Анника положила трубку и подняла глаза с целью посмотреть, как дела у Вальтера. Он выглядел немного нервным, волосы у него на голове стояли торчком, а на лбу выступил пот.
– Слишком уж много этих Ульфов Хедстрёмов, – посетовал он.
– Если ты пробьешь имя через hitta.se, то увидишь, где в Швеции живут его обладатели. Сконцентрируйся на тех, кто находится в Норботтене. Когда потом пойдешь по ним, там справа обозначен возраст.
– Черт, как просто! – воскликнул Вальтер.
Анника вздохнула про себя: чему их, собственно, учат в университете?
– Здесь есть один, которому исполняется шестьдесят шесть в понедельник, – сообщил он. – Живет на Анкарскатавеген в Питео, может, это наш?
– Почему бы тебе не позвонить и не спросить? – усмехнулась Анника.
Практикант колебался:
– И что мне сказать? Что мы ищем Виолу Сёдерланд?
– Пожалуй, не напрямую, – ответила Анника. – Предлагаешь мне попробовать?
Он ввел команду в компьютер, и телефонный номер появился на экране у Анники. Она набрала его. Женщина слабым голосом ответила:
– Хедстрём.
– Доброе утро, – произнесла Анника радостно. – Меня зовут Анника Бенгтзон, я звоню из газеты "Квельспрессен" и хотела бы поговорить с Ульфом Хедстрёмом, который владел заправкой Мобил в Хокансё в девяностые, я правильно попала?
Женщина дышала в трубку. Анника могла периодически слышать ее пыхтение.
– Я знаю, что у него день рождения в понедельник, – продолжила она, – поэтому будет уместно поздравить немного заранее, конечно, если он не слишком занят…
Женщина в трубке начала плакать.
– Почему вы не можете оставить нас в покое?! – закричала она.
Анника немного отстранила трубку от уха.
– Извини, пожалуйста, я сожалею.
– Ульф мертв, а вы все звоните и звоните! – взвыла женщина. – Что вам надо?
Вальтер, сгорая от любопытства, наклонился вперед.
– Ах, тогда я прошу принять мои соболезнования. Я не знала, что Ульф умер. Когда это случилось?
Вальтер схватился за голову. Женщина плакала.
– Месяц назад, – всхлипнула она. – Что вам сейчас надо?
– Я не звонила раньше, – сказала Анника. – Здесь, наверное, какое-то недоразумение. От чего он умер?
– Простатит. Это не ты звонила? Из чертова блога?
Судя по звуку, женщина высморкалась.
– Нет, – ответила Анника, – я звоню из газеты "Квельспрессен". А что, какой-то блогер искал Ульфа?
– Множество раз, пока он лежал в хосписе в Сундербюне. Это все из-за фотографии? С богатой бабой? – Женщина явно рассердилась. – Он демонтировал камеру и покорно принял свое наказание, что еще он мог сделать?
Анника закрыла глаза на мгновение. Вся история выглядела очень странно. Как Шюман мог узнать о снимке? Одной из многих улик в расследовании, результат которого рассматривался в скромном суде Норботтена? И для начала, как фотография оказалась у полиции?
– Как получилось, что Ульф попался со своей камерой? – спросила она.
Женщина в трубке глубоко вздохнула.
– Кто-то позвонил и донес. Ульф грешил на кого-то из тех, кто воровал бензин, но у меня собственные теории. Я думаю, это кто-то из других владельцев заправок, пожелавший избавиться от конкурента.
– Значит, кто-то позвонил и намекнул полиции о камере? – констатировала Анника. – И вы не знаете, кто именно?
– Нет, по их словам, звонок был анонимный.
– А когда поступил сигнал, тебе известно?
– В сентябре того года. Богатая баба проехала мимо ночью, полиция пришла на следующее утро. Она оказалась на последнем снимке.
– Вы что-нибудь слышали о Виоле Сёдерланд после того, как фотографию забрали? – спросила Анника. – Она никогда больше не посещала вашу заправку, ты не знаешь?
– Нет, никогда, – ответила женщина, и они никогда ни звука не слышали о ней помимо того, что блогер звонил и звонил.
Анника еще раз попросила принять ее соболезнования и, заканчивая разговор, извинилась за то, что побеспокоила в столь тяжелый момент.
– Не позавидуешь тебе, – заметил Вальтер, когда она положила трубку.
– Так иногда случается, – вздохнула Анника. – Регистры отстают от жизни, мы же не могли знать, что этот человек умер.
Она поднялась и надела куртку.
– Составишь мне компанию, попьешь со мной кофе в пригороде?
Они взяли редакционный автомобиль и поехали на юг по автостраде Е4. Дождь был настолько слабым, что Анника не могла оставлять дворники постоянно включенными, и одновременно настолько сильным, что не позволял ей совсем выключить их. Поэтому она периодически оживляла их, а потом заставляла вернуться в исходное положение.
– Я тут подумал относительно Густава Холмеруда, – сказал Вальтер.
Анника приподняла брови и скосилась на практиканта:
– Он явно не выходит у тебя из головы.
– Я проверил в архиве. Другие средства массовой информации сначала писали о нем и цитировали нас, но потом перестали. Почему?
Анника заметила, что он сказал "нас" о "Квельспрессен", и посчитала это хорошим признаком.
– Мы ведь запустили его на орбиту. Он наше творение.
Вальтер уставился на нее широко открытыми глазами.
Она вздохнула.
– Прошлой осенью в Стокгольмском регионе ножом убили пять женщин за довольно короткий промежуток времени, – сказала она. – Когда муж отправляет на тот свет жену, в средствах массовой информации это обычно не считается настоящим убийством, о подобном сообщается мелким шрифтом в разделе происшествий, примерно как если кого-то зарезали по пьянке или когда речь идет о геноциде в Африке. Но я решила подразнить Патрика, "пожалуй, вовсе не их мужья сделали это, подумай, а вдруг мы проворонили маньяка?". Он поймал меня на слове. Начал развивать тезис о серийном убийце в пригородах Стокгольма в качестве сенсации в разделе новостей, и скоро полиции пришлось комментировать ситуацию, а потом появился этот идиот и взял все на себя.
– Его же осудили за пять убийств, – напомнил Вальтер. – По-твоему, он невиновен?
– Не совсем. Он, вероятно, убил одну из них, Лену, сорокадвухлетнюю мать двоих детей из Сетры. У них были недолгие отношения летом, но она положила им конец. Я думаю, другие средства массовой информации начали понимать, что Холмеруд – мифоман. Они пытаются дистанцироваться от всей истории, но "Квельспрессен" не может последовать их примеру. Это означало бы признать собственную ошибку.
Вальтер выглядел совершенно растерянным.
– Но почему адвокат Холмеруда ничего не делал? – спросил он.
– Он находился там не для того, чтобы добиться освобождения своего клиента, а с целью представлять его интересы.
– Но как суд мог попасться на эту удочку, если Холмеруд этого не делал?
– В одном случае ему все было известно, если говорить об убийстве Лены. Остальное он вызубрил. Все факты ведь попали в средства массовой информации. Полиция провела реконструкцию событий на местах преступлений, и наш человек выглядел ужасно убедительно. Не на уровне "Оскара", пожалуй, но где-то рядом. Его осудили на основании собственных признаний, плюс имелся нож, которым он убил Лену. Где здесь нужная нам кафешка?
Вальтер взглянул на свой мобильный телефон.
– Слеттгордсвеген, один? Свернешь на ближайшем перекрестке.
Анника съехала с автострады и оказалась в сером пригородном раю, напоминавшем то, что она уже видела на Силвервеген в Сальтшёбадене. Такие же тесные земельные участки и та же мешанина архитектурных решений и использованных материалов: коттеджи из 20-х годов с ломаными крышами и плоскими пристройками, крытые железом деревянные дома из 40-х и построенные из силикатного кирпича на рубеже столетий.
Внезапно Анника услышала голос Анны Снапхане в своей голове: "Здесь закончилось счастье". Она вздрогнула, как от удара: откуда пришла эта мысль? Потом смахнула волосы с лица и сделала глубокий вдох. Порой ей по-настоящему не хватало Анны, ее скептического взгляда на жизнь, ее бодрящего презрения ко всему нормальному и общепризнанному. Анника всегда знала, что ее подруга немного сумасшедшая, чего стоило одно ее постоянное желание стать известной и знаменитой, но, в конце концов, их дружба прекратилась. Анна восприняла отдаление Анники как личное оскорбление и запустила нечто вроде вендетты в Сети. Став автором передовиц "желтого" сайта mediatime. se, она при каждом удобном случае старалась пнуть бывшую подругу как можно больнее.
Анника попыталась избавиться от неприятных мыслей и припарковалась около входа на станцию метро "Мелархёйден".
Кафе "Нестан Хемма" располагалось в нише в стене многоквартирного дома постройки 40-х или, возможно, 50-х годов и предлагало классическое шведское меню для таких заведений, состоявшее из салатов, пирогов и крайне калорийных плюшек. Бьёрн Вестгорд еще не приехал. Анника и Вальтер решили, не тратя время даром, немного перекусить, ожидая его. Люди приходили и уходили, одни ели, другие покупали с собой хлеб или печенье. Все, казалось, знали друг друга, и у Анники создалось ощущение, что она находится в пиццерии "Маэстро" в Хеллефорснесе.
Они успели добраться до кофе, когда автомобиль компании "Быстрые шайбы" затормозил перед окном. Анника посмотрела на часы. Мужчина, с которым она условилась о встрече, опоздал на сорок минут, что все равно следовало рассматривать как успех (в обычном случае с такими доставочными фирмами едва ли удавалось договориться даже о точной дате). Пожилой, непомерных габаритов мужчина с бородой не без труда выбрался из кабины и направился в сторону кафе. Дверь заскрипела, когда он шагнул внутрь, а его лицо расплылось в широкой улыбке, стоило ему увидеть Аннику.
– Это же ты, – сказал он и крепко пожал ей руку.
Анника так и не смогла привыкнуть, что люди узнавали ее. Какую же из фотографий он видел? Репортера, жертвы Подрывника, жены похищенного правительственного чиновника?
Бьёрн Вестгорд взял себе чашку кофе и венскую булочку, Анника заплатила. Он поерзал на стуле, заскрипевшем под его тяжестью.
– Да, – сказал он и томно вздохнул. – Семнадцать лет у меня было ателье, и за все эти годы хватало самых странных заказов, да будет вам известно, не только поменять молнию в любимых джинсах или сшить копии известных брендов. Я ремонтировал потайные отделения в дипломатах и вшивал вибраторы в нижнее белье из латекса, но та подкладка стала, черт побери, самым странным из всего, что я когда-либо делал.
– И почему же? – спросила Анника.
Он откусил большой кусок от булочки и долго с аппетитом жевал, прежде чем ответил.
– Уже само появление этой дамочки заставило меня обратить на нее внимание, – сказал он наконец. – Когда она вошла ко мне, я сначала принял ее за мусульманку, на ней были хиджаб, скрывающий волосы, и длинная юбка из тех, в каких они обычно ходят, да, вы понимаете, но, когда мы остались одни, она сняла шаль, и тогда я сразу ее узнал.
– Ты увидел, что перед тобой Виола Сёдерланд?
Его лицо расплылось в широкой улыбке.
– Можете не сомневаться. Я подумал, что слиток чистого золота посетил мое скромное ателье, в моем понятии у таких матрон имелся целый штат прислуги, занимавшийся их грязным бельем, и так все и обстояло, вероятно, но только не в данном случае. – Он подался вперед и понизил голос. – Заказ ведь был совершенно необычным.
Анника заметила, как пара за соседним столиком перестала разговаривать и слушала бывшего портного. Он сделал большой глоток кофе и снова впился зубами в свою булочку так, что крошки дождем посыпались на пол.
– Она принесла с собой пальто в пластиковом пакете магазина "Иса", серое, шерстяное, хорошего качества. По ее словам, хотела поменять подкладку, всю целиком, и подробно описала, как должна выглядеть новая.
Анника прочитала вслух из своего блокнота:
– "Четыре кармана размером шестнадцать на семь сантиметров, один четырнадцать на десять и еще один семь на три".
Портной удивленно уставился на нее, несколько крошек застряли у него в бороде.
– У моего шефа остались его записи, – объяснила она. – Андерса Шюмана, который брал интервью…
– Само собой, я знаю, кто такой Андерс Шюман. Ему ужасно достается в социальных сетях как раз сейчас, его там готовы порвать на куски…
– Да, мы знаем. А не было ничего другого необычного с этой подкладкой?
Вестгорд снова удивленно посмотрел на нее: неужели столь специфических размеров не хватало?
– Молнии, – сказал он. – Она хотела иметь их полностью скрытыми, чтобы для постороннего глаза карманы были невидимы, их также следовало сделать водонепроницаемыми.
– Водонепроницаемыми? И почему же?
Бьёрн Вестгорд наклонился к ней еще ближе.
– Кто знает? – прошептал он.
Анника кивнула и пометила у себя в блокноте.
– И ты взялся за эту работу? Как много времени она дала тебе?
Мужчина отклонился назад и сделал глоток кофе.
– Два дня. Она спешила. Я объяснил, что мне приходится брать больше, когда я должен работать быстро, доплату за срочность, и она согласилась.
– Как она расплатилась? Карточкой?
– Нет, наличными.
– Она предъявила удостоверение личности?
Бьёрн Вестгорд опять удивленно посмотрел на нее:
– Нет, почему она должна была это делать?
– Тогда, возможно, вовсе не Виола Сёдерланд приходила к тебе?
Бывший портной лишь улыбнулся. Анника откашлялась.
– И когда это случилось? Относительно ее исчезновения?
– За две недели до того, как она пропала.
– Она забрала пальто сама?
– Конечно, одетая в тот же мусульманский наряд. И осталась очень довольна моей работой, чрезвычайно довольна…
– И ты не слышал ничего о Виоле с тех пор?
Он глубоко вздохнул и покачал головой.
– Ни звука, – сказал он. – По-моему, ее уже давно нет в Швеции. Если бы она оставалась здесь, то вернулась бы ко мне, я в этом уверен, слишком уж ей понравилась моя работа…
Анника заглянула в свои записи. У нее практически закончились вопросы. То, как быстро Виоле понадобилось поменять подкладку, означало, что она планировала свое бегство заранее, и ее явно начало поджимать время. Но почему? И почему карманы требовалось сделать водонепроницаемыми? Может, она собиралась купаться в пальто? Или той осенью столь же часто шли дожди, как и этой весной?
Она улыбнулась немного натянуто:
– Тогда я должна поблагодарить тебя, поскольку мы заняли твое время…
Мужчина положил свою большую ладонь на ее руку:
– Я просто хочу спросить тебя: как дела у твоего мужа?
– Вот как? О чем ты?
– Похищение в Сомали… это же было опасно.
Он на самом деле имел прекрасную память на лица и детали, это ей приходилось признать.
Анника засунула блокнот в сумку.
– Я действительно надеюсь, что блогер скоро образумится, – сказал Бьёрн Вестгорд.
– Он связывался с тобой? – поинтересовалась Анника.
– Много раз. Не самый приятный человек, если ты спросишь меня.
– Ты встречался с ним. Знаешь, кто он?
Мужчина покачал головой:
– Мы разговаривали по телефону, он представился как Ларс. Я сказал ему то же самое, что говорю и тебе сейчас: Виола Сёдерланд планировала не умереть, а жить.
Он поднялся и стряхнул крошки с брюк.
– Было приятно встретиться. Привет мужу.
Машина фирмы "Быстрые шайбы" резко тронулась с места.
– Почему она расхаживала в мусульманском наряде? – спросил Вальтер, провожая автомобиль взглядом.
– Мусульманские женщины просто невидимки в Швеции, – ответила Анника. – Взгляды скользят по ним, но не останавливаются. Шюман упоминал об этом в своем документальном фильме. – Анника поднялась. – Сейчас мы едем в Шерхольмен искать торговца машинами…
Нина осторожно двигалась среди предметов мебели, боялась прикоснуться к чему-нибудь, хотя это и не имело смысла, ведь эксперты уже закончили свою работу.
Гостиная семейства Лерберг была красиво и со вкусом обставлена. Ничего лишнего, диван и два кресла. Нине показалось, что она узнала дизайн, от IKEA. Из изделий для более респектабельных домов с немного округлыми формами, мягкими подушками, обивкой шоколадного цвета.
Она стояла в одних носках на деревянном полу, чувствовала, как холод забирается между пальцами и ползет вверх.
Ей никогда не приходилось жить в семье, имевшей дом, и она не представляла, как это, собственно, должно выглядеть. Сама росла в различных коллективах, где взрослые люди (мужчины), говорившие на разных языках, приходили и уходили, а когда стала старше, мама заболела (помешалась) и они перебрались в Сермланд, было уже слишком поздно. Так у них и не получилось никогда дома, только холодное складское помещение. Боже, как она мерзла в Швеции в первые годы, здесь стояла такая холодина почти десять месяцев в году, тогда как на Тенерифе (дома на Тенерифе?) всегда было тепло и красиво, дождь иногда, но теплые ветры. Она жила под фиговыми деревьями и среди зарослей мяты, в царстве апельсиновых цветов. Шершавый песок между пальцами, запах моря.
Она огляделась в тесной гостиной. Круглый старый придиванный столик из тика, вероятно, 50-х годов. Полученный по наследству или купленный на блошином рынке. Никаких комнатных растений. Сравнительно небольшой плазменный телевизор на низкой полке у стены, двадцать восемь дюймов, пожалуй, DVD с маленькими колонками рядом. Несколько детских фильмов, какие-то мультики и Астрид Линдгрен. Картины на стенах с традиционными мотивами, довольно бездарно написанные маслом и акварелью, корабли и пейзажи.
Почему исчезла Нора?
Она создавала этот дом и вдруг оставила его. Где-то наверняка лежала отгадка, фрагмент объяснения.
Камин с березовыми поленьями, ни крупинки пепла. Книжная полка с бестселлерами и несколькими безделушками, синяя птица, выполнявшая функцию термометра косуля золотистого цвета. У окна стояло старое кресло-качалка, а рядом в корзинке лежало вязанье. Пианино у другой стены.
Нина подошла к нему, осторожно села на стоявший перед ним табурет.
Впервые она попробовала побренчать на настоящем пианино у своей подруги из Сермланда. Виктор, один из парней ее матери, обычно играл на гитаре, но никакого другого инструмента она никогда раньше не видела, пока не шагнула в гостиную Юлии. Она помнила, как благоговейно нажимала на клавиши, какие нежные и красивые звуки при этом получались. Юлия знала много музыкальных пьес, насколько она помнила, "Артиста эстрады" Скотта Джоплина из фильма "Афера" и "Лунную сонату" Бетховена, но сама Нина так никогда и не выучила никаких мелодий, кроме одной детской песенки. Она вдавила несколько клавиш в самом конце справа на клавиатуре, и тишину прорезали светлые тона, потом другие ниже слева, где располагались более мрачные, но сейчас не услышала ничего. Она немного сильнее нажала на басовые клавиши, но снова никаких звуков, только чисто механические, связанные с их движением вниз.
Нина оставила инструмент в покое, выпрямила спину. Прислушалась в попытке обнаружить хоть какой-то шорох в сейчас снова воцарившей тишине. Ничего. Она закрыла глаза. Где-то ведь могли существовать признаки пусть даже очень слабого, но движения, сквозняк от неплотно заделанного окна, вызванный им шелест занавесок, но комната, казалось, прекратила дышать.
Была ли жизнь в этом доме?