– Он видел, как вы пытались спасти мальчишку, и его это тронуло. Вы его изменили. Он подбрасывает трупы, чтобы вы их нашли. Он заманивает вас в проулок, показывает вам труп, а затем ищет новую шлюху. И кого он выбирает? Жаклин, с которой вы недавно беседовали. Неужто не понимаете? Он разыгрывает вашу первую встречу, дает вам возможность спасти этих людей.
Каролина дышала часто и хрипло.
– Вы сказали, он подбросил новый труп на то же место. Так. Двигайтесь дальше. Кто должен его увидеть? Кто, считает он, спасет этих шлюх? Кто, если б повернуть время вспять, спас бы его подругу?
– Я? – прошелестела Каролина.
– Да, – сказал Блантон. – Вы.
31
Борода отрастала хорошо. Ленни Райан так и этак посмотрелся в зеркало, поскреб темную густую щетину Потом добрил голову, стер полотенцем остатки пены, надел очки с минимальными диоптриями и вновь посмотрел на свое отражение, будто перевернутое вверх тормашками – ни волоска сверху, шевелюра снизу Затем поднес к лицу водительское удостоверение Дэвида Никелла, бывшего мужа Анжелы, и сравнил себя с фотографией лысого бородатого очкарика.
За дверью раздался голос Анжелы:
– Джин, ты скоро?
Ленни вышел в коридор. Запахнув халат, Анжела улыбнулась и погладила Ленни по бритой голове: – В ванной торчишь дольше всякой женщины. Ленни проводил ее взглядом. Вообще-то он не любил крупных баб, но с Анжелой было хорошо и спокойно. Ленни прошел в кухню и обулся. Ботинки – лучшее, чем его наделила встреча с Анжелой на стоянке грузовиков. Муженек ее так поспешил дать деру что бросил не только права, но и кучу шмоток. Почти все пришлось впору, вот только штаны чуть свободны в поясе и коротковаты. Но ботинки просто шикарные. Как бы ни сложилось с Анжелой, думал Ленин, ботинки останутся при нем.
Он вышел на улицу. До чего ж хорошо: никаких машин, только гул высоковольтной линии и шорох деревьев, окружавших шлакоблочный домик. Анжела жила в часе езды от города, к северу. В узкой долине, прорезанной автострадой, фермерские домики и трейлеры отстояли друг от друга чуть ли не на милю. Едва увидев это место, Ленни вспомнил, как сильно любит деревню.
Пригревавшее солнышко пронизывало сосновые и еловые лапы. По грязной дорожке Ленни прошел к курятнику, снял крючок и шагнул в дверь, хрустя соломой и сухой люцерной. Пролез под насест и в первом же гнезде нашел яйцо. Курица негодующе клюнула его в ногу. Ленни машинально ее пнул. Удар вышел неожиданно сильным – взметнулось облако из соломы, земли и квохтавшей хохлатки. Ленни сам опешил от собственной ярости. Посмотрел на труху, оседавшую в солнечном луче, и курицу, заполошно кинувшуюся на улицу.
Потом продолжил яичную охоту. Набрал восемь штук. Сложил в подол футболки и просеменил к выходу. Не отрывая глаз от ноши, в кухню вошел через заднюю дверь, звякнувшую колокольчиком. Выложил яйца на стол. Анжела еще плескалась в ванной. Ленни разбил яйца в железную миску, добавил молока и щепотку корицы, как всегда делала мама. Наверное, молоком она компенсировала нехватку яиц, но Ленин нравился вкус маминого омлета. Взбив яйца, он отставил миску, натер лук и сыр, нашинковал зеленый перец и кусочек ветчины, оставшийся с ужина.
Газовая горелка всхлипнула и, мигнув, озарилась синим пламенем. Ленни бросил кусок масла на сковородку и держал ее над огнем, пока растаявшее масло не стало темнеть. Потом вылил болтушку в сковородку и накрыл крышкой.
– Ух ты, пахнет вкусно. – Анжела шла одеваться, но задержалась на нижней ступеньке лестницы. – Какие на сегодня планы, Джин?
Ленни приподнял края омлета, дал стечь непрожаренной болтушке и вновь накрыл сковородку.
– Съезжу в город.
– В Спокан?
– Угу.
– Я сегодня работаю, но если ты к двум вернешься, я бы тоже поехала.
Ленни не отрывал взгляд от сковородки:
– Нет, я вернусь позже.
– Ну тогда ладно. У меня и здесь полно дел. – Анжела ушла наверх.
Ленни положил в тостер два ломтика хлеба и налил апельсиновый сок в два стакана. Ссыпал сыр, ветчину и овощи в омлет, прикрыл крышкой. Потом взял воскресную газету, которую Анжела принесла из ресторана. Просмотрел раздел коммерческой недвижимости. Ничего. Конечно, на газеты рассчитывать глупо. Ленин опустил газету и уставился в окно.
Спустилась Анжела. В официантском платье и туфлях. О чем-то задумалась. Ленин разделил омлет, пододвинул Анжеле тарелку и тост.
– Кстати, чем ты занимаешься в Спокане?
– Я же говорил. Забираю почту. Кое с кем вижусь. По делам.
– По каким?
Ленин перестал жевать, но не ответил.
Анжела ковырялась в омлете:
– Значит, будешь поздно?
– Еще не знаю.
Анжела разглядывала вилку:
– Просто ты давно не ездил в Спокан.
– Несколько недель.
– У нас тут вроде все неплохо, а?
Ленни жевал омлет и смотрел на нее. Анжела отхлебнула апельсиновый сок. Обычно она не приставала с вопросами, хотя имела все основания. Наверняка поняла, что Ленни в бегах. Он сразу бросил якорь у нее, а на другой день обрил голову и стал отпускать бороду. Возможно, Анжела считала странным, что он все больше смахивает на ее бывшего мужа, однако ничего не говорила. Видимо, давно решила, что на свете есть вещи, о которых лучше не знать. Она редко спрашивала о делах Ленни, если он сам о них не заговаривал. И похоже, пора заговорить, иначе завтрак будет испорчен.
– В чем дело? – наконец спросил Ленни.
– Ты бы мне сказал, если б у тебя кто-то был в Спокане, да?
– Никого нет.
– Но раньше у тебя была женщина?
– Да.
– Больше нет?
– Нет.
Анжела обкусывала корочку с тоста:
– Извини. Наверное, я кажусь ревнивой каргой.
– Все нормально.
Анжела закатила глаза, рассмеялась и вгрызлась в омлет:
– Вкуснотища! Кому-то повезет с таким мужем.
Ленин ел молча.
32
На пути из Нового Орлеана в Солт-Лейк-Сити Каролина вся извелась. Она задремывала, но почти сразу просыпалась и, глянув на часы, не могла уразуметь, почему время вдруг остановилось. Над Средним Западом попали в грозу, самолет поднялся выше. Каролина смотрела на вспышки молний внизу, потом опустила шторку иллюминатора. Рев двигателей и треск обшивки служили звуковым фоном рваных сновидений, где женщины тонули в холодильниках, бальзамировщик Рассел угощал Каролинину мать кофе, а Миссисипи пенилась в огромном водопаде.
Соседка баюкала уже уснувшего ребенка – "Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш", – и голос ее тоже царапал нервы. Каролина встала и пошла в туалет в хвосте самолета. Пробираясь по узкому проходу, она видела запрокинутые лица пассажиров, словно и они чего-то от нее хотели. Лоб покрылся испариной.
В конце салона проход перегородил мужчина, болтавший с симпатичной девицей. Каролина терпеливо ждала, когда ей уступят дорогу Не глядя на нее и не прерывая беседы, мужчина вжался в спинку кресла.
В туалете она ополоснула лицо и посмотрела на себя в зеркало.
В Солт-Лейк-Сити на час задержали вылет. Каролина сидела в кафе и писала черновик рапорта о встрече с Блантоном. Кёртис набросал примерный профиль неизвестного фигуранта, под который Райан подходил идеально ("…фигурант проявляет мстительную изобретательность, порожденную глубокой травмой, и путем создания суррогата первоначального источника травмы…"). К счастью, абзац о Каролине ("…возможно, развитая фантазия субъекта отводит детективу Мейбри роль противника или символической фигуры…") был краток.
Перелет из Солт-Лейк-Сити в Спокан проходил легче. Каролина сидела у окна, соседей не было. Мечтая поспать, она закрыла глаза, но тотчас раздался голос пилота:
– Мы подлетаем к Спокану…
Каролина посмотрела на часы и опешила: она проспала весь полет. Если что-то и снилось, ничего не запомнилось.
Точно сомнамбула, она шла вслед за женщиной с ребенком, которая на первом отрезке пути была ее соседкой.
– Вон он! Вон он! – повторяла женщина. – Смотри!
Высокий длинноволосый мужчина вышел из толпы встречающих и заключил мать и малышку в объятия. Они отошли в сторонку. Каролина оглянулась: отец поцеловал дочь в маковку
Даже в полночь в аэропорту было людно. Джоэл сидел поодаль. Увидев Каролину встал и взял у нее сумку. Каролина не сопротивлялась. Джоэл нагнулся и поцеловал ее.
– Привет, – сказал он. – Выглядишь усталой.
Джоэл уложил сумку в джип. Сели в машину, пристегнулись, но Джоэл не заводил мотор.
– Что случилось? – спросила Каролина.
– Я должен тебе кое-что сказать. – Он повернулся к ней: – Хотел дома, но лучше сейчас.
Каролину обуяла сонливость.
– Ладно.
– Вчера вечером я встречался с Дереком и Джеем… у меня и мысли не было… но… я познакомился с девушкой и… извини… привел ее домой.
– Ладно. – Каролина кивнула и, откинувшись на сиденье, закрыла глаза.
Часть четвертая
Июль. Смерть от воды
33
Как обычно, первыми исчезли пороги – река обнажила белые округлые валуны, похожие на обглоданные кости, и заостренные камни, которые десять тысяч лет назад притащил ледник, прописав их на илистом каменистом дне. На возникшем мелководье бродили три старика с металлоискателями – по слухам, некогда здесь затонул паром с рудничными сокровищами. Старики прочесывали открывшееся дно и, прислушиваясь к писку в наушниках, мечтали о древних монетах и серебряных самородках, но были бы рады и позывному от старого плуга или автомобильного остова – всякой загадке, которой так не хватало в их жизни. Как все люди, они слишком поздно поняли, что загадка – ключевой интерес земного существования, отвлекающий от мыслей о его неизбежном финале. Человек увлекается и остывает, увлекается и остывает – в конце концов этот алгоритм его и приканчивает. Но старики не делились друг с другом печалью. Кивая и настороженно вскинув бровь, они брели по сверкающему мелководью, выставив металлоискатели, точно трости слепцов, и были равнодушны к глубоким местам, где жизнь продолжалась: речное полотно, взрезанное пловцами, рыболовами и лодками, взрывалось крохотными призмами, осыпавшимися дождем.
Сотню лет народ любовался укрощенной июльской гладью, на двадцать миль протянувшейся от озера Кёр-д’Ален в лесистом Айдахо до ледниковых оврагов на западе, где река замедляла свой бег, отмечая конец лесов и возвращение великой каменистой пустыни Запада. Здесь были уже не белые сияющие камни, чуть волновавшие поток, но черные и мрачные скалы. Слоистые столбы вулканического базальта дробили реку на рукава, похожие на огромные наконечники стрел, оружие доисторических индейцев; камень брал верх над водой, загоняя ее в тесные русла, что огибали скалистые острова и обрывались каскадом. И пусть вода заверяла в своей конечной победе, каждое лето черные мрачные камни говорили, что наступит она весьма не скоро. Зрители не спешили к водопаду, превратившемуся в писающего мальчика. Кому нужны фото камней?
Наверное, потому-то все и проморгали засуху. Но она подкралась к городу. Пятьдесят четвертый день без дождя газета отметила цветной фотографией фермера во втором поколении, в пальцах растиравшего сухую землю. Ну и что с того? Фото и статью о засухе народ воспринял как нечто далекое и теоретическое, вроде телепрограммы, заполняющей время между ужином и постелью. Неужто кто-то еще верил, что вода нисходит с неба, а фермы до сих пор существуют? Вода течет из кранов. Продукты растут на магазинных полках. При чем тут засуха, если каждое утро поливалки орошают зеленые лужайки?
Вот что было истинным мерилом воды. А не какая-то изможденная река, что, перебравшись через водопады, ковыляла умирать на равнине между Мирной долиной и Девятой милей. При закрытых плотинах вода собиралась в череду озер, безопасных даже для пьяных паромщиков, водных мотоциклистов и собак, вплавь настигавших теннисный мячик. Остаткам реки дозволялось протиснуться сквозь турбины и очистные сооружения, где, миновав отстойники, вода продолжала свой путь мимо строительных комбинатов, конезаводов и ферм и, обогнув индейскую резервацию Колвилл, впадала в Колумбию, которая уже давно перестала быть великой американской рекой и превратилась в обыкновенную систему плотин и озер.
В мифической западной реке есть равновесие и покой, рыбак, удящий нахлыстом, сливается с природой. Но нынче все реки загажены скотиной и дорожным мусором. Разрушены. То, с чем не справились камни, с прискорбной легкостью довершили плотины, превратившие большие реки в мертвые озера стоячей воды.
В одном из таких озер, что всего в двенадцати милях от Спокана, опустившаяся вода обнажила остов старой жатки на конной тяге. Лет восемьдесят назад какой-то фермер ее выбросил, а река приняла и в периоды засухи, случавшиеся раз лет в десять, показывала тем, кто шарил по дну Нынче жатку обнаружили двое мальчишек, которые брели вверх по течению и тыкали палками в отмели, ища лягушек. Длинные железные зубья, торчавшие из воды, смахивали на ребра, а сиденье уборщика – на комическое велосипедное седло.
Потом ребята расскажут телерепортерам, что от заржавевшего агрегата несло странной гнилостной вонью. За зубья жатки зацепилось до неузнаваемости разбухшее голое тело, будто слепленное из воздушных шаров цвета илистой отмели. Знавшие этого человека живым никогда не поверили бы, что этот баламут, бабник и хулиган, которого боялись и вожделели, превратится в водянистое месиво из химикалий и органов. Река показала свой старый-старый фокус. Через три месяца она отдала Паленого.
34
Как ни странно, Каролине понравилось работать под руководством Спайви. Он был профессионален и въедлив, а его дотошность, прежде выглядевшая занудством, как нельзя лучше соответствовала бухгалтерской сущности сыска. Через шесть недель конференц-зал, при Дюпри напоминавший клуб нервных циников, обрел вид подлинного штаба многофункциональной оперативной группы: на стенах карты, графики и фотографии, на вращающемся стеллаже аккуратно систематизированные и всегда доступные рапорты об образцах земли, волокнах ковров и биологических пробах. Конечно, и при Дюпри что-то подобное наблюдалось, но главное отличие было в организации дела и рабочей атмосфере. Комната больше не производила впечатления полицейского участка, где копы, забросив ноги на стол, лакают кофе и нескончаемо треплются по телефону. Если прежде рабочий день завершался всего лишь непоимкой убийцы, то теперь сыщики расходились по домам, составив обзоры дел по проституткам, отчеты о "влиянии окружающей среды", выразившемся в опарышах на трупах, и достигнув прочих небольших, посильных свершений. Компьютерная база данных непрестанно пополнялась массой информации: доносы, допросы, осмотры, экспертизы, отчеты, дополнения, опросы на месте происшествия, аналогичные преступления по всей стране, словно гигантский объем сведений мог раскрыть преступление и обнаружить Ленни Райана, схоронившегося в ворохе бумаг. Каждый детектив имел персональный компьютер, куда заносил все свои контакты; систематизированные, они были доступны по нажатию клавиши F2. Штатный программист приспосабливал программы к нуждам группы и удерживал бестолкового детектива Лейрда от пальбы в компьютер, который категорически не понимал его запросов. Шесть детективов разделили зоны работы: прошлое жертв и опросы проституток (сфера Каролины), результаты осмотра места происшествия и экспертиз, розыск Ленни Райана. На ежедневных летучках все отчитывались и выдвигали идеи.
Многое в Спайви по-прежнему раздражало – та же манера вздергивать пиджачные рукава, как банкир, собирающийся сунуть руку в унитаз, или неуемное желание всех напоить кофе и накормить выпечкой. На летучках он выглядел не руководителем группы, а снисходительным официантом.
– Кажется, вы положили глаз на последнюю плюшку, Каролина.
– Нет, она ваша, Крис.
– Еще кофе?
– Нет. Счет, пожалуйста.
– Эта плюшка смотрит на вас, Джефф.
Глядя на Каролину, Макдэниэл вскинул бровь:
– Я не употребляю жженый сахар. Вредно для обмена веществ.
Конечно, привлечение Джеффри Макдэниэла к полномасштабной работе в группе было главной фишкой Спайви. Первым делом он убедил отдел поддержки расследований, что для имиджа ФБР будет чрезвычайно полезно, если его сотрудники, отринув консультации и теоретизирование, окажут местной полиции конкретную помощь в поимке серийного убийцы.
Едва прибыв в группу, Макдэниэл прямиком подошел к Каролине и притворился, что его интересует ее работа по Райану. В свои сорок семь этот озабоченный собственной внешностью качок, чьи седеющие волосы разделял идеальный косой пробор, говорил, что ему "далеко за тридцать". Такого встретишь на улице и можешь спокойно спорить на месячное жалованье, что это коп. Часу не прошло, как Макдэниэл уже подбивал клинья к Каролине: присел на край стола и, скрестив руки на груди, поигрывал накачанными мышцами под тесной белой рубашкой.
– Я вот думаю, с кем бы мне ходить в спортзал, – сказал он, оглядывая Каролину. – Похоже, вы в отличной форме.
– Вы не поверите, каких высот достигло протезирование.
– Ладно вам. Наверняка в тренажерный зал ходите.
– Вряд ли я сгожусь вам в подстраховщики.
– Подстраховщик мне без надобности. Я ищу спортивного партнера. Предпочитаю женщин. Они надежнее. Мне нужен человек, которому я смогу доверять.
– Удачи в поиске, – сказала Каролина.
Если не считать волокитства за Каролиной и секретаршей, роль Макдэниэла была не вполне ясна. На летучках он теоретизировал о "простое" Ленин Райана или рассуждал, почему изменился почерк: "Резинки, которыми прихвачены деньги в руках жертв, говорят о возросшем стремлении к власти и порядку". Теперь Каролина находила весьма уместной характеристику, которую Дюпри дал спецам из ФБР: "знатоки прошлогоднего снега". Всякий раз, когда сыщики добывали новую информацию о Райане (отец арестовывался за избиение матери), Макдэниэл кивал – "В точку", "Элементарно" – и добавлял штрих в нескончаемый профиль.
Все остальное время он был личным наставником Спайви – повсюду мотался за неугомонным детективом, рассказывая о своих боевых подвигах. Либо околачивался в офисе, проявляя неудовольствие, лишь когда кто-нибудь поминал Кёртиса Блантона и его отчет. Макдэниэл поджимал побелевшие губы и ждал смены темы, уставившись на свои ботинки. Откровенно выводила его из себя лишь мысль Блантона о том, что Ленин Райан зациклился на Каролине. "Нелепая сентиментальная чушь, – цедил Макдэниэл. – Абсолютно ясно, что так он общается с внешним миром, с каждым из нас".