– Я уже разговаривала об этом с инспектором, – ответила женщина. – Вчера после обеда. Инспектор Даниэльссон из полиции Наки.
Этого Нина не знала, ничего подобного не было зафиксировано ни в одном протоколе. Чертовы разгильдяи. Она ближе наклонилась к женщине:
– Я сожалею, что нам приходится беспокоить тебя. Но наверняка не в последний раз кто-то из полиции хочет поговорить с тобой. В крупных расследованиях всегда задействованы большие ресурсы, и предъявляются высокие требования к свидетелям и близким к жертве людям.
Кристина Лерберг кивнула, явно удовлетворенная ответом.
– Ингемар спросил, не могу ли я позаботиться о них. Я колебалась, на мой взгляд, все это было как-то неожиданно. Впрочем, когда ты одинок, с твоим временем не слишком считаются…
– Как он выглядел?
Девочка потеряла соску и принялась плакать снова. Кристина резко встала, подняла соску, подхватила ребенка на руки и вышла из комнаты. Нина слышала, как стук ее каблуков удалялся в направлении мелодии из Бамсе. Плач прекратился.
– Прошу прощения, – сказала она, когда снова вернулась к плюшевому дивану, села на него и провела рукой по колену, расправляя складку на юбке.
– Он был радостный? Усталый? Расстроенный?
Женщина скользнула взглядом по книжной полке, словно воспоминания прятались среди стоявших там предметов.
– Он был не склонен долго разговаривать. Когда я попыталась объяснить, что в субботу вечером собиралась сходить на лекцию "Предпринимательство в Африке", в Ротари-клубе, он немного рассердился. Спросил, почему меня внезапно заинтересовало открытие предприятий за границей. Я попробовала объяснить, что это не имеет отношения к делу, когда ты член…
Нина доверительно коснулась руки Кристины.
– Я понимаю, что тебе, возможно, трудно говорить.
Глаза Кристины наполнились слезами.
– Он выкарабкается? – прошептала она и бросила торопливый взгляд в коридор, в направлении детской комнаты. – Что мне делать, если он не поправится? И почему Нора не приходит домой? Где она может быть?
Нина внимательно посмотрела на женщину.
– Когда уехала Нора? – спросила она тихо.
Кристина начала теребить подол юбки.
– Уехала?..
– Ингемар ведь сказал, что Нора уехала, когда оставлял детей, именно поэтому ты и согласилась позаботиться о них, несмотря на Ротари, не так ли? Когда она исчезла?
Кристина Лерберг закашлялась.
– В среду вечером, – наконец сказала она и посмотрела в сторону музыки из Бамсе. – Они поссорились. Дети ничего не знают. Когда мне надо рассказать им, как ты считаешь?
– Из-за чего они поссорились?
Кристина Лерберг встала:
– Какая же я растяпа. Могу предложить тебе чашечку кофе?
– Не беспокойся, сядь, – сказала Нина.
Кристина села. Нина изучила ее взглядом – красиво уложенные волосы, холеные руки с ухоженными ногтями, стройное тело.
– В четверг же был день Вознесения Господня, – пробубнила Кристина. – У меня был законный выходной, я посетила церковь, а потом сходила в галерею Лильевалш. Как раз вернулась домой и налила себе бокал шабли, когда пришел Ингемар, часы показывали половину пятого или около того…
Она скосилась на Нину, словно это время не очень подходило для бокала белого вина. Нина ничего не сказала.
– У него были красные глаза, словно он плакал. Или выпил. Дети вели себя ужасно. Это обычная история, когда Норы нет с ними. Она избаловала их. "Нора бросила нас", – сообщил он. Я ему не поверила. Нора не из тех, кто уходит, она не из такого теста.
Кристина достала бумажный носовой платок из кармана юбки и высморкалась.
– Он сказал, что они поругались. В среду. Нора забрала куртку и ушла. Не взяла с собой ни сумочку, ни зонтик. Просто вышла и закрыла за собой дверь. Помнишь, какой дождь был в среду? Она так и не вернулась к утру. Ингемара прямо трясло от беспокойства, по его словам, с ней что-то, вероятно, случилось. А потом его самого так жутко избили! Когда я смогу посетить его? И что мне сказать детям? – Она закрыла лицо руками и заплакала.
Нина не стала докучать ей, дождалась, когда всхлипывания затихнут, и спросила:
– Как себя чувствовала Нора? Находилась в депрессии?
Кристина обвела взглядом комнату:
– Я не знаю ее настолько хорошо. Она постоянно занята детьми и домом, а Ингемар все время в делах… У нее были проблемы со щитовидкой, но чтобы в депрессии?.. Нет, вряд ли. С какой стати?
Она провела рукой по волосам и поджала губы.
Кристина завидовала Норе, поняла Нина.
– Где она может находиться? Есть у них какой-то домишко для отдыха? Место, куда они с Ингемаром имеют привычку наезжать время от времени?
Кристина покачала головой.
– Как выглядит ее куртка?
Кристина Лерберг вытерла лицо бумажным носовым платком, тушь у нее на ресницах растеклась.
– Куртка?
– По твоим словам, Нора забрала свою куртку и ушла из дому. Как эта куртка выглядела?
Кристина захлопала глазами.
– Ну… я не знаю. Это же, наверное, та, которую она всегда носила. Из плащовки. Водонепроницаемая. Темная. Серо-коричневая, пожалуй.
– Может, у тебя есть фотография Норы в ней?
Кристина окинула взглядом комнату, словно фотография могла лежать где-то там.
– Сейчас ведь нет никаких альбомов. В компьютере, возможно.
– Посмотри, вдруг найдешь снимок Норы в этой куртке?
Нина протянула одну из своих новых визиток, полученных ею от Ламии. Кристина взяла карточку, даже не удостоив взглядом.
– Тебе известно, из-за чего они поругались? Ингемар упоминал это?
Кристина снова высморкалась и покачала головой:
– Нет, я не спрашивала.
Нина размышляла, о чем еще забыла спросить.
– Ингемару и Норе кто-то помогал по дому? С уборкой, стиркой или посидеть с детьми иногда?
Кристина расправила спину:
– Нет. Нора считала за честь следить за домом сама. А я заботилась о детях в тех случаях, когда ей нужно было проходить обследования в связи со щитовидкой.
– Тетушка Тина, почему ты такая грустная?
Старший мальчик стоял в дверях и смотрел на нее полными удивления и беспокойства глазами.
– Мне кажется, ты должна рассказать детям, – сказала Нина. – Кто еще сделает это?
Она взяла свой мобильный телефон, выключила запись и встала.
Мальчик не спускал с нее взгляда, пока она обувалась, надевала куртку и выходила.
Редакция, почти пустая, дремала в сером, тусклом послеобеденном свете. Отдельные личности, хоть как-то оживляющие ее вид, сидели сейчас, уставившись в экраны своих компьютеров, без участия которых ныне не обходилась никакая форма редакционной работы. Среди прочих Пелле-фотограф, в результате применения новых технологий оставшийся единственным из всех своих коллег и теперь со своего места занимавшийся покупкой забавных кадров у международных фотобанков. А также персонал интернет-версии, старательно вводивший обновления на страничку газеты, тогда как почти все репортеры находились "в поле". Ведь новое требование о живых картинках уже не позволяло редакторам просто позвонить и получить комментарии, из-за чего постоянно приходилось тащиться куда-то, несмотря на любую непогоду, чтобы встречаться с людьми и записывать их слова на камеру.
Анника встряхнула куртку, прежде чем повесила ее на спинку стула.
– Может, нам написать об этой странной погоде? – спросил Вальтер Веннергрен, проведя рукой по мокрым волосам. – Она же переходит всякие границы.
– Мы писали так много о погоде нынешней весной, что данная тема больше не продается, – вздохнула Анника.
Она смотрела в сторону стеклянного закутка Андерса Шюмана. Неужели он действительно ел и пил за счет Ингемара Лерберга за десять дней до того, как его газета выставила политика налоговым мошенником на первой полосе? Или Лерберг просто вписал его имя в счет, тогда как на самом деле ужинал с кем-то другим? Но почему он выбрал именно Шюмана? Они, конечно, знали друг друга. Но не насколько же хорошо!
И чем он, собственно, занимается? Анника видела большой зад шефа, торчавший над стоявшим рядом со стеклянной стеной шкафом, картонные коробки и кипы бумаг загромождали его письменный стол.
– И что мы будем делать сейчас? – поинтересовался Вальтер.
Анника достала из сумки видеокамеру и села.
– Смонтируй сюжет на минуту о подругах Норы, – предложила она. – Все мои наводящие вопросы вырежи. И пометь запись там, где Пелле-фотограф сможет взять какой-то кадр.
Вальтер растерялся:
– Но я никогда раньше не кроил новостной сюжет.
Анника подняла на него глаза.
– Ты разве не одолел четыре семестра на факультете журналистики? – спросила она.
– Пять, – уточнил Вальтер и сел. – Хотя он сегодня называется факультетом журналистики, массовой коммуникации и средств массовой информации.
– У тебя обязательно все получится, – подбодрила стажера Анника. – Программа редактирования рассчитана на полных профанов в части компьютеров. Загружай, кромсай, доводи до ума. Используй мои картинки с места преступления, если тебе понадобится сделать озвучку, они лежат на сервере. Уложись максимум в полторы минуты, больше не годится.
Сейчас главный редактор разговаривал по телефону.
Анника потянулась к своей трубке, позвонила в Сёдерскую больницу, в ГКП и полицию Наки. Относительно супругов Лерберг не появилось ничего нового. Она напечатала короткую статью под названием "Тень над Солсиданом", где описала, как Нора и Ингемар жили со своими детьми и соседями (вечеринки, аудиокниги, церковные занятия для детей), как взволнованы и напуганы ее подруги и как столь страшное преступление повлияло на все общество.
Затем она встала, сунула ноги в туфли, надела куртку, застегнула молнию на сумке и повесила ее на плечо.
– Сейчас я собираюсь пойти домой и сделать рагу из цыпленка, – сказала она. – Увидимся завтра.
И, не оглянувшись, направилась к выходу.
Все дети находились в разных уголках квартиры, когда Анника пришла домой. Эллен притащилась из своей комнаты, а Калле от телевизора, где явно играл в автогонки с Якобом.
– Я проигрываю, – сообщил он и ткнулся лицом ей в живот.
Анника потрепала его по волосам. Ничего не поделаешь, Калле всегда проигрывал Якобу, и не только в видеоигры.
– Наедь на него сзади, – предложила Анника. – По крайней мере, он разозлится.
Калле вытаращил на нее глаза.
– Но так же нельзя делать, – проворчал он.
– Ах, – сказала Анника и обняла Эллен. – Это же просто игра.
– А вдруг он тогда не захочет больше играть со мной?
Анника улыбнулась мальчику:
– Хорошо. Обгони его. Тогда выиграешь ты.
Он поплелся назад к телевизору, а Анника сосредоточила внимание на дочери.
– Хочешь посмотреть мой новый рисунок? – спросила девочка.
– Конечно, – ответила Анника и улыбнулась. – А хочешь потом готовить цыпленка с манго со мной вместе?
– Да-а! – восторженно закричала Эллен и исчезла у себя в комнате, чтобы принести свое творение.
Анника слышала, как в конце коридора Серена общается с кем-то по телефону, она разговаривала по-английски, пожалуй, со своей матерью. Анника почувствовала, как усталость коснулась ее подобно порыву ветра, прилетевшего ниоткуда. Насилие и этические конфликты не имели к этому никакого отношения.
– Вот, это умирающий денди.
Анника взяла у дочери лист бумаги. Несколько личностей собрались вокруг дивана, на котором лежал огромный усталый мужчина.
– Ого, – сказала она.
– Это – картина, – объяснила Эллен. – Нильса Дарделя. Нам сказали нарисовать ее. По-твоему, он умрет? По-настоящему?
Девочка выглядела искренне обеспокоенной. Аннике пришлось улыбнуться снова.
– Нет, – сказала она. – Не думаю. Хотя, мне кажется, ему нравится быть в центре внимания, когда все ухаживают за ним, как по-твоему?
Эллен хихикнула.
– Пошли, – сказала Анника. – Будем готовить еду.
Рецепт цыпленка с манго придумал Калле. Он любил фрукты и никогда не отказался бы от ананаса в пицце и яблока в свином филе, но манго – это его любимый фрукт, во всех блюдах. Оригинальный рецепт, представлявший собой вариацию ее вечного куриного рагу, включал в себя индийские орехи, но поскольку у Серены была на них аллергия, пришлось использовать арахис.
– К ужину придет твоя кузина, – сообщила Анника, доставая куриное филе, фрукты, кокосовое молоко и лук.
Эллен заморгала удивленно.
– Дестини, ты же помнишь, – сказала Анника. – Дочь моей сестры Биргитты. Биргитта тоже придет.
Лицо Эллен расплылось в улыбке.
– Дестини, она же просто милашка!
Да, все так и обстояло. Девочка напоминала маленькую куклу, копия ее матери в детстве. Биргитта была светлая, красивая, добрая сестричка. В отличие от темной, ушлой, грубой Анники.
– Биргитта спрашивала, может ли Дестини остаться у нас на несколько дней, что ты думаешь об этом?
– Она может спать в моей кровати! Валетом со мной!
Милая Эллен с большим щедрым сердцем. Анника обняла дочь. Усталость как рукой сняло.
Серена вошла в кухню, встала в дверях и скрестила руки на груди.
– Папа опоздает, – сообщила она кисло. – Он прислал мне сообщение на "Фейсбук".
Анника продолжила улыбаться, пусть у нее сразу же судорогой свело щеки.
– Угу, – сказала она. – Поест, когда вернется. Хочешь помочь нам готовить? У нас будет цыпленок с манго.
Девочка повернулась на каблуках так, что косички взмыли вверх, и пошла назад в свою комнату.
Анника смотрела, как ее худая прямая спина удалялась по коридору, и к ощущению сожаления по поводу очередной собственной неудачи у нее примешивалась все возрастающая злость. Неужели Серена не могла ответить, как все обычные люди?
– Можно я отмерю рис?
Она трижды глубоко вдохнула, прежде чем повернулась к Эллен:
– Конечно.
Она достала рис и мерку. Тем временем девочка вытащила кастрюлю из посудного шкафа.
– Мама, почему ты не любишь Серену?
Анника покачнулась, схватилась за газовую плиту, чтобы не упасть, и ошарашенно посмотрела на дочь.
– Почему ты так говоришь? Я очень люблю Серену.
Эллен отвернулась от нее и принялась сосредоточенно отмерять рис.
– Восемь человек, получается четыре децилитра, – сказала она со знанием дела.
– Почему, по-твоему, я не люблю Серену?
Эллен взяла кастрюлю и отошла к мойке, чтобы наполнить ее водой.
– Это видно по твоим глазам. Они сердитые, когда ты смотришь на нее.
Анника сглотнула комок в горле.
– Я вовсе не сердитая, – сказала она. – Помочь тебе с водой?
– Нет, я справлюсь. Восемь децилитров, правильно?
– Хватит и семи.
После того как рис закипел, Эллен ушла смотреть какую-то телепрограмму. Анника положила в сковороду лук и куски курицы, залила их соусом, добавила немного кориандра и, наконец, манго и арахис. Она накрыла стол в столовой и посомневалась немного относительно приборов для Дестини: нужна ложка или нет? Пьет она из обычного стакана, или для нее следует поставить пластиковую чашку-непроливайку? Прошло полжизни с тех пор, когда у нее был двухлетний ребенок.
Анника села около стола и глубоко вздохнула.
Она не имела ни малейшего желания ссориться с Биргиттой. Неполноценность, которую всегда чувствовала по отношению к своей младшей сестре, когда они были маленькими, уже прошла. Да, мама любила сестру больше, но этого она не могла изменить каким-то иным способом, кроме как смириться с ситуацией. И пусть Анника победила по всем статьям во взрослой жизни, этому она могла радоваться в тиши собственного дома, и ей вовсе не требовалось напоминать об этом сестре при каждой встрече.
Она посмотрела на часы. Биргитта собиралась прийти в шесть. А сейчас они уже показывали пять минут седьмого.
Было хорошо, что их дети могли узнать друг друга и подружиться.
Этому оставалось только радоваться.
Когда часы показывали уже четверть седьмого и Калле с Якобом удалось поссориться во время игры, Анника решила, что пришло время ужинать, с сестрой или без нее. Они успели поесть, убрать посуду и расположиться перед телевизором, когда наконец соизволила появиться Биргитта.
Она позвонила в дверь только двадцать минут девятого. Несмотря на охватившее ее раздражение, Анника заставила себя улыбаться, когда открыла ей.
Биргитта была хорошо накрашена и одета. Дестини пряталась за широкой маминой юбкой и выглядела крайне усталой.
– Привет, – сказала Биргитта и улыбнулась. – Извини, что мы опоздали.
Она шагнула в прихожую и сняла с себя мокрую от дождя верхнюю одежду. На полу сразу же образовалась маленькая лужа.
– Ничего страшного, – сказала Анника и наклонилась к маленькой девочке, вцепившейся в мамин наряд. – Привет, Дестини. Меня зовут Анника, я твоя тетя. Ты помнишь меня?
Девочка отвернулась и уткнулась лицом в мамину юбку.
– Ну, в чем дело, Дини, поздоровайся с тетей, – сказала Биргитта и потянула девочку за руку так, что та споткнулась о собственные ноги.
Анника поймала племянницу, прежде чем она упала. Маленькое личико скривилось, и девочка заплакала. Биргитта вздохнула.
– И так всегда, – сказала она и подняла дочь. – Нам надо пойти и проверить, все ли с ней нормально. Она ревет постоянно.
Анника увидела, как ребенок судорожно обнял Биргитту за шею. От ее раздражения не осталось и следа, и она почувствовала, что вот-вот сама тоже расплачется.
– Проходите, – сказала Анника и вошла в столовую.
На столе стояли только тарелки Биргитты и Дестини.
– А мы уже поели, – сообщила Биргитта. – Взяли гамбургер в "Макдоналдсе". Дини получила куриный наггетс, как тебе такое?
Она несколько раз подкинула дочь вверх, и та, приземляясь попой на ее предплечье, снова отскакивала вверх, как мячик.
– Кофе? – спросила Анника и услышала, что ее голос дрогнул.
– Нет, спасибо, и так нормально, мы ненадолго.
Она поставила Дестини на пол, а сама опустилась на стул. Анника села на корточки перед ребенком.
– У меня есть дочка по имени Эллен. У нее много забавных игрушек. Хочешь пойти и посмотреть их?
Ребенок уставился на нее с открытым ртом. Анника поймала взгляд девочки и поняла, что та вот-вот захнычет снова.
Пожалуй, Биргитта была права. Наверное, малышку следовало отвести к врачу.
Но потом девочка кивнула, несколько раз еле заметно. Она вытерла нос своей кофточкой и взяла Аннику за руку. Слегка согнувшись, Анника засеменила вместе с малышкой в направлении комнаты Эллен и Калле.
Эллен сидела и рисовала. Ее лицо сразу же просветлело, и она отложила мелок в сторону, как только Анника и девочка шагнули через порог.
– Дестини! Привет! Какая ты миленькая!
Эллен подбежала и обняла ребенка. Девочка напряглась, но потом обняла ее в ответ.
– Серена! – крикнула Эллен. – Посмотри, кто здесь! Дестини пришла.
У малышки расширились глаза, и она захлопала длинными ресницами. Анника испугалась, что крик начнется снова, и предостерегающе подняла руку.
– Тебе, пожалуй, надо быть немного осторожной с…
Серена вошла в комнату, и Анника с удивлением заметила, что она выглядит радостной.
– Она просто чудо, – рассмеялась Серена и присела рядом с ребенком.