– Знаете ли, той пенсии, которую мне выплачивают как вдове погибшего, не хватает на жизнь. Я была вынуждена искать работу. Еще при жизни мужа мне случалось подрабатывать, например, у Каплана, но не регулярно. Соседка представила меня руководителю отдела кадров Шатле , и я получила место билетерши.
– Это именно там?..
– Да, однажды утром. Как сейчас помню, давали "Вокруг света за восемьдесят дней". Провожая месье Луи к месту, я его узнала. Он тоже меня узнал. Больше ничего не произошло. Но он вернулся; он возвращался снова и снова, всегда по утрам, и, войдя, искал меня глазами. Так продолжалось довольно долго, потому что я работаю не каждый день: в воскресенье и еще дважды в неделю. Как-то раз, выходя из зала, он спросил меня, не соглашусь ли я выпить с ним аперитив. Мы наскоро перекусили, потому что вечером я должна была вернуться на работу.
– Он уже тогда снимал комнату на улице Ангулем?
– Полагаю, что да.
– Он сказал вам, что больше не работает?
– Он этого не говорил, лишь предупредил, что каждый день свободен после обеда.
– Вы не знали, чем он занимался?
– Нет. Я была не вправе задавать подобные вопросы.
– Он рассказывал вам о жене и дочери?
– Да, много.
– И что именно он говорил?
– Видите ли, подобные вещи трудно повторить. Когда человек несчастлив в браке и при этом доверяет вам свои секреты…
– А он был несчастлив в браке?
– Жена постоянно его упрекала, особенно когда сравнивала с мужьями своих сестер.
– Я не понимаю, о чем вы.
Мегрэ, разумеется, давно все понял, но ему важно было вызвать женщину на откровенность.
– У обоих были хорошие должности, бесплатные билеты для них и для членов их семей…
– И пенсия.
– Да. Луи упрекали за то, что не честолюбив, за то, что всю свою жизнь довольствуется жалким местом кладовщика.
– Куда вы с ним ходили?
– Почти всегда в одно и то же маленькое кафе на улице Сен-Антуан. Мы разговаривали часами.
– Вы любите вафли?
Женщина покраснела.
– Откуда вы знаете?
– Месье Луи покупал для вас вафли на улице Луны.
– Это уже позже, когда…
– Когда вы начали приходить на улицу Ангулем?
– Да. Он хотел, чтобы я увидела место, где он проводит значительную часть жизни. Он называл его "своей комнатушкой". И очень гордился ею.
– Он не говорил вам, почему начал снимать комнату в городе?
– Чтобы иметь свой угол, пускай и на несколько часов в день.
– Вы стали его любовницей?
– Я часто навещала его.
– Он дарил вам драгоценности?
– Шесть месяцев назад он купил мне серьги, а совсем недавно – вот это кольцо.
Она носила его на пальце.
– Он был слишком добрым, слишком чувствительным. Он нуждался в поддержке. Что бы вы там ни думали, но я была для него прежде всего другом, единственным другом.
– Ему случалось приходить сюда?
– Никогда! Из-за консьержки и соседей. Иначе о нас принялся бы судачить весь квартал.
– Вы видели его в понедельник?
– Около часа.
– Когда это было?
– Сразу после обеда, во второй половине дня. Затем мне надо было сделать кое-какие покупки.
– Вы знали, где он будет в это время находиться?
– Я назначила ему встречу.
– По телефону?
– Нет. Я ему никогда не звонила. Мы договорились во время нашего предыдущего свидания.
– Где вы обычно встречались?
– Почти всегда – в нашем маленьком кафе. Иногда на углу улицы Сен-Мартен и Больших бульваров.
– Он отличался пунктуальностью?
– Да, Луи никогда не опаздывал. В понедельник было холодно, стоял туман. А у меня слабое горло. Поэтому мы пошли в кино.
– На бульвар Бон-Нувель.
– Вы и это знаете?
– В котором часу вы расстались?
– Около четырех часов. За полчаса до его смерти, если газеты указали правильное время.
– Вы не знаете, возможно, у него была назначена встреча?
– Он ничего мне об этом не сказал.
– Он не рассказывал вам о приятелях, о людях, которых посещал?
Она покачала головой и посмотрела на застекленный буфет в столовой.
– Вы позволите предложить вам выпить? Правда, у меня только вермут. Он стоит уже давно, потому что сама я не пью.
Мегрэ согласился из вежливости, чтобы сделать ей приятное; на дне бутылки плавал осадок: должно быть, вермут не трогали со дня похорон погибшего полицейского.
– Когда я прочитала заметку в газете, чуть было не отправилась на набережную Орфевр. Муж часто рассказывал мне о знаменитом комиссаре Мегрэ. Я вас сразу же узнала, потому что неоднократно видела вашу фотографию.
– Луи не говорил о том, что хочет развестись? Не предлагал вам пожениться?
– Он слишком боялся своей жены.
– А дочери?
– Дочь он очень любил. Луи был готов ради нее на все. Между тем мне показалось, что в последнее время он разочарован.
– Чем?
– Это всего лишь мое впечатление. Он часто грустил.
Мадам Машер тоже не выглядела веселой; ее голос звучал монотонно и был лишен каких-либо интонаций. Интересно, это она наводила порядок в комнате на улице Ангулем?
Он не мог себе представить, как она раздевается перед месье Луи, ложится с ним в постель… Он не мог представить ее не то что голой, но даже в чулках и бюстгальтере. Мегрэ значительно лучше представлял их сидящими за столиком в маленьком кафе, о котором рассказала мадам Машер, в приятном полумраке, тихо беседующими друг с другом.
– Он тратил много денег?
– Смотря что подразумевать под словом "много". Он себе ни в чем не отказывал. И получал от этого удовольствие. Если бы я позволила ему делать то, что он хочет, он бы накупил мне невероятное количество подарков, главным образом, ненужных мелочей, которые замечал в витринах магазина.
– Вы когда-нибудь видели Луи сидящим на скамейке?
– На скамейке? – повторила она так, словно этот вопрос очень удивил ее.
Мадам Машер колебалась.
– Как-то утром я отправилась за покупками. Он разговаривал с очень худым мужчиной, который произвел на меня странное впечатление.
– Почему?
– Он напоминал клоуна или комика, только без грима. Я его толком не рассмотрела. Но заметила, что на нем были сильно поношенные ботинки, а брюки внизу совсем обтрепались.
– Вы спросили у Луи, кто это был?
– Он ответил, что на скамейках можно познакомиться с самыми разными людьми, и его это забавляет.
– Вы больше ничего не припомните? Почему вы не пошли к нему на похороны?
– Не осмелилась. Через день или два я собираюсь отнести цветы на его могилу. Я предполагаю, что сторож покажет, где она находится. Газеты сообщат обо мне?
– Разумеется, нет.
– Это важно. В Шатле царят строгие нравы, и я могла бы потерять место.
Мегрэ находился недалеко от бульвара Ришар-Ленуар, поэтому после окончания визита к мадам Машер попросил подбросить его домой, сказав шоферу:
– Пойди где-нибудь перекуси и забери меня через час.
Во время обеда мадам Мегрэ, как обычно, внимательно наблюдала за мужем.
В конце концов она спросила его:
– Что с тобой происходит?
– А что такое?
– Не знаю. Но ты похож не на себя, а на кого-то другого.
– На кого?
– Не знаю. Но ты – не Мегрэ.
Комиссар рассмеялся. Он так много думал о месье Луи, что в итоге стал представлять себя на его месте, копировать его предполагаемую мимику и жесты.
– Надеюсь, ты сменишь костюм?
– Зачем? Я снова промокну.
– Разве ты опять собираешься на похороны?
Он все же надел одежду, которую приготовила жена, и это было так приятно: хотя бы на время почувствовать себя в тепле и уюте.
На набережной Орфевр Мегрэ, прежде чем направиться в свой кабинет, завернул в полицию нравов.
– Ты знаешь некую Мариетту или Мари Жибон? Я хотел бы, чтобы ты покопался в картотеке.
– Она молодая?
– Выглядит лет на пятьдесят.
Инспектор ловко вытащил ящик с желтыми пыльными карточками. Ему не пришлось долго искать. Девица Жибон, уроженка Сен-Мало, состояла на учете в полиции уже одиннадцать лет; она трижды побывала в Сен-Лазар (в то время, когда Сен-Лазар еще существовал). Два ареста за кражу.
– Была ли она осуждена?
– Отпущена за недостаточностью улик.
– Что дальше?
– Подождите. Я возьму другой ящик.
След Жибон также обнаружился в более новых карточках, но и они были десятилетней давности.
– До войны она состояла надзирательницей в публичном доме – в этом заведении, располагавшемся на улице Мартир, якобы предоставлялись услуги массажа. В то время она жила с неким Филиппом Натали по прозвищу Филиппи, который был осужден на десять лет за убийство. Я припоминаю это дело. Их было трое или четверо, в баре на улице Фонтен они расправились с членом враждующей банды. Так и не удалось выяснить, кто именно стрелял, поэтому посадили всех скопом.
– Сейчас он на свободе?
– Умер в Фонтевро.
Эта ниточка никуда не вела.
– На сегодняшний день на нее что-нибудь есть?
– Не знаю. Если она тоже не умерла…
– Не умерла.
– Значит, остепенилась. Может, сейчас занимается благотворительностью в родной деревне?
– Она держит меблированные комнаты на улице Ангулем, но в отделе, занимающемся этой сферой, не зарегистрирована. У нее живут главным образом девушки, но я не думаю, что они занимаются своим ремеслом прямо у нее в доме.
– Я разберусь с этим.
– Я хотел бы, чтобы за ней следили тайком, а также разузнали все о ее жильцах.
– Легко.
– Было бы неплохо, если бы за улицей Ангулем взялся понаблюдать кто-нибудь из полиции нравов. Люди из моей бригады не слишком хорошо знакомы со спецификой.
– Договорились.
Мегрэ смог наконец сесть, вернее, упасть в кресло в своем кабинете – и тут же Люка приоткрыл дверь.
– Есть новости?
– Они не касаются телефонных звонков. По указанному номеру никто не звонил. Но сегодня утром произошел любопытный инцидент. Некая мадам Тевенар, проживающая на улице Гей-Люссака вместе с племянником, вышла из дому, чтобы отправиться на похороны.
– И она тоже?
– Это не те похороны. Дело происходило в ее районе. Во время ее отсутствия квартира пустовала. Когда женщина вернулась домой и направилась в кладовую, чтобы сложить покупки, которые она сделала на обратном пути, то заметила, что оттуда исчезла колбаса, лежавшая там двумя часами ранее.
– Она уверена, что…
– Уверена! Затем, осматривая квартиру…
– Она не испугалась?
– Она вооружилась револьвером, который принадлежал ее мужу. Тот воевал еще в Первую мировую, разрешение имеется. Забавная женщина: маленькая, кругленькая, все время смеется. Так вот, под кроватью племянника она нашла чужой платок и хлебные крошки.
– Чем занимается племянник?
– Его зовут Юбер, он студент. Мадам Тевенар не слишком богата, и днем парень подрабатывает продавцом в книжном магазине на бульваре Сен-Мишель. Вы понимаете, о чем я?
– Разумеется. Тетя сообщила в полицию?
– Да, она спустилась к консьержу, чтобы позвонить в комиссариат. Инспектор тотчас перезвонил мне. Я направил Лероя в книжный магазин допросить Юбера. Молодой человек затрясся от страха, а затем разрыдался.
– Альбер Жорис – его друг?
– Да. Именно Жорис умолял приятеля спрятать его в своей комнате на несколько дней.
– Под каким предлогом?
– Он сказал, что поссорился с родителями и отец якобы так взбесился, что пообещал убить его.
– Неужели последние два дня и две ночи Жорис провел под кроватью?
– Только сутки. В первую ночь он бродил по улицам. По крайней мере так утверждает его приятель. Я разослал информацию во все полицейские участки. Сейчас он должен снова бродить по городу.
– У него есть деньги?
– Юбер Тевенар этого не знает.
– Ты сообщил на вокзалы?
– Все улажено, патрон. Я удивлюсь, если завтра утром он не появится на набережной Орфевр.
Интересно, что сейчас делается в Жювизи? Без сомнения, вдова, ее сестры, их мужья и дочери пообедали все вместе. Разумеется, по случаю похорон обед был торжественным. За столом обсудили будущее мадам Турэ, будущее Моники.
Мегрэ мог бы поклясться, что мужчинам подали крепкие спиртные напитки и они, откинувшись на стульях, чинно, в соответствии с обстановкой, закурили по сигаре.
"Эмили, налей и себе рюмочку чего-нибудь покрепче. Ты должна взбодриться".
Вспоминали ли они о покойном? Скорее всего, отметили, что, невзирая на плохую погоду, на похороны пришло много народу.
И Мегрэ уже почти принял решение поехать туда. Главным образом он хотел увидеть Монику и серьезно побеседовать с ней. Но только не в доме на Тополиной улице. В то же время комиссар не хотел вызывать девушку официальной повесткой.
Задумавшись, он набрал номер хозяев Моники.
– Адвокатская контора "Жебер и Башелье"?
– Жорж Башелье у аппарата.
– Вы не могли бы мне сказать, мадемуазель Турэ будет в конторе завтра утром?
– Разумеется. Сегодня она отлучилась по семейным обстоятельствам, но завтра у нее нет причин отсутствовать. А кто говорит?
Мегрэ повесил трубку.
– Сантони в конторе?
– С утра я его не видел.
– Пометь себе: нужно сообщить Сантони, чтобы завтра утром он был у входа в контору "Жебер и Башелье". Когда появится мадемуазель Турэ, пускай он самым вежливым образом пригласит ее ко мне.
– Сюда?
– Да, в мой кабинет.
– Ничего больше?
– Нет, ничего! Мне надо поработать.
На сегодня хватит с него Луи Турэ, его семьи и любовницы. Если бы Мегрэ не обладал беспримерной ответственностью и добросовестностью, он бы покинул кабинет и пошел в кино.
До семи часов вечера комиссар трудился с таким усердием, словно от его работы зависело будущее всего мира. Он не только разобрался с текущими делами, но и взялся за документы, которые уже несколько недель, а то и месяцев ждали своей очереди, потому что не имели никакой особой значимости.
Когда он наконец-то вышел из здания, у него перед глазами прыгали буквы и строчки. Мегрэ показалось, будто на улице что-то не так; он протянул руку и понял, что дождь закончился. Это создавало странную пустоту.
Глава 6
Нищие
– Что она делает?
– Ничего. Сидит очень прямо, с высоко поднятой головой, и напряженно смотрит перед собой.
В зале ожидания Моника предпочла сесть на стул, а не в кресло.
Мегрэ специально оставил девушку "повариться", как он любил говорить. Когда в девять двадцать Сантони доложил начальнику, что Моника доставлена, комиссар пробормотал:
– Оставь ее в "клетке".
Так Мегрэ называл застекленный зал ожидания с зелеными бархатными креслами. Как и все остальные посетители, Моника Турэ должна была растеряться.
– Как она?
– В трауре.
– Я не об этом спрашиваю.
– Мне показалась, что она почти обрадовалась, завидев меня. Я стоял в двух или трех метрах от двери здания на улице Риволи. Когда она подошла, я направился к ней. "Прошу прощения, мадемуазель…" Она прищурилась и посмотрела на меня. Должно быть, она близорука. Затем воскликнула: "А! Это вы". – "Комиссар хотел вас видеть…" Она не протестовала. Я взял такси, и мы всю дорогу ехали в полном безмолвии.
Кроме того, что прекратился дождь, еще и выглянуло солнце. Из-за влажности дневной свет казался каким-то особенно ярким.
Мегрэ, спешивший на оперативное совещание, издалека увидел девушку, сидящую в углу. Полчаса спустя, возвращаясь в кабинет, он обнаружил ее на том же месте. Через некоторое время комиссар отправил Люка взглянуть на дочь месье Луи.
– Она читает?
– Нет. Просто сидит.
С того места, где находилась Моника, было удобно наблюдать, как работает криминальная полиция. Она видела коридор с многочисленными дверями, видела, как приходят и уходят инспекторы с документами в руках, как они заглядывают в разные кабинеты, уезжают на задания или возвращаются с них. Время от времени полицейские останавливались, чтобы обменяться несколькими фразами по поводу текущего расследования; случалось, что кто-то из них вел заключенного в наручниках или толкал перед собой женщину в слезах.
Других посетителей, прибывших позднее мадемуазель Турэ, приглашали в кабинеты, но она при этом не проявляла никакого нетерпения.
Телефон на улице Ангулем по-прежнему молчал. Неужели Мариетта Жибон что-то заподозрила? Забытая трубка вызвала в ней подозрительность?
Нёвё, дежуривший у дома поочередно с коллегой из того же района, не заметил ничего необычного.
Что касается Альбера Жориса, то было точно установлено, что накануне в шесть часов вечера он еще был в Париже. Агент Дамбуа, который, как и другие полицейские города, получил приметы юноши, именно в это время заметил его на углу площади Клиши и бульвара Батиноль. Молодой человек выходил из бара. Возможно, агент слишком быстро двинулся в его сторону? Как бы там ни было, но Жорис бросился бежать, лавируя среди прохожих. Толпа в этот час оказалась особенно плотной. Дамбуа засвистел, чтобы привлечь внимание коллег.
Но это ничего не дало, да и не могло дать. Полицейские тщетно прочесали весь район. Хозяин бара заявил, что клиент никому не звонил, только съел пять яиц вкрутую с тостами и выпил три чашки кофе.
– Он выглядел очень голодным.
Мегрэ позвонил судья Комельо.
– По-прежнему ничего нового?
– Я надеюсь найти убийцу в течение сорока восьми часов.
– Это то, о чем мы думали? Убийство с целью ограбления?
Мегрэ ответил, что да.
Еще оставался нож. Среди утренней корреспонденции лежало письмо от фирмы, производящей скобяные изделия. С самого начала расследования Жанвье лично занимался поисками, и один из руководителей предприятия сообщил инспектору, что определить, у какого торговца был куплен именно этот нож, практически невозможно. Он не без гордости привел астрономические цифры выпускаемой продукции.
И вот теперь некто, перед чьей подписью стояла пометка "заместитель директора", уведомлял начальника криминальной полиции, что согласно номеру, выбитому на ручке, нож, которым воспользовались на бульваре Сен-Мартен, был частью партии, высланной четырьмя месяцами ранее оптовому торговцу в Марсель.
Следовательно, пять инспекторов в течение трех дней совершенно напрасно опрашивали парижских торговцев. Жанвье был взбешен.
– Что мне делать, патрон?
– Пошли запрос в Марсель. Затем возьми Моера или кого-нибудь из криминалистической лаборатории и отправляйся на улицу Ангулем. Пусть Моер снимает все отпечатки пальцев, которые обнаружит в комнате. Особое внимание уделите платяному шкафу.
В это время Моника все еще ждала приема. Порой Мегрэ посылал кого-то из сотрудников взглянуть на нее.
– Что она делает?
– Ничего.