Все трое мужчин невольно переглянулись с каменными лицами. Чтобы девочка такими глазами наблюдала за матерью? Впрочем… В голове Киндаити возникли кое-какие соображения, и он снова взглянул на Тамаки.
Девочка говорит, что из нее все так само и выскакивает. А может, она ловко играет?
Обеспечить с помощью мамы алиби Мидзусимы - значит, если взглянуть с противоположной стороны, обеспечить с помощью Мидзусимы алиби своей маме. Не ловкий ли это маневр, чтобы прикрыть собственную мать?
- Тамаки, - подмигнув Тодороку, заговорил Киндаити. - Если твоя мама вчера до одиннадцати где-то была с Мидзусимой, и, допустим, Катагири-сан была убита до этого часа, то ведь это алиби не только Мидзусимы, но и твоей мамы, так?
- Моей мамы? - вытаращила свои круглые глазищи Тамаки. - Но она никакого отношения к убийству не имеет!
- Ну как же? Они же были соперницами с покойной.
- Да нет, Мидзусима, может, и хотел от хозяйки чего, но она-то с ним и знаться не желала. Просто журналы мод ему одалживала, раз уж он просил. Через меня и передавала.
- Журналы? А вот таких среди них не было? - Тодороку, перемигнувшись с Ямакавой, извлек из-под стола "Фанси Бол".
Тамаки простодушно уставилась на обложку.
- Точно не скажу. Может, и были.
- Но их же через тебя передавали?
- Через меня. Но она такая аккуратная была, всегда их в бумагу завертывала. Ну и Мидзусиме тоже приходилось их так же возвращать, завернутыми. Сейчас-сейчас… - Она быстренько перелистала страницы. - Вообще-то мне кажется, что я этот журнал у него видела. А может, и здесь смотрела.
Значит, Киёми таки видела "Фанси Бол" у художника.
- Тамаки, ты ведь поднималась вчера с Мидзусимой на крышу двадцатого корпуса?
- Да.
- Он расспрашивал, как сегодня будут покрывать крышу варом?
- Точно не помню. Но Сабу-тян всегда говорит, что Мидзусима просто типичный человек искусства.
- В каком смысле?
- Любопытный ужасно. Всегда обо всем расспрашивает, прямо как ребенок. Иногда просто надоедает. А Эномото тоже считает, что эти люди все такие.
- Ну-ну! А что это за история, когда Сабу-тян хотел на озере Катагири-сан сфотографировать, а она рассердилась?
- Мы туда без него поехали. Просто мадам никогда никуда не выходила, а мы с Киёми сговорились и все же ее вытащили.
- А он сам к вам присоединился?
- Ну да. Я маме рассказала, а она Мидзусиме. А Мидзусима посчитал, что одному ему появиться там будет неудобно, вот и подбил Эномото и Сабутян. Они втроем нас догнали.
- Понятно. А потом?
- Мы катались по озеру на лодке, и вдруг прямо на нас другая - вот-вот столкнемся! Я как заору, как подскочу - мы чуть не перевернулись! А оказалось, это Мидзусима-сэнсэй и Эномото с Сабу-тян.
- Когда он фотоаппарат достал?
- Когда мы в лесу полдничать сели, часа три было. Хотел, наверное, общее фото на память сделать, но уж как-то неожиданно прицелился, и хозяйка страшно разозлилась.
- Так ни одного снимка и не сделали?
- Потом снялись, у меня дома есть. Только она в кадр не попала.
- И когда это произошло?
- Когда? Страшно жарко тогда было… А, вспомнила! Первое воскресенье августа. У нас здесь выходные первое и третье воскресенье.
Ямакава достал ежедневник.
- Первое воскресенье августа - это шестое число.
- Тамаки, а тебе известно что-нибудь об убитой? Чем она занималась прежде, где?
- А Киёми или Дзюнко что-нибудь знают? А еще лучше - Итами-сан?
- Да нет. Мы с этим вопросом просто замучились.
- Ну так, а я-то что? Уж если кто и знает, так это Итами-сан. Он вчера вечером сюда приходил, вот!
- Почему ты так считаешь? Ты что, видела, как он отсюда выходил?
- Нет, этого я не видела. Поэтому утверждать не могу, но все же…
- Пусть хоть неточно. Давай, рассказывай все, что заметила. Может, ты встретила его вечером, когда шла домой от Сабу-тян?
- Нет, не так было. - К девочке снова вернулась присущая ей непосредственность, глаза озорно смеялись. - Ладно уж, все расскажу. Я к нему пришла, а он говорит, у меня родные дома, и утащил меня гулять. Знаете, там за двадцатым корпусом внизу озеро есть? Его Таро называют. Вот мы туда и пошли. Но только…
- Что - "только"?
- Только не думайте, мы ничем таким не занимались. Сабу-тян к девчонкам не пристает, и я тоже не хочу стать, как мама. Он все о своих мечтах рассказывал, про киностудию. Его очень вдохновило, что Эномото так повезло. Там у озера огромный дуб растет, знаете?
- Да, с крыши видели.
- Вот мы прямо под ним и сидели, к стволу прислонившись. Вдруг- с другой стороны фонарик. И в нашу сторону двигается. А потом шаги послышались. Мы под деревом затаились, смотрим - это Итами-сан берегом прошел. Нас не заметил, вверх по склону поднялся и в эту сторону направился.
- Когда примерно это было?
- Точно в девять сорок.
- Откуда такая точность?
- У Сабу-тян часы с подсветкой. Я говорю: и куда этот дядька в такое время направился, не иначе как в "Одуванчик", вот Сабу-тян и посмотрел на часы. А я беспокоилась, что мама скоро прийти должна, и тоже посмотрела - девять сорок было.
Кавамура сказала, что Итами, вернувшись из города, зашел к ней около половины десятого. Если он сразу от нее отправился сюда, то по времени все совпадает. Итак, он приходил в ателье. Но почему умолчал об этом?
- Итами-сан и Кавамура-сан живут за озером?
- Да, тот край уже давно обжит, а с этой стороны, говорят, лес был. Вообще-то из Хинодэ можно по улице на шоссе выйти и той дорогой вернуться, но мимо озера гораздо быстрее.
- Тамаки, до которого часа вы сидели под дубом?
- До десяти двадцати. А потом я сказала, что мама вот-вот вернется, и мы ушли.
- Пока вы были там, Итами-сан не проходил обратно?
- Нет. Может, по шоссе вернулся. А может, еще здесь был.
Тут в ее головке, где в беспорядке скакали мысли, как будто что-то щелкнуло, и она обвела взглядом комнату:
- Ой, что я придумала!
- Что же?
- Вы говорили, что вам недостает ее изображения?
- Да-да. А что, оно у тебя есть?
- Есть. Но не у меня. У Мидзусимы-сэнсэя!
- У него есть фото убитой?
- Не фото. Портрет!
- Мидзусима-сэнсэй написал ее портрет?
- Ну да. Правда, он будто бы разорвал его, но все считают, что это враки. Небось, хранит, как сокровище.
Выпятив нижнюю губку, Тамаки ехидно фыркнула.
Итак, по слухам, Мидзусима нарисовал портрет Катагири Цунэко. Если, как утверждает Итами, ни одной фотографии хозяйки ателье действительно не существует, этот портрет приобретал чрезвычайную ценность.
Тодороку от возбуждения выскочил из-за стола:
- Тамаки, ты видела этот рисунок?
- Видела. Он его не показывал, я случайно заметила.
- Какой он величины?
- В пол-листа.
- Ну и как, похоже?
- Да. У него вообще-то портреты не очень хорошо получаются, но тот здорово похож.
- Что же, она ему позировала? - задал вопрос Киндаити Коскэ.
- Нет, вряд ли. Небось, втихаря рисовал да радовался. Катагири-сан ужасно ругалась бы, если б узнала, так что я никому не рассказывала.
- Знаешь, Тамаки, ты нам сообщила очень важную вещь. Мы непременно попросим Мидзусиму-сэнсэя показать нам этот рисунок.
- Но он наверняка будет твердить, что порвал его.
- Тогда пусть еще раз нарисует. А мы тебе покажем, и ты скажешь, похоже или нет.
- Вот здорово! Обязательно посмотрю.
- Киндаити-сэнсэй, вы хотите еще о чем-нибудь спросить Тамаки?
Киндаити напоследок задал девочке вопрос про "белое и черное", но и у нее не оказалось никаких соображений по этому поводу.
Разговор с Тамаки завершился, и тут как раз вернулся сыщик Симура, ездивший сопровождать труп.
- О, Симура-кун! Ну что экспертиза?
- Пока еще ничего конкретного. Вар наконец-то сняли, к экспертизе приступили. Ну-ка, гляньте-ка на меня, сэнсэй! Прискорбный видок, да? - жалостливо обратился тот к Киндаити и, разведя руки, продемонстрировал перемазанную варом одежду.
Да уж, супруга слезами обольется, дома шуму будет!
- Ого! Ну спасибо тебе за труды. Так что там, как лицо?
- Да никак. Тут уже ваша область начинается - труп без лица!
- Что, действительно совсем ничего? - спросил Тодороку.
- Абсолютно. Лица вообще как такового не осталось. Сгорело напрочь, до мяса.
- А причина смерти, время?
- Причина смерти - удушение. Похоже, чем-то вроде шнура ее задушили. Тут, к счастью, следы сзади на шее сохранились, куда вар не попал. Но все подробности - только после результатов вскрытия.
- Время преступления?
- Сказали, что скорее всего где-то в районе десяти вечера плюс-минус час.
Десять вечера плюс-минус час - в это время и господин Итами приходил в Хинодэ, и сильно выпивший муж Дзюнко направлялся в "Одуванчик".
- Кстати, сэнсэй!
- Да?
- Тут одна нестыковка выходит.
- Что такое?
- Помните, там, наверху, в комнате на ковре Эма-кун пятно крови обнаружил, мы еще подумали, что это кровь жертвы? Так вот у нее оказалась группа крови А, а на ковре - группа В. Впрочем, эта нестыковка может нам добрую службу сослужить. Вероятно, это кровь преступника.
Пауза
При всем своем интересе к чемпионату "Нихон сиридзу" поэт S.Y. сумел посмотреть только первую встречу.
У поэта были каверны в легких. Стоило чуть переусердствовать, и открывалось кровотечение. Болезнь была хроническая в полном смысле этого слова: она сопровождала его уже почти тридцать лет, наиболее проявляясь в преддверьи весны и в начале осени.
Этим летом он скрывался от жары в краях Синсю и полагал, что ему удалось прилично укрепить свой организм, но по возвращении в Токио последние знойные дни подорвали его здоровье и уложили в постель. Потом ему стало лучше, он начал вставать и еще через пару-тройку дней даже позволил себе выходить на улицу, ограничиваясь, впрочем, прогулками по саду, но в известное читателю утро отправился с собакой смотреть небо над Кавасаки, и вот это-то его и подвело.
Некрупная, но достаточно шустрая собачонка таскала его за собой около часа, и это значительно повредило легким. Следя по телевизору за чемпионатом, поэт почувствовал, как что-то подступило изнутри к горлу, и сплюнул на бумажку сгусток крови.
Дело было привычное, так что ни он сам, ни домашние особого беспокойства не проявили. Надо немедленно лечь в постель и сохранять полный покой. Ему прописали кровоостанавливающее, но самое лучшее лечение в такой ситуации больному было известно лучше, чем врачу. Постельный режим и покой до тех пор, пока не прекратится кровохарканье, то есть, примерно неделю.
На этот период, разумеется, запрещалось все, чреватое волнениями, - включая газеты и радио, не говоря уж о телевизоре. Короче, до полного исчезновения признаков крови во рту господин S.Y. должен был полностью изолировать себя от внешнего мира.
В тот вечер, когда поэт свалился, раздался звонок от Киндаити Коскэ. Он сообщил, что находится неподалеку в местном полицейском управлении и хотел бы зайти, но домашние объяснили ему ситуацию, и визит был отложен.
Процесс выздоровления, который обычно занимал неделю, на этот раз длился десять дней.
В то утро, когда S.Y. принялся за газеты, первые полосы были сплошь заполнены сообщениями о роспуске нижней палаты парламента.
Поэт попросил себе все газеты, начиная с первого дня болезни, то есть с двенадцатого числа, и начал просматривать по порядку первые страницы. Закончив с ними, он также по порядку приступил к изучению страниц, посвященных социальным новостям. Из них он и узнал о странном убийстве в жилом районе Хинодэ.
По рассеянности, - а господину S.Y. она всегда была свойственна, - он не обратил внимания на то, что речь идет о том самом месте, где ему совсем недавно явился мираж.
Тем не менее, это происшествие завладело вниманием поэта: труп извлечен из-под расплавленного вара, лицо жертвы уничтожено! Его остро заинтересовало то обстоятельство, что и сегодня, пятнадцатого октября, то есть спустя две недели после преступления, нельзя с абсолютной уверенностью утверждать, что жертвой является Катагири Цунэко.
Господину S.Y. случалось обсуждать с Киндаити Коскэ различные литературные приемы детективного жанра.
Одним из таких приемов, рассказывал ему Киндаити, является "труп без лица". В таких детективах фигурирует тело, которое в силу каких-то обстоятельств невозможно точно идентифицировать - либо отрезана голова, либо лицо облито серной кислотой, либо еще что-нибудь в этом роде. В подобных детективах, говорил Киндаити, как правило, в конце концов выясняется, что тот, кого с самого начала считали лишь жертвой, сам тоже был преступником.
- Но ведь постоянный читатель детективов тогда сразу сообразит, что убитый - преступник!
- Разумеется. Насколько я понимаю, мастерство писателя-детективщика в том и заключается, чтобы накрутить еще уйму всего и хорошенько заморочить голову читателю.
- А были ли у вас в реальной практике такие случаи?
- Был один. Но, между прочим, даже если оставить в стороне так называемые классические случаи, когда личность преступника подменяется личностью жертвы, достаточно часто расследование запутывается именно потому, что возникают ошибки с идентификацией убитого.
Господин S.Y. припомнил случай: какой-то злодей убил человека, замаскировал его под себя, а сам присвоил себе его личность. Таким образом он водил за нос всех, а когда появилась угроза разоблачения, убил еще кого-то и опять сменил личину.
Может, убийство в Хинодэ как раз из таких? Но там "труп без лица" принадлежит женщине. Если соотнести этот случай с детективным сюжетом, убийцей тоже должна быть женщина. Возможно ли! Ведь речь идет о столь страшном преступлении!
Рассуждая таким образом, господин S.Y. разглядывал помещенный в газете от 14-го числа рисунок, изображающий Катагири Цунэко.
Газета сообщала, что рисунок выполнен проживающим там же в Хинодэ художником М.
По мнению полиции сходство с убитой в нем было, но с точки зрения господина S.Y. никаких характерных черт лица рисунок не передавал. Изящные линии создавали лишь общий облик и наводили на мысль о том, что он делался на скорую руку, да еще и с большой претензией на красивость.
Газеты сообщали, что биография Катагири Цунэко до сих пор не выяснена. Даже если допустить, что этот портрет обладает поразительным сходством с оригиналом, вряд ли по нему можно судить, какой была эта женщина в прошлом.
Судя по всему, свою прежнюю жизнь она тщательно скрывала, а раз так, то ей не стоило большого труда радикально изменить внешность.
Даже по рисунку видно, что Катагири Цунэко пользовалась накладными ресницами - разве одно это уже не меняет лицо? И еще. На рисунке у нее волосы впереди коротко острижены и уложены на лбу челкой. Если раньше она носила прическу, открывающую ее высокий лоб, то и выглядеть она должна была совершенно по-другому.
К тому же еще… Тут господин S.Y. дал полную волю своей буйной фантазии.
Когда-то он лечился в туберкулезной клинике и познакомился там с одной пациенткой, которая из-за своей худобы походила на цаплю. Наиболее примечательным в ее внешности были некрасиво выступавшие вперед зубы. Когда же спустя несколько лет он встретил ее снова - здоровую, располневшую, похожую на кругленький мячик, - разглядеть в ней ту прежнюю женщину было крайне сложно. Даже зубы теперь торчали не так заметно, наверное, благодаря округлившемуся лицу.
А что, если исходя из этого, представить себе, как выглядела Катагири Цунэко в прошлом?
Ей тридцать пять - тридцать семь, ну пусть тридцать восемь - как раз тот возраст, когда женщина начинает полнеть. Между тем, судя по газетам, да и по рисунку тоже, она была стройна и изящна. Что, если в прошлом эта дама была склонна к полноте, а потом с помощью строжайшей диеты и изнурительных упражнений сумела изменить фигуру? Даже если рисунок увидит кто-то из ее бывших знакомых, он все равно не обратит на него никакого внимания…
Дойдя в своих мыслях до этого места, господин S.Y. невольно иронически усмехнулся собственным дурацким фантазиям.
И все же, чтение газет он не оставил. Такова была натура этого поэта: стоило ему увлечься какой-то идеей, и он погружался в нее с головой.
S.Y. с жадностью перечитал три разных газеты.
Итак, первый из наиболее явно подозреваемых - владелец помещения ателье "Одуванчик", равно как и всех торговых рядов, Итами Дайскэ.
Он приходил в "Одуванчик" в ночь убийства, более того - он был там около десяти часов, то есть как раз тогда, когда, по мнению полиции, оно произошло. Подозрения полиции усугублялись еще и тем, что Итами скрывал сей факт до тех пор, пока о нем не сообщило несколько свидетелей.
По этому поводу - то есть по поводу своего посещения "Одуванчика" - сам Итами Дайскэ сообщил следующее.
Да, именно в это время он приходил к "Одуванчику". У него было дело к мадам, он хотел войти с заднего входа. Дверь была закрыта изнутри. Стучал, несколько раз позвал хозяйку, но как только начал кричать, свет на втором этаже тут же погас. Сколько ни звал, ответа не последовало, из чего он заключил, что ему дают понять: визит сейчас не к месту. Ну он и ушел. Кстати, может, свет в комнате тогда погасил преступник?
То, что Итами Дайскэ, стоя у задней двери, звал Цунэко Катагири, засвидетельствовал F - хозяин парикмахерской, расположенной через дом от ателье. Он как раз в это время возвращался домой, но по ошибке прошел чуть дальше. Правда, он сразу повернул назад и поэтому не знал, ушел после этого Итами или нет. Не мог он также знать, была ли дверь заперта изнутри.
Видимо, Итами и хозяйка ателье состояли в интимных отношениях. Следовательно, подозрения в его адрес достаточно серьезны, а то, что полиция не пошла на арест, объясняется, скорее всего, пятном крови, которое обнаружили в комнате. Там была группа крови В, а у Итами - группа О.
Среди ныне известных лиц еще более серьезные подозрения падают на Судо Тацуо.
Несколько человек засвидетельствовали, что около десяти вечера сильно пьяный Судо вышел из автобуса около Хинодэ. Те же люди единодушно утверждают, что он нетвердой походкой оправился в сторону "Одуванчика".
Еще более точные показания дали парикмахер F и его жена. Они слышали, как часов в десять вечера пьяный мужчина около "Одуванчика" звал хозяйку и бранил ее нехорошими словами. Было это минут через десять после возвращения F.
Пьяный крыл мадам на все корки, называл ее хитрюгой и плутовкой, требовал, чтоб она вышла поговорить. Но вдруг все стихло, и когда супруги F выглянули из окна второго этажа, пьянчуга уже исчез. Было это в пять минут одиннадцатого.