Что касается самого комиссара, то добрых десять минут он сидел, положив локти на стол, с трубкой в зубах, и рассеянно смотрел в окно. В конце концов Мегрэ встряхнулся, как делает только что проснувшийся человек, который никак не может отогнать сон, и тихо проворчал:
– Глупая девчонка!
Сам не зная зачем, он направился в кабинет инспекторов.
– Никаких новостей о Жорисе?
Альбер просто обязан связаться с Моникой. Но как это сделать, чтобы его не арестовали? Мегрэ забыл задать девушке весьма немаловажный вопрос. Кто из любовников, Моника или Альбер, хранил у себя сбережения, которые они намеревались использовать для поездки в Южную Америку? Если вся сумма хранилась у парня, то он в данный момент располагал деньгами. В противном случае у него, возможно, не было средств даже на еду.
Мегрэ выждал еще несколько минут, задумчиво бродя из кабинета в кабинет, затем позвонил в контору "Жебер и Башелье".
– Я бы хотел поговорить с мадемуазель Моникой Турэ.
– Одну минуту. Кажется, она только что вернулась.
– Алло! – раздался в трубке голос Моники.
– Не радуйтесь. Это не Альбер, а комиссар. Я забыл задать вам один вопрос. У кого деньги, у вас или у него?
Она поняла.
– У меня.
– Где?
– Здесь. В моем письменном столе, который закрывается на ключ.
– У него есть карманные деньги?
– Если есть, то немного.
– Спасибо. Это все.
Люка подал начальнику знак, что его просят к другому аппарату. Мегрэ сразу же узнал голос Лапуэнта.
– Ты звонишь с улицы Ангулем? – удивился комиссар.
– Не из самого дома. Из бистро, расположенного на углу.
– Что стряслось?
– Я не понял, было ли это сделано специально, но решил вас предупредить. Когда мы прибыли на место, то обнаружили, что комната тщательно убрана. Пол и мебель хорошенько протерли, нигде нет ни пылинки.
– Даже на шкафу?
– И там тоже. У меня сложилось впечатление, что дамочка смотрела на меня с нескрываемой насмешкой. Я спросил у нее, кто и когда произвел уборку. Она ответила, что вчера после полудня обратилась к услугам приходящей дважды в неделю служанки, чтобы сделать генеральную уборку. Вы ей ничего не сказали по этому поводу, а комнату надо сдавать…
Это был просчет Мегрэ. Комиссар должен был предвидеть такой поворот событий.
– Где Моер?
– Все еще наверху. Он хочет убедиться, что не осталось никаких следов, но пока ничего не нашел. Если речь действительно идет о приходящей прислуге, то она проделала весьма внушительный объем работы. Мне возвращаться на набережную Орфевр?
– Не сразу. Узнай имя и адрес служанки. Поезжай к ней. Пусть она тебе расскажет, как было дело, какие указания она получила, кто находился в комнате, когда она убирала…
– Понял.
– Моер может возвращаться. И вот еще… Если заметишь поблизости кого-нибудь из полиции нравов…
– Тут Дюмонсель, я только что с ним говорил.
– Пусть он попросит подкрепления в своем отделе. Я хочу, чтобы полиция установила слежку за каждой из женщин, живущих в этом доме.
– Никто из них не выходил. Там одна сумасшедшая разгуливает по лестнице совершенно голой, а другая девица принимает ванну. Что касается третьей особы, то она, по-моему, не возвращалась в свою комнату уже несколько дней.
Закончив разговор, Мегрэ направился в кабинет начальника полиции, как делал это время от времени. У комиссара не было конкретной причины для подобного визита, он просто хотел поболтать с начальством о текущем расследовании. Он любил атмосферу этого кабинета и всегда обустраивался у окна, откуда открывался вид на мост Сен-Мишель и набережные.
– Устал?
– У меня такое впечатление, что я раскладываю какой-то замысловатый пасьянс. Мне хочется быть одновременно в самых разных местах, а я все время оказываюсь в своем собственном кабинете. Сегодня утром я вел допрос, один из самых…
Мегрэ остановился, пытаясь подобрать правильное слово, но он не находил его. Комиссар чувствовал себя измотанным или, если быть более точным, опустошенным; им овладело нечто вроде уныния, которое появляется с похмелья.
– Это была молоденькая девушка, почти девочка.
– Дочка Турэ?
Зазвонил телефон. Начальник криминальной полиции снял трубку.
– Да, он здесь.
И обратился к Мегрэ:
– Это вас. Прибыл Нёвё с каким-то типом и спешит продемонстрировать вам свою находку.
– До свидания.
В коридоре Мегрэ сразу же заметил крайне взволнованного инспектора, рядом с которым на одном из стульев сидел хилый и бледный мужчина без возраста. Комиссару показалось, что он его уже где-то видел; у него даже возникло впечатление, что он знает этого типа как свои пять пальцев, но при этом не может вспомнить его фамилию.
– Ты не хочешь сначала поговорить со мной? – спросил Мегрэ у Нёвё.
– Это бесполезно. К тому же с моей стороны было бы неосторожно оставлять этого шутника в одиночестве даже на минуту.
Только сейчас Мегрэ заметил, что на запястья мужчины надеты наручники.
Комиссар открыл дверь своего кабинета. Арестованный зашел, немного приволакивая ногу. От него разило спиртным. Нёвё закрыл за собой дверь, повернул ключ в замке и только после этого освободил своего спутника от наручников.
– Неужели вы его не узнаете, патрон?
Мегрэ все еще не мог вспомнить имени, но внезапно его осенило. Мужчина был похож на клоуна, с которого сняли грим: будто резиновые щеки, огромный рот, растягивающийся одновременно в горькой и проказливой улыбке.
Кто во время расследования упоминал клоуна? Мадемуазель Леона? Старый бухгалтер месье Семброн? Кто-то из них видел месье Луи на скамейке бульвара Сен-Мартен или бульвара Бон-Нувель рядом с этим типом.
– Садись.
Мужчина ответил, словно был завсегдатаем криминальной полиции:
– Спасибо, шеф.
Глава 7
Продавец плащей
– Джеф Шрамек, прозвище – Фред Клоун, или Акробат, родился в Рейхенвейере, Верхний Рейн, шестьдесят три года тому назад.
Взбудораженный собственным успехом, инспектор Нёвё представлял своего клиента так, как конферансье объявляет цирковые номера.
– Теперь вы вспомнили о нем, патрон?
Та история произошла по меньшей мере лет пятнадцать тому назад близ бульвара Сен-Мартен, где-то между улицами Ришелье и Друо.
– Шестьдесят три года? – повторил Мегрэ, глядя на мужчину, который ответил комиссару широкой довольной улыбкой.
Фред Клоун выглядел младше, возможно, из-за своей худобы. Казалось, что у него вообще не было возраста, и особенно это подчеркивалось глумливым выражением лица, которое мешало принять арестованного за пожилого мужчину. Даже испуганный, он, казалось, не прекращал насмехаться над окружающими и над самим собой. Вероятно, гримасничанье уже вошло у Шрамека в привычку, и он испытывал насущную потребность вызывать смех.
И самое удивительное заключалось в том, что ему уже было не менее сорока пяти лет, когда история, случившаяся на Больших бульварах, сделала Клоуна знаменитым, и о нем говорили не переставая несколько недель.
Мегрэ снял трубку, набрал внутренний номер.
– Я хотел бы, чтобы вы прислали мне досье на Шрамека, Джефа Шрамека, родившегося в Рейхенвейере, Верхний Рейн.
Комиссар не мог припомнить, как все началось. Было около восьми часов вечера, тротуары Больших бульваров запрудила многочисленная толпа, террасы кафе манили посетителей. Дело происходило ранней весной, поэтому уже стемнело.
Должно быть, кто-то из прохожих заметил слабый свет фонаря, скользивший по стенам темного кабинета одного из зданий на Больших бульварах? Как бы там ни было, но объявили тревогу. Приехала полиция. Как обычно, на улице собрались зеваки, большая часть народу не понимала, что происходит.
В те минуты никто и не подозревал, что им предстоит увидеть увлекательный спектакль, который продлится около двух часов, и сцены в нем будут как драматические, так и комические. Постепенно на тротуаре собралась такая толпа, что полиция была вынуждена установить заграждения.
Неожиданно грабитель, перебегавший из одного помещения в другое, открыл окно, вскарабкался на водосточную трубу и устремился вверх, скользя по фасаду дома, как тень. Когда он забрался на карниз очередного этажа, из окна над ним высунулся полицейский, но преступник как ни в чем не бывало продолжал свое восхождение, в то время как внизу женщины визжали от страха.
Это было одно из самых запоминающихся преследований в истории полиции. Представители закона бегали по всему зданию, поднимались с этажа на этаж, распахивали окна, в то время как грабитель, казалось, исполнял цирковой номер, развлекая публику.
Он первым достиг пологой крыши, куда полицейские никак не решались взобраться. Преследуемый явно не страдал от головокружения, потому что ловко перепрыгнул на соседнюю крышу и, передвигаясь таким оригинальным образом, добрался до угла улицы Друо, а затем исчез в слуховом окне.
Полицейские потеряли преступника из виду, но уже через четверть часа он появился на другой крыше. Зеваки размахивали руками и вопили: "Он там!"
Никто не знал, вооружен ли грабитель, и понятия не имели, что же он натворил. По толпе пробежал слух, что "акробат" убил несколько человек.
Чтобы успокоить разволновавшихся горожан, прибыли пожарные с лестницами, и прошло немало минут, прежде чем фары их машин осветили окрестные крыши.
Когда преступника наконец арестовали на улице Гранж-Бательер, он даже не выглядел утомленным. Довольный собой, мужчина словно насмехался над полицейскими. Когда его сажали в машину, произошло невероятное: он словно угорь вывернулся из рук удерживающих его стражей порядка и скрылся в толпе.
Это был Шрамек. В течение нескольких дней газеты только и писали об этом "акробате", как вдруг совершенно случайно его арестовали на ипподроме.
Еще совсем юным Фред Клоун пришел работать в цирк, который путешествовал по Эльзасу и Германии. Позднее он выступал в Париже на рыночных площадях, если только не сидел в тюрьме за очередное ограбление.
– Я и не подозревал, – сказал инспектор Нёвё, – что он в конце концов поселится в моем районе.
Арестованный со всей серьезностью заявил:
– Я уже давно стал на путь истинный.
– Мне сказали о каком-то высоком и худом типе не первой молодости, которого видели на скамейках в обществе месье Луи.
Разве кто-то не говорил Мегрэ: "Он похож на любого другого мужчину, который может присесть на скамью в том районе…"?
Фред Клоун принадлежал к разряду тех незаметных людей, которые могут часами сидеть на скамейках, ничего не делая, глядя на прохожих или кормя голубей. И никого это не удивит. Он был таким же блеклым, как серые камни тротуаров, и походил на человека, которого нигде никто не ждет.
– Прежде чем вы приступите к допросу, я хочу рассказать, как мне удалось его сцапать. Я зашел в бар на улице Блондель, который расположен всего в нескольких шагах от ворот Сен-Мартен. В этом баре находится отделение городского тотализатора. Все заведение называется "У Фернана". Фернан – бывший жокей, мы хорошо знакомы. Я показал ему фотографию месье Луи; хозяин бара тут же узнал его. "Он часто заходит сюда?" – спросил я. "Нет. Но два или три раза он приходил с одним из постоянных посетителей". – "С кем?" – "С Фредом Клоуном". "С Акробатом? Я считал, что он давно умер или сидит в тюрьме". – "Он жив-здоров, и каждый день после обеда заходит ко мне в бар пропустить рюмку-другую и поиграть на скачках. Правда, я его давненько не видел". – "Сколько дней он не появлялся?" Фернан задумался, затем отправился на кухню расспросить жену. "В последний раз он был здесь в понедельник". – "Вместе с месье Луи?" Вот этого Фернан не смог вспомнить, но он уверен, что не видел Акробата с прошлого понедельника. Вы понимаете, о чем я? Мне лишь оставалось прибрать его к рукам. Я узнал, где можно найти Шрамека. Мне подсказали имя женщины, с которой он живет последние несколько лет, – бывшая зеленщица, зовется Франсуазой Биду. Как только я раздобыл ее адрес, тут же отправился на набережную Вальми, в дом напротив канала. У нее в квартире я и обнаружил нужного мне субъекта. Он прятался в спальне, не покидая ее с понедельника. Прежде всего я нацепил на него наручники, потому что опасался, что он ускользнет.
– Я не так ловок, как раньше! – пошутил Шрамек.
В дверь постучали. Полицейский положил на стол перед Мегрэ толстое досье в желтой обложке. В нем содержалась история Шрамека, вернее, история всех его разногласий с правосудием.
Не спеша, выпуская маленькие облачка табачного дыма, Мегрэ открыл папку.
Он всегда предпочитал допрашивать арестованных именно в это время дня, с полудня до двух часов: большая часть отделов пустует, никто из инспекторов не забегает с вопросами, телефонные звонки не отвлекают. Складывается впечатление, что наступила ночь и во всем здании, кроме тебя, никого нет.
– Ты не голоден? – спросил комиссар у Нёвё.
Так как инспектор молчал, не зная, что ответить, Мегрэ настоял:
– Ты должен поесть. Со временем тебе, вероятно, придется меня сменить.
– Хорошо, патрон.
Скрепя сердце Нёвё удалился, и арестованный проводил его насмешливым взглядом. Мегрэ же раскурил следующую трубку, положил на досье свою широкую ладонь, посмотрел в глаза Фреду Клоуну и тихо произнес:
– Ну, вот мы и вдвоем!
Комиссар предпочитал допрашивать Шрамека, а не Монику. Однако прежде чем начать допрос, он принял необходимые меры предосторожности и закрыл на ключ не только входную дверь, но и ту, что вела в кабинет инспекторов. Затем он взглянул на окно, и Джеф с комичной гримасой прошептал:
– Не бойтесь. Я больше не способен ходить по карнизам.
– Полагаю, ты отлично знаешь, почему здесь находишься?
Акробат прикинулся дурачком.
– Вы всегда арестовываете одних и тех же! – пожаловался он. – Мне это напоминает старые добрые времена. Со мной уже давно такого не случалось!
– Твоего приятеля Луи убили. Не стоит принимать удивленный вид. Ты отлично знаешь, о ком я говорю. Ты так же отлично знаешь, что тебя запросто могут обвинить в этом преступлении.
– Это стало бы еще одной судебной ошибкой.
Мегрэ снял телефонную трубку.
– Соедините меня с баром "У Фернана" на улице Блондель.
И, когда Фернан подошел к телефону, сказал:
– На проводе комиссар Мегрэ. Это по поводу одного из ваших клиентов, Джефа Шрамека, Акробата, да… Я хотел бы знать, он играл по-крупному?.. Как?.. Да, я понимаю… А в последнее время?.. В субботу?.. Благодарю вас… Нет. На данный момент достаточно…
Мегрэ выглядел удовлетворенным. Джеф – встревоженным.
– Ты хочешь, чтобы я повторил то, что мне только что сказали?
– Вам столько всего наговорили!
– Всю свою жизнь ты тратил деньги на скачки.
– Если бы правительство запретило лошадиные бега, этого бы не происходило.
– Вот уже несколько лет ты делаешь ставки в агентстве у Фернана.
– Это официальное отделение городского тотализатора.
– Но тем не менее тебе надо где-то брать деньги, чтобы играть на скачках. Итак, приблизительно два с половиной года назад ты ставил только очень маленькие суммы, иногда даже не имея возможности расплатиться по счету в баре, и Фернан обслуживал тебя в кредит.
– Он не должен был этого делать. Это вынуждало меня возвращаться.
– Затем ты принялся играть по-крупному, иногда ставка была весьма значительной. А несколькими днями позже снова сидел без гроша.
– И что это доказывает?
– В прошлую субботу ты поставил очень крупную сумму.
– А что вы тогда скажете о людях, которые готовы рискнуть всем, ставя на лошадь до миллиона франков?
– Откуда у тебя деньги?
– Я живу с женщиной, которая работает.
– И чем же она занимается?
– Она приходящая прислуга. Время от времени подрабатывает в бистро на набережной.
– Ты надо мной смеешься?
– Я никогда бы не позволил себе этого, месье Мегрэ.
– Слушай внимательно. Мы можем сберечь время.
– Вы знаете, я сделаю все, что угодно…
– Сейчас я объясню, в каком положении ты находишься. Несколько свидетелей видели тебя в обществе некого месье Луи.
– Он добрый малый.
– Неважно. Я говорю не о сегодняшнем дне. Сейчас речь идет о том, что происходило около двух с половиной лет назад. В то время месье Луи потерял работу и страшно бедствовал.
– По себе знаю, что это такое! – вздохнул Джеф. – Отсутствие денег никого не радует!
– Я уж и не знаю, какими заработками ты перебивался в те годы, но готов поверить, что ты действительно жил на то, что приносила твоя Франсуаза. Ты проводил время, сидя на скамейках города. Время от времени рисковал несколькими франками и делал ставки. Ты пользовался кредитами в бистро. Что касается месье Луи, то он был вынужден занимать деньги по крайней мере у двух человек.
– Это доказывает, что на земле существуют бедняки.
Мегрэ больше не обращал внимания на шуточки задержанного. Джеф настолько привык постоянно валять дурака, что не мог отказаться от роли комика. Комиссар терпеливо гнул свою линию.
– И вот внезапно вы оба стали процветающими людьми. Расследование поможет установить точные даты.
– У меня всегда была плохая память на даты.
– И впоследствии ты то играешь по-крупному, то пьешь в кредит. Любой догадается, что ты и месье Луи нашли способ разжиться деньгами, большими деньгами, которые, впрочем, поступали к вам нерегулярно. Хотя этим вопросом мы займемся позже.
– Как обидно. А я так хотел знать способ мгновенно разбогатеть!
– Скоро ты перестанешь смеяться. В субботу, повторяю еще раз, твои карманы были до отказа забиты деньгами, но ты все спустил за несколько часов. В понедельник во второй половине дня твой сообщник, месье Луи, был убит в тупике близ бульвара Сен-Мартен.
– Для меня это большая потеря.
– Ты уже представал перед судом присяжных заседателей?
– Только перед исправительным судом . Много раз.
– Отлично! Присяжные заседатели не относятся к людям, ценящим шутки, особенно когда речь идет о человеке, у которого за спиной имеется такое солидное криминальное досье, как у тебя. Держу пари, что они сразу же придут к выводу, что ты единственный знал обо всех перемещениях месье Луи и имел совершенно определенный мотив, чтобы его убить.
– В таком случае они идиоты.
– Это все, что я хотел тебе сказать. Сейчас половина первого. Мы с тобой одни в моем кабинете. В час дня судья Комельо прибудет на набережную Орфевр, и ты будешь объясняться уже с ним.
– Это, случайно, не коротышка-брюнет с пышными усами?
– Да.
– Мы уже встречались. Он глуп как пробка. Наверное, сейчас он уже не слишком молод?
– Ты сможешь сам узнать у судьи, сколько ему лет.
– А если я не желаю с ним больше встречаться?
– Ты знаешь, что тебе надо сделать.
Джеф Клоун тяжело вздохнул.
– Вы не дадите мне сигарету?
Мегрэ открыл ящик стола и протянул Шрамеку пачку сигарет.
– А спички?
Несколько минут арестованный молча курил.
– Я так полагаю, выпить у вас нечего?
– Ты собираешься говорить или нет?
– Я еще не знаю. Вот сижу и думаю: есть ли мне что сказать?