– И будет права. Уже за одно это, – я кивнул головой на аппаратуру, – вас следует не только уволить, но и запрятать туда, куда прячут людей за подобные деяния. Чем больше вы расскажите, и тем больше у вас шансов выпутаться из этой истории. Вы должны понимать, Илья Борисович, что в предполагаемой схватке необходимо выбрать, на чьей вы стороне.
– Да. я понимаю, но и вы поймите меня, я не люблю быть на чьей-то стороне. Я всегда старался быть вне схватки.
– Если вы поставили эту штуки у себя дома, значит, вы уже вступили в схватку, и понятно, на чьей стороне.
– Да, это так, но я действовал под влиянием обстоятельств.
– И сейчас обстоятельства давят на вас. Так что колитесь! Ей-богу, мне надоело вас уговаривать. Все равно вы все сейчас расскажите, если хотите остаток ночи провести в мягкой постели, а не в морге.
Я снова приблизился к нему, угрожающе подняв пистолет на уровне его сердца. Но Орехов был уже так запуган, что это оказалось излишним.
– Я все скажу, – поспешно проговорил он. – Видите, ли я использовал деньги концерна для собственного бизнеса.
– Мне нужны подробности.
В ответ раздался громкий и протяжный вздох.
– У нас есть счета в иностранных банках в нескольких странах, так как концерн ведет обширную внешнеторговую деятельность. И по роду своей работы этими счетами распоряжаюсь я. У меня есть право подписи. Некоторые из этих счетов формлены на мое имя, хотя я понимаю, что это неправильно.
– Мягко говоря, – вставил я реплику в этот делающийся с каждой минутой все более интересный рассказ.
– И однажды у меня возникло желание воспользоваться этими деньгами для личного бизнеса. Подвернулась возможность осуществить несколько выгодных поставок в Россию, так как одна из фирм по причине банкротства отказалась от закупленного товара. Его владелец вынужден был продать этот товар гораздо дешевле, чем он реально стоил, ему срочно нужны были деньги, чтобы расплатиться с кредиторами. И тогда я решился.
– О какой сумме идет речь?
– О двух миллионах долларов.
Я присвистнул.
– Но я их потом вернул.
– И что дальше?
– Этот хитрец Барон все равно раскопал что я нецелевым образом расходовал средства И прищучил меня. Ну а дальше все понятно.
– Вы сами подслушивали разговор в кабинете Ланина?
– Иногда – это как часто. Говорите правду.
– Ну, почти каждый вечер.
– Понятно, – протянул я. – Что же нам дальше делать?
Орехов с надеждой посмотрел на меня.
– Может, есть возможность, чтобы все осталось между нами. Я готов нести расходы.
– Большие? – поинтересовался я.
– Десять тысяч долларов, – скорее не сказал, а выдохнул он слова.
– Я в такие ничтожные сделки не вступаю.
– Что же вы хотите?
– Все.
– Как все?!
– Не меньше. Дом со всем содержимом, все ваши счета в российских и иностранных банках. Что у вас есть еще?
– Больше ничего.
– Не думаю. Что-то у вас припрятано на черный день. Ну, бог с вами, пусть это останется у вас. Так как, согласны на сделку?
– Я должен подумать, но это не честно, – плаксиво проговорил Орехов.
– А то, что вы делили, честно?
Орехов бросил на меня далеко не дружественный взгляд, но промолчал.
– Вот что, Илья Борисович, – решительно произнес я, – хочу чтобы вы знали впредь, я в такие игры не играю. Я всегда работаю только на того клиента, который меня нанял. Вы бы наняли – на вас работал. Но это не значит, что я не хочу вам помочь, вы мне даже симпатичны. – Я сделал многозначительную паузу, как советовал когда-то Станиславский, и взглянул на Орехова, который, услышав мои слова, с надеждой посмотрел на меня. – Я попробую вам помочь и попрошу Ланину оставить вас на прежнем месте. Но за услугу. Вы будете информировать меня обо всем, что узнаете о планах наших противников.
Несколько секунд Орехов молчал.
– Получается, вы меня вербуете?
– А что тут такого, – притворно пренебрежительно произнес я. – Кто только не ходил в шпионах, какие великие люди, какие таланты! Хотите назову только некоторые имена?
– Не надо, я их знаю не хуже вас. Я должен подумать.
– И долго?
– Ну, хотя бы неделю, – неуверенно проговорил Орехов.
Я громко рассмеялся.
– Могу из уважения к вам дать три минуты. После этого я ухожу. Ну а завтра, вернее сегодня утром… Сами понимаете, в вашей судьбе наступят большие перемены. Прощай бесконечные поездки за границу, прощай рестораны, тамошние женщины. Держу пари, где-нибудь в Париже или в Риме вас ждет какая-нибудь прелестная абаригеночка. Честное слово, я даже вам завидую.
По брошенному на меня взгляду я понял, что мои предположения недалеки от истины. Значит, где-то там у него действительно есть что-то такое, чего он очень не хочет потерять.
– Я думаю, что можно организовать проверку вашей деятельности через Интерпол, а эти ребята непременно отыщут все ваши потайные счета и наложат на них арест. Деньги-то вывезены незаконно.
По тому, как изменялось лицо этого господина, я видел, что мои обвинения весьма близки к истине, чуть ли не каждое мое слово заставляло его вздрагивать.
– А что будет, если я соглашусь с вашим предложением? – спросил Орехов.
– Полагаю, что вам все же придется отказаться от многого из того, к чему вы привыкли. Но во-первых, это случится не сразу и у вас будет возможность еще понаслаждаться вашим любимым образом жизни, а во-вторых, последствия для вас окажутся не такими катастрофическими. Чем лучше вы будете себя вести, чем больше поможете нам, тем больше вам удастся сохранить из своего нынешнего состояния.
– Хорошо, пусть будет так, вы вынудили меня согласиться, – заупокойным голосом проговорил Орехов.
Этот человек привык свою вину перекладывать на чужие головы, подумал я.
– В вашей ситуации вы поступили мудро. – Я решил, что для начала его деятельности на новом поприще ему необходима похвала.
Орехов ничего не ответил, впрочем, ответа я и не ждал.
– Я ухожу, – сказал я.
– А что делать с этим? – кивнул он на прослушивающую аппаратуру.
– Пусть пока все останется так как есть. Я должен подумать, как с поступить с этим имуществом.
Мы вышли из душного помещения. Внезапно ко мне пришла одна мысль.
– Илья Борисович, раз уж я попал к вам в дом, мне бы хотелось полюбоваться на вашу коллекцию картин.
Я увидел, как мгновенно изменилось лицо Орехова, выражение вселенской скорби в миг слетело с него, и оно расцвело как цветок под лучами летнего солнца. Судя по всему, собирание картин было его подлинной страстью.
Наша экскурсия длилась почти час, Орехов оказался отличным гидом – знающим и красноречивым. За этот небольшой отрезок времени я узнал немало нового из истории мировой живописи. При этом мысленно я прикидывал стоимость развешенных в доме полотен; сумма выходила более чем приличная. И все же больше всего меня интересовала одна картина, но ее я здесь не обнаружил.
Наконец я покинул дом Орехова. Добравшись до особняка Ланиных, я вбежал в свою комнату и, едва раздевшись, повалился на кровать. Мне понадобилось не больше двух минут, чтобы мое сознание покинуло на время мое тело и отправилось путешествовать в неведомые мне дали.
Утром, после завтрака, я рассказал Ланиной о своих ночных приключениях, упустив лишь несколько незначительных подробностей. Еще ни разу я не видел ее такой разгневанной, она была не в состоянии усидеть на месте и металась по комнате, словно разъяренная пантера.
– Подонок, вор, преступник, я сживу его со света! – выкрикивала она. – Немедленно издам приказ об увольнении. Я упрячу этого негодяя в тюрьму, создам комиссию, и мы уличим его в хищениях. А ведь я верила ему больше других, конечно, не считая дяди Паши. Он мне казался самым интеллигентным человеком из всех, кого я знала. Год назад мы с ним летели три часа в самолете, и все это время он мне рассказывал о живописи. Представляете, какой я была дурой, если я была им тогда восхищена! Ну, теперь он у меня попляшет.
Высказав все это, Ланина немного успокоилась и села в кресло напротив меня. Подрагивающими от еще не утихшего возбуждения пальцами, она достала из пачки сигарету и закурила так быстро, что я не успел поднести к ней зажигалку.
– Вы правы, говоря, что он культурный человек, – заметил я, – но и культурные люди тоже подвержены всем порокам простых смертных. Особенно трудно им бывает устоять, когда появляется возможность быстро и легко приобрести капитал. А если учесть его страсть к живописи, то ему было особенно трудно удержаться.
– Что вы имеете в виду? – немного удивленно спросила Ланина.
– Я бы позволил себе дать вам совет: пока не надо предпринимать никаких жестких мер, лучше все оставить на своих местах: и Орехова и даже "жучка".
– Вы с ума сошли, оставить на прежней должности вора, преступника, растратчика. Об этом не может быть и речи!
– Орехов на данный момент единственный наш канал, благодаря которому мы можем хоть что-то узнавать о намерениях наших противников. До сих пор мы вынуждены действовать вслепую. Кто подослал киллера, что послужило непосредственной причиной его появления? Мы не знаем. И пока не накопили информации, пока не собрали силы, нельзя переходить в атаку. Ваш отец совершил именно эту ошибку; когда он понял, что в концерне дела идут неладно, он решил начать наступление, как следует его не подготовив. Потому-то и был убит.
Я знал, что любое критическое упоминание отца вызывало негативную реакцию у его дочери, но в данном случае я сделал это сознательно; я привел сильный аргумент, который не мог не подействовать на Ланину. Я оказался прав, так как увидел, что она задумалась.
– Значит, вы предлагаете оставить Орехова в его должности? – спросила она.
– Да, пусть он по-прежнему выполняет свои обязанности, но под нашим усиленным контролем. Если мы его уберем, то заставим наших врагов резко активизироваться. Они могут нам нанести удар, но мы не готовы его отразить. Мы даже не знаем, с какой стороны он последует.
– Вот вы какой, настоящий стратег, – как-то странно произнесла Ланина, смотря на меня так, словно видела в первый раз.
– Просто я иногда думаю о том, как нам уцелеть в этой бойне. Мы проиграем, если будем действовать прямолинейно. Нам нужно разобраться в ситуации, собрать необходимую информацию. Простите меня за то, что я упомяну еще раз вашего отца, но он плохо представлял, что происходит в концерне, которым руководил, не знал, чем по-настоящему занимаются его ближайшие подчиненные. А когда он почувствовал, что что-то не так, его убили. Если мы не учтем его ошибки, можем кончить точно также.
Ланина снова достала сигарету, и на этот раз я успел поднести к сигарете огонь.
– Хорошо, я не буду его пока увольнять, но пусть не надеется, что ему все это сойдет с рук. То, что он сделал, я ему никогда не прощу. Они еще не знают, какая я мстительная. Но вы напрасно думаете, что я уж совсем не представляю, что творится в концерне. Кое-какая информация у меня есть. Нам сейчас предстоит совершить небольшую поездку в Москву. Будьте готовы через пятнадцать минут.
Ланина сидела за рулем, и пока дорога позволяла мы мчалась с умопомрачительной скоростью почти в 180 километров в час. Я сам любитель быстрой езды, но на своем стареньком "Жигуленке" ни разу не ездил с такой быстротой. А потому признаюсь, что особенно во время обгонов, сердце мое ёкало. Однако при этом я старательно делал вид, что такой полет по шоссе для меня вполне привычен и кроме радости других ощущений не вызывает.
Слава богу, эта гонка длилась недолго, перед въездом в Москву поток машин стал гораздо гуще, и Ланиной пришлось сбросить скорость. Это позволило нам прервать молчание.
– Я должна вам кое-что объяснить, – проговорила она. – Примерно за месяц до своей гибели отец обратился в одну аудиторскую фирму с просьбой проверить, как расходуются средства на комбинате. У него возникло подозрение, что они уходят куда-то на сторону. Аудиторская фирма послала туда своих ревизоров. И вот почти четыре недели назад один из них позвонил мне и сказал, что хочет со мной встретиться. Я не буду пересказывать вам то, что он мне поведал, полагаю, будет лучше, если он это сделает сам. Я поселила его в своей московской квартире. Только скажу одно: его рассказ окончательно привел меня к мысли обратиться к вам.
– Любопытно будет послушать, но почему вы не привезли его сюда. Ему угрожает опасность?
– Скоро узнаете, мы почти приехали.
Это было поразительным совпадением, но квартира Ланиной находилось всего в каких-то десяти минут ходьбы от моей конторы. Мы проехали мимо высотного здания, в котором она располагалась, и я подумал, что так и не внес за этот месяц арендную плату. Попросить что ли в счет будущего миллиона нужную на эти цели сумму у Ланиной. Я посмотрел на ее профиль и почему-то промолчал.
Квартира Ланиной располагалась в тихом переулке и в еще более тихом старинной дворике. Когда-то это был большой доходный дом, потом его превратили в заповедник коммуналок, теперь его населяли совсем иные жильцы.
Мы вошли в подъезд, поднялись на старом скрипучем лифте на четвертый этаж и оказались у металлической двери. Ланина нажала кнопку звонка: сначала два раза, потом один.
– Это наш с ним условный сигнал, – пояснила она.
Дверь отворилась, на пороге стоял высокий молодой мужчина с широкой фигурой и бородой. Приход Ланиной явно обрадовал его, так как его лицо превратилось в одну сплошную улыбку.
– Мы слишком долго стоим на пороге, – заметил я, поспешно входя в квартиру и захлопывая дверь.
– Как вы тут поживаете, Сережа? – спросила Ланина.
– Неплохо, только очень скучно. Чтобы чем-то себя занять, много ем. Мои брюки говорят мне, что я изрядно потолстел, – засмеялся он.
– Это не страшно, особенно если вспомнить, что вам пришлось пережить. Познакомьтесь, это мой советник по вопросам безопасности Александр Александрович Померанцев. А это тот самый ревизор, о котором я говорила, Сергей Арнольдович Щипанов.
Мы обменялись рукопожатием. Затем прошли в комнату и расположились в удобных креслах.
– Что-нибудь произошло за то время, что мы не виделись, никто вас не беспокоил? – спросила Ланина.
– Пару раз звонили в дверь. Но звонок был не условленный, поэтому я не открывал. Ну а телефон трещит постоянно. А больше, кажется, ничего примечательного.
– Будем надеяться, что им неизвестно, где вы находитесь, – произнесла Ланина. – Сергей Арнольдович, я понимаю, что вам не очень интересно все повторять, но Александр Александрович не знает подробностей вашей одиссеи. А для него она крайне важна. Я правильно понимаю? – обратилась она ко мне.
– Абсолютно правильно, – подтвердил я.
– Хорошо, я расскажу с большим удовольствием, хотя честное слово даже не пойму, какие чувства я должен испытывать. С одной стороны все, что произошло, иначе как сплошным кошмаром не назовешь, но с другой – я все-таки остался жив. А это чего-то стоит. Как вы думаете? – засмеялся Щипанов.
– Все зависит от того, насколько вы цените свою жизнь, – в тон ему ответил я.
– Скажу честно, раньше я никогда не задумывался над такими вопросами, но после того, что со мной приключилось, подобные мысли приходят сами собой. Оказывается жизнь в самом деле весьма ценная штука, и терять ее совершенно не хочется.
– Согласен. Чтобы всем нам ее не потерять, для этого мы тут и собрались.
– Никогда не предполагал, что вляпаюсь в такую историю, – задумчиво произнес Щипанов.
– Давайте не будем напрасно тратить время, – предложил я. Я понимал, что за время своего затворничества Щипанов соскучился по общению, но мне не терпелось выслушать его рассказ. Бог знает, какие последствия для всех нас он будет иметь?
– Да, вы правы, – согласился Сергей. – Начинаю. Хотя я мысленно сейчас пробежался по событиям, и мне кажется, что все это похоже на дурной сон или дешевые детективные романы, которые читают в метро. Но оказывается, такое случается на самом деле. Почему-то я никогда в это не верил.
– Давно известно, что жизнь богаче любого вымысла, – заметил я.
– Боюсь, тут вы правы, – тяжело вздохнул Щипанов. – Вы, наверное, знаете, что в командировку на комбинат мы отправились с моим другом Антоном Ивлеевым. Мы уже несколько раз бывали в совместных командировках. Вам рассказывать с деталями или самую суть?
– С деталями, – попросил я.
– Хорошо, – согласился Щипанов. – Нас встретил директор комбината и Павле Иванович Яблоков, милейший и заботливый человек. Все время. Что мы там работали, он заботился о нас. Нас поселили в гостинице, как нам пояснили, в лучший номер. Мы распаковали вещи, затем пошли осматривать город, который произвел на нас не самое лучшее впечатление. Вечером хозяева в нашу честь закатили банкет. Признаюсь, очень люблю поесть, а на столе, к моему удивлению, было все то, к чему я имею пристрастие. Как будто кто-то предварительно узнал о моих вкусах.
– Скорее всего, так и было, – заметил я.
– Да, думаю, вы правы, – посмотрел на меня Щипанов. – На следующий день мы начали работать. И довольно быстро у нас возникли подозрения, что нас водят за нос. С одной стороны нам не отказывали ни в чем, но с некоторого момента мы стали понимать, что многие документы нам не показывают, а некоторые из них носят просто подозрительный характер, как будто их изготовили специально к нашему приезду. Чем глубже мы вникали в дела, тем больше приходили к убеждению, что тут что-то нечисто. Как бы вам это объяснить? Все вроде в порядке, но мы с Антоном не первый год занимаемся такими проверками, и когда нам подсовывают, хотя и хорошо сделанную туфту, то может быть не сразу, но постепенно мя начинаем понимать, чего все это стоит. Опытному глазу подлог виден по многим признакам.
– И в чем состоял подлог? – спросил я.
– Тут было сразу несколько позиций. Многие финансовые документы нам не показывали, а те, что показывались, свидетельствовали о проведении странных операций. Что вы скажите, к примеру, о том, когда местная ТЭЦ потребляет одно количество угля, закупается, закупается чуть ли не вдове больше. Возникает вопрос: зачем это делается и куда на самом деле уходят деньги? В общем. когда у нас накопилась целая куча таких вопросов, на которые бухгалтеры не могли или не хотели отвечать, мы отправились к директору комбината и изложили все наши претензии. В ответ он каждому предложил по сорок тысяч долларов, если мы не будем больше ни о чем спрашивать, а заключение по проверке согласуем с ним. Мы отказались. Кстати, интересная деталь, за несколько дней до этого разговора директор комбината нас пригласил на дружеский ужин. Привез в какой-то шикарно обставленный дом или дачу, там были девушки, ничего не могу сказать – очень красивые. Великолепный стол, сколько хочешь вина и водки, и вообще чего душа просит. Мы с Антоном уже попадали в такие ситуации, в нашей конторе есть четкие инструкции, как вести в таких случаях. Мы отказались от всех лестных предложений и удовольствий, в том числе всем вместе попариться. Девушки буквально не отходили от нас, садились к нам на колени, ну и все такое прочее. В общем, мы едва оттуда вырвались.
– Что было дальше?