Подробностей я не знал. И не было у меня труппы бродячих актеров для проведения следственного эксперимента по-шекспировски. И вообще, у меня больше ничего не было. А от Офелии остался только ее муж в законе, и встречаться с ним страшно не хотелось. Ну, неприятно мне встречаться с мужьями своих женщин. Слежу, чтобы не высунулось скотское чувство превосходства и всегда перебарщиваю - самоуничижаться начинаю. И понимаю, что это выглядит так, словно мне стыдно… А тут как бы даже и не с мужем, а со вдовцом…
Но от встречи с ним было не отвертеться. Хаббадник не оправдал возложенных на него чаяний; "Совет по Чистоте и Вере" ушел в подполье; таинственная подруга Анат куда-то еще глубже. Единственная ниточка, отводившая подозрение от моей семьи, вела к мужу Мариши - Вове. И лучше всего было сходить к нему прямо сейчас, пока Мики у хаверы… Да и водке с огурцами чего киснуть…
Магнитофон одобрил мое решение и пообещал перед тем, как обесточился:
"Идиотизм - не вечный спутник правды!
Со временем ты все узнаешь…"
САМ СЕБЕ ЧАСТОКОЛ
Сцены ревности можно было не опасаться. Вова, как и подобает супермену, был не ревнив. Когда он тогда неожиданно приперся, его не удивило ни то, что дверь долго не открывали, ни что полицейский при мундире, но босиком.
Замечательный мужик! Так и подмывало ляпнуть, когда мы службу в Афганистане вспоминать стали: "Что ж ты раньше не сказал, что из сороковой армии. Я бы с твоей женой путаться не стал…"
Нет, действительно бы не стал… Я хоть и скот, но с принципами - как справедливо заметил один мой однополчанин, когда я его арестовывал…
Жека был сильно под дозой. Но меня узнал и сориентировался:
- Ты, браток, отвернись… или пойди отлей. Я убегать буду.
Правильно, в общем, сориентировался. Дней пару назад я бы его отпустил.
Но в ту ночь убили медсестру в реанимации - взяли наркотики. И я сказал:
- Ампулы у тебя, Жека, очень неудачные. Из-за таких медсестру замочили. Так что - извини.
Жека даже вышел из кайфа:
- Ты что, гад, мокряк на меня вешаешь?!
- Не вешаю, Жека. Но не исключаю. И отпустить не могу.
- А-а, - протянул Жека. - Я вспомнил! Ты же у нас принципиальный! Ты же по хатам не шарил, не мародерничал. Ты только трофеи… часы с трупов… шакал!
- Заткнись, скотина! - я не хотел, чтобы услышали остальные - нормальные люди в "афганский кодекс" не врубаются…
…Да, волосы и принципы с годами редеют. Но тем больше дорожишь оставшимися. Надо бы их как-нибудь на досуге причесать, уложить, а то во все стороны торчат, что-нибудь, или кого-нибудь цепляют, и не дают нормально продвигаться. И вообще - попадают в суп и портят аппетит.
Кстати, наконец-то я хожу по улице без "хвоста". Если, конечно, Микина хавера - не банальный ход для усыпления бдительности. И я сделал ответный банальный ход - начал перезавязывать шнурок.
Результат оказался глубоко небанален - Мики не было. Была Ленка.
Все стало на свои места. Похоже, что к Вове можно было уже не идти. Ленка, по обыкновению "проинтуичив", что я отвязался, испытывает, скажем, страх одиночества. И, в общем, правда страшно. Чужая страна, ни языка, ни профессии. Плюс сын, плюс старуха-мать. А тут - очень кстати - сука Фрида с неопознанным трупом. И тот же яд под рукой. Ниспосланный свыше случай вернуть мужа в ложе семьи… А Левик мог о чем-то догадаться, но без шифра писать о таком - страшно…
А с точки зрения Ленкиной морали, Фрида - не большая сука, чем Анат или Мариша… "Поднявший меч на наш союз, достоин будет худшей кары…", "Пусть ваше сердце не замрет, не задрожит рука…", "И одною пулею он убил обоих, и бродил по берегу в тоске…" Что она еще напевала в последнее время?
В тоске добрел я до знакомой двери, обезображенной какой-то каббалистической надписью из пяти "вавов" и одной "хэй". А потом еще шесть "вавов" и дырка от бублика.
* * *
- А-а, - сказал небритый ханыга в засаленной футболке и приглашающе отступил от входа. - Наконец-то. А то я все жду, когда ты придешь. Уже пол-ящика выпил… Ты там скажи, чтобы этого мудака больше не присылали… И переводчицу его, с ее русским языком… Сам приходи.
- Так я и пришел, - сказал я и по инерции выставил бутылку и огурцы на стол, на котором аналогичного, в различной степени опустошенности, и без того хватало.
Мужик сломался. И это, наконец, объяснило мне, почему Мариша изменяла такому шикарному мужу - и красавцу, и шкафу, и преуспевавшему там скульптору, уже начавшему получать заказы здесь. Когда я не выдержал и спросил ее об этом, она усмехнулась: "Он - слабый". Я тогда не поверил.
- А дочка где? - спросил я Вову, потому что все вокруг слишком напоминало общагу после Нового года, и ребенку в этом бардаке не было места.
Вова усмехнулся:
- Спит. Устала после учений по гражданской обороне, - он кивнул в затененный угол. - Одно меня в этой жизни радует - одноразовые пеленки.
В углу стояла эта самая пластиковая конура для младенцев - на случай грядущей химической атаки. "Мамат". В ней, обняв папин противогаз, спала Номи.
Рядом валялись израильский флажок, голый пупс и орден Красной Звезды, которых в Израиле, судя по всему, было не меньше, чем врачебных "поплавков".
- На фиг ты все это вскрыл? - спросил я. - Оштрафуют.
- Не успеют. Все равно скоро война. А ребенку нужна хотя бы "мамать". Для патриотического, как видишь, воспитания.
От малышки на подстилке меня проняло по-настоящему. Я налил по полной и испил до дна. Это было именно то, что сейчас требовалось. Быстро и молча, как в подъезде, прикончили мы бутылку. И уже обстоятельно взялись за вторую.
Все-таки жизнь - пресволочной жанр. Становишься подлецом помимо воли. Напротив сидел человек, который не сделал мне ничего плохого. Мы родились в одной стране под одной пятой графой; ползали по песку и горам на колониальной войне - в другой; и вот теперь пьем "Столичную" в третьей. Выходило, что этот человек был мне почти брат. А я трахал его жену. А потом моя жена ее за это убила. И из скульптора-супермена получился оле-одиночка. Короче, загубил я походя мужику жизнь, а теперь пил с ним, как лучший друг, и пытался что-нибудь выведать. Что-нибудь такое, что позволит мне успокоить свою не слишком беспокойную совесть и отыскать убийцу вне своего дома.
- А откуда у тебя орден Красной Звезды?
- Заслужил ненароком. Угораздило, - отозвался Вова. - Очень уж в плен не хотелось попадать. Ну, и командир части об этом вспомнил. Через полгода. Когда я его самого из плена выменял…
- Подожди-ка! А это не тогда, когда душманам вместо комбинезонов подштанники подсунули? Это у этого полкана кличка "Подштанник" была?..
Мы выпили за еврейскую предприимчивость, потом за наших "афганцев", потом за афганских афганцев, хоть они и мусульмане. Потом за еврейских "афганцев", потом за афганских евреев, потому что евреи есть везде, тем и хороши. Потом за то, что евреи уже есть не везде. А потом еще за много чего.
- Пожрать чего-нибудь сварганить? - вспомнил, наконец, Вова.
- Что я, жрать сюда пришел? - отказался я.
- А чего ты тогда пришел? По службе? Тогда почему не спрашиваешь кто убил Марину?
- Ну? - сказал я. - Кто?
- А в том-то и фокус, что некому.
Помолчали.
- А почему ты не спрашиваешь - кого я подозреваю? - протянул Вова.
- Ну?
- А никого… А теперь ты меня спросишь с кем она поддерживала хоть какие-то отношения.
Я промолчал.
- А ни с кем она тут еще не поддерживала отношений, - усмехнулся Вова. - Не успела. А если ты еще после этого поинтересуешься моим мнением, то я скажу - самоубийство. Причина? Нет причины. Значит, крушение сионистских идеалов.
Все это ерничанье тяжело давалось нам обоим, но он имел право задавать тон, и раз выбрал такой, значит, так ему было легче.
Во всяком случае, мысль была вполне здравая - у Мариши сионистские идеалы имелись и даже не без перехлеста.
- Что, три самоубийства подряд одним и тем же ядом? - буркнул я.
- Старик, - сказал Вова, тоскливо глядя на меня. - Это эпидемия.
Проснулась Номи и заревела. Я забрал у Вовы соленый огурец, который он явно намеревался сунуть в "Мамат" и, неожиданно для себя, брякнул:
- Жениться тебе надо. Ради дочки.
- С меня хватит! Заказ выполню и няню найму. Приятную во всех отношениях.
Но меня уже занесло.
- Ты что, так сильно ее любил, или наоборот?
Вова прикрыл глаза и выдавил:
- Понимаешь… я не могу примириться с этой потерей. Я только сейчас понял, что она для меня значила. Она во мне видела прежде всего личность. Ей было интересно не как у меня с женой…,- он закрыл лицо руками. - Я был женат, когда мы познакомились. Короче, тебе этого не понять… А я теперь не семьянин, а клиент массажных кабинетов.
- У тебя дочка, - напомнил я.
- Тем более, - убежденно сказал он.
Монолог о Марише меня покоробил. Кто-то мне все это уже говорил про нее, в том же торжественном штиле. И этот кто-то был я сам. И я впервые подумал, что в бабьей банальности: "Все мужики одинаковы" есть большая доля истины. Чтобы сменить тему, я зацепился за массажный кабинет - Кира Бойко меня еще интересовала:
- Ты уже в кабинетах был?
- Я же говорю - заказ сдам, найму няню и пойду в бордель. Абсорбироваться. Даже обСАБРироваться. А пока валюты нет.
- У меня есть, - зачем-то признался я.
Я был пьян и меня одолело нездоровое любопытство - действительно ли он пойдет в бордель через несколько дней после смерти любимой жены.
- Пью и гуляю только на свои, - пошел он на попятный.
- Считай, что занял - до сдачи заказа. Любовь в кредит - это нормально.
Обсабрироваться надо именно в кредит.
- Дочку некуда! - огрызнулся он.
- Завезем ко мне, - предложил я.
- Пошли!
Пока Вова на лестнице пытался завязать шнурки, я держал Номи и тупо смотрел на бесконечные "вавы" на двери. И спросил:
- Что это?
- Это я, Вова Вувос. Сам себе частокол.
ПРЕДМЕСТКОМА МАССАЖНОГО КАБИНЕТА
Номи хныкала. На полдороге к моему дому мы зашли в ближайший подъезд.
Через пару минут к нам приблизилась Ленка. Я окликнул ее, познакомил с Вовой, и, пока она обретала дар речи, вручил ей Номи с напутствием:
- Любишь кататься, люби и саночки возить!
После чего мы двинулись строевым маршем в ближайшее заведение. И тут же, наконец, поняли почему в Израиле военные не печатают шаг. Со страшной силой Вова вляпался в собачье дерьмо. И, судя по его аллергической реакции, не в первый раз. Мы тут же решили следующую нашу встречу посвятить разбору со сладкоголосым соловьем из "Голоса Израиля", который заливал на Союз, что в здесь собак выгуливают не иначе, как с пакетиком и специальными совком и метелочкой.
- Понимаешь, - сокрушался Вова. - Я Кинга из-за этого предал! Не мог себя представить с пакетиком, совком и метелочкой. Но это убеждало больше всего остального. Я прельстился красотой еврейского общежития и плюнул на Штаты…
По дороге мы решили подкрепиться и купили длинную французскую булку. Но она не пошла. Так, помахивая этим длинным багетом, я и прибыл к заветному входу. И услышал до боли знакомый голос:
- Барух аба, ментяра! Ну и "демократизатор" у тебя! Прямо новейшая французская модель… или это у тебя протез?
Я очумело смотрел, как трясся передо мной в пошлом смехе легкий на помине Жека, которому логичнее было бы быть где-то градусов на 30–40 севернее.
- Тебе, наверное, нельзя дать ему в рыло? - завелся Вувос. - Так ты скажи…
Жека резко оборвал смех и предупредил:
- Очень не советую начинать интифаду на контолируемых мной территориях.
Наша служба поддержания порядка действует решительно.
Казалось, что Жека так и не вышел из-под кайфа со времени нашей последней встречи. Впрочем, что-то в нем слегка изменилось - его обычная веселая злость перешла в, скажем, злое веселье.
- Кто это такой? - Вова явно не любил не владеть обстановкой.
- Он из очень ограниченного, - я постучал по лбу, - контингента советских войск в Афганистане. Шланг батальона. Наркоман. Уголовник. Клоун.
Жека оскаблился и представил Вове меня:
- Бывший студент. Бывший мент. Экзамены он сдавал хреново, а своих боевых товарищей сдавал ништяк…
Вувос поскучнел и спросил меня:
- Слушай, а может вы в следующий раз разберетесь?
Жека великодушно махнул рукой:
- Ладно. Вольно. Я зла не помню. Скажите девочкам, что от меня, они вас обслужат, как настоящих. А то они со своими присачковывают.
- А ты чего, секретарь парткома? - спросил Вувос.
- Не, скорее председатель месткома, - доброжелательно объяснил Жека. - Слежу, чтобы соблюдались права нелегально трудящихся.
- И много членов в этой твоей профорганизации? - нарочито небрежно спросил я.
- Один, - сообщил Жека и заклекотал в восторге от самого себя.
- Слушай, - попросил Вова. - Давай что-нибудь делать. Или туда пошли, или отсюда.
Вдруг Жека задумался:
- А я ведь вас так не пущу. Знаю я вас, олим. Покажите сначала деньги. А еще лучше - заплатите мне вперед.
Вувос помотал головой и уставился на Жеку:
- Не-е, ты не в моем вкусе.
Алкогольный юмор Вовы оказался как раз на Жекином уровне, и тот с удовольствием поклекотал. Затем сел на корточки у стены, закурил и произнес:
- Понял! Денег у вас нет. Работу здесь ищете? Хорошо, мне нужен вышибала - ты наглый, ты подойдешь. А ты, мент, будешь отмывать полы. Пять шекелей в час, плюс один за звание. Итого шесть. Бесэдэр?
- Нет, - сказал я смиренно. - Мне женщина нужна. Кира Бойко. Вот деньги, видишь?
Жека доверчиво протянул руку:
- Давай. Второй этаж налево, третья дверь.
Я спрятал кровные шекели в карман и потянул Вову к двери, но тот упирался.
- Ну и не надо, - лениво сказал Жека. - Все равно ее сейчас на месте нет.
- Как это нет?! - я почувствовал себя, как в ГУМе, когда перед носом кончился товар. - А где она?!
- Пошли отсюда, - сказал Вова, но теперь уперся я.
Жека долго смотрел на меня, похихикивая, наконец снизошел:
- Она в командировке. А у тебя хороший вкус. Только теперь она не Кира. А Линда. Артистический псевдоним, понял? А откуда у тебя лишние деньги? Ты же ничего не умеешь делать такого, за что в этой стране лишние деньги дают. Старух трахаешь, что ли?
И тут за меня неожиданно оскорбился Вувос:
- Как разговариваешь с израильским полицейским, скотина?!
"Сам ты скотина, - грустно подумал я. - Испортил мне всю игру. Фиг он теперь расколется."
Жека присвистнул и даже приподнялся, но потом отмахнулся:
- Не мети пургу. Нехорошо, парень, ватика обманывать. Наших ментов в их ментуру не берут. Вернее, теперь уже их ментов - в нашу.
- Ладно, - оборвал я, - куда вы Линду командировали?
Жека пожал плечами:
- Да далеко.
- Это что ж такое! - сокрушался Вова, тяжело глядя на Жеку. - Везде собачье дерьмо.
- В Эйлат или на север? - настаивал я. - Куда далеко?
Мимо нас прошли веселые, беззаботные, англоязычные. Мы втроем проводили их завистливыми взглядами.
- Отвали! - ответил Жека. - Если ты мент, то предъяви ксиву, и поговорим официально, на государственном языке - хоть на иврите, хоть на арабском. И это было бы даже неплохо - нам свои люди в миштаре во как нужны! Местные слишком дорого обходятся. А тебя по дешевке купить можно…
Я вытащил удостоверение и ткнул ему в вытянувшуюся морду.
- Бога нет! - сказал Жека. - Какая у вас, ментов, транснациональная мафия!.. Что ты хочешь?
- Киру Бойко.
Жека облизнул тонкие капризные губы:
- Нет ее в Израиле сейчас, товарищ.
- Где она?
- Далеко она.
- Точнее?
- Очень далеко.
Вувос затейливо выматерился. Я подошел к Жеке, присел рядом и внятно сказал:
- Страна, город, адрес.
- Ты просишь невозможное! - взвыл Жека. - И все равно зря! Никакой тебе адрес не поможет, потому что там и с адресом не достать! Ты пойми, она так далеко, что дальше не бывает.
Вовина матерная конструкция материализовалась и обрушилась через мое плечо на Жекину челюсть.
- Прекрати! - заорал я.
- Козел! - проорал мне в ответ Вова.
Жека покорно сполз на асфальт и, кажется, собирался отключиться. Я поднял его "за грудки" и встряхнул:
- Где?! Где далеко? В Америке?
- Дальше! - ненавидяще прохрипел он.
- В Австралии?
- Еще дальше! - Жека отвечал, как посылал туда меня.
- Оба козлы! - сумрачно сообщил Вувос и ушел.
- Сейчас тебе будет еще хуже, чем у тебя с географией, - честно сказал я Жеке. - Дальше Австралии уже не бывает. Там уже вечные льды и пингвины.
Жека неожиданно хихикнул:
- Дурак ты! Оле! Разве на Ближнем Востоке расстояние в километрах меряют? Если в километрах, то Америка дальше, чем Совок. А достанешь ты ее в Совке?
- Она не в Совке, - сказал я.
- Не в Совке, - согласился Жека. - Еще дальше.
Мое лицо стало достаточно красноречивым.
- Ну ты меня запарил! В Саудовской Аравии она! - вздохнул Жека. - Но я тебе этого не говорил, учти! Мы ее в аренду сдали. Принцу одному в гарем… Не смотри на меня так! - заорал он. - Я не вру! Ты же ни хрена тут не знаешь, это обычные дела! У них нефтедоллары, у нас - белые женщины… Не смотри так, говорю! Она сама захотела, никто ее не заставлял!
Я молчал.
- Отпусти!!! Она скоро вернется!.. Она не могла тебе ничего сказать! Дала подписку о неразглашении!
"Спокойно, - сказал я себе, - это слишком безумно, чтобы быть полной ложью… Я же ничего тут не знаю…"
Я отпустил Жеку и, улыбаясь, спросил:
- Как она туда попала, сынок?
- Как все, - улыбнулся он мне в ответ. - Через Иорданию. Знаток географии, а спрашиваешь.
Я попытался представить красивую женщину, походкой манекенщицы топающую по барханам. Нет, моего алкогольного опьянения для такого миража не хватало. Требовалось наркотическое.
- Через границу ты ее провожал? - понимающе спросил я.
- Что я, дурак? - обиделся Жека. - У меня свой бизнес, мне чужого не надо. Там своя эстафета… Что ты так на меня смотришь? Ведь даже террористы оттуда проходят. А отсюда - туда, вообще делать нечего! С полным комфортом, на верблюде. В парандже… Да не улыбайся ты так паскудно, вернется она скоро… А зачем она тебе, любовь, что ли? Или для карьеры?
- Прекрати балаган! - устало сказал я. - Если бы границы охранялись так, как ты поешь, мы бы в день по дюжине терактов имели.
- Прекращаю, - согласился Жека. - За подробностями обращайся в Мосад. Сам понимаешь, без покровительства спецслужб такие дела не делаются, все как в Совке. Стране нужны осведомители в гаремах арабских принцев - война на носу! А я правда больше ничего не знаю.
Любой бред должен быть доведен до логического конца, поэтому я спрсил:
- Ты говоришь, что она скоро вернется… Когда именно.
- На днях, - пожал плечами Жека.