– Дело в том, что Ланин больше всех мешал именно Гарцеву. Вы хотите знать, почему? Да хотя бы потому, что Гарцев до вчерашнего дня был ближе всех к власти в концерне, выше его находился только Саша. А то, что Гарцев хочет быть первым, так он это почти не скрывает. Все это знают. Сейчас же ему мешает стать во главе всего дела Сашенька. Она хотя неопытна, но молода, энергична, хорошо образована. При поддержке других членов Совета Директоров она может находиться на этом посту очень долго. А Гарцев терпеть не может ждать. Знаете, как он женился?
– Не знаю, но с удовольствием узнаю.
Яблоков усмехнулся.
– Это фантастическая история. Насколько мне известно, Гарцев никогда не ходит по театрам, но однажды каким-то образом он оказался в МХАТе. И там увидел на сцене одну молодую, но уже известную актрису. Она ему так понравилась, что он тут же ее захотел. И после спектакля, несмотря на кордон охраны, прорвался в ее уборную. Как там дальше развивались события, точно не могу сказать, так как не присутствовал при них, но факт остается фактом: через два дня они поженились.
– Любопытная история. А как фамилия той знаменитой актрисы?
– Инжеватова.
Я даже на секунду остановился; я не слишком увлекался современным российским кино, но Инжеватову я знал, как и вся остальная страна.
– Она жена Гарцева? – не смог я скрыть изумления.
– Да, к своему счастью или несчастью.
– Ну он мужчина видный, так что скорее к счастью.
– Что ж, может оно так и есть. Только если бы это было бы залогом счастья.
Я посмотрел на него и подумал, что как-нибудь надо побольше узнать об его личной жизни. Кажется, она ему не слишком удалась.
– Что вы собираетесь делать? – спросил я.
– Завтра уезжаю к себе на комбинат. Милости прошу в гости, комбинат – сердце концерна, без него он ничто. Вы должны обязательно посмотреть на него. А какие там места сказочные, красивей я ничего не видел, хотя побывал в разных странах. Да я слышал, что Сашенька собирается в поездку туда. А она, как я понимаю, теперь без вас никуда.
Я промолчал, так как ничего не знал об этих ее планах.
Мы подошли к дому.
– Пойду попрощаюсь с Сашенькой и буду собирать вещи. Мне еще надо заехать в свою городскую квартиру. Так что скорей всего увидимся на комбинате. Основную часть времени я с некоторых пор провожу там. И поверьте нисколько об этом не жалею. Только вот Сашеньку и Артура реже стал видеть.
Мы пожали друг друга руки, причем я это сделал от всей души. Мне нравился этот человек, от него исходил аромат нежности и заботливости о тех, кого он любит. В мою душу вносило некоторое успокоение мысль, что на Яблокова я могу опереться в своих действиях, хотя понимал: в данной ситуации до конца нельзя доверять никому. Даже моему шефу, которая мне ничего не сказала, что собирается в поездку на комбинат. И Яблоков тут прав, она предстоит и мне.
Я вернулся в дом полный решимости выяснить, почему мне ничего неизвестно о предстоящим путешествии. Ланину я нашел в кабинете. Мне даже показалось, что увидев меня, она обрадовалась. По крайней мере, ее лицо приняло приветливое выражение, что случалось далеко не всегда при моем появлении. Я чувствовал негодование и потому решил взять быка за рога.
– Я только что узнал, что вы собираетесь на комбинат.
– Откуда вы про это прознали? – не скрыла свое удивление она. – Ах да, вам сказал дядя Паша?
– Да, почему-то меня проинформировал он, а не вы. Как вы себе это представляете: если я не буду знать ваших планов, каким образом я должен обеспечивать вашу безопасность?
– У меня были причины не говорить вам о поездки. Поверьте, когда вы о них узнаете, вы согласитесь, что я поступила мудро. Вот только, почему вам сообщил об этом дядя Павел? Я же просила не говорить ему никому.
Разговор приобрел важный характер, и я жестом напомнил ей существовании "жучка". И тут же я увидел, как она рассердилась.
– Пойдемте на воздух, а то что-то душно, – сказала она.
Мы вышли на улицу.
– Я хочу, чтобы вы немедленно ликвидировали "жучка", – сердито произнесла она. – Мне надоел а ситуация, когда я не могу разговаривать в собственном доме.
– Подождите немного, если мы просто его демонтируем, то оборвем нити к ушам, которые слушают ваши разговоры. А для нас важно знать, на чьей голове они оттопыриваются. Даю вам слово, что постараюсь узнать это очень скоро.
– Надеюсь.
– Но вы не закончили объяснение, почему вы не хотите, чтобы я узнал бы раньше времени о вашей поездки?
– Завтра вы все поймете, а сегодня я хочу посвятить все свое время сыну. Скоро нам Придется расстаться. А вас я прошу еще раз: займитесь этим мерзким насекомым. Нет ничего отвратительней чем знать, что тебя прослушивают в собственном доме.
– Это действительно неприятно, – согласился я.
Ланина ушла, я же остался один. "Жучек" не давал покоя не только ей, но и мне. Я вышел из ворот и пошел по поселку. Сегодня мне предстояла достаточно непростая операция и следовало еще раз провести регосцинировку местности.
До конца дня с Ланиной мы практически не виделись, лишь пару раз ее лицо промелькнуло передо мной. Она в самом деле занималась сыном, что несколько даже удивило меня: почему-то мне с самого начала показалось, что она не слишком внимательная мать, перепоручив заботу о ребенке няне. Но, кажется, в этом вопросе я ошибался. Впрочем, в данный момент меня больше волновало другое: не ошибусь ли я в вопросе о том, где расположен пункт прослушивания?
Мне хотелось как можно скорей заняться выяснением этого вопроса, и я ждал с нетерпением когда стемнеет. И едва это знаменательное событие совершилось, я вышел на охоту.
Мой путь был недолог, через несколько минут я уже находился у выбранного мною дома. От проникновения незваных гостей его охранял высокий забор. На мое счастье дом замыкал улицу, и с одной его стороны не было никаких строений. Это повышало мои шансы пробраться в особняк незамеченным.
Я достал веревку с заранее сделанной петлей и забросил ее верх. Я целился в прут, торчавший на верху изгороди. Мне удалось забросить на него удавку с третьего раза. Теперь можно было лезть наверх.
Преодоление забора заняло у меня не больше трех-четырех минут. Я тихо спрыгнул на землю и почувствовал, что оцарапался о какой-то колючий кустарник. Я чертыхнулся, правда почти неслышно, несколько секунд подождал, пока утихнет боль, затем направился в сторону дома. Он был погружен во тьму, ни один лучик света не пробивался изнутри. Проблема заключалась в том, что я точно не знал: пребывает ли у себя хозяин этого роскошного строения с большим садом, по которому я сейчас шел?
Еще пару часов назад он был тут, но у меня не было возможности следить за домом все это время – и он вполне мог уехать.
Я подошел к двери, достал из кармана отмычку. Великим искусством открывать замки я овладел, когда работал в уголовном розыске; там мне неоднократно приходилось сталкиваться с большими мастерами этого дела.
И с моей стороны было бы ошибкой не перенять этот драгоценный опыт. И вот сейчас мне пригодились приобретенные некогда навыки.
Я услышал характерный щелчок открывшегося замка и полный гордости за это свое уменье, отворил дверь. То, что в доме царила полная темнота, давала мне надежду на то, что в данный момент он не обитаем и ни этот шум ни до чьих ушей не дошел. Я вошел в особняк и стал медленно продвигаться вперед.
Я по-прежнему не слышал никаких звуков, свидетельствующих о том, что здесь кто-то есть. А раз так, то можно зажечь фонарик; все равно в темноте бродить по дому бессмысленно, так как я ничего не обнаружу. Я щелкнул кнопкой, и тонкий луч света пронзил тьму своим клинком.
Я уже, наверное, минут сорок бродил по дому. Он оказался весьма большим, по моим прикидкам в нем было никак не меньше десяти комнат. Я знал, что его хозяин не был женат, и зачем ему одному такой дворец, мне было не совсем понятно. Была бы эта маленькая квартирка вроде моей, я бы ее обследовал за каких-нибудь десять минут. А тут ходишь ходишь, как по бульвару – и конца не видишь.
Я настолько осмелел, что даже сделал небольшой перерыв, посидев несколько минут в какой-то комнате в очень мягком кресле. Правда, на всякий случай фонарик я выключил. Зачем снова отправился на ночную экскурсию по дому.
Характерная особенность дома состояло в том, что практически в каждой комнате висело по несколько картин. Мне сейчас было не до живописи, и я не мог определить реальное значение этой коллекции. И все же сам по себе этот факт вызывал во мне серьезный интерес.
Я остановился у очередных дверей. В отличии от всех остальных они почему-то оказались запертыми. Но меня такое небольшое препятствие не остановило, тем более замок был весьма хлипким, пару решительных движений отмычкой – и вход свободен. И едва войдя в комнату, я сразу понял, что мои старания наконец-то вознаграждены. Луч фонаря выхватил стоящую на столе записывающую аппаратуру. Эту технику мне приходилось видеть не раз, а потому никаких сомнений в том, что это именно то, че го я искал, у меня не возникло. Более того, аппарат работал, бабины магнитофона исправно крутились. Если бы в кабинете Ланиной сейчас кто-либо разговаривал, то слова записывались на ленту.
Я посвятил фонариком вокруг; я находился в совсем крошечном помещении, не больше семи-восьми квадратных метров, где кроме стола, на котором стояла аппаратура, и стула больше ничего не было.
Я раздумывал, что делать мне со своей находкой; разбить ее вдребезги или оставить все как есть. Главное теперь известно, кто поставил "жучек" и кто пользуется его услугами. Ну а что делать дальше, необходимо тщательно подумать.
Я столь глубоко погрузился в свои размышления, что не слышал ничего вокруг. А напрасно, так как внезапно в комнате зажегся свет. Я резко обернулся и увидел хозяина дома. Он стоял в нескольких шагах от меня, а пистолет, который он держал в руках, уставился прямо мне в грудь.
– Здравствуйте, Александр Александрович, – произнес Орехов. – Как гостеприимный хозяин я, конечно, рад, что вы оказали мне честь и посетили меня, хотя не помню, чтобы я вам высылал приглашение.
Несколько секунд я молчал, приходя в себя от неожиданности и, ругая себя последними словами за допущенную оплошность. Я был так уверен, что дом пуст, что потерял бдительность. Но раз уж попал в такую переделку, надо выходить из нее с честью.
– А у меня создалось впечатление, что вы меня хотели пригласить.
– Я показал на аппаратуру.
Орехов тоже посмотрел на нее, при этом пистолет нырнул куда-то вниз, и у меня возникло искушение вырвать оружие из его рук. Кажется, он почувствовал исходящий от меня импульс, так как испуганно отпрянул и снова навел на меня свое оружие. И хотя моя жизнь зависела теперь от находящегося на курке его пальца, я понял, что он напуган больше меня.
Надо отнять у него эту стрелялку, иначе со страха он может натворить большие глупости. Но осуществить эту операцию было не так-то просто, так как Орехов был настороже.
– И давно вы прослушиваете разговоры в доме Ланиных? – спросил я.
– Это не ваше дело, – хмуро отозвался Орехов.
Я вдруг заметил в его поведение разительную перемену, с каждой минутой оно становилось все менее уверенным. Разоблачение явно застало его врасплох, и он не знал, как поступить в данной ситуации.
– Это как раз мое дело, Илья Борисович, вы же знаете, что я советник Ланиной по вопросам безопасности. А тут такие вещи творятся, разговоры прослушиваются. Мне очень жаль, но смею предположить, что это может сильно повредит вашему дальнейшему служебному росту.
Это замечание повергло Орехова едва ли не в шок, на его лице отразилась полная растерянность. Он даже забыл про свой пистолет, рука с ним опустилась вниз, и такой шанс я не мог упустить: я прыгнул вперед, поймал его кисть и заломил назад. Пистолет с грохотом упал на пол, я оттолкнул Орехова и поднял оружие.
– Кажется, наши роли поменялись, – с удовлетворением констатировал я, – теперь можно поговорить на разные темы. Как, Илья Борисович, нет возражений?
Если принимать молчание – за знак согласия, то возражений не последовало.
– Отвечайте на мои вопросы желательно четко и главное правдиво. Сколько месяцев стоит тут эта замечательная аппаратура?
Орехов продолжал хранить молчание, он выглядел совершенно поникшим, для полноты картины не хватало лишь слез. Но мне нужны были его признания, а не влага из глаз, поэтому я подошел к нему и затряс за плечи.
– Давайте не будем играть в молчанку. Либо вы скажите все добровольно, либо я силой вытряхну из вас признания. Для вашей же пользы выберите первый вариант.
– Ну что будет со мной, меня выгонят из концерна?
– Это решаю не я, я лишь скромный советник по безопасности, но будь я на месте руководителя, я бы выгнал вас немедленно. Но сейчас речь совсем о другом. Я задал вопрос и не получил ответа. – Для усиления эффекта я поднес пистолет прямо к его лбу.
– Три месяца, – поспешно сказал Орехов.
– Что побудило вас это сделать.
– Поверьте, это не моя идея, у меня и мыслей таких не было.
– Вот как, а дом этот тоже не ваш, – насмешливо произнес я, давая тем самым ему понять, что я не верю ни единому его слову.
– Но это так, уверяю, в мою голову никогда бы не пришла такая мысль. Ставить "жучки", это просто какая-то чушь.
– Чушь не чушь, а факт налицо. Говорите ясно, если это не ваша идея, то чья же?
– Но почему вы не понимаете простой вещи, я не могу вам сказать, он меня убьет. Вы не знаете, это такой человек. Он только с виду добрый, а внутри – настоящий злодей. Я боюсь его! Не спрашивайте, я вам все равно ничего не скажу! – Его голос перешел в крик.
– Я на вашем месте сейчас больше бы боялся меня. В отличии от вас я много раз нажимал на курок. Зачем вам оружие, если внутри вас нет решимости им воспользоваться.
– Это правда, – подтвердил Орехов, – я никогда ни в кого не стрелял. Я его недавно приобрел, после того, как меня заставили поставить эту аппаратуру. Я не хотел, я даже думал уехать отсюда, продать дом и переселиться в какое-нибудь другое место подальше. Но мне сказали, если я это сделаю, мне будет плохо.
– Послушайте, я говорю вам в последний раз: либо вы называете имя, либо я спускаю курок. Для меня это сделать – раз плюнуть. В этом деле у меня большой опыт. – Это была самая настоящая ложь, за свою жизнь я еще никого не убил, если не считать вчерашнего киллера, который стал моей первой жертвой. Но в данный момент, держа перед носом Орехова пистолет, я брал его на пушку. ё – Ну что вы от меня хотите, я не могу открыть вам имя, иначе он меня просто убьет.
– А если не откроете, убью я вас.
Орехов взглянул на меня, как, наверное, смотрит волк на загнавших его охотников.
– Послушайте, давайте договоримся, чего вы хотите? Деньги, я дам вам их, может, вы хотите стать владельцем этого дома? Я согласен, я уже сто раз пожалел, что поддался уговорам Ланина и купил его тут. Ну что вы хотите еще?
– Мои желания гораздо скромней, я хочу, чтобы вы назвали мне имя.
Следующим своим поступком Орехов удивил меня, неожиданно он сел на стул.
– Почему бы нам с вами не поговорить? – предложил он. – Мне кажется, вы разумный человек.
– О чем вы хотите поговорить? – спросил я, по-прежнему целя из пистолета ему в грудь.
– Об этой ситуации.
– И что вы можете о ней сказать?
– Хотите моего совета – убирайтесь отсюда.
Следующее его заявление удивило меня своей мрачной категоричностью.
– Поймите, никто из нас живым из этой мясорубки не выйдет. Мы все будем уничтожены, мы у них в руках. – Внезапно Орехов вскочил, и я на всякий случай отступил на один шаг из опасения, что он набросится на меня. Но он был весьма далек от таких агрессивных намерений, его мозг был занят совсем другими мыслями. Орехов вдруг завопил: – Мы все погибнем, все до одного: я, вы, она и бог знает кто еще. Никто никого не пощадит. А она станет первой жертвой, неужели вы думаете, что сможете ее защитить. В таком случае вы просто идиот.
– Мне чертовски надоело внимать вашим воплям, я хочу, чтобы вы мне ясно сказали: кого вы так боитесь и кто поставил эту аппаратуру. Иначе я буду считать, что она принадлежит вам.
– Глупо, до чего все глупо. – Теперь Орехов сидел на стуле, обхватив голову руками, и раскачивался в разные стороны. Невольно у меня зародилась мысль: а не играет ли он спектакль, ждет, когда мне все это надоест и я оставлю его в покое? А он так ничего и не скажет. Ну, уж нет, ему меня не провести, я вытряхну из него все, что мне нужно.
Орехов продолжал производить на стуле маятниковые покачивания и издавать причитания. Я грубо взял его за плечо и резко поставил на ноги. Он явно не ожидал от меня таких действий, и его глаза отразилась растерянность. Я же сунул ему пистолет прямо под нос.
– Ну, вот что, – сказал я, – либо ты сейчас выложишь все, либо я тебя отправлю к праотцам. Пора кончать этот спектакль. – Весь этот небольшой текст я постарался произнести как можно более устрашающе. И мне показалось, что он поверил, что я готов выполнить свою угрозу. В школе и в институте я участвовал в любительских спектаклях и теперь мне пригодились способности лицедея.
– Прошу вас не надо, я расскажу, – пролепетал он. Судя по всему он испытывал настоящий страх.
– Давай. Кого ты так сильно боишься?
– Разве вы не понимаете, Гарцева. Это страшный человек, он уничтожит любого, кто стоит на его пути.
– Значит, это он поставил тут аппаратуру?
Орехов отрицательно покачал головой.
– Не он, – искренне удивился я. – Кто же тогда?
– Барон. Он хотел знать все, что происходит в доме Ланиных.
Гарцев и Барон действуют заодно?
– Не всегда, порой им трудно договориться. Они слишком разные люди.
"Это он верно подметил" – подумал я.
– Выходит, Гарцев не знает про эту аппаратуру?
– Нет, не знает.
Я отпустил Орехова, он без сил рухнул на стул.
– Теперь мне конец, – в очередной раз простонал он.
Я никак не отреагировал на эту реплику. Внезапно он встрепенулся.
– Вы ничего им не скажите?
– Кого вы боитесь больше: Барона или Гарцева?
– Обоих, – честно признался он.
– Предположим, я ничего не скажу им, но при этом меня интересуют два вопроса. Первый: какую пользу я извлеку из своего молчания? И второй: что делать с этим имуществом? – я кивнул на аппаратуру прослушания. – Не оставлять же ее здесь. Я вовсе не желаю, чтобы Барону становилось бы известно все, о чем говорят в доме Ланиных.
– Ну, поймите, для меня это конец.
– Я пристально посмотрел на Орехова.
– Вы сидите у него на крючке?
По лицу Орехова я понял, что моя догадка верна.
– Не спрашивайте, умоляю вас, не спрашивайте, – патетически воскликнул он.
– Ну что вы, Илья Борисович, у нас же ночь откровений. Вы уже столько сказали, давайте завершим признания, чтобы больше не возвращаться к этой скучной теме. Говорите: чем вас зацепил Барон?
– После того, как я вам скажу, Ланина меня немедленно уволит, – грустно пробормотал Орехов.