Челюсти пираньи - Владимир Гурвич 7 стр.


Этот странный снимок требовал дальнейшей работы, он мог стать ключом к загадке вчерашнего покушения на Ланину. Но какое мне в общем дело, я уже все решил и осталось лишь выполнить формальности.

Мне вдруг надоело находиться в своей комнате, я вышел из нее. И оказалось, что дом отнюдь не вымер, в нем уже текла жизнь. Первой, на кого я наткнулся, была донна Анна. Она улыбнулась мне, но как-то озабочена.

– Как хорошо, что вы встали, – сказала она мне.

– Что-то случилось?

Ее прекрасные испанские глаза взглянули на меня красноречивей всяких слов.

– Эрнест Георгиевич, – тихо сказала она.

– Что Эрнест Георгиевич? – переспросил я.

– Он выгнал меня из детской и заперся с Артуром.

– Но он же отец, почему он не может побыть с сыном?

– Он пьян, а вы не знаете на что он способен, когда выпьет. Я тревожусь.

– Но предупредите мать Артура, пусть она вмешается в процесс воспитания.

– Мне так не хочется ее будить, она вчера очень поздно вернулась.

Черные выразительные глаза донны Анны умоляюще смотрели на меня.

– Вы хотите, чтобы я вмешался?

Женщина едва заметно кивнула головой.

Вот черт, подумал я, только этого мне не доставало. Почему я должен вмешиваться в отношения отца с сыном?

– Ну хорошо, Пойдемте, посмотрю, что там происходит, – неохотно проговорил я.

Мы подошли к детской. Я прислушался к доносившимся из нее звукам. Слышались голоса: взрослый и детский. В первые мгновения мне они показались вполне мирными, но внезапно раздался пронзительный визг. Я рванул дверь и вбежал в комнату. Отец гонялся за сыном, размахивая клюшкой для гольфа. Судя по гримасе ярости на его лице, он явно намеревался ударить ею сына. Еще пара секунд – и ему это бы удалось, но я успел перехватить его руку и завести за спину. Орудие экзекуции выпало из ладони Эрнеста.

– Зачем вы гоняетесь за мальчиком? – спросил я.

– Это мое дело, это мой сын. Он не слушается меня. А я его заставлю. Хочет он того или нет. А вы не вмешивайтесь. Иначе…

Но что будет иначе, он не успел мне поведать, так как в комнату ворвалась Ланина. Она бросилась к сыну и заключила его в объятия. Убедившись, что с мальчиком все в порядке, она повернулась к мужу.

– Я тебе запретила сюда входить! – закричала она.

– Ты не имеешь право мне чего-либо запрещать! – на крик криком ответил он. – Это мой сын. Он обязан меня слушаться. А ты настраиваешь его против меня. Я тебе этого не позволю.

– Я его не настраиваю, но ты ведешь себя так, что мне страшно, когда ты находишься в детской. И тебя пускать сюда я не буду.

– Ах вот как, не будешь!

Лицо Эрнеста обрело цвет вареного рака. Я настороженно следил за ним, так как мало встречал людей, которые столь плохо бы владели собой. Любое сопротивление его воли, желаниям выводило его буквально из себя. А вспыльчивый импульсивный характер завершал все дело, превращая этого взрослого мужчину в абсолютно невменяемого человека.

– Можешь быть в этом уверен, – твердо сказала Ланина.

Ее слова оказались той последней каплей, после которой вода потоками стала выплескиваться из чаши. Если до этой секунды лицо Эрнеста было красным, то теперь оно стало пунцовым, последние капельки самообладания окончательно покинули его, и с громким ревом он бросился на жену. В руках он снова сжимал поднятую с пола клюшку, которой угрожающе размахивал перед собой. Ланина же не двинулась с места, она лишь заслонила собой сына. Еще одно мгновение – и удар мог бы прийтись ей по голове. Пантерой я прыгнул вперед и в последний миг сбил Эрнеста с ног, и мы оба покатились по полу. Вместо жены теперь он попытался достать своим орудием меня. И частично ему это удалось; я не успел перехватить его руку, и получил удар в висок. У меня помутилось в глазах, но все же хватило сил, дабы вырвать у Эрнеста клюшку, а самого отбросить в сторону. И так как мы находились рядом со стеной, то он ударился о нее затылком и затих.

Все действующие лица этой мизансцены постепенно приходили в себя. Я потрогал свой висок и увидел, что мои пальцы окрасились в красный цвет. Что касается Ланиной, то она устремилась к мужу, который медленно поднимался с пола. Убедившись, что с ним все в порядке, она подошла ко мне.

– У вас кровь, – сказала она и протянула мне свой платок, который я приложил в ране. – Постойте так, я схожу за йодом и лейкопластырем. Пойдем Артур.

Не считая испуганной донны Анна, мы с Эрнестом остались одни. Но желания вступать в диалог ни я, ни он не испытывали. К счастью, Ланина вернулась буквально через минуту. Она подошла ко мне, и я почувствовал запах ее духов. Она смазала ранку йодом, затем заклеила ее лейкопластырем. Завершив эту несложную хирургическую операцию, повернулась к супругу.

– Я прошу тебя, Эрнест, уйти, мы потом поговорим.

Я ожидал нового всплеска негодования, но к моему удивлению Эрнест не стал возражать, а послушно вышел из комнаты, правда перед этим бросив на нас какой-то яростный взгляд.

Ланина же вновь подошла к мне.

– Как вы себя чувствуете?

– Неплохо, удар был не сильный.

– Вы в состоянии со мной обсудить кое-какие дела?

– Да.

– Тогда спустимся в гостиную, надеюсь Эрнест туда не придет.

В гостиной Ланина села в кресло и показала мне на стоящий напротив нее диван. Несколько минут мы молчали, каждый из нас был погружен в свои мысли. О чем размышляла Ланина, я мог лишь предполагать, я же думал о том, как ей по тактичней сообщить о своем отказе работать на нее.

– То, что вы видели, это уже не первый случай, – вдруг проговорила она. – Понимаю, надо что-то делать, но иногда очень трудно принимать решение.

– Мне не совсем понятны истоки его поведения, – заметил я.

Она слегка пожала плечами.

– Истоки? Видите ли, Эрнест очень талантливый человек, в институте он был лучшим на всем потоке. Но затем с ним что-то произошло, он никак не мог найти себе дело по душе. Он перепробовал множество занятий, но так ни на чем не остановился.

– Но почему?

– К сожалению, такой уж у него характер, он ни одно дело не может выполнить до конца, сначала он загорается, но быстро остывает. А на что годятся такие люди? Вот он и обозлен на окружающий мир и прежде всего на меня. Отец пытался ему помочь, давал важные поручения, но он ни одно по-настоящему так и не выполнил. Но не думайте, что он относится к этой ситуации безразлично, в глубине души он сильно переживает.

Весь этот текст Ланина произносила с большой неохотой, я видел, как нелегко давалось ей каждое слово. Она даже побледнела и, рассказывая о муже, старалась по возможности не смотреть на меня.

– Но несмотря ни на что он вам по-прежнему дорог?

Теперь она взглянула на меня прямо в глаза.

– Человек – сложное создание и на первый взгляд часто поступает нелогично. Наверное, я произвожу странное впечатление, но если бы у вас были те же воспоминания о наших с ним первых годах, то вы бы поняли меня. Но боюсь, час окончательного решения близится. Теперь вам понятна ситуация?

– По крайней мере кое что прояснилось. Могу я вам задать вопрос?

– Да, – после короткой паузы сказала Ланина.

– А он также относится к вам, как вы к нему?

– Думаю, что несмотря ни на что, он дорожит мною. Надеюсь, что с этой темой мы пока покончили. Теперь о другом, о чем мы говорили с вами ночью. Я приняла решение, – Ланина посмотрела на меня, – я не отступлюсь. Что бы со мной не случилось, как бы мне не угрожали, но я не могу это сделать из-за отца. Если я откажусь от руководства концерном, это будет означать, что убийца добился своей цели. А я этого не могу допустить. Вы меня понимаете?

– Я понимаю, – безрадостно отозвался я, так как до последней секунды меня не покидала надежда услышать совсем другое решение. – Но вы подумали о том, что если с вами что-то случится, то ваш сын останется сиротой. А учитывая характер вашего мужа… – Я замолчал.

– Именно эта мысль и не дает мне ни секунды покоя. Если со мной что-то произойдет нехорошее, – она запнулась на этом слове, – вы правы, он останется совсем один. Но и отказаться от своей цели я не могу. Сколько себя помню, самим дорогим, любимым человеком был для меня отец. Если я не доведу его дело до конца, мне никогда не избавиться от чувства вины. Я вас очень прошу, помогите мне, сделайте так, чтобы я осталась жива. Этой ночью я поняла, что не ошиблась в своем выборе, вы способны защитить меня.

У меня вдруг возникло полное ощущение того, что я нахожусь в ловушке, из которой нет выхода. Я понял: все те слова, что я заготовил, я не смогу сказать этой женщине, которая сидит напротив и умоляюще смотрит на меня. Но чем все это кончится, у этой истории просто не может быть хорошего конца. Для этого у нее слишком плохое начало.

– Вы поможете мне? – услышал я ее просьбу.

– Хорошо, – сказал я, – я буду с вами до тех пор, пока я буду вам нужен.

Глава четвертая

Я сидел в своей комнате и размышлял о жизни. Прямо скажу, настроение у меня было неважное, я все же поддался уговорам и теперь должен пожимать плоды своей уступчивости, Ну а в том, что они будут весьма обильными, но отнюдь не сладкими, я не сомневался. И долго ждать первого из них мне не пришлось, в дверь постучали. Я встал с кресла и пошел открывать.

На пороге стоял Эрнест. Мрачное выражение лица, неприязненный взгляд не оставляли сомнений, что он пришел не для обмена любезностями.

Он вошел в комнату, огляделся, будто был тут впервые, затем без приглашения сел в кресло, которое минуту назад занимал я сам. Так как второго кресла тут не было, пришлось мне примоститься на кровати.

Эрнест не торопился начинать разговор. Вернее разговор он вел, но только с самим собой, я видел это по тому, как чуть ли не ежесекундно менялось выражение его лица. Он был из той породы людей, у которых по лицу всегда можно узнать, что происходит в их душе. Эрнест же судя по всему наливался яростью. Наконец достигнув требуемой кондиции, он поднял голову и в упор взглянул на меня.

– Что будем дальше делать? – спросил он.

– В каком смысле? – искренне удивился я, так как, в самом деле, не совсем понимал, что он имеет в виду.

– Делаете вид, что не догадываетесь, – усмехнулся Эрнест. – Двое мужчин и одна женщина – классический треугольник.

– Ах, вот вы о чем. Должен сказать, никакой геометрический фигуры в виде треугольника нет, я всего лишь скромный служащий, который выполняет свою работу.

– Зря ты ввязался в эту историю, – вдруг перешел он на ты. – Она тебе не по зубам.

– Ты что мой дантист, знаешь, какие у меня зубы, – перешел в ответ на ты и я.

– А ты юморной, – не то в качестве одобрения, не то осуждения произнес Эрнест. – Но скоро тебе будет не до юмора. Я тоже когда-то тут шутил. Но потом перестал.

– Объясни, что может повлиять на мое чувство юмора?

– Многое. Например, я.

Это была уже открытая угроза. Нельзя сказать, что она привела меня в трепет, но и не обрадовала. Среди прочих действующих лиц этой драмы, Эрнест не был самым опасным, но, как я предполагал, он был самым неуправляемым или, наоборот, самым управляемым другими. И вот это-то и сулило неприятности.

– Слушай, давай поговорим по-мужски, – вдруг другим тоном предложил Эрнест.

– Давай поговорим, – согласился я.

– Только прежде чего-нибудь тяпнем. Ты как?

– У меня ничего нет.

Эрнест с некоторой долей презрения осмотрел комнату, затем вдруг сунул руку в карман пиджака и извлек оттуда плоскую бутылку коньяка.

– Тара-то хоть какая-то имеется?

Ситуация с тарой было более благополучной, я достал два стакана, в которые Эрнест плеснул коньяка. Мне не очень хотелось пить, особенно с таким собутыльником, но я подумал, что алкоголь развяжет ему язык, и я лучше узнаю, что у него на уме. Хотя вряд ли там есть что-то уж слишком оригинальное или толковое.

Мы выпили без тоста, Эрнест с явным сожалением посмотрел на опустевший стакан. Но наполнить его больше было нечем.

– Не встревай ты в это дело, – повторил Эрнест свой тезис.

– Я уже встрял, – в тон ответил ему я.

– Ну и дурак. Очень скоро пожалеешь.

Я уже пожалел, мысленно произнес я. Вслух же сказал:

– Послушай, пожалею я или нет, тебе-то что? Вряд ли моя судьба вызывает у тебя озабоченность.

– Да плевал я на тебя, кто ты такой? Кем ты там до недавнего времени был? Милицейской букашкой?

– Я был частным детективом, запомни это, пожалуйста.

Эрнест как-то странно посмотрел на меня.

– А, какая к черту разница! Я о другом хочу тебе сказать: не клейся к ней, держись от нее подальше. Она моя и только моя. Ты меня понял?

– Это сделать не так уж сложно, твои мысли не блещут сложностью, их бы понял и ребенок. – Я чувствовал, что Эрнест все больше раздражает меня, таких типов я никогда не любил, они полагают, что весь мир должен лежать у их ног только потому, что природа наделила их кого красотой, кого некоторыми способностями или везением. Но это не мешает им быть самыми настоящими ничтожествами.

– Слушай, давай замнем этот разговор, – предложил я. – Я ни к кому не клеюсь, ты же делаешь все, чтобы отдалить ее от себя. А теперь приходишь сюда и я так понимаю, хочешь обвинить в своих неладах с женой меня. Но я появился тут всего два дня назад.

– А где гарантия, что вы раньше не снюхались, может быть, вы любовники уже три года?

Значит, их нелады длятся три года, отметил я. Но несмотря на такой длительный срок, они все еще не расстались.

– Гарантий никаких нет, но ты сам не веришь в то, что говоришь. Вместо того, чтобы выяснять наши отношения, которых на самом деле нет, ты бы лучше занялся собой. Каждый день напиваться как свинья, а потом на что-то надеяться – так вести себя может только законченный идиот.

– Но ты! – вскинулся Эрнест.

В его глазах я прочел сильное желание наброситься на меня, но, по-видимому, он помнил предыдущую нашу схватку, и это воспоминание несколько усмиряло его необузданный пыл необъезженной лошади. Правда у меня не было уверенности, что его выдержки хватит надолго.

– Знаешь, мне твоя рожа не понравилась с первого раза. Я сразу раскусил тебя, ты из тех, кто любит совать нос в чужие дела.

– Совать нос в чужие дела – это моя профессия. Но только учти, я это делаю по просьбе самих людей. Твоя жена не чувствует себя в безопасности, а ты вместо того, чтобы как-то успокоить ее, быть ей опорой, только делаешь ее жизнь еще более несносной.

Эрнест с откровенной ненавистью взглянул на меня; судя по всему, он был из той породы людей, которые не выносят правду о себе, а те, кто ее им говорят, становятся их злейшими врагами. Ну вот, безрадостно констатировал я, он мне никогда не простит этих моих слов. А судя по злому блеску его глаз, он человек мстительный, от него можно ожидать любую пакость.

– Ладно, – сказал Эрнест, – будем считать, что поговорили. Но учти, если что замечу, тебе это так не сойдет с рук. Ты меня еще плохо знаешь, у меня есть возможность доказать тебе, что мои угрозы – вовсе не пустые слова.

Я пожал плечами, на это предупреждение отвечать мне было нечего. Но и забывать я его не собирался.

Эрнест встал и мне показалось, что он не совсем твердо держится на ногах. Но у него хватило сил, чтобы покинуть мою комнату без эксцессов. Я был уверен, что он сейчас непременно снова напьется.

Оставшись один, я подумал, что пора подвести некоторые предварительные итоги. А они были весьма неутешительными. Я чувствовал, что попадаю в такой водоворот событий, что выплыть из него окажется совсем непросто. Я попытался расставить все фигуры разыгрываемой партии на мысленную шахматную доску. Что же мы имеем? По сути дела каждая из этих фигур претендует на звание убийцы Ланина и на заказчика убийства его дочери. И каждая или почти каждая имеет на то свои мотивы. Не знаю почему, но так получилось, что у ближайших помощников и соратников Ланина судя по всему оказались разные интересы. Это я вчера ясно ощутил, когда увидел их всех вместе. Это не команда единомышленников, а свора врагов, где каждый борется со всеми остальными. Правда нельзя исключить того факта, что между отдельными членами Совета Директоров возможны временные коалиции, о которых мне ничего неизвестно. Но даже если они существуют, это вряд ли меняет общую ситуацию.

Я чертыхнулся. Ничего не скажешь, в замечательное местечко я попал, лучше уж оказаться в питомнике змей или на ферме, где разводят крокодилов. Там гораздо безопасней. И миллион долларов не захочешь.

Мне надоело находиться в своей комнате, я вышел из дома и пошел в сторону леса, который начинался сразу же за поселком. Я шел туда без всякой цели, просто мне хотелось глотнуть свежего воздуха. Но до лесного массива я не добрался, так как увидел, что навстречу мне идет Яблоков. Он не сразу заметил меня, и я несколько минут наблюдал за его массивной фигурой. Он шел спокойно, держа в руке где-то найденную палку, которой опирался о землю, как тростью. При этом он так был погружен в собственные думы, что обнаружил мою персону только тогда, когда мы почти поравнялись. Он остановился, и радостная улыбка засветилась на его лице.

– Александр Александрович, что вы тут делаете, вы в лес?

– Да, захотелось подышать свежим воздухом, меня только что почтил своим посещением Эрнест. После чего мне срочно понадобилось вдохнуть в себя нечто чистое.

– Да, понимаю, – задумчиво сказал Яблоков. – Это еще одна грустная история. Людям редко везет в любви. Обычно чем сильнее любишь, тем со временем больше разочарований она приносит.

– Это вывод из собственного опыта?

Но ответа на свой вопрос я не услышал, хотя он меня весьма интересовал. Вместо этого, Яблоков спросил:

– А вы не боитесь оставлять Сашеньку одну?

– Вы правы, пожалуй, я не пойду в лес, а вернусь в дом. Но знаете, очень трудно оберегать человека, когда не знаешь, откуда идет угроза. А как вы думаете, кто для нее наиболее опасен.

Яблоков внимательно посмотрел на меня.

– Вы задаете щекотливый вопрос. А у меня нет никаких доказательств.

– Но предположения-то есть?

– Предположения есть, – вздохнул он. – Могу ли я ими делиться с вами?

– Речь идет о безопасности, насколько я понял, близкого вам человека.

– Вы правильно поняли. Хорошо, я поделюсь с вами моими мыслями.

Вы спрашиваете, кто представляет наибольшую опасность? Я бы из всех выделил Гарцева.

– Гарцева? – удивился я, так как почему-то был уверен, что Яблоков назовет другую фамилию. – Но почему он?

Назад Дальше