* * *
Как только Пашка вошел, к нему подлетел половой Николай.
- Заждались тебя, Америка. В кабинет, пожалуйста, - и бросился между столиков. - Сюда.
Серый сидел на диванчике, ковырял вилкой квашеную капусту и что-то выговаривал Варваре. Увидев Пашку, он довольно улыбнулся и, видно заканчивая разговор, сказал:
- Говорю, собирай шмотки, значит амба.
Варька зевнула, потянулась и подошла к Пашке.
- Пашенька, родненький, - она обняла его за плечи и заглянула в глаза. - Хоть ты заступись за меня.
Пашка резко отстранился. Уж он-то точно знал, что ласки Варвары хорошим кончиться не могут. Серый нахмурился.
- Сказал, иди. Не лапай парня. Он мне еще нужен.
Из-за портьеры выскользнул отец Василий и подтолкнул Варьку под круглый локоть.
- С богом, Варварушка. Иди с богом. Не гневи мужика понапрасну. Колька! - крикнул он визгливо, а когда рыжие вихры полового просунулись в кабинет, елейным голосом сказал: - Избави бог тебя, Николушка, без вызова в кабинеты заходить. В зале. А я здесь сам уж, по-стариковски, обслужу дорогих гостей.
Пашка стоял в стороне и недовольно поглядывал то на Серого, то на причитающего хозяина. За тонкой перегородкой шумела пьяная компания, и Серый, кивнул на нее и пробормотал:
- Передай, отец, чтобы смотрели в оба. И не напивались до зеленого змия.
- Выполню, сынок. - Хозяин сменил скатерть, расставил чистые приборы и ушел.
Пашка сел, налил водки и выпил. Серый явно был не в себе и расхаживал по тесному кабинету.
- Что за разговор? - спросил Пашка, выпил рюмку и взял горсть маслин.
- Ты свой в доску, Америка. Хочу с тобой покумекать. - Серый, наконец, сел и налил в бокал квасу. - Помощь твоя нужна.
- Чем это может желторотый шкет помочь червонному валету? - Пашка потянулся к графину, но Серый его остановил.
- Потом выпьем, Америка. Слушай. - Он подвинулся ближе и зашептал: - Ты ведь в округе всех блатных знаешь?
- А ты?
- Я червонец на курорте тянул, моих корешей сейчас нет в городе. Тут вот какое дело. - Серый замолчал и положил на стол наган. - Разговор серьезный. Понял?
- Не будет разговора. - Пашка встал. - Мне твои дела ни к чему.
Серый вскочил и крикнул:
- Будет!
За стеной замолчали, а через секунду портьеру отодвинула обвислая физиономия Свистка.
- Звал? - спросил Свисток и наполнил кабинет удушливым перегаром.
Серый махнул рукой, и портьера закрылась, но тут же снова отдернулась и пропустила хозяина.
Отец Василий шмыгнул мимо Пашки, взял со стола наган и убрал под сюртук.
- Сохрани господь и помилуй, - он быстро перекрестился. - По-хорошему надо, сынок. Только по-хорошему. Ты говори, а я посижу с вами, рюмашечку выпью, может, и помогу советом. Сядь, Пашенька. Сядь, родной, и выслушай божьего человека.
Пашка посмотрел в оловянные глаза божьего человека и решил, что лучше сесть.
- Вот и слава богу, вот и поговорим, - причитал хозяин.
- Да заткнись ты! - Пашка выругался, оттолкнул Серого и налил себе водки. - Что привязались? Один пушкой об стол грохочет, хотя за стеной бандюги сидят. Другой... - он опять выругался и выпил.
Серый говорил долго, хватал Пашку за плечи, грозил, потом хватался за пустой карман.
Наконец Пашка вышел на улицу и побрел совершенно трезвый, хотя выпил графин водки. Многое, на свою беду, понял Пашка из этого разговора.
У Серого в уголовке свой человек имеется. Но последний месяц всё неудачи. Трижды налетал на засаду. Вывод один: среди блатных мент. Засунул им начальник своего парня и посмеивается. Все сгореть могут - и Серый и тот человек в уголовке. Не знает Серый местное ворье, потому и раскрыл все карты. Не знает, кто действительно ворует, а кто только фасон держит. Он назвал десяток имен, кого можно подозревать, и закончил: "Узнай, Америка, озолочу. Пришьем мента, сделаем большое дело - и айда из Москвы. А ты, Пашка, можешь оставаться".
Только Пашка не дурак. Если он узнает, то Пашку шлепнут раньше, чем этого вонючего мента. И если не узнает, шлепнут. С одной стороны - Серый, с другой - уголовка. Сгорел мальчишечка.
Глава вторая В РАЙОННОМ УГОЛОВНОМ РОЗЫСКЕ
Климов отложил книгу и опять посмотрел на часы и телефон. Часы тикали, телефон молчал.
Климов встал, одернул пиджак и прошелся по кабинету. Вынул из кобуры наган, повертел и бросил на стол. При его теперешней работе наган был явно не нужен. Уже месяц он расхаживает по кабинету и смотрит на часы и телефон.
Часы тикают. Телефон молчит.
* * *
- На этом закончим, товарищи, - сказал начальник, закрывая совещание. Потом оглядел присутствующих, нашел Климова и сказал:
- Останься, Василий Васильевич.
Товарищи выходили из кабинета, дружно закуривали и бросали на Климова насмешливые или сочувствующие взгляды. А он знал заранее, что останется в кабинете, плотнее устроился в кресле и вытащил из нагрудного кармана трубку. Не курить подряд три часа он не мог.
Начальник открыл окно, заложил руки за спину и стал ходить по кабинету, изредка останавливаясь и покачиваясь на носках.
- М-да, - наконец проговорил он. - Ну, давай, Василий, подробно и коротко расскажи о делах в районе.
- Вы же знаете, товарищ начальник, - Климов передвинул трубку в угол рта.
- В твоих рапортах сам черт не разберется. Сказал, выкладывай. Подробно и коротко, - он повернулся спиной к Климову и начал изучать оперативную карту города.
Климов подошел и встал рядом.
- Десятого мая налет на инкассатора в Старомонетном, - он ткнул трубкой в карту. - Инкассатор убит, количества налетчиков и их приметы неизвестны. Пятнадцатого - магазин на Ордынке. Показания очевидцев путаные, то ли четверо, то ли пятеро, все вооружены. Примет опять никаких. Шестнадцатого - касса на Малой Якиманке.
- И тут вы зацепились?
- Зацепились. Всплыл уголовник-рецидивист Рыбин, известный среди налетчиков под кличкой "Серый". Выявили его штаб-квартиру, трактир "Три ступеньки".
- Хватит, - начальник махнул рукой и отошел от карты. - Скажи, где расставляли засады?
- Вы же знаете, - с тоской протянул Климов.
- Сядь, Василий. Я бы тебе всыпал, - начальник потер коротко остриженную шишковатую голову, - обязательно всыпал бы, если бы сам не дал промашку. Смотри, что получается, - он подвинул лист бумаги и стал писать. - Шесть налетов за месяц. Вы на Серого выходите после третьего, и он это, конечно, чувствует.
- Но доказательств-то никаких!
- Рассуждай здраво. Как должен действовать налетчик, если чувствует, что ему наступают на хвост?
- Уйти на дно и отсидеться.
- Или перейти в другой конец города. Серый же, наоборот, совершает еще три налета и все в одном районе. Почему? Почему, спрашивается, он прицепился именно к тебе? Утечка у тебя.
- Что? - Климов поднялся.
- Утечка у тебя в отделе. Вот что! Понял?
- Как это утечка? - Климов забегал по кабинету. - Предатель, что ли?
- Если хочешь, так. Ты сядь, не мельтеши перед глазами. И я тебе не барышня, мне твои переживания ни к чему. Сядь, говорю!
Климов смотрел начальнику в глаза и видел своих ребят. Усталые, издерганные, с осунувшимися лицами, они больше месяца не уходят с работы. Когда сегодня поступил вызов на совещание, каждый заходил к нему в кабинет, неумело подбадривал, что-то говорил, советовал.
- Что ты как лунатик? - раздался издалека голос начальника. - Чаю хочешь?
- Не может этого быть. Не может!
- На, выпей, - начальник пододвинул стакан. - И слушай меня. Слушай, а не смотри стеклянными глазами. - Он тряхнул Климова за плечо. - Я ничего плохого про твоих хлопцев сказать не хочу. Утечка - не обязательно предательство. Молодо-зелено, у кого-то, может быть, девчонка или приятель, откровенные разговоры, то да се.
- Уверен, что никто из ребят...
- А я уверен, что так оно и есть, - перебил начальник, - и другого быть не может. Ясно? Знает Серый, что ты на него вышел? Наверняка знает. Однако не уходит из твоего района. Значит, имеет точную информацию.
- Так что же, мне теперь каждого подозревать?
- Подозревать не надо. Рыбина надо взять с поличным, и все образуется. И учти, что он, видимо, только исполнитель. Я эту сволочь давно знаю: жесток, дерзок, но прямолинеен. До такого фортеля ему не додуматься. Ищи фигуру крупнее, копай глубже, а Серого не бери, пока он не выведет тебя на главаря. Воюй их же оружием, они тебе подсунули своего человека, ты им - двух своих. Только вот людьми я тебе помочь не могу. Нету людей, - начальник развел руками.
С этим Климов и ушел. На совещании в отделе, пряча от ребят глаза, он объявил:
- Чертовщина получается. Дали мне срочное задание. Придется вам Серого добивать без меня. Зайцева прошу остаться.
Зайцев был его заместителем. Год назад Климову сообщили, что ему назначают заместителя, и дали прочитать характеристику Зайцева. Характеристика была написана большим начальником ВЧК, в ней говорилось, что будущий заместитель абсолютно надежен, умен, опытен и инициативен.
"Раз он такое золото, могли бы оставить себе", - подумал Климов, но окончательных выводов из личного знакомства с Зайцевым делать не стал. Зайцев оказался человеком неприятным: жилистый, подтянутый, с точными и скупыми движениями и скрипучим недовольным голосом. Выбритый до синевы и причесанный волосок к волоску, безукоризненно вежливый, он замораживал окружающих и держал всех на почтительном расстоянии. Даже матерые уголовники разговаривали с ним без мата и на "вы". С Климовым Зайцев никогда не спорил, просто излагал свою точку зрения и молча выполнял полученные указания. Потом, когда выяснялось, что он был прав, Зайцев ничего не говорил, а если Климов сам начинал разговор, заместитель смотрел на него как на ребенка, который упрямо познает мир на ощупь и, не веря взрослым, должен сам убедиться, что кипяток горячий, а соль соленая.
Но в одном заместитель устраивал Климова: он не любил участвовать в облавах и засадах, а круглые сутки занимался с задержанными. Допрашивал он мастерски: терпением, логикой и подчеркнутой вежливостью всегда добивался блестящих результатов.
Сейчас Зайцев вертел в руках коробочку монпансье, с которой никогда не расставался, а Климов, роясь в бумагах, не знал, с чего начать, ведь от заместителя нельзя отделаться заявлением о "чертовщине и срочном задании".
- Решили начать с другого конца? - спросил неожиданно Зайцев. - Поняли все-таки, что в отделе утечка?
- Прошу вас временно возглавить работу отдела, - не отвечая на вопрос, сказал Климов.
- А Серого пока оставить в покое? - Зайцев открыл коробочку и стал выуживать очередной леденец. - Не хотите отвечать - не надо. Мне и так все ясно.
- Вот и отлично. Значит, договорились. - Климов встал, проводил взглядом молча вышедшего Зайцева и взялся за телефон.
Он позвонил в Киев, где в уголовном розыске работал его лучший друг, и объяснил, что в Москву на месяц необходима пара хороших ребят.
Друг довольно хохотнул, обозвал Климова шутником и спросил о здоровье.
Климов пригрозил небесными карами, кулачной расправой и два раза повторил: "Как друга прошу".
Друг тяжело вздохнул и сказал:
- Значит, тебе совсем плохо, Васек. Встречай на вокзале в четверг. Встань в сторонке, они тебя сами найдут. Золотых ребят. - Он замолчал, а потом добавил: - Сыновей посылаю.
* * *
Отправляясь на вокзал, Климов решил часть пути проделать пешком. Он любил ходить по улицам и чувствовать стремительный и бестолковый круговорот городской жизни. Климов шел по самому краю тротуара, стараясь держаться дальше от стоявших в дверях своих заведений купцов, купчиков и других хозяйчиков, которые два года назад, словно клопы,; вылезли из своих щелей, сначала робко, а потом деловито забегали и засуетились, размножаясь и жирея прямо на глазах.
Климов шел, заложив руки за спину, намеренно подчеркивая свою неуклюжесть, сутулился и загребал ногами больше обычного. Посасывая трубку, он следил краем глаза за вздрагивающими при его появлении нэпманами и делал вид, что не замечает самодовольных, правда, тщательно прикрытых угодливой улыбочкой лиц. Климову казалось, что всем своим видом они говорят: это вам, гражданин, не семнадцатый год. Разве вы можете без нас существовать? Жрать захотели - и лапки кверху. Мир перекраивать вы горазды, ломать и отнимать - вы мастаки, но одними идеями не прокормишься, избирательские права оставили себе, а обедать ходите к нам? Еще посмотрим кто кого.
Климов знал "кто кого", но старался быстрее миновать район, где на него смотрят с любопытством или с плохо скрываемой злобой, где его именем некоторые пугают непослушных ребятишек.
Случайно посмотрев на другую сторону улицы, Климов увидел, что в центре небольшой группы любопытных торчит лохматая голова Интеллигента, известного в округе забулдыги и мошенника. Широко разевая рот и щедро пересыпая матерщину иностранными словами, Интеллигент возмущался наглостью нетрудового элемента, вопрошал, за что погибли товарищи и зачем он, рабочий класс, делал революцию. Климов подошел ближе и понял, что проходимец призывает граждан разгромить к чертовой матери пивную Когана, откуда его, трудового человека, только что нахально выставили. Климов протиснулся в первый ряд, и оратор поперхнулся и сделал шаг в молчаливо стоящую толпу, но Климов взял его за рукав и спросил:
- В рабочий класс перековываешься, бандит? Выпить не на что? Хочешь, я тебя за подстрекательство к грабежу в острог упрячу?
Толпа вздрогнула недовольством и одобрением и затихла. Интеллигент молчал, а Климов оглянулся и заметил в задних рядах любопытные рожицы молодых ребят.
- Рабфаковцы? - спросил он и, получив утвердительный ответ, попросил: - Выручайте, ребята. Мне сейчас некогда, отведите "рабочий класс" в милицию и скажите дежурному, что Климов велел задержать до вечера. Сделаете?
- Конечно, товарищ Климов, - сказал высокий худой блондин в застиранной гимнастерке и взял жулика под руку. - Хлопцы, пошли быстрее, а то опоздаем.
Климов посмотрел вслед бойко шагающим рабфаковцам и что-то объясняющему им Интеллигенту, перевел взгляд на разочарованных расползающихся, словно сонные мухи, обывателей и пошел дальше. Он не успел дойти до набережной, как снова попал в историю. На углу у аптеки торговала пирожками старушка Фроловна. Хрустящие, тающие во рту пирожки с ливером пользовались большим успехом, и их жевала вся Пятницкая. Беда была в том, что трудолюбивая старушка упрямо не приобретала патента, и Климов дважды отбирал у нее корзинку, штрафовал и терпеливо объяснял, как легко и дешево она может легализировать свое "предприятие". Поджав сухие губы, старушка выслушивала Климова, потом, положив на стол коричневые, изуродованные многолетней работой руки и скорбно качая головой, рассказывала, сколько она кладет яиц, масла и других снадобий в свои пирожки и что "навару" она имеет одну копейку со штуки. А за эту копейку она не присядет целый день, а булочник Шмагин - жулик, он бесится, что все покупают пирожки у нее, Фроловны. А покупают потому, что... и вновь начиналось перечисление, сколько фунтов масла и дюжин яиц она кладет в тесто. Когда после второго штрафа Фроловна со своей корзинкой вновь появилась у аптеки, Климов сдался и сказал ребятам, чтобы старуху не трогали, а сам стал ходить по другой стороне, делая вид, что он ничего не знает и не видит.
Сейчас Климов зазевался и налетел на Фроловну. Оказавшись нос к носу с "подпольной буржуйкой", он чертыхнулся и остановился в нерешительности.
- Сгорела, бабка, - сказал какой-то босяк, взял из корзины пирог и откусил сразу половину.
Климов посмотрел на съежившуюся старушку, вспомнил огромный живот и лоснящуюся физиономию булочника Шмагина, его жирные, в кольцах руки, которые он развел в недоумении, явившись "искать правду и просить защиты у справедливых товарищей". Климов вспомнил все это, вздохнул, взял из корзины пирог, откусил и, подмигнув босяку, сказал:
- Хороши пироги, а как приобрела Фроловна патент, так стали еще вкуснее, - он бросил в кружку пятак. - Не забудь заплатить, орел, - добавил Климов, отходя от причитающей старушки.
Климов был уверен, что булочник, конечно, узнает о случившемся и напишет на него жалобу. Но пирог был все равно вкусный, а старушка - честной, и Климов улыбнулся, представив предстоящий разговор с начальством.