Но все-таки её показаний для меня было мало. И я отправился в сельскохозяйственный институт.
Уже один взгляд на теснившиеся на небольшом пятачке здания говорил о его эволюции.
Все, по-видимому, началось с длинного одноэтажного строения красного кирпича врасшивку. Так строили ещё до революции. Может, это была церковноприходская школа.
Потом выросло двухэтажное. Кирпич и дерево. Много стекла. Местный, так сказать, конструктивизм. Площади и солидности хватало поначалу только для техникума. Но когда размахнул свои крылья домина в пять этажей, с колоннами, портиками, капителями, с декоративным карнизом, с широкой лестницей, проглотившей полдвора, внушительное здание не могло стать не чем иным, как высшим учебным заведением. А что оно, учебное заведение, будет жить и развиваться дальше, категорически утверждала пристройка наших дней. Совершенно гладкий, ровный параллелепипед с широкими окнами и керамзитовой штукатуркой.
Слово теперь оставалось за достижением будущей архитектуры. Тогда институт, возможно, дорастёт до академии…
Исполняющий обязанности ректора разговаривал со мной недолго.
- Да, да, слышал. Печальная история. Залесского я не помню. А вот Кирсанову - хорошо. Аккуратная, дисциплинированная. Активистка. У Ильина я присутствовал на защите. Положение обязывает - председатель учёного совета. Но, скажу откровенно, на его защите я испытывал удовольствие. Редкое сочетание - хорошая научная подготовка и практический опыт. Но, сами понимаете, в личном житейском плане я Ильина, можно сказать, не знаю совершенно.
Тем более он у нас был аспирант-заочник. Поговорите лучше с профессором Шаламовьш. Он его научный руководитель…
Секретарша ректора помогла мне найти Шаламова в коридоре института.
Яков Григорьевич извинился, что мне придётся немного подождать: он заканчивал разговор с двумя грустными, усталыми молодыми людьми. По-моему, разговора не было.
Сухощавый, седой как лунь профессор спокойным, методическим голосом вбивал в смиренных учеников что-то важное для них. Уверен - совершенно напрасно. Когда он их отпустил, они пошли прочь сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока не побежали.
Шаламов пригласил меня в свой кабинет. Он возглавлял кафедру растениеводства.
Посмотрев на моё удостоверение и узнав, что я хотел бы поговорить об Ильине, он сцепил свои длинные пальцы и положил руки перед собой на стол.
- Странно: Ильин и следствие… Понятия для меня взаимоисключающиеся.
- Почему вы решили, что следствие соприкасается обязательно с преступниками?
- О честном человеке узнают все у него самого.
У профессора была кристальная логика. Мне надо было или выворачиваться, или признать его проницательность, то есть раскрыть свби замыслы. Одно не лучше другого. Вот что значит сила слова!
- Честность нередко требует не меньших доказательств, чем виновность.
- По-моему, правде всегда тяжелее, чем кривде. На то она и правда. Впрочем, насколько я понял, предмет нашего разговора - Николай Ильин. И вам нужны факты, факты и только факты. Я к вашим услугам.
- Ильин закончил аспирантуру?
- Конечно. И защитился. В феврале месяце.
- Странно. О том, что он кандидат, Ильин не пишет в документах.
- Но диссертация ещё не утверждена в ВАКе.
- Ясно. Значит, дело не в его скромности?
Шаламов пожал плечами:
- Нескромно, на мой взгляд, кричать о своей необразованности. Знаете, есть такое высказывание: "мы институтов не кончали"…
- Ну, видите ли, институтов просто-напросто на всех не хватит, сколько ни строй…
- Ума тоже не всем хватает…
Профессор находился, что называется, в состоянии "момента". Да, два молодых балбеса здорово подпортили ему настроение. Надо его вернуть в состояние равновесия.
- Насколько я понял, об Ильине вы этого сказать не можете?
- Выходит, вас уже проинформировали? - Он усмехнулся. - "Парадокс Шаламова - Ильина"…
- Нет. Видите ли, вы первый из института, с кем я разговариваю обстоятельно.
- Прошу прощения. А впрочем, чтобы развеять таинственность, поясню. Всех до сих пор удивляет, что Николай был аспирантом именно у Шаламова, а не у кого-либо другого…
- Яков Григорьевич, я ведь совсем ничего об этом не знаю. И, если можно, разъясните, пожалуйста, профану в вашей науке, в чем, собственно, соль?
- Следователя могут интересовать и такце вопросы?
- Прекрасное мнение о нас…
- Простите, если обидел… В -двух словах скажу. Вы, конечно, слышали о травопольщиках и нетравополыциках?
- Разумеется.
- Дело в том, что Ильин - травопольщик. Конечно, это грубо говоря. Я же
- придерживаюсь другого направления.
И тем не менее не было аспиранта интереснее и поучительнее для меня самого. Желал бы, а в душе чувствую, что Ильин считает меня тоже не последним дураком… Понятно?.
- Вполне. Но знаете, не всегда людей сводят только общие взгляды.
- И слава богу! Только так и возможно жить. Если бы человек понял, что его личный пуп, его мнение не есть центр вселенной, многие беды не случались бы…
- Я с вами согласен. Потому что есть вещи, которые соединяют молодого и старого, человека одной национальности с человеком другой и так далее.
Шаламов кивал. И я чувствовал, что этот человек, с белой головой, с крепкими руками, уже знает, куда я клоню.
Поэтому дальше развивать свою мысль я не стал.
Бывает иногда такое ощущение-ты что-то не осилишь.
Шаламова бы я не осилил. Об Ильине у него твёрдое мнение. И вс". Скала, кремень. Но… назвался груздем…
- Итак, мы выяснили: Ильин честный, принципиальный учёный…
- Это не мои слова, но я под ними подпишусь, - улыбнулся профессор.
- Такита ли он был в другом, например в личной жизни, как вы думаете?
- О его личной жизни я ничего не знаю.
- Насколько я понял, он был вашим любимым учеником…
- И тем не менее.
- Впрочем, вполне возможно…
Я не знал, что подействовало на профессора. Тон ли, каким я произнёс последние слова, или мой разочарованный вид. Но это его задело.
- Не думайте, что перед вами стоит этакая деревяшка, сухарь, учёная крыса. В древности ученики и их наставники жили одной семьёй. Вместе ели, вместе путешествовали, отдыхали, развлекались:.. Простите за нескромность, что я называю себя наставником, но я таковой хотя бы по должности. И уверяю вас, судьба моих аспирантов, во всяком случае тех, в. которых я вкладываю помимо знаний душу, волнует меня. И когда я говорю, что не знаю об интимной жизни Ильина, я не стремлюсь от вас что-либо скрыть. Ведь Николай учился в заочной аспирантуре. Он приехал за тричетыре месяца до защиты, И почти все это время занимался оформлением работы… Поверьте, я был бы рад знать его поближе, чтобы защитить, ибо уверен в том, что он честен.
- Из чего вы это заключаете?
- Не может быть человек раздвоенным.
- "Гений и злодейство несовместны…" - процитировал я.
- Точная мысль. И Пушкин имел право это сказать.
- Но неужели Ильин никогда ничем не выдал своих привязанностей, влюблённости?
- Он был скрытен. Впрочем, не то слово. Он сильный человек. А о личном действительно нужно молчать. Болтун у меня не вызывает доверия. Скорее - брезгливость.
- Хорошо. Вы знали, что он был влюблён в сотрудницу института, лаборантку Аню Кирсанову?
Шаламов поднял удивлённые глаза:
- Для меня это новость.
Признаюсь, он меня ошарашил больше, чем я его. Неужели в маленьком коллективе, можно что-то скрыть?..
Шёл я. от профессора совершенно сбитый с толку. Шёл по маленькому, деревянному Вышегодску, на меня из окошек, с подоконниками чуть ли не у самой земли, смотрели бабки, прячась между горшков с цветами. И удивлялся, как вообще в этом городке можно что-либо скрыть от досужих глаз, когда каждый день видишь одни и те же лица и половина населения приходится друг другу родн"й, а другая - близкими друзьями или родственниками друзей.
Например, весь Скопин знает, что сын Андрея Чикурова холостяк. И когда я приезжаю погостить, со всего города в наш дом стекаются тётки и дядья, сестры и братья и вообще-седьмая вода на киселе. Разговор идёт только о моей женитьбе. Сколько моих "невест" уже повыходило замуж - не счесть. Но отец (почему-то мать поменьше) не смиряет своего рвения и каждый раз, как купец, расхваливает очередную партию подобранных им моих возможных избранниц. Не дай бог, я бы пошёл с кем-нибудь из землячек в кино. Это было бы равносильно подписанию приговора, который окончателен и обжалованию не подлежит.
Не думаю, чтобы в Вышегодске были другие нравы, Вечером у нас состоялся условленный ещё в Крылатом телефонный разговор с Ищенко. Она сказала, что уже успела встретиться с семьёй Залесских. Я её попросил выяснить у Валерия насчёт Ильина. Поосторожней, конечно. Но и настойчивее. Почему-то после нашего разговора "по душам" в совхозе я доверял Серафиме Карповне все больше и больше. Преданность делу, по-моему, хороший аттестат для работника.,.
Константин Пащенко, который работал в "Маяке" главным агрономом до Ильина, теперь трудился в районном управлении сельского хозяйства и прикатил на свидание со мной в прокуратуру на служебной машине. Было видно, что он очень хочет, чтобы я это знал. По долгу вежливости я поинтересовался, не оторвал ли его от работы и прочее в том же духе.
- Ничего, ничего, - покровительственно сказал он, - псе мы трудимся, все мы знаем, когда что надо… А работа моя - поля, поля и ещё раз поля. Поверите, из машины не вылажу. И вот сейчас от вас-прямо в совхоз. Шофёру дал задание заправиться бензином сполна. Кто знает, сколько километров придётся отмахать…
Я смотрел на него и удивлялся точности, с какой русский человек метит прозвищами. Громышок…
Пащенко был, пожалуй, немелким мужчиной. Но оттого что он пыжился, силился казаться солиднее, было ощущение, что он на пределе. Как шар. Выпусти воздух-останется комочек.
- Я вас, товарищ Пащенко, постараюсь не задер жать, - сказал я.
- Да, в общем-то, мне засиживаться, сами понимаете, Я-то сам ради бога. Люди ждут…
- Скажите, пожалуйста, вы учились вместе с Ильиным и Залесским?
- Да. Имел, так сказать, возможность их знать.
- Ну и что вы скажете, например, об Ильине?
- Что сказать? Был обыкновенным студентом. На третьем курсе в партию вступил… Учился он усиленно.
- Как это понять: хорошо или плохо?
- Знаете, оценки ещё ничего не говорят. Кого-то из великих людей выгнали из учебного заведения за плохую успеваемость. А потом получился всемирный учёный…
- Возможно.
- В студкоме был, в факультетском научном обществе, в совете по туризму. - Пащенко загибал пальцы и смотрел на меня. - Не много ли брал на себя?
- Но ведь это в основном выборные должности… - сказал я и подумал, что почему-то защищаю Ильина.
- Кто не хочет, того не выбирают.
- Его уважали товарищи?
- Если можно назвать уважением то, что на человека спихивают работу… Если вы считаете это уважением - пожалуйста.
- Он пользовался успехом у девушек?
- Колька? Да вы смеётесь!
- Нет, товарищ Пащенко, я просто спрашиваю, как было в действительности.
- По-моему, с ним девушкам неинтересно. Я, видите, не красавец какой-нибудь, но мне почему-то везло. Не внешностью надо брать, а умением создавать обстановку, заинтересовать…
Я вдруг понял, что Пащенко принимает наш разговор за приятельскую беседу. И бог с ним. В таком тоне он будет держаться откровеннее.
- А Ильин не умел?
- Конечно, нет. Он не умел ни к чему приспосабливаться. По его лицу сразу было видно, чего он хочет. Знаете, есть такие. Прямолинейные. А кому такое нравится?
- Ильин нравился девушкам?
- Влюбилась в него одна студентка. Он ей прямо, и сказал: не страдай, мол, не люблю. Кто же так делает?
Ведь это ещё больше разжигает…
- Ас Аней Кирсановой как получилось? - Я намеренно задал вопрос в прямолинейной форме.
- Все так же, только наоборот. Как ни бегал за Аней, ничего не получилось.
- Когда он увлёкся ей?
- Дайте припомнить. На втором курсе.
- До того как она стала встречаться с Залесским?
- Да.
- А вы не вспомните, когда Аня стала встречаться с Валерием?
- Помню. Отлдчно помню. Мы заканчивали четвёртый курс. И вдруг сенсация: Валерка, за которым бегали все девчата, ходит с Кирсановой.
- Интересный парень?
- Наповал! Немного, как говорится, задаваться любил, а в общем - с ним не соскучишься. Анька отхватила лучшего парня в институте.
Пащенко мелко захихикал. Ну если нелюбовь к Ильину можно было понять: все-таки Ильин имел вес в совхозе, а его, Пащенко, мягко выражаясь, попросили, то равнодушие к Залесскому, его горю объяснить трудно. Об умершей, дело которой и свело нас, он говорил без всякой печали.
- А Ильин ревновал?
- Своей прямолинейной башкой Николай дошёл, что тут ему делать нечего.
- Может, у него изменилось поведение, стал замкнутым?
- Он всегда был бирюком.
- Не преследовал Кирсанову?
- Вряд ли.
- Вы не можете на этот счёт припомнить что-нибудь конкретное?
- Нет. Я понимаю всю ответственность моих показаний.
Слава богу!
- Ас Залесским он как себя вёл?
- Самое смешное, что познакомил их Ильин.
- Значит, они были друзьями?
- До того как Залесский закрутил с Аней. И все удивлялись. Но мы ведь умные люди, понять можем: Ильин тянулся к культуре. А Валерию, вероятно, было забавно с Ильиным. Закон единства противоположностей…
Я вспомнил ответ Ильина на вопрос, были ли они друзьями с Залесским: "Пожалуй, не были…"
- Выходит, после того как Валерий и Аня сблизились, дружба их распалась?
- Само собой разумеется.
-А вы дружили с Валерием?
- Были хорошими приятелями. И когда он написал мне в Крылатое - тоже, между прочим, местечко, скажу я вам! - что хочет поехать куда-нибудь на целину, я ему - ради бога! Только, пишу, наплачешься…
- Почему же вы все-таки не отговорили его, если так считали?
- Надо знать Залесского. Вобьёт себе фантазию, в голову - вс". Вынь да положь. Думаю, лучше я его устрою более или менее по-человечески. А то подзагорит где-нибудь, ещё хуже будет. Все было в моих руках,
- В общем, выручили товарища?
- Вы это без иронии?
- Без.
- Считаю, что выручил.
- Они ещё при вас приехали в совхоз?
- Самолично ездил встречать в Североозерск. У меня ведь там тоже мадшна была.
- Как они восприняли новое место?
- Как можно воспринять? Пащенко все устроил. Домик их уже ждал. Я распорядился, чтобы к приезду протопили хорошенько, сразу на должность обоих…
- Им понравилось?
- Валерий все восторгался: какие степи, какая ширь.
Вот, говорит, где роман писать. На Государственную премию…
- А Аня?
- Типичная клушка. Что мужу хорошо - ей и подавно.
- А когда, спустя какое время вы были вынуждены уехать из совхоза? - Я специально употребил слово "вынуждены". Пащенко это покоробило.
- Я уехал сам. Как приехал по собственной воле, так и уехал. И не питаю никаких чувств к этой богадельне, возглавляемой мастером высоких обязательств Мурзиным.
Удивительный сидел передо мной человек. Все его эмоции начинались и кончались только тогда, когда речь заходила о вещах, касаемых его. Ни чужая беда, ни трагедия, разыгравшаяся в Крылатом, - ничто его не волновало.
- Когда вы уехали?
- В марте.
- И часто общались с Залесскими?
- Редко. Культурой занимался в совхоза секретарь партбюро. А потом, я ведь вскоре был отозван сюда…
- Вы не замечали ничего необычного в их взаимоотношениях?
- Простая влюблённая парочка. Экзотика. Поэзия.
А потом, естественно, пришла проза жизни. Сильные натуры разрывают оковы - ищут применения своим возможностям. Чем отличается сильный человек от слабого? Сильный создаёт обстоятельства, слабый - подчиняет, себя им.
- По вашему мнению, Аню угнетала окружавшая её обстановка в Крылатом?
- Я не об Ане. Вообще.
- А если о ней?
- По-моему, ей было все равно, где жить, лишь бы с Валерием.
- А он как, не разочаровался?
- Там любой разочаруется.
- Меня интересует Залесскнй.
- Пока я там был, он об этом не заикался. А в дальнейшем - не знаю. Но думаю - скис. Он однажды написал мне оттуда. По тону письма чувствовалось
- не очень ему сладко. И неудивительно. Надо знать Крылатое и Мурзина.
- Я знаю Крылатое и Мурзина, - спокойно сказал я.
Пащенко засмеялся.
- Да, у меня ещё один вопрос к вам, - сказал я, вспомнив почему-то о Шаламове. - Но это посторонний вопрос.
Шаламов пользовался у студентов авторитетом?
- Его любили. За то, что неудов не ставил.
- Совсем?
- Абсолютно. Но и пятёрки имели не больше чем одиндва студента на весь курс. С большим приветом профессор.
Как все теоретики. А мы с вами всякими фантазиями заниматься не имеем права. Живые люди, практические дела…
Протокол, написанный мною, он читал очень внимательно.
- А исправлять можно?
- Конечно. Все исправления укажете в сносках и распишетесь: "Исправленному верить".
Он сделал несколько исправлений. Поцокал языком:
- Заставляют нас быть формалистами, а потом ещё и ругают, почему мы такие. Освободить надо человека от бумаг, от волокиты. Практические дела - вот что прежде всего…
И он укатил на своей машине в свои поля, Итак, три человека из самого недалёкого прошлого Залесских и Ильина в какой-то степени пролили свет на их взаимоотношения в Вышегодске.
Каждый следователь знает: путь к пониманию характера любого подозреваемого или обвиняемого может быть бесконечен. Человек даже не предполагает, сколько у него близких, знакомых, сколько просто случайных встреч с людьми, которые обязательно вносят что-либо новое в его характеристику. Тут надо суметь не утонуть в потоке фактов, деталей, штрихов, суметь вовремя остановиться, ограничить круг допрашиваемых, выбрать направление основного поиска.
Это парадокс, но мы должны знать о человеке как можно больше и в то же время - ничего лишнего.
С одной стороны, мы вооружены знанием, опытом (своим и чужим, который преподносится на страницах учебников, специальных исследований, регулярных изданий и сборников), статистикой, распределившей преступников по полочкам и ящичкам. На нас работает армия экспертов, вооружённых новейшими приборами и техникой. Но порой мы сталкиваемся с задачей, подобной уравнению, где все величины - неизвестны. И тогда тебе кажется, что свою профессию ты осваиваешь как бы заново-до того не укладывается ни в какие рамки опыта и статистики попавшее к тебе дело.
В работе следователя нет эталонов и образцов, по которым можно было бы определять преступников. Представьте себе "эталон" убийцы или взяточника, карманника, мошенника. Каждый раз приходится сталкиваться с человеком, у которого все индивидуально-жизнь, характер, поступки.
Вот и теперь я столкнулся с человеком, чьё поведение меня настораживало. Ильин.