– Осторожно, не свались, тут дырка в полу. – Предупредил Роман. И я на самом деле увидела широкое, прямоугольное отверстие, аккуратно вырезанное в досках. Внизу оказалась небольшая темная каморка, ярко освещенная невидимым мне источником света, от которого на противоположной стене образовался желтый световой круг. Еще я увидела большой стеклянный экран, укрепленный прямо над люком под небольшим углом.
– Значит, так, – начал объяснять Роман, – я сижу под сценой, закутанный в саван, тьфу ты, в простыню и изображаю призрака. При этом на меня светит прожектор и ярко освещенный силуэт отражается вот в этом стекле. Понимаешь? С той точки, где будет стоять камера, будет казаться, что по комнате движется настоящий бесплотный призрак. Разве не здорово?
– Здорово. – Кивнула я. – Убедилась на собственном опыте. Ты сам это придумал?
– Не поверишь, но это придумали еще в девятнадцатом веке. Вроде в театре пользовались такими устройствами. Мне Кибиткин объяснил, как там все было сделано. Я поначалу думал, что не сработает, но вышло даже лучше, чем ожидали. И затраты практически нулевые.
Он собирался еще что-то сказать, но дверь снова с грохотом распахнулась. На этот раз источником шума оказался сам господин Кибиткин с побледневшим лицом, которое делало его самого похожим на призрак.
– Что здесь происходит? Кто кричал? – Заплетающимся от волнения голосом прохрипел он. Когда его глаза наткнулись на меня, он вздрогнул и удивленно выдохнул:
– Андрэ? Вы? Но что вы здесь делаете?
– Экспериментирую. – Мрачно сообщила я.
– Немедленно идите в свою комнату. Мне надо с вами поговорить.
Идите же! – Крикнул он, увидев, что я не тороплюсь выполнять его приказание.
Я нехотя подчинилась, думая о том, что ни за что на свете не стану больше связываться с творческими личностями. Они все поголовно психованные!
А затем раздался вопль! Он несся откуда-то из глубины дома, но я никак не могла понять, откуда именно. Мне показалось, что он доносится сразу со всех сторон, впиваясь в мой мозг стальными иглами.
– Кто кричал? – Растерянно спросил Круглов. Кибиткин совершенно обмяк и привалился к стене, схватившись рукой за левую сторону груди.
– Мне кажется, кричала женщина. – Сказал Александр.
– Может, на дракона кто-нибудь встал? – Неуверенно предположил Роман, который тоже выглядел не лучшим образом.
В дверь заглянула возмущенная Маргарита.
– Опять Андрюшка надрывается? – Поинтересовалась она. – Вы что, решили взять ее для озвучки диких предсмертных криков? Ой, Богдан Егорович, простите, я вас не заметила.
– Марго, закрой дверь и постарайся прищемить себе язык. – Зло посоветовал Круглов и, оттолкнув ее, вышел в коридор. Мы бросились за ним, не зная, собственно, куда бежать. В коридоре мы наткнулись на весьма обеспокоенных артистов и других членов съемочной группы. Никто на знал, кто и где кричал таким страшным голосом.
Кто-то предложил проверить все помещения подряд, начав с первого этажа, но эти меры не понадобились, так как дверь моей комнаты внезапно распахнулась и в коридор практически выпала Майя, бледная, с обезумевшими глазами и трясущейся челюстью. Все толпой бросились к ней, наперебой спрашивая, что случилось. А она только мотала головой, не в силах произнести ни слова.
– У нее шок. Кто-нибудь, принесите воды. – Распорядился Гордеев.
Сразу несколько человек бросились на кухню.
Занимаясь Майей, никто не догадался заглянуть в комнату, из которой девушка вышла в таком состоянии. Я подумала, что причину следует искать именно там и, воспользовавшись тем, что все суетятся в коридоре вокруг обессиленной актрисы, проскользнула в дверь своей спальни. Я была готова к тому, что могу увидеть нечто необычное, но то, что увидела, оказалось совершенно невероятным. Возле двери, практически, прямо у входа, на полу лежало огромное тело полной женщины. Ее глаза были закрыты, черты искаженного судорогой лица заострились. Женщина была мертва, и было похоже, что умерла она своей смертью. Эта женщина напоминала монстра при жизни, в смерти же она была еще более ужасна. Я смотрела на нее со смешанным чувством ужаса и облегчения, так как все последние дни безумно боялась только одного – встретить ее на своем пути. Теперь мои страхи закончились. Инна Теодоровна была мертва.
ГЛАВА 24
Смерть экономки Кибиткина задержала продолжение съемок, но они возобновились сразу после ее похорон. Кибиткин не возражал против того, чтобы ее похоронили на ближайшем кладбище. Он здорово изменился после того, как умерла Инна Теодоровна. Теперь он выглядел каким-то испуганным и сильно постаревшим, целыми днями просиживал в своей комнате. Проходя мимо, я слышала, как он негромко разговаривал сам с собой. К съемкам он потерял интерес, меня перестал замечать, но я все еще оставалась в доме, так как никто не требовал, чтобы я отсюда уехала.
Что касается Майи, то, когда она пришла в себя, то рассказала, что зашла в мою комнату, чтобы позвать меня на прогулку. У нее было большое окно в съемках и она хотела предложить мне побродить по лесу. Меня в комнате не было, а на полу корчилась в судорогах страшная женщина. Майя поборола свой первоначальный страх и собиралась позвать на помощь, понимая, что женщине совсем плохо, но та, видимо, случайно, схватила девушку за ногу. Майя упала, ударилась обо что-то и потеряла сознание. Через несколько секунд она очнулась и обнаружила, что лежит на уже бездыханном трупе. От охватившего ее ужаса она закричала не своим голосом. Ей стоило большого труда подняться. Она слышала в коридоре голоса, но ей показалось, что она шла к двери целую вечность, таким чужим и непослушным стало вдруг ее тело.
Несмотря на весь ужас пережитого, Майя довольно быстро оправилась, разве что вздрагивала иногда от резких звуков за спиной, да выглядела немного бледной. Меня после смерти экономки по ночам никто больше не беспокоил, что только подтвердило мои предположения относительно того, кто именно ломился той ночью в спальню. Зачем Инне Теодоровне так хотелось добраться до меня, я так и не поняла, ну не убить же она меня хотела, в самом деле. На такое даже она не способна, по-моему, тем более, что по большому счету, я ей ничего такого не сделала. Получить объяснения на этот счет было не от кого, как я уже говорила, добраться до Кибиткина было затруднительно, а остальные вряд ли могли быть в курсе.
Мое расследование зашло в тупик. Я подозревала, что если кто и совершал преступления – я имею в виду таинственное исчезновение секретарей писателя, – то это как раз экономка, но она была мертва и рассказать ничего не могла. Оставался еще таинственный телефонный собеседник Кибиткина, прознавший о чьей-то смерти, но его личность и вовсе опознанию не поддавалась, ведь я даже голоса его не слышала. Не лучше обстояли дела и со смертью Нели. Кто ее убил? И почему? Совершенно не ясно. То есть у меня не было ни единой ниточки, настолько прочной, чтобы за нее можно было потянуть. Оставалось только наблюдать и надеяться, что произойдет хоть что-нибудь, что сможет навести меня на след.
Ну, я и наблюдала, насколько позволяли способности, по возможности стараясь, чтобы мое внимание к окружающим не слишком бросалось в глаза.
Со всей съемочной группой у меня сложились ровные дружеские отношения. Исключение составляли только двое. Во-первых, Галицкая, которая невзлюбила меня с самого начала и не упускала случая сотворить какую-нибудь мелкую пакость. Я старалась по возможности не обращать на нее внимания, но потихоньку ее поведение начинало меня раздражать. Во-вторых – Гордеев. Его исключительность была совсем иного рода. Он явно проявлял ко мне интерес. О тайнах Березовой Рощи больше не заговаривал, но внимание проявлял явно повышенное. Кроме Галицкой это внимание никого особенно не задевало. Даже Анжелика старательно делала вид, что ничего не замечает. Возможно, причиной ее сдержанности стали участившиеся визиты ее покровителя, в котором я, столкнувшись с ним однажды нос к носу, узнала…заместителя министра…короче, очень крупную шишку. Майя поведала мне о его романтических ухаживаниях за Ликой еще во времена ее работы в ТЮЗе, где она играла зайчиков во втором составе. Это было что-то. Майя хохотала, описывая исходивших завистью коллег Лики, когда после спектакля, во время которого наша "прима" пару раз легким скоком пересекала сцену, потряхивая длинными розовыми ушами, в общую гримерку доставляли корзины цветов. И это в то самое время, когда исполнительнице главной роли приходилось довольствоваться десятком дохленьких тюльпанов. Труппа дружно скрипела зубами от зависти, да и самой Анжелике подобное повышенное внимание доставляло радости. А поклонник все не унимался. Очередной его финт поверг в шок не только театр юного зрителя, но и весь город. Это произошло, когда по всему городу появились гигантские щиты с красноречивой надписью: "Любимая". Лика потребовала немедленно снять это безобразие, но не тут-то было. Пылкий любовник уперся, что называется, рогом, и плакаты провисели до самой весны. Теперь, организовав любимой звездный дебют, зам. Министра отчаянно заскучал и мотался в Березовую Рощу едва ли не каждый день, совершая с Ликой долгие вечерние прогулки по лесу, подальше от посторонних глаз.
За несколько последних дней я успела привыкнуть к странностям киношников, и почти перестали чему-либо удивляться. Например, меня нисколько не шокировало, когда утром Гордеев подошел ко мне и пригласил поужинать с ним сегодня вечером. При этом он был в полном гриме своего персонажа, представляющему собой полуразложившееся, источающее мерзкую жижу тело, сквозь которое местами проглядывали голые кости. По поводу грима у Гордеева с Кругловым шла вечная война. Саша пытался придать своему внешнему облику более приемлемый вид, объясняя это тем, что не хочет, чтобы половина зрительской аудитории после просмотра отправилась прямиком в психиатрическую клинику. Кроме того, огромное количество грима, который накладывали в течение трех часов (а потом столько же смывали), у Гордеева началась аллергия, кожа зудела, актеру приходилось пить супрастин буквально горстями. В конце концов грим несколько упростили, что спасло Сашу по крайней мере от хронического кожного заболевания.
Прежде чем согласиться на Сашино предложение поужинать, я долго думала. Естественно, меня не испугал вид полуразложившегося монстра. К тому же, сегодня была пятница, а значит, впереди маячил законный выходной и прогулка в ресторан, расположенный в ближайшем городке представлялась занятием весьма соблазнительным. Причина моих сомнений лежала совсем в другой области. Кому не известно, как опасно связывать какие-либо надежды с кумирами сцены. Как сказал кто-то из великих: "Не стоит прикасаться к идолам, позолота остается на пальцах". Очень хорошо понимаю, что он имел в виду и полностью поддерживаю такую точку зрения. Мимолетный роман – это не для меня, а на серьезные чувства с подобными людьми рассчитывать не приходится. И все же Сашка был чертовски обаятельным, совсем не заносчивым, с ним мне было легко и интересно. Понимая, что совершаю большую ошибку я приняла его предложение, немного задетая тем, что этот негодяй принял согласие так, словно ни секунды не сомневался в успехе. Глядя на такое дело, я начала было подумывать о том, чтобы отказаться, но не успела – нас позвали на съемочную площадку, оборудованную на заднем дворе.
Когда я впервые увидела дракона, о котором столько говорили с самого первого дня, да еще в действии, то была просто поражена. Огромное чудовище, напоминающее ящера, выглядело совсем как живое. Оно поворачивало голову, било хвостом и вращало стеклянными глазами. Съемки шли полным ходом до тех пор, пока Галицкая не столкнулась с серьезной проблемой. По сценарию ей нужно было, спасаясь от чудовища, перемахнут через довольно высокий забор. Вообще-то, можно было пригласить каскадера на этот трюк, но Круглов, экономивший каждую копейку, заартачился и заставил Марго скакать по заборам самостоятельно. Правда, экономия вышла ему боком: Марго никак не могла преодолеть препятствие должным образом. Было загублено уже бог знает сколько метров пленки, а результат, что называется, оставлял желать много лучшего. Поначалу Марго честно пыталась перепрыгнуть препятствие, но удавалась ей из раза в раз только половина. То есть прыгнуть она еще могла, но вот "пере" – никак не получалось. Стоявшая рядом со мной Майя, понаблюдав за мучениями Галицкой, язвительно шепнула, что той не позволяет выполнить трюк смещенный центр тяжести. Куда именно он был смещен, было ясно без слов – увесистая попка стареющей звезды была предметом всеобщих шуток. Круглов уже не стеснялся в выражениях и после какой-то, особенно резкой реплики взмыленная, обозленная до крайности Марго взлетела на забор как птица. Все затаили дыхание, Марго метнула в нашу сторону торжествующий взгляд и в ту же секунду рухнула вместе с забором на землю…
Несколько человек бросились к месту катастрофы, Марго извлекли из-под обломков, немного почистили, поправили всклокоченные волосы. Круглов, кипя от негодования, объявил перерыв, во время которого техники должны были восстановить из руин покалеченную декорацию. Режиссер подскочил к актрисе и потрясая сжатыми кулаками проорал ей прямо в лицо:
– Завалишь мне еще хоть один дубль, выгоню к чертовой матери.
Поняла?
– Пошел ты. – Не осталась в долгу Галицкая. – Оставь свои угрозы при себе, если не хочешь, чтобы тебя самого отправили ко всем чертям.
Я думала, что после этих слов Круглов придет в такую ярость, что не станет дожидаться следующего загубленного дубля, а выгонит Галицкую немедленно. Я уже успела усвоить, что на съемках режиссер – фигура неприкосновенная. С ним можно спорить, но угрожать ему дело небезопасное. И теперь, услышав заявление Марго, затаила дыхание, ожидая неминуемого взрыва. Но его не произошло. Круглов только зашипел, как подмоченный фугас, покрылся красными пятнами и немедленно покинул площадку, оставив поле боя за торжествующей актрисой. С какой стороны ни глянь, дело выглядело странным. Я и раньше замечала, что Галицкая вертит Кругловым, как хочет. Ей доставались лучшие эпизоды, с ней дольше всех возились гримеры, осветители, костюмеры. Она заставляла оператора переснимать сцену по несколько раз только потому, что ей не нравилось, в каком ракурсе ее сняли. Круглов терпел все эти капризы стоически, только морщился, как от зубной боли, но терпел. И вот Марго позволила себе при всех поставить его на место. Такого не стерпел бы даже святой… Но Круглов стерпел. Мне было понятно, что Марго что-то имеет против режиссера, и что-то серьезное! Не связано ли это с его ночными отлучками? За последние дни мне представилась возможность убедиться, что отлучается Круглов почти ежедневно. Но куда? Об этом, похоже, знает Галицкая и использует свои знания самым выгодным для себя образом. Одержав победу над режиссером, она нисколько не успокоилась. Обведя всех нас полным ненависти взглядом, она стиснула зубы, грубо оттолкнула поправляющую ей макияж гримершу и ушла в дом.
– Похоже, Марго в ужасном настроении. – Шепнула я Майе. – Лазая по заборам, она взмокла как ломовая лошадь.
Та усмехнулась, не разделяя моего волнения:
– Это ей только на пользу. Пропотеет немного, глядишь, яд и выйдет из организма.
После перерыва все пошло как по маслу. Марго играла великолепно, ей ничего не надо было изображать, она и так кипела от злости и унижения, дракон исправно плевался зеленой слизью, изгиба шею и бил могучим хвостом. Наступил решающий момент. Галицкая приготовилась к бегу с препятствиями. Снимали общий план. Никто не сомневался, что она перепрыгнет это злосчастный забор, даже если ей придется для этого взлететь. Но все испортил дождь. Точнее, не дождь, а настоящий ливень, который хлынул внезапно, сплошным потоком. Чудовище, только что зловеще разевающее гигантскую пасть, вдруг дернулось и принялось трястись мелкой дрожью, как будто было напугано всем происходящим. В таком виде монстр выглядел жалко. Эпизод снова был испорчен, а съемки остановлены. Все, кто присутствовали на площадке, вооружившись тряпками, бросились к дорогостоящему механизму. Пробегая мимо, Роман, чертыхаясь, сунул мне в руки полотенце.
– Что мне с ним делать? – Спросила я, еле поспевая за ним.
– Вытирать, естественно! – Рявкнул несчастный Ромка и первым ринулся на спасение своего детища.
Дождь кончился так же внезапно, как и начался, засияло солнце, но мы еще долго ползали по звероящеру, тщательно промокая воду с его скользкой силиконовой шкуры. Возились мы до самого вечера, когда снимать было уже поздно. Круглов рвал на себе волосы, горюя об упущенном съемочном дне. Остальные устали так, будто разгружали вагон с углем. Зверь был огромным и вытереть его насухо стоило большого труда. Ромка не успокоился на этом, притащил огромный вентилятор, чтобы как следует просушить свое сокровище.
Полумертвая от усталости, я совсем забыла о приглашении Гордеева и очень удивилась, обнаружив его в своей комнате при полном параде.
– Ты чего тут развалился? – Возмутилась я, увидев, как он развалился в шелковом антикварном кресле, на которое я даже присесть не решалась.
– Ничего себе! – Обиделся Саша. – Мы же собирались повеселиться.
Неужели ты забыла?
Он выглядел искренне удивленным. Похоже, такое с ним давненько не случалось. Подозреваю, что до сих пор девушки, которым он назначал свидания, приходили задолго до назначенного времени. Кто знает, может быть, и я бы тоже прибежала, если бы не ужасающая тяжесть во всем теле после каторжной работы по оживлению монстра. Саша выглядел великолепно. Никаких костюмов, белых рубашек и галстуков. Только черная куртка из тонкой кожи, надетая поверх чего-то сетчатого, тоже черного и обтягивающие мускулистые ноги джинсы соответствующего цвета. Небрежно спадающие на лоб волосы и острый взгляд делали его одновременно опасным и, черт возьми, чертовски сексуальным!
– Так мы идем или как? – Почти безразлично спросил он, лениво поднимаясь с кресла. Пожалуй, он немного переигрывал со своим безразличием, но я простила ему плохую игру и попросила очистить помещение, пообещав, что буду готова через десять минут.