С чашечкой эспрессо Томас расположился у монитора и в очередной раз почувствовал себя ущербным. Ведь умение печатать на компьютере одной рукой никогда не считалось большим достижением, а он когда-то умел делать это быстро, двумя руками. Лживый докторишка утверждал, что можно научиться работать на клавиатуре крюком, и сначала он тренировался, но потом оставил это занятие из-за полной его бессмысленности.
Итак, ему предстояло исследовать международную экономическую преступность в черт знает какой раз.
Да, да, да, он знал, что это важно, краеугольный камень в борьбе с мафией. Ведь сколько бы преступники ни продавали оружие, наркотики и девочек в сексуальное рабство, для них большой проблемой всегда оставалась легализация полученных в результате доходов. Они же не могли прийти в банк с мешком купюр и просто положить их на счет, ведь вкладчику требовалось доказать, что он добыл свои деньги законным путем. И это касалось всех финансовых институтов, где бы они ни находились (даже на Каймановых островах).
Все знали это, и так же знали, как выкручивались преступники. (Речь, конечно, не шла о тех простых мерах, когда так называемые смурфы ходили кругом и клали раз за разом по пятьсот долларов на различные банковские счета.) Через офшорные компании в каком-нибудь налоговом раю, например на уже упомянутых Каймановых островах или в более близком Гибралтаре, деньги перемещались при помощи фиктивных счетов и подставных фирм таким образом, что постепенно обрастали реальной бухгалтерией, которую можно было при необходимости предъявить контрольным органам. Существовало также много схем аналогичного свойства с недвижимостью, и в результате реализации всех их наркоторговцы становились владельцами счетов с белыми как снег деньгами.
На этот раз в задачу Томаса входило исследовать, как различные полицейские власти в соответствующих странах могли бы действовать наилучшим образом, чтобы остановить международный криминалитет.
Словно на это требовалось полтора года.
Используйте электронную почту, черт побери, хотелось ему крикнуть. Или телефон, всего-то надо поднять трубку и позвонить. Научитесь говорить по-английски, чертовы латиносы, и проблема исчезнет.
Он рассмеялся про себя: подумать только, как все просто решается. Потом отхлебнул кофе и недовольно скривился: напиток успел остыть. Ему обещали поменять кофейный аппарат, нынешний никуда не годился.
Потом он удобнее устроился на стуле и пустился в странствование по Сети, проверил страницы, которые обычно отслеживал, прочитал, как продвинулись за ночь его любимые дебаты. Тема "Сплетня" о медийной шлюхе Аннике Бенгтзон была его любимой страницей, именно с нее он всегда начинал. Она находилась на одном из наиболее сомнительных дискуссионных форумов, и трафик там был не столь велик, как на его признанных аналогах. Не он создал данную тему, а значит, существовали и другие ненавидевшие ее. К сожалению, там уже более недели царил полный штиль, хотя он заходил туда и писал несколько раз, что она спуталась с одним жирным членом риксдага. Никто не отреагировал на это никаким комментарием. А вчера вечером он подкинул более лакомый кусок, из тех, на которые люди обычно клевали.
Страница Софии Гренборг на "Фейсбуке" за утро уже обновлялась дважды, его бывшая любовница, похоже, со всей присущей ей страстью относилась к своей маленькой жизни в Интернете. Он вошел и одобрил оба дополнения, стоило немного поддержать Софию. Он мог вернуть ее при первом желании, она приходила к нему в больницу и рыдала, и баюкала его, и целовала в щеки, пока он не избавился от нее, будучи не состоянии больше выносить сочувствие.
Томас посетил несколько скучных феминистских сайтов, не задерживаясь на них, но, дойдя до "Света истины", посчитал нужным остановиться. Чокнутый блогер сделал очень амбициозную подборку утренних реакций на его разоблачения относительно главного редактора Андерса Шюмана, и надо признать, он здорово преуспел. Даже по-настоящему уважаемые средства массовой информации не остались в стороне. Конечно, они прятались за формулировками вроде "как утверждают в Интернете" и "в одном критически настроенном блоге заявляют", но смысл от этого не менялся. Мошенник, лжец, взяточник – так звучали самые обычные оценки.
Томас прошелся по всем перечисленным ссылкам, с трудом удержавшись от соблазна стать Грегориусом и вступить во всевозможные дискуссии, но ему следовало подождать, пока он придет домой. Если оценить свое самочувствие должным образом, он ведь, пожалуй, мог стать больным уже после обеда.
В коридоре снаружи от его двери началось движение, коллеги прибывали. Он вывел на экран свое исследование и сделал его фоном для сетевых сайтов.
Самый интересный из всех комментариев оказался не анонимным, а подписанным Анной Снапхане, антагонистом и бывшим оруженосцем Анники, которая сегодня работала редактором на mediatime.se. Она написала фельетон о главном редакторе, в своем лицемерии перешагнувшем все возможные границы. И описала, что значит работать в "Квельс-прессен", как репортеров там заставляли искажать факты и лгать, как Шюман управлял редакцией железной рукой, давая зеленую улицу исключительно своим фаворитам, невзирая на деловые качества и талант. Воспользовавшись случаем, она в очередной раз пнула Аннику, представив ее как главного подручного Шюмана и человека, наиболее преданного насквозь прогнившей политике "Квельспрессен"…
В дверь постучали. Томас вздрогнул так, что его крюк ударился о клавиатуру. Он быстро свернул язвительный опус Снапхане и наклонился над текстом своего исследования.
– Войдите.
Крамне, вечно старающийся угодить всем вышестоящим, начальник его отдела, сунул голову в дверь. Он не осмелился войти, считал, наверное, что инвалиды заразны.
– Привет, старина, как дела?
Томас слабо улыбнулся.
– Спасибо, – ответил он. – Продвигаюсь понемножку. Вот жду ответа от испанцев.
Крамне еще чуточку приоткрыл дверь.
– Я имею в виду с тобой, ты же болел несколько дней?..
Томас удержался от соблазна ответить резко.
– Немного простыл, – сказал он. – Ничего опасного.
– Ты пообедаешь с нами сегодня? Мы, несколько человек, собираемся прогуляться до бара "Опера".
Ага, коллектив решил пожалеть калеку. Он пожал плечами:
– Звучит крайне привлекательно, но у меня телефонная конференция с греками в двенадцать, и я должен…
Крамне поднял руки в знак сочувствия.
– О’кей, – сказал он, – ничего не поделаешь, присоединяйся к нам, если все отменится, у этих греков ведь семь пятниц на неделе…
Томас смеялся одобрительно его шутке, пока дверь не закрылась. Потом он вздохнул.
Теперь ему придется устраивать чертову телефонную конференцию. И что бы придумать для обсуждения в этот раз?
– Я не хочу эту куртку. Она неудобная. – Эллен дернула за молнию дождевика.
– Я знаю, что она не нравится тебе, – спокойно парировала Анника, – но ты же будешь мокрой насквозь, прежде чем доберешься до школы, если наденешь другую.
Калле демонстративно вздохнул, переминаясь с ноги на ногу возле двери. Анника почувствовала, как на нее нахлынула волна раздражения. Калле всегда одевался быстро и успевал вспотеть и разозлиться, пока Эллен ныла из-за всякой ерунды.
– Молния колется, – придумала она новую причину.
Анника расстегнула молнию на несколько сантиметров, чтобы не давила дочери на подбородок.
– Ты хочешь сидеть мокрой и мерзнуть в школе весь день? Заболеть и не поехать на верховую езду? – Она подтолкнула девочку к двери. – Если вы не успеете на следующий автобус, то опоздаете.
Ее дети по-прежнему ходили в школу на Кунгсхольмене, где учились до того, как она и Томас расстались, из-за чего у них на дорогу уходило полчаса, когда они жили у Анники. Эллен бросила на нее обиженный взгляд, прежде чем закрыла дверь. Анника слышала, как ее шаги простучали вниз по лестнице.
Она перевела дух.
Джимми ушел на работу рано утром, поэтому на ее долю выпало отправить в путь Якоба и Серену. Они ходили в школу, расположенную всего в нескольких кварталах, и им требовалось выходить не ранее чем через четверть часа.
– Якоб! – крикнула она в сторону коридора. – Серена! Вы собираетесь?
Никакого ответа.
Анника вернулась на кухню и приготовила еще кофе, взяла свой мобильный телефон и зашла на домашнюю страницу "Конкурента". Пока черная жидкость сочилась из аппарата в чашку, она просмотрела их материалы, касающиеся Лерберга. Они вцепились зубами в его исчезнувшую жену, вероятно, из-за того, что им удалось добыть по-настоящему очаровательную фотографию Норы и двух детей.
Аппарат перестал работать, давая понять, что кофе готов. У Джимми была машина, варившая его из маленьких капсул в алюминиевой упаковке, чертовски дорогих и наверняка безумно вредных для окружающей среды, но кофе получался действительно хорошим. (Хотя как она, собственно, могла судить о таких вещах? Ей же нравилась бурда из редакционного автомата.) Однажды Джимми попросил ее купить несколько капсул в специализированном бутике на Кунгсгатан, и это стоило ей немало волнений. Магазин оказался большим, как самолетный ангар. Когда она вошла внутрь, ее встретили три молодых человека с амбициями моделей, одетые в костюмы от Армани, которые наперебой улыбались ей. Они стояли за прилавком из стали и темного благородного дерева и хором приветствовали ее. Один из них протянул ей листок бумаги с номером таким жестом, словно она получала от него яйцо Фаберже. Потом она вошла в сам торговый зал. И почувствовала, как у нее широко открылся рот. Интерьер там нельзя было назвать иначе чем супердизайном, с мраморным полом и снова с темным благородным деревом и большими телевизионными экранами, где Джордж Клуни ходил по кругу и прихлебывал кофе. Два десятка других моделей в блестящих нарядах стояли за километровым прилавком и продавали маленькие капсулы по запредельным ценам. Анника сразу поняла, насколько у нее мокрые и взъерошенные волосы и как много грязи на ее обуви. Она ушла оттуда, не смогла заставить себя купить их кофе, но пить его у нее получалось просто замечательно.
"Нора никогда не оставила бы детей", – прочитала она заголовок на интернет-странице "Конкурента". Боссе сочинил его, ему удалось раскопать других "подруг". И четыре женщины Боссе, хорошо одетые и причесанные, с красивыми детьми на руках, заверяли, что Нора пользовалась огромной популярностью в их квартале, была образцом для всех в плане отношения к мужу и малышам и работе по дому, вела тихую и респектабельную семейную жизнь, прекрасно общалась с соседями, друзьями и знакомыми… Естественно, они, точно как и дамочки Анники, надеялись, что Нора скоро снова будет дома, а Ингемар выздоровеет, и мир и покой снова вернутся на их улицу, и жизнь продолжится как прежде.
"Разве жизнь когда-нибудь бывает точно такой, как прежде? – подумала Анника. – Как выглядит такая жизнь?" Она, по крайней мере, никогда не имела ничего подобного. И покой, где его найти?
– Якоб, ты можешь прийти сюда?! – услышала Анника, как Серена крикнула со стороны ведущего к спальням коридора.
Она опустила на стол мобильник и, после недолгих сомнений отставив в сторону чашку с кофе, направилась к комнате Серены.
Девочка выбрала хлопчатобумажное платье с узором, которое застегивалось на пуговицы на спине, у нее возникла проблема с двумя самыми верхними из них.
– Подожди, я помогу тебе, – сказала Анника как можно более доброжелательно.
Серена резко повернулась и сделала шаг назад.
– Уходи отсюда, – буркнула она.
Анника остановилась:
– Я же только хотела…
– Якоб может застегнуть. Мы не нуждаемся в тебе.
У Анники в легких закончился воздух. Она судорожно вздохнула и скосилась на девочку, подыскивая подходящие слова, ей требовалось отреагировать, но как? Она прикусила губу и пропустила шагнувшего в комнату Якоба. Серена развернулась, и мальчик застегнул две верхние пуговицы на платье.
– Спасибо, Якоб, – сказала Серена и протиснулась мимо Анники в направлении прихожей.
Анника стояла в комнате, пока не услышала, как открылась и захлопнулась входная дверь. Она закрыла глаза и ждала, пока давление в груди спадет, но облегчение не приходило. Взамен ощущение тяжести переместилось в живот, в темно-красную точку вблизи позвоночника, где жила злость.
"Чертова девчонка, что я сделала тебе?"
От этой гневной мысли давление чуточку уменьшилось, благодаря чему он смогла дышать снова.
А потом разрыдалась.
Ингемар Лерберг лежал в обычной больничной кровати с приподнятым изголовьем, его руки немного свешивались вниз, согнутые в локтях под углом девяносто градусов. Нина смотрела на него из коридора сквозь стекло больничной двери. Он был отключен от аппарата искусственного дыхания, несколько тонких шлангов вели от его тела к капельнице и контрольным приборам. Он был в больничной белой ночной рубашке, без носков. Тонкое белое одеяло покрывало его живот и ноги до лодыжек. Она не справилась с соблазном взглянуть на его пятки. Сильно опухшие, они имели сине-желто-зеленый цвет. На них хватало ран с запекшейся черной коркой. Один глаз Лерберга закрывала черная заплатка.
Главврач Карарей торопливо подошел к Нине.
– Он очнулся? – спросила она.
– Он периодически приходил в сознание ночью. Утром поспал немного, но совсем недавно проснулся.
Нина окинула взглядом тело Лерберга.
– У него же нет никаких повязок, – констатировала она.
– Только на послеоперационных швах, – сказал доктор. – Ребра ведь не бинтуют, пятки лучше заживают на воздухе.
– Он может говорить?
– Он понимает, что мы говорим, но был интубирован, и ему сделали трахеостомию, поэтому голосовые связки у него ужасно распухли.
– Трахеостомию?
– Мы ввели ему в трахею трубку для дыхания. Ты можешь пообщаться с ним пару минут, не более.
– Почему у него на глазу наклейка черная?
Врач вопросительно посмотрел на нее.
– Все другое же белое, – объяснила Нина. – Почему пластырь у него на глазу черный?
Доктор Карарей удивленно моргнул.
– Я не знаю, – ответил он, открыл дверь и шагнул в палату.
Нина последовала за ним. Прохладный ветерок, коснувшись ее, проскользнул в коридор.
– Ингемар, – сказал врач и подошел к лежавшему на кровати мужчине. – Со мной сотрудница полиции, ей необходимо поговорить с тобой. Они хотят поймать тех, кто так отделал тебя. Ты в состоянии принять ее?
Нина шагнула вперед и встала рядом с доктором Карареем. Мужчина чуть-чуть повернул голову, его единственный глаз сейчас смотрел на нее, на нем еще оставались следы кровоизлияний.
– Меня зовут Нина Хофман. Я из Государственной криминальной полиции.
Глаз уставился на нее.
– Я понимаю, что тебе трудно говорить, – продолжила она. – Ты можешь кивать?
Мужчина не шевельнулся.
– Ты можешь моргать?
Мужчина моргнул опухшим веком. Она перевела дух.
– Моргай один раз в качестве "да" и целиком закрой глаз, если захочешь ответить "нет", – сказала Нина. – Ты готов делать это?
Мужчина моргнул один раз.
– Ты в состоянии отвечать на вопросы?
Он снова моргнул.
Нина расправила плечи, в ее распоряжении было несколько минут, она могла исходить из своих теорий и взять их за основу.
– Тебя мучили двое мужчин?
Мужчина моргнул.
– Ты узнал их?
Он закрыл глаз. Нина ждала. "Нет", значит, он не видел их раньше.
– Они хотели получить от тебя информацию?
Моргание.
– Ты смог ответить им?
Глаз закрылся и несколько мгновений оставался в таком положении. Слеза выскользнула из него и скатилась вниз к уху.
Они спрашивали о том, чего Ингемар не знал, касавшемся его или какого-то третьего лица, кого-то близкого к нему, пожалуй, того, кто исчез.
– Тебе известно, где сейчас Нора?
Тело мужчины напряглось, его глаз расширился в ужасе и повернулся к ней. Из его горла вырвался звук, похожий на мычание. Доктор Карарей поспешил к нему. Нина испуганно отступила назад.
– О-о-о-ххх! – закричал мужчина, его руки и ноги судорожно задергались.
Доктор Карарей нажал тревожную кнопку, перед дверью начала вращаться красная лампа, завыла сирена. Две медсестры вбежали в палату. Нина попятилась еще на несколько шагов.
– Но-о-охх! – закричал Ингемар Лерберг. – Но-оххха-а-а-а…
Нина смотрела на мужчину, объятого ужасом. Дверь позади нее распахнулась и сильно ударила ей по плечу, еще один врач вбежал в комнату. Она отшатнулась в сторону, выскочила в коридор и поспешила прочь из отделения, подальше от хриплых криков, и пришла в себя, только добравшись до лифта Б, а потом быстро спустилась по лестницам с четвертого этажа и, миновав большой вестибюль со стеклянной крышей, вышла под дождь.
Она вернулась в свою комнату в ГКП с ощущением огромного облегчения. Быстро и решительно закрыла дверь за собой, пока с процедурой знакомств, пожалуй, можно было закончить. В качестве оперативного аналитика она представляла собой ресурс, в чью задачу входило выделить некую структуру из массы поступавшей к ней информации, а потом доложить свои выводы следственной группе в устной и письменной форме. И для выполнения такой задачи ей требовался покой, чтобы она могла спокойно подумать.
Нина осторожно опустилась на стул, отдышалась, достала из сумки и пристроила на салфетке на письменном столе бутылку минеральной воды и яблоко. Перед ней лежали документы их утренней встречи. Кто-то должен был что-то знать или видеть. Записи камер наружного наблюдения с Солсиданской станции не показали ничего. Никаких признаков Норы, ни с камеры у входа, ни с перрона. Она, конечно, могла пройти мимо станции пешком, вне поля зрения камер, или проехать на автомобиле. Однако обе машины семейства находились на месте, как зарегистрированный на фирму Ингемара Лерберга "мерседес", так и "ниссан-микра", которым он владел лично…
В ее дверь сильно и быстро постучали. Прежде чем Нина успела среагировать, в комнату вошла Ламия и расположилась прямо на письменном столе.
– Удалось поговорить с ним?
Ламия села на документы. Нина взялась за бумаги и попыталась вытащить их из-под нее. Ламия чуточку приподняла одно бедро, помогая ей.