась очаровательная сайгонская ночь. Через открытое окно доносилось кваканье лягушек в пруду. Здесь, во Вьетнаме, их называли "повелительницами неба", поскольку вслед за их "ква-концертом" начинался дождь.
– Мэм, прошу прощения, что отрываю вас от дел…
Маренн оглянулась. На пороге стоял высокий, атлетического сложения молодой мужчина. Светлые волосы слегка взъерошены. На загорелом до черноты лице – ясные светло-серые глаза. На щеках – щетина трехдневной, наверное, давности. В первый момент Маренн показалось, что пришел ее Штефан, только заметно повзрослевший, и у нее замерло сердце. Да, теперь она поняла, почему выбор Натали пал именно на этого парня. В руках ночной гость держал букет розовых лотосов.
– Мэм, могу я увидеть мисс Натали? – спросил Том, отдав честь звездам бригадного генерала, пусть и медицинской службы, на воротнике встретившей его женщины.
– Она ждала вас, Том, входите. – Маренн прикрыла за ним дверь. – Мы все ждали. Натали сегодня целый день оперировала и очень устала. Да еще и переживала за вас круглосуточно. Вот я и дала ей успокоительное. Она сейчас спит…
– Мне зайти позже, мэм?
– Ну что вы, почему?! – От внимания Маренн не ускользнуло, что Том мгновенно расстроился. – К тому же такие красивые цветы принесли! Думаю, их надо вручить Натали как можно скорее. Она здесь, Том, в соседней комнате. Полагаю, вам даже будить ее не придется – проснется сама, едва почувствовав ваше присутствие. – Маренн приоткрыла дверь в смежную комнату: – Пройдите, Том. Не стесняйтесь. Я не буду вам мешать.
35
Наталья почувствовала, как ее щеки коснулось что-то мягкое.
– Штефан… – нежно произнесла она, просыпаясь.
Открыла глаза. Рядом с ней сидел Том. На подушке лежали пять розовых лотосов, чьи лепестки и разбудили ее.
– Том? Том?! – она приподнялась на локте. – Или я все еще сплю?
– Да, это я.
– Боже, Том! Я уже отчаялась когда-нибудь дождаться тебя! – Наталья отбросила с лица волосы, счастливо улыбнулась. – Зарос весь… Почему не побрился?
– Не успел, док. Только прибыл с докладом в штаб, как генерал Дэвидсон заторопил меня: поезжайте, говорит, майор, скорее к мисс Голицин, а то она с ума сходит от беспокойства. Вот я сразу сюда и помчался.
– Ну, не так уж сильно я с ума и сходила, – она смутилась. – Генерал преувеличил.
– Я уже понял.
Наталья взяла в руки цветы.
– Спасибо, Том. Опять рвал под прикрытием "ганшипов"?
– Все ради тебя, док.
– Вот кто из нас сошел с ума, так это ты.
– Поцелуешь меня, несмотря на щетину? – наклонился он к ней. – И кто, кстати, этот Штефан, которого ты ждала?
– Я не ждала…
– Ты произнесла его имя, когда проснулась.
– Я?! – Наталья помрачнела. – Штефан – это погибший сын мадам Мари. Я рассказывала тебе о нем. Странно, что я назвала его имя. Вроде не снился… К тому же я давно уже думаю только о тебе. – От конфуза она даже боялась поднять на Тома глаза.
– Тебя извиняет только то, что он давно погиб. – Том поцеловал ее в губы, те лишь слабо шевельнулись в ответ. – Ты все еще спишь, док? – Он попытался заглянуть ей в глаза. – Или просто бесполезно бороться с памятью? – Пальцы, сжимавшие ее плечо, разжались.
Наталья испугалась.
– Я борюсь с ней, Том, честно, – сказала чуть слышно, по-прежнему не глядя на него. – Просто он не от пули погиб. Он сгорел в танке и рассыпался в прах прямо в моих руках. Как та девочка, испепеленная напалмом…
– Ясно. – Том встал, выпрямился, одернул мундир. – Собственно, док, я зашел лишь поприветствовать тебя. Мне пора возвращаться в штаб, прости. Мы с отрядом скоро снова выходим в рейд, так что если хочешь – закругляйся тут и отправляйся с нами. А если нет – подыщи, будь добра, себе замену.
– Том! – Наталья вскинула на него полные слез глаза, лотосы выпали из ее рук.
Но он уже вышел в соседнюю комнату.
Наталья услышала, как Том попрощался с мадам Мари ("Всего доброго, мэм"), как потом за ним захлопнулась входная дверь. Она уткнулась в подушку и разрыдалась.
– Что случилось, Натали? – подошла к ней Маренн.
– Мама! Он ушел, мама!..
– Я видела. Но почему? – Маренн наклонилась, подобрала с пола цветы, поставила их в вазу.
– Мама, я назвала его Штефаном, и он все понял! – Наталье повернула к ней совсем по-детски зареванное лицо.
– Что понял? – спокойно спросила Маренн, присаживаясь на стул напротив ее кровати.
– Что, кроме Штефана, мне никто больше не нужен! Что мне делать с этим, мама?! – Плечи Натальи вновь содрогнулись от рыданий, и Маренн быстро подсела к ней, обняла, прижала к себе.
– Я не верю, что Том мог так подумать, – успокаивающе гладила она Натали по волосам. – Он должен был понять…
– Я не смогла объяснить! Я не умею объяснять, мама…
– Я тоже не умела. В молодости. – Маренн тяжело вздохнула. – И тоже очень страдала из-за этого. – Она отстранила Наталью, заглянула в ее уже опухшие от слез глаза. – Ты хочешь, чтобы Том вернулся?
– Да, мама, очень! – вскричала Наталья и снова залилась слезами. – Но теперь уже ничего не исправить! Он даже намекнул мне, чтобы я искала себе замену для их отряда!
– Относительно замены я с ним как раз согласна: не хочу, чтобы ты ходила по джунглям и подвергала свою жизнь опасности. Встречаться с Томом ты можешь в конце концов и здесь, в Сайгоне. Благо после каждого рейда всем солдатам и офицерам предоставляется отпуск, который они тут в основном и проводят…
– Он больше не вернется ко мне, мама!
– Ты сама-то веришь в это? – Маренн заботливо промокнула слезы Натальи своим платком. – Разве могут взаимные чувства и тем более любовь разрушиться от одной нелепой оговорки? А куда Том отсюда пошел, кстати? Он не сказал?
– Сказал, что в штаб.
– Солгал. Мне звонил генерал Дэвидсон. Сказал, что отпустил майора к тебе до завтрашнего утра.
– Ну тогда, значит, отправился в какой-нибудь бар… – Наталья постепенно успокаивалась: недавние рыдания сменились слабыми всхлипами, но и те раздавались все реже.
– Ты догадываешься, в какой именно?
– Да. Но я туда не пойду! – гордо заявила Наталья и отвернулась к стенке.
– Как же ты на меня похожа, дочка! – улыбнулась Маренн. – В твоем возрасте я тоже считала, что на всем свете я одна такая – не способная признаться в своих чувствах. Мне казалось, что я не смогу достучаться ни до Отто, ни до Йохена… Не смогу объяснить им, насколько они важны и дороги мне. Оказывается, и ты не умеешь. Как и Джилл, впрочем… Ладно, хватит хныкать, – она рывком развернула Наталью к себе, – и быстро скажи мне, какой бар у тебя на примете! Я пойду туда сама.
– Мама, прошу тебя, не надо! – Наталья испуганно схватила ее за руку. – Я не хочу, чтобы…
– А я не хочу, чтобы ты навсегда осталась одна! – Маренн решительно отстранила ее и поднялась. – Тем более из-за моего Штефана. Я не хочу, чтобы мой сын превратился в моих глазах в монстра, разрушившего твою жизнь.
36
Оставив джип за углом, Маренн прошла по грязной, усеянной окурками улице, сплошь состоявшей из баров: они тянулись по обеим сторонам и были битком набиты американскими солдатами и местными проститутками. Со стороны казалось, что проституток в Сайгоне больше, чем когда-то вообще было населения. "М-да, американцы умеют проводить время с размахом", – иронически подумала Маренн.
Возле баров сновали грязные и оборванные вьетнамские дети – клянчили у прохожих деньги и жвачку. Они же работали зазывалами. Бросались к проезжавшим по пыльной улице джипам, прыгали на подножки, цеплялись за дверцы и наперебой голосили:
– Класьный сювак, ти хотеть бум-бум? Идти со мной! Два доллар!..
Наконец Маренн увидела вывеску "Принц" – название заведения, в котором, как призналась в ходе ее "допроса" Натали, мог сейчас находиться майор Роджерс.
Отдернув бамбуковую занавеску, Маренн спустилась по ступенькам в зал и осмотрелась…