Анника посмотрела на главного редактора и попыталась понять, что, собственно, происходит. Он выглядел жалко с взъерошенными волосами, небритый и, если она не ошиблась, одетый точно как вчера.
– Что Веннергрен здесь делал? – поинтересовалась она. – Чокнутый блогер – вряд ли ведь вопрос правления?
Шюман тяжело вздохнул и откинулся на спинку офисного кресла.
– Собственно, мы планировали сообщить о моем уходе с поста главного редактора в пятницу, но в сложившейся ситуации это невозможно, – сказал он. – Тогда плебс посчитает, что они победили, и это станет моим некрологом. Я вроде как ушел из-за обвинений в блоге…
– А почему ты должен уходить? Тебе же еще много лет до пенсии?
– Я решил, что больше не могу, – признался Шюман и закрыл глаза.
Она посмотрела на него – дышит тяжело, рубашка несвежая. Он являлся главным редактором самого крупного медийного органа Швеции (по крайней мере, с точки зрения бумажного тиража). И обладал огромной властью, но и она не обеспечила ему иммунитет от собственного оружия. Наоборот, пожалуй, и ей уже приходилось видеть подобное множество раз: журналисты становились самой уязвимой профессиональной группой из всех существующих, когда дело касалось "публичной порки", и чем круче считался репортер, тем более незащищенным он оказывался. Любая попытка критиковать критика заканчивалась негодующими воплями. А обвинить главного редактора в подтасовке данных было в тысячу раз хуже, чем политиков или директоров банков.
Она обеспокоенно поерзала на месте. Он хотел использовать ее в качестве инструмента, способного отмыть его добела, и правление явно одобрило эту затею. Если подумать как следует, такой ход, пожалуй, выглядел разумным, его позорная отставка нанесла бы непоправимый урон репутации "Квельспрессен".
Анника взяла себя в руки.
– Я видела твой документальный фильм дважды, – сказала она. – Сначала, когда его показывали по "Телевидению Швеции", тогда я была еще девчонкой, и второй раз на факультете журналистики. У тебя есть копия?
Шюман вздохнул снова.
– К сожалению, – сказал он, – я искал, но не нашел ее.
Анника подождала немного, но он ничего больше не добавил. В конце концов она поднялась и принесла ручку с его стола и несколько листов бумаги из принтера, разложила их на кофейном столике и села на край дивана.
– Мы пойдем с самого начала, – сказала она. – В той передаче ты утверждал, – что Виола Сёдерланд исчезла добровольно, не так ли? Почему ты сделал такой вывод? Мне нужна каждая деталь.
Шюман неприязненно передернул плечами.
– "Утверждал" – это слишком сильно сказано…
Она подождала с ручкой, зависшей над бумагой, решила набраться терпения.
– Все было неслыханно хорошо спланировано, – продолжил он наконец. – Виола готовила свое бегство по меньшей мере год.
– Откуда ты это знаешь?
– За год до исчезновения она поменяла имя и фамилию таким образом, что и старые имя и фамилия сохранились в новом документе. Виола Сёдерланд превратилась в Харриет Юханссон.
Она записала Виола Сёдерланд – Харриет Юханссон.
– Это же могло быть совпадением?
Шюман покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Она воспользовалась новым именем. Помимо прочего, купила для себя лично, как Харриет Юханссон, подержанный автомобиль у одного мужчины из Шерхольмена. Расплатилась наличными и обещала прислать по почте документы об изменении владельца, но так этого и не исполнила. А значит, ее покупку и не зарегистрировали, старый владелец по-прежнему остался таковым во всех регистрах…
Анника сделала пометку для себя.
– Этого я не помню. Сей господин участвовал в фильме?
Андерс Шюман почесал подбородок:
– Я встречался с ним трижды, и он раз за разом подтверждал свой рассказ. Однако не пожелал сниматься. Актер зачитал его рассказ.
У нее все похолодело внутри.
– Актер? Вы использовали актеров в документальном фильме?
Боже праведный, только бы "Свет истины" не узнал об этом!
– Мы снимали его исключительно сзади, и он читал у нас текст за кадром, так что мы никого не обманывали.
Неужели?
– У тебя есть имя продавца?
Он вздохнул:
– Да, где-то записано. Я могу отыскать его. И прислать тебе по имейлу.
Она посмотрела на него. Его глаза покраснели.
– А еще что? – спросила она.
– Она написала заявление об утере паспорта тогда же, когда поменяла имя. Поэтому его так и не уничтожили, а когда она получила новый, в ее распоряжении оказались два документа. Старый выглядел действующим, если не проверять его через шведский полицейский регистр…
Анника сделала очередную пометку на бумаге и посмотрела на Шюмана. Он опять почесал бороду.
– Она прокатилась на Каймановы острова за три недели до своего исчезновения. Целью было привести домой большую сумму в американских долларах наличными.
– И откуда нам это известно?
– В ее паспорте остались штампы.
– В действующем?
– Да.
– И откуда ты знаешь, чем она занималась там?
– Что можно делать четыре часа в Джорджтауне?
Анника закончила писать, сидела молча и смотрела на исписанный лист бумаги. Что-то не сходилось.
– Она заказала портному поменять подкладку пальто, – продолжил Шюман. – Он вшил в нее несколько карманов, которые застегивались на молнии. Они имели как раз подходящие габариты, четыре были шестнадцать на семь сантиметров, один четырнадцать на десять сантиметров и еще один семь на три сантиметра.
Анника записала размеры и вопреки собственному желанию с неприязнью вспомнила, как сама упаковывала пачки с купюрами в спортивные сумки на парковке в Найроби, царившую там жару, тяжелый запах выхлопных газов, как ее потные руки дрожали от зашкалившего в крови адреналина.
– Американские доллары, – заметила она. – Они не больше шестнадцати на семь сантиметров.
Шюман кивнул, явно немного воспрянув духом.
– Плюс паспорт и ключи от автомобиля, – добавил он. – Еще одну сумку с остатком банкнот она спрятала в багажнике машины.
– Какова была глубина карманов? – спросила Анника.
Шюман одарил ее недоуменным взглядом.
– Этого я не знаю, – сказал он.
Анника быстро посчитала на бумаге. Одна долларовая купюра имела толщину 0,1 миллиметра, самый крупный ходовой номинал был сто долларов. Один миллиметр таких бумажек равнялся, следовательно, тысяче долларов, а четыре кармана вмещали десятисантиметровую пачку.
Она отложила в сторону ручку и посмотрела на свои записи.
– Таким образом, в распоряжении Виолы находился автомобиль, о котором никто не знал. Она имела не известное никому новое имя. И два паспорта, а также специально сшитое пальто с почти сотней тысяч долларов в нем.
– Правильно.
Она снова взяла ручку и постучала кончиком по передним зубам.
– Именно эта машина оказалась на фотографии, – сказала она.
Снимок с камеры наружного наблюдения на автозаправочной станции около Питео был единственным доказательством бегства Виолы Сёдерланд и того, что она пребывала в полном здравии на тот момент. Анника хорошо его помнила, он ведь попал во все средства массовой информации после документального фильма.
– Да, это был именно тот автомобиль, – подтвердил Шюман.
Анника как наяву увидела перед собой черно-белую фотографию, на удивление четко сохранившуюся в ее памяти, несмотря на прошедшие годы: светлый автомобиль, попавший в кадр со стороны ветрового стекла, женщина в темном пальто на пассажирском сиденье и нечеткий силуэт справа на картинке. Кассовый аппарат справа, снежное месиво на земле, нечеткая корзина для бумаг на переднем плане. Хорошо освещенный фотовспышкой номер машины.
– Критики утверждали, что на снимке вовсе не Виола Сёдерланд, – сказала она.
Шюман кивнул:
– Это была она.
Анника внимательно посмотрела на него. Определенно что-то не сходилось, о чем-то он умолчал.
– Что позволяет тебе утверждать это?
– Я абсолютно уверен.
– Откуда ты получил фотографию?
Шюман наклонился вперед и скрестил руки на груди.
– Она находилась в общем доступе. Ее сделали на бензозаправке, стоявшей на автостраде Е4 в Норботтене. Владелец устал от того, что у него воруют бензин, и установил камеру наружного наблюдения перед кассовым аппаратом без каких-либо предупреждающих табличек, лицензий и разрешений… Его обвинили в этом и осудили в соответствии с законом, а данная фотография стала частью доказательств против него.
Анника кивнула:
– Ну, я помню относительно заправки, но как ты нашел снимок?
– Я же уже сказал: он находился в свободном доступе.
Анника впилась в него взглядом:
– Откуда ты знал, где искать?
Шюман потянулся за стоявшей на столе бутылкой с водой, наполнил стакан и сделал глоток.
– О чем ты?
– Эта фотография лежала похороненной среди улик по дюжине дел, но где именно, в суде Лулео? И ты просто случайно наткнулся на нее?
Он отставил стакан в сторону.
– В Питео в то время имелся собственный суд, заправка находилась на Е4 в Хокансё на пути к Лулео.
Анника несколько секунд жевала щеку.
– Ты наверняка был тогда очень ловким репортером, – сказала она, – но уж точно не смог бы найти все собственноручно. У тебя имелся источник информации. Кто-то, показавший тебе направление, давший путеводную нить…
Шюман не ответил.
Анника заглянула в свою бумагу. У нее почти не осталось вопросов.
– Имена, – сказала она, – парня, продавшего автомобиль Харриет Юханссон, и портного, и владельца автозаправки…
– Ты получишь их, – уверил ее Шюман.
– А ты не хочешь отдать мне источник?
Она ждала его ответа.
– Если все так и было, – сказал он наконец, – если я имел источник, который так никогда и не раскрыл, то у меня есть причина молчать.
Анника кивнула:
– Подельники Виолы, Петтерссон и Виттерфельд… почему они так злы на тебя?
Шюман долго и медленно выдыхал воздух.
– Их наказали вместо Виолы. Вероятно, они вынашивали планы мести все эти годы, а Виола же не здесь…
– И нет никаких доказательств того, что она стала жертвой преступления?
– Полиция нашла разбитую цветочную вазу у входной двери, и, по-моему, имелся какой-то след обуви, или отпечаток пальца, или волос, или нечто похожее, которое так никуда и не привело. Сосед видел мужчину перед домом Виолы, они даже допросили кого-то, но тем все и закончилось.
– Как мне быть с Лербергом?
Шюман выглядел так, словно не понял, о чем она говорит. Потом поднялся торопливо.
– Подытожь все, имеющееся у тебя. Берит придется вернуться из Норвегии на день раньше и взять его на себя. Я предупрежу Патрика, что ты занимаешься специальным проектом.
– А практикант Вальтер?
– Я могу поговорить с ним о секретности, – предложил Шюман.
– Не стоит, – сказала Анника. – Я сама это сделаю.
Она поднялась с листком в руке, пошла к письменному столу Шюмана и вернула ручку на место.
А у стеклянной двери остановилась.
– Послушай, Шюман, – сказала она и повернулась к нему. – Ты ужинал с Ингемаром Лербергом в кабаке "Элдсбака Крог" за пару недель до его отставки?
Шюман уставился на нее широко открытыми глазами.
– Что ты имеешь в виду?
Она не спускала с него взгляда.
– К разговору об общедоступных документах… если я нашла счет, другие тоже могут сделать это.
Сейчас, судя по его виду, он внезапно рассердился.
– И что такого? Мы ужинали, он пригласил меня, мы были братьями-ротарианцами.
Он сел на свой письменный стол, упер руки в бока, словно приготовился к бою.
– Именно поэтому мы оказались худшими? Лишь бы доказать, что у нас нет никакого особого интереса?
– Мы были худшими во всем в эти годы.
Анника повернулась, собираясь уйти.
– Как все закончилось для него? – услышала она вопрос Шюмана за своей спиной. – Как все закончилось для Даниэла Ли?
Она остановилась в дверном проеме.
– Он выпустил сольник, который стал вторым в чартах Billboard и первым на iTunes в Канаде и США. Согласно MTV, пластинку признали одним из пяти лучших мировых дебютных альбомов того года. А его преследователи по-прежнему утверждают, что он лжет.
Все дети хорошо рисовали?
Лункдвист еще не был убежден полностью. Он хотел проверить, являлся ли найденный рисунок творением кого-то из отпрысков Лерберга, прежде чем объединять расследования с Силвервеген и Кроктрескен. Нина не помнила, видела ли она какие-то детские рисунки в доме, но они могли не лежать на виду, быть куда-то убраны.
Она расположилась за своим письменным столом. Появись у нее желание получить информацию о Каггене от испанской полиции, сама процедура была кристально ясной: ей требовалось связаться с Интерполом и через них направить вопрос, на который она хотела иметь ответ. Нина щелкнула шариковой ручкой. Прошло много лет с тех пор, как она жила в Испании, но с того времени тамошние бюрократы не стали работать лучше, это она знала наверняка. Если пойти формальным путем, ей, возможно, пришлось бы ждать весточки оттуда до следующего месяца или до следующего года. И как ей сформулировать вопрос, что ее, собственно, интересовало? У нее зачесались ладони, насколько проще было забирать пьяных и драить полицейский автомобиль.
Нина подтянула к себе компьютер, вошла в Гугл, вбила "карл густав эверт экблад" в поисковик и получила почти тридцать тысяч попаданий. Явно чересчур широко зашла… Она ограничила поиск только точным именем, и результат оказался нулевым.
Она отодвинула компьютер в сторону, поднялась и встала у торца письменного стола, чтобы смотреть через окно во двор.
Интересно, его пытали там, где нашли? Хенрикссон не мог ничего утверждать с полной уверенностью, пока тщательно не осмотрит все вокруг, но и такой вариант не казался невероятным. Независимого от того, где происходили само истязание и убийство, жертва должна была кричать от боли. Мог ли кто-то слышать крики? Место обнаружения тела находилось в глубине леса, а рот Экблада заклеили скотчем, вряд ли ведь кому-то удалось бы услышать и распознать отдельные сдавленные стоны на расстоянии в полкилометра, особенно находясь в доме. Если предварительные выводы экспертов соответствовали истине, Экблад умер ночью, когда царила кромешная тьма и лило как из ведра, тогда уж точно никто не гулял и не бегал поблизости. Кроме того, труп нашли в сотне метров от протоптанной тропинки, а там хватало воды, и явно никто обычно не ходил.
Как Экблад попал туда? Его обманом заманили в лес или заставили идти силой?
И почему?
Нина вернулась на свое место, взялась за компьютер снова и впечатала в поисковик buscar gente españa (поиск лиц испанский). Результатом стал список доступных сайтов, большинство из которых касалось сводничества. Она попробовала paginasblancas.es, испанский телефонный каталог, искала Карла Густава Эверта Экблада в самых разных вариантах и во всех провинциях. Ни одного попа дания.
Он, похоже, не был на виду и в Испании тоже.
Но откуда он брал деньги? Жил ведь где-то в течение нескольких лет, пил каждый день и питался в гриль-баре. Какой-то доход он явно имел и, если верить его приятелям по скамейке, мобильный телефон тоже.
Нина вошла на другой поисковый сайт einforma.com, где перечислялись как отдельные личности, так и предприятия, впечатала имя убитого мужчины в еще одно поисковое окошко и нажала buscar.
Страница загружалась довольно долго.
Empresas y Autónomos (5) Ejecutivos (1)
Karl Gustaf Evert Ekblad
Coincidencia por denominaciyn principal
Provincia: Málaga
У нее волосы встали дыбом.
Ай да Кагген!
Она кликнула по первому попаданию.
Denominación: Karl Gustaf Evert Ekblad
Domicilio Social: AVENIDA D…
Localidad: 29660 MARBELLA (Málaga)
Forma Juridica: Sociedad limitada
CIF: B924…
Actividad Informa: Servicios relativos a la propiedad Inmobiliaria y a la propiedad industrial
CNAE 2009: 6810 Compraventa de bienes inmobiliarios por cuenta propia
Objeto Social: EL COMERCIO INMOBILIARIO SIN LIMITACIÓN, Y EN SU CONSECUENCIA, LA ADQUISICIÓN, USO, ARRENDAMIENTO, VENTA, ENAJENACIÓN Y TRANSFORMACIÓN POR CUALQUIER TÍTULO DE BIENES INMUEBLES Y DERECHOS REALES SOBRE LOS MISMOS, ASÍ COMO…
Это было предприятие. Кагген имел собственную испанскую фирму. Нечто, действовавшее в сфере недвижимости и промышленной собственности, их приобретения, торговли без ограничений и, следовательно, продажи, лизинг, аренда и сдача внаем…
Маклерское бюро.
Нина кликнула на адрес и попала на новый формуляр. Чтобы узнать детали относительно фирмы Каггена, ей требовалось зарегистрироваться на странице и заполнить все отмеченные окошки.
– Никаких проблем, – сказала себе Нина.
И после того, как она ввела имя, телефонный номер и имейл, белые клеточки изменили цвет и стали зелеными. Но потом пришла очередь квадратика NIF/CIF, где следовало указать испанский персональный код. Она подумала секунду, прикидывая вариант, который вполне мог оказаться настоящим. Начала с заглавной L и добавила семь цифр, а в конце поставила контрольную букву. Клеточка стала красной. Она попробовала другие цифры. Снова красная клеточка. Другую букву. Тот же результат. Нина оставила это занятие, поняв, что ей не добраться до информации без правильного личного кода.
Она вернулась назад и проверила одно из пяти других попаданий.
La importación y exportación de suelos de piedra y madera…
Импорт и экспорт каменных и деревянных полов, продажа и установка кухонь и ванн, дизайн интерьеров…
Строительная фирма.
Она снова вернулась назад и по очереди нажимала остальные совпадения. Они были построены тем же образом и давали ей фрагмент информации. Речь шла еще о двух строительных фирмах, а также об одной по оптовой торговле стройматериалами.
Кагген, следовательно, руководил пятью фирмами в Марбелье одновременно с тем, что сидел на скамейках в центре Орминге.
Где точно эти фирмы находились, Нина не смогла выяснить. Единственно увидела их почтовый индекс и по нему определила, что все пять располагались в районе севернее Пуэрто-Бануса на испанском Солнечном Берегу, в Новой Андалусии. До их формы владения она тоже не добралась, а также не узнала и того, кто сидел в правлениях или подробных данных относительно оборота и деятельности.
Хотя все подобные сведения испанская полиция могла получить одним мановением руки.
Она нашла в Гугле телефон полиции Марбельи, потянулась к телефону, набрала номер. И посмотрела на часы. Только бы у них уже не началась сиеста… Впрочем, у испанцев теперь были кондиционеры. Она где-то читала, что кондиционеры основательно изменили жизнь испанского общества, более чем какой-то иной отдельно взятый феномен. Впервые за всю историю цивилизации они больше не отдыхали четыре часа после обеда в самую жаркую пору, а взамен включали кондиционер и работали дальше…
– Национальная полиция, добрый день, – ответили ей по-испански.