– Там будут аспиранты из нашей группы. Они приехали из разных стран, есть из Германии, Америки, Польши, все учат русский язык и литературу, общаются с преподавателями по теме диссертации.
– А твоя диссертация о чем?
– Я изучаю эпоху Екатерины Второй, период Просвещения, – гордо ответил Ли Юн.
– Надо же, – восхитилась я, – не каждый русский аспирант станет писать работу на эту тему.
Мы подошли к кафе с поэтичным эстонским названием "Виру", любимому месту студентов института. Судя по количеству курящих у входа, вечеринка была в самом разгаре. "Привет, привет!" – раздалось сразу несколько голосов. Я вглядывалась в юные лица и ловила на них отсвет своей студенческой молодости, времени, когда я была беззаботна и верила, что впереди только самое лучшее. Как пелось в детской старой песне: "Только небо, только ветер, только радость впереди".
В помещении мы протиснулись через толпу разгоряченных тел к свободным местам на угловом диванчике. Сидеть на нем было неудобно, видимо, потому эти места никто не занимал. Вокруг нас кипело веселье, звучали тосты на разных языках, где-то вспыхивала песня.
– Можно спросить? – Ли Юн обратился ко мне, глядя поверх бокала с напитком.
– Да, – отозвалась я, и мое сердце почему-то забилось сильнее.
– Вы всегда работаете в библиотеке?
– Нет, – разочарованно буркнула я. – Я по специальности экономист. Проработала пять лет в фирме, продающей запчасти для сельхозтехники. Начинала работать, когда еще училась в институте. А потом поняла, что мне это скучно. И ушла с работы.
– Как это? – поразился Ли Юн.
– Просто взяла и ушла. Меня больше интересуют люди, чем железки. – Заметив непонимающий взгляд Ли Юна, я добавила: – Кажется, я поняла, чем хочу заниматься…
– И что это? – переспросил он с доброй усмешкой.
– Не смейтесь! У меня мама работает в гимназии, там нет преподавателя английского языка. В нашем роду все были учителями, начиная с прапрадеда, директора земской школы. А его отец, дьячок, наставлял сельских учеников грамоте по псалтыри. Я же закончила английскую спецшколу, потом много разных курсов, могу преподавать. Надо просто продолжать семейную традицию, вот и все. И как я раньше не додумалась!
Ли Юн кивнул:
– В Китае вас бы похвалили. Продолжение семейных традиций – очень благородно.
Почему-то я смутилась. Уж очень внимательно посмотрел на меня Ли Юн, внимательно и немного насмешливо.
– Как мне обращаться к вам, – спросила я в ответ и совсем невпопад, – Ли или Юн?
– Можно Юн. – Он дернул себя за челку. – И на "ты" тоже можно.
– Расскажи мне о себе, – попросила я, заметив, как загорелись знакомые искры в его глазах.
– Я родился и вырос в Пекине, учился в школе-интернате. Моя мама – доцент Пекинского университета. И вот я учился, учился, стал аспирантом. У меня отец и мама с бабушкой. Дедушка умер пять лет назад.
– А хобби у тебя есть? – В Ли Юне меня интересовало буквально все.
– С шести лет я играю в футбол. Мой отец – заядлый болельщик. Поэтому, когда я впервые попал в Москву, я сразу же пошел на футбольный матч. Играла команда "Зенит" – мне понравилось. В детстве мы играли с отцом в футбол каждую субботу. Рядом с нашим домом находится школа, а там спортивная площадка. Мы перелезали через забор и играли на ней.
– Значит, ты спортсмен? А как же боевые искусства? Ими же все в Китае владеют или нет?
Он улыбнулся:
– У нас все меньше детей выбирают у-шу. Больше интересуются футболом. А еще, я люблю играть на рояле. Я поздно начал учиться музыке – в десять лет, но учился долго. И играю для себя, для своей радости.
Этот молодой человек вызывал у меня все больший интерес.
– А почему ты выбрал русский язык и литературу?
– Так получилось. Чтобы поступить в университет, надо сдать один экзамен. И только один этот экзамен решает будущее человека. Сначала поступающий заполняет анкету, где пишет свои пожелания, что бы он хотел изучать. А после экзамена уже руководство университета определяет, где он будет учиться. Это как выигрыш в казино. Если честно, я не хотел изучать иностранные языки, тем более русский. Все же история увлекает меня больше. Ты согласна, что история – это единственное, что может соединить прошлое, настоящее и будущее?
Я кивнула. И прежде чем я успела опомниться, с моих губ сорвался вопрос:
– А девушка у тебя есть?
– Сейчас нет, но была. Она воспитательница в детском саду. – Ли Юн чуть слышно вздохнул.
– Жалеешь о девушке?
– Нет. Да. Нет. – Однозначного ответа я не получила.
Музыка загремела на десятки децибел громче, поэтому задушевный разговор прервался.
Мы еще немного посидели на ужасно жестком и одновременно скользком диванчике, пожали множество рук, отсалютовали "С днем рождения" в ответ многим сияющим от радости людям и решили, что на сегодняшний день развлечений достаточно.
На улице было пронзительно тихо. Мы прошли несколько метров в молчании, вслушиваясь в звуки ночного города.
– Мне нравятся девушки задушевные и теплые – такие, в обществе которых я чувствую себя уютно, – вдруг сказал Ли Юн. – Я не люблю холодных красавиц. – Он остановился и заглянул мне в глаза. – Облик отражает душу.
От этих слов у меня вдруг защипало в носу, и мне захотелось плакать. Были ли это запоздалые слезы сожаления о прошлой ушедшей любви? Или слезы надежды на новую любовь, которую я жду и не могу дождаться?
– Давай прощаться, мне в ту сторону. – Я махнула рукой в направлении, охватывающем весь северо-восток Москвы. – А тебе на метро, туда. – И моя рука, как сумасшедшая стрелка компаса, вытянулась в противоположную сторону.
– Да-да, – поспешно согласился Ли Юн. – Тебе пора, уже поздно. Увидимся завтра в библиотеке?
– Угу, – буркнула я, стараясь совладать с охватившими меня непонятными чувствами.
Такого со мной еще не было. Я не могла понять людей, с упоением расписывающих прелести любви с первого взгляда. Все эти сравнения с озарением, вспышкой, с обморочным состоянием казались мне вымышленными или взятыми из книг. Да и сейчас, в ту самую минуту, когда я поняла, что сама стала жертвой этой пресловутой любви с первого взгляда, я ощущала совсем не то, о чем мне доводилось слышать. Это был ожог, боль, удар. Я прислонилась к стволу одного из старых кряжистых кленов, росших ровной линейкой вдоль улицы, по которой я шла, и попыталась перевести дух. Дерево заботливо склонило надо мной свои узловатые лапы. Было так больно, словно мою грудь пронзило острое копье. Или я сама наткнулась, как пел БГ, "горлом на плеть". Неужели это чувство можно назвать любовью? Скажи мне днем раньше, что я буду стоять ночью у старого дерева на пустой улице и корчиться в таких муках, ни за что бы не поверила. Но был в этой боли сладкий привкус – мне казалось, что я знала этого молодого человека всю жизнь, даже дольше.
Ночь я провела почти без сна, блуждая в Сети. Книга с прекрасным поэтичным названием "Сон в красном тереме" значилась на "Озоне" в списке ожидания, в который я с удовольствием записалась. Задав в параметрах поиска слово "Китай", я барабанила пальцами по столу с таким нетерпением, словно от того, найдется ли рекомендованная китайская классика или нет, зависела моя судьба. Вспомнился Ли Юн, искры в его черных глазах, белозубая улыбка, точеные скулы, "рваная" челка… Просмотрев множество ссылок и почти ничего не запомнив, я выключила компьютер и моментально уснула. В эту ночь мне ничего не снилось.
Утром в библиотеке я первым делом внедрилась в институтскую базу данных. Что именно я искала, я не знала, но исправно написала в строке для ключевых слов "китайская цивилизация". Я не могла внятно объяснить себе, почему я это делаю. Словно кто-то невидимый руководил моей волей и моими действиями, а я была послушным орудием этого невидимого диктатора.
Древний компьютер покряхтел и первой в списке выдал ссылку на библиотечный фонд: "Воспоминания придворного алхимика". Книга нашлась в дальнем углу библиотеки на ветхом стеллаже, на самой верхней полке. Каким ветром занесло книгу, изданную в 1905 году, "из собрания кн. Горчакова", как гласил экслибрис, в библиотеку педагогического института? Я с трепетом перебирала хрупкие, ломкие страницы, вглядывалась в странный шрифт с ятями, предчувствуя, что стою на пороге огромных перемен в своей жизни.
Как назло, сегодня в библиотеке толпилось как никогда много студентов, приходили лаборанты и преподаватели, у меня не было ни одной свободной минуты. К обеду поток посетителей наконец иссяк, и я смогла немного перевести дух. Когда я погрузилась в чтение старинной книги, я уже не могла оторваться, настолько захватывающим было ее содержание. Захватывающим и неожиданным.
"…Император издал указ: всем придворным магам и ученым мужам надлежит приступить к поискам эликсира бессмертия. Мой отец, бывший придворный министр Бо Цзиншан, не исключение. Он давно отошел от дел государственных, удалился в свое поместье и занялся науками.
Он собирает библиотеку, пишет стихи, играет в шахматы, наслаждается чаем, возжигает благовония, коллекционирует камни, старинные предметы, ученые книги. Для него нет ничего приятнее, чем читать свиток в окружении облаков благовонного дыма или попивать чай, играя со мной в шахматы.
Призвав опытных и изобретательных мастеров, отец придумывает чудесные вещи, многие из которых используются в хозяйстве у нас в усадьбе. Есть также прекрасные приспособления для нашего комфорта в доме и в саду. Услышав императорский указ, отец не спешит расстаться с наиболее интересными для себя идеями. Более того, вчера вечером, когда я играла в саду на цине, отец задумчиво промолвил: "Поиск и создание эликсира бессмертия – сколько найдется нечестных людей, которые станут спекулировать на благом деле. Шарлатаны уже пытались вырастить траву бессмертия, но тщетно. Мне известен только один состав этого напитка: "ртуть, яшма, корица, сосновые иглы, семена сосны", но пока император не желает испытывать судьбу. В этом ряду лучше быть последним и успешным, чем первым и бесплодным". Моя матушка попыталась заговорить на другую тему, она не велит мне участвовать в серьезных разговорах, но отец жестом остановил ее. "Я воспитываю Мэй не для того, чтобы она была простой игрушкой, как это принято сейчас повсеместно", – так он говорил всегда. И тогда, когда решил научить меня писать, и тогда, когда пригласил каллиграфа давать уроки астрономии и точных наук, и тогда, когда вместе с игрой на цине меня наставляли в стрельбе из лука и верховой езде. Матушка сердится, потому что никто из богатых женихов не станет свататься к слишком умной невесте. А я и рада. Не хочу замуж, хочу остаться в отчем доме рядом с отцом, помогать ему вести записи, как я это делаю каждый день.
Однажды споры о моей учености разгорелись прямо при мне.
– Наша дочь – феникс, – сказал отец, – если она выйдет замуж, то за дракона, а не за мокрую курицу.
– Слишком образованная дочь все равно что больная, – объявила матушка. – Нам следует жалеть, что она одарена талантами. Как она станет хорошей женой и матерью, если постоянно сидит в твоем кабинете?
– Почему нет? – ответил отец. – Она должна понимать разные вещи, чтобы было о чем поговорить с мужем. Она красива, ее красота – отражение добродетели и таланта. И когда-нибудь в тяжелый час она сумеет ободрить мужа, процитировав ему самые правильные слова. Она покажет дочерям, как пишут стихи, а сыновьям – как важна каллиграфия, не менее важна, чем владение мечом.
Матушка не уступала:
– Ее увлечение книгами постоянно приводит к нарушению правил. Она становится неуправляемой.
– Мэй будет находиться здесь, в моем кабинете, столько, сколько я сочту нужным, – завершил спор отец.
Матушка уступила, ушла тихо и незаметно, но я знала, что в ее душе кипит ярость.
И вот вчера няня проговорилась: матушка встречалась со свахой, та нашла богатого помещика, у которого недавно скончалась жена. Как только окончится срок траура, он женится. Ему под пятьдесят лет, у него растут сын и дочь от наложниц. Покойная его жена не подарила ему детей. Теперь он ищет молодую жену, хочет сына, наследника от законной жены – тайтай. Неужели меня ждет эта участь? Выйти замуж за человека, которого никогда не видела и о котором ничего не знаю. Ни о вкусах, ни о привычках, ни о книгах, которые он любит читать. Да, я знаю, что моя судьба будет связана с мужчиной, таков закон. Но я хочу выбирать себе мужа сама! В этом я боюсь признаться даже отцу. Няня сказала, что матушка уже назначила встречу с прорицателем, чтобы он сравнил наши гороскопы и предсказал счастливый день для свадьбы. Но это будет еще не так скоро – ведь срок траура еще не истек.
Я слышала, что завтра приезжает седьмой кузен Ли Юн, он о чем-то хочет посоветоваться с отцом. Седьмой кузен – генерал армии императора Цинь Шихуанди, он одержал множество побед. Кузен давно женат, хотя старше меня всего на пять лет. В последний раз я его видела, когда мне было лет десять. Кузен приезжал со своей матерью погостить к нам. Мы почти не разговаривали…
Отец торопит меня с записями, я отвлеклась на описание разных пустяков. Сегодня его мастера покажут новый сплав бронзы и железа, из которого будет коваться крепкий меч. Отец давно мечтал создать со своими кузнецами "непобедимый меч, пьющий кровь врага". До сих пор все попытки были безуспешными. Мечи, изготовленные мастерами, по крепости уступали заморскому мечу, который отец получил в подарок от седьмого кузена. Это меч варваров, чьи набеги прекратила армия, возглавляемая генералом Ли Юном. Я прошу Небо, чтобы испытания сплава для меча увенчались успехом.
Два дня назад в одной из пещер, которые служат мастерскими, отцу показали первые результаты опытов над новой яшмой. Этот прозрачный небесный камень добывают не из земли, а путем смешивания различных субстанций. По крепости и красоте искусственная яшма не уступает природному материалу. Я записала замечания отца на отдельном свитке из бамбуковых планок.
Утром, когда няня причесывала мои волосы гребнем, смоченным в соке помело, она в который раз описывала мне свадебный обряд.
В день бракосочетания у нашего дома остановится паланкин, украшенный тяжелой алой парчой и атласом. Впереди будет шествовать процессия со знаменами, табличками и шелковыми фонарями, расписанными золотыми фениксами – самыми почитаемыми символами женщины. В соответствии с традицией, церемония состоится вечером, алые фонари будут светиться в полутьме. Будет играть оркестр из барабанов и тарелок, в воздухе будут пылать фейерверки. Меня оденут в вышитые шелковые одежды, на голову и лицо опустят красное шелковое покрывало. В новый дом меня повезут на паланкине, его обнесут вокруг всего города, как требует обычай, следом на тележках повезут свадебные подарки. Невесту по правилам нужно внести в дом, чтобы показать, что она не очень стремится замуж. У дома меня будет ожидать жених, вместе мы поклонимся табличкам Неба и Земли, потом друг другу, а затем меня унесут в брачные покои.
С одной стороны, мне это очень нравится, а с другой – я страшусь переезда в чужой дом, чужого человека, который станет моим мужем. Конечно, девушка, которая постоянно твердит, что не хочет замуж, ни у кого удивления не вызовет. Так полагается, считается, что тем самым она показывает, как ей не хочется покидать отчий дом. Настоящим отказом от замужества может служить только самоубийство… Ах, как я буду скучать по отцу, по записям, которые я веду для него, по нашим беседам в его кабинете.
Сегодня приезжает седьмой кузен, мне позволено поздороваться с ним. Матушка рассержена. Перед тем как встретиться с Ли Юном, я долго сидела в комнате, в которой воскурялись огромные чаши с благовониями, чтобы мои шелковые одежды с вытканными цветами хризантем приятно пахли. Потом в сопровождении служанки я отправилась в храм. Там меня и увидел Ли Юн. Он зашел в храм поклониться предкам. Когда я встала с колен, кузен непринужденно поздоровался со мной. Я совсем не испугалась и не стала закрывать лицо шелковым рукавом. Напротив, я стала расспрашивать седьмого кузена о том, тяжела ли была дорога, как здоровье его матушки и супруги. В доме уже ждал отец, который тотчас же увел генерала в свой кабинет. Там они сидели до самой темноты. Слуги носили вино и еду, зажигали фонари. Вечером я снова расположилась в беседке, чтобы поиграть на цине. Перегородка в кабинет отца со стороны сада была отодвинута, и я смогла услышать обрывки разговора отца и кузена.
– Император испытывает судьбу и волю неба, – произнес отец. – Сожжение древних книг, возможно, испугало инакомыслящих, но не повысило его авторитета. А убийство ученых мужей вызвало негодование.
Ли Юн тотчас же отозвался:
– Как говорят мудрецы, книги – это произнесенные слова, слова произносятся знающими, а знающие не хранят их в книгах. Я всей душой предан императору, его стремление объединить все царства в одно процветающее государство достойно восхищения и преклонения. Наш народ не будет голодать, страдать от набегов чужеземцев. Стена, которую строит император, преградит дорогу варварской коннице, и народы, живущие у границы, будут жить в мире.
Отец снова что-то сказал, я не поняла, что именно, но услышала конец фразы:
– …повелел построить мастерские и ускорить работу над возведением императорской усыпальницы у горы Лишань. Но вместе с этим ученые мужи ищут формулу эликсира бессмертия. Как может император думать о смерти, желая быть бессмертным?
Я стала играть громче, ведь такой конфиденциальный разговор явно не был предназначен для чужих ушей. Отец никогда не говорил так о нашем великом императоре, а седьмой кузен, насколько я знала, был готов отдать за него жизнь. В Ли Юне чувствовались уверенность, сила, властность. А еще он был очень красив, настолько, чтобы вскружить голову любой женщине. У него высокие скулы, большие глаза, волосы черные, как вход в пещеру. Он поднес руку к глазам, и в этом жесте я увидела свидетельство утонченности. Он был грациозным. Я заиграла игривую песню: "Ах, если бы ты был мотыльком, а я прекрасным пионом, наши жизни соединились бы на краткий летний миг". Играя эту песенку, я представляла себя в свадебном наряде рядом с Ли Юном, а не с чужим, незнакомым мне мужчиной. Но потом я одернула себя – девушке не пристало так думать, кроме того, я не могу стать женой Ли Юна, ведь он уже женат. Ах, как жаль!"