Она не знала, насколько нормально подобное, но что-то беспокоило ее. Она открыла глаза, сделала глубокий вдох. Воздух был чуть сырой и немного прохладный. Трупный запах от собаки еще не выветрился полностью.
Нина подошла к окну.
Светлые занавески с абстрактным цветочным узором, что, пожалуй, могло навести на мысль о продукции фирмы "Свенскт Тенн", хотя и в данном случае речь шла об IKEA, ярлычок сохранился. Она потянула их в сторону плавным движением. Они двигались легко, нигде не застревали. А значит, выполняли свою функцию помимо эстетической ценности, их можно было задернуть, при необходимости защититься от внешнего мира.
Серый дневной свет проникал внутрь сквозь чистые стекла, их, скорее всего, мыли менее недели назад. Она видела, как электричка проехала мимо, покачиваясь на рельсах, по другую сторону Силвервеген. Пусть дождь прекратился, влага поблескивала на ее стоявшей ниже по улице машине.
Нина повернулась спиной к окну, вышла в прихожую. Она была тесной и достаточно темной. Здесь лежал ковер с персидским узором, когда она посетила это место в первый раз, его сейчас забрали на экспертизу, светлый прямоугольник на деревянном полу показывал, где он когда-то находился.
Полку, на которой раньше висела верхняя одежда, тоже увезли.
Она посмотрела в направлении лестницы, попыталась представить себе, как Ингемар Лерберг висел там, привязанный к точеным перилам. Он наверняка кричал. И даже если ему заклеили скотчем рот, скорее всего, создавал сильный шум. Она подошла к маленькому окну в прихожей, квад ратному и высоко расположенному, окинула взглядом крыльцо и кусок земельного участка перед ним. Дом стоял без света и погруженный в тишину ночью с четверга на пятницу. Никто не видел, чтобы кто-то посетил виллу или покинул ее вечером, ночью или утром. Никакой неизвестный автомобиль не стоял припаркованный по соседству.
Кухня, светлая и чистая. Идеально намытые сосновые полы, тряпичные половики машинной выработки, столешница из лакированного бука. Нина провела рукой по ее гладкой поверхности. Тостер. Холодильник и морозильная камера из нержавеющей стали, и то и другое от IKEA. Она наклонилась к мойке и закрыла глаза. Ощущение тишины и пустоты усилилось.
Нина огляделась. Открыла шкафчик под мойкой. Емкость для мусора. Средство для мытья посуды в посудомоечной машине, экологичный очиститель водопроводных труб, стальная вата, помещенные вплотную друг в друга. Ее заинтересовало, не эксперты ли поставили их так. Она закрыла дверцы и открыла один из верхних шкафчиков. Бокалы для вина фирмы "Оррефорс", целая дюжина. Свадебный подарок, пожалуй. Она взяла один из них и посмотрела на свет: ни пятнышка. Вернула назад, закрыла дверцы.
Она не знала, как все должно выглядеть в доме, но что-то, по ее мнению, было не так. Какое-то напряжение как бы висело надо всем вместе, над занавесками, и мебелью, и окнами. Неорганического свойства, не имевшее ничего общего с электричеством.
Ей стало любопытно, имело ли это какое-то значение.
Она вышла в чулан-прачечную. Здесь все шкафчики были довольно потертые. Стиральная машина, сушильная машина и сушильный шкаф, крюк у двери, выходившей наружу с тыльной стороны дома.
Ее взгляд остановился вроде бы на самых заурядных предметах. Нина наклонилась, уставилась на них.
Пара тапочек, светло-коричневых и очень заношенных, из ткани, напоминавшей фетр. Они находились у самой задней двери, аккуратно поставленные к ведру, из которого торчала швабра.
Она пошла обратно на кухню, оторвала себе бумажное полотенце и вернулась в чулан-прачечную.
Взяла правую тапку через бумагу и перевернула ее.
Размер 34.
У Норы был 38-й или 39-й. По крайней мере, вся ее обувь в гардеробе имела такой размер.
Нина какое-то время сидела на корточках. Потом поставила тапку на место и позвонила Ламии, попросила ее прислать эксперта на Силвервеген с пакетом для улик, куда поместилась бы пара тапок, а потом изъять записи наружного наблюдения со всех станций вдоль ветки на Сальтшёбаден за понедельник 13 мая.
Анника повернула к крытой автостоянке, расположенной рядом с Шерхольмским торговым центром, гигантскому бетонному гаражу, который раскинулся, насколько хватало глаз, и имел целых четыре этажа. Она проехала по второму из них, нашла место недалеко от входа – пять часов бесплатной парковки с парковочным диском.
– Этот "Свет истины"… – спросил Вальтер, – ты читала блог?
– Немного, – ответила Анника и выключила зажигание. – А что?
Вальтер, судя по его виду, размышлял над чем-то.
– Я, конечно, читал все, – сообщил он. – За исключением комментариев и тому подобного, их же несколько тысяч. Но он ведь не написал ничего о том, что брал интервью у Бьёрна Вестгорда.
Анника вытащила ключ из замка зажигания, взяла свою сумку с заднего сиденья и скосилась на практиканта.
– Тезисы Бьёрна Вестгорда не устраивают блогера, поэтому он делает вид, что их не существует.
Они вышли из машины.
– Запомни, где мы стоим, иначе нам не найти пути назад, – сказала Анника.
Она очень плохо ориентировалась в пространстве.
По эскалатору они поднялись в торговый центр классического пригородного типа со стеклянной крышей и обязательным набором из дюжины магазинов. Снаружи раскинулась большая площадь. Анника встала напротив вращающейся двери и прищурилась в ее сторону.
– Он должен торговать овощами здесь, – сказала она и кивком указала на несколько прилавков, выстроившихся в ряд перед стеной из коричневого кирпича, которая, если верить табличке у деревянных дверей, принадлежала Шерхольмской церкви.
Десяток мужчин, все явно родом из-за пределов Скандинавии, перемещались среди торговых палаток. Несколько клиенток в шалях и юбках до пят выбирали пучки салата и брюкву.
Анника подошла к первому прилавку.
– Извини, – сказала она. – Я ищу Абдуллу Мустафу, он сейчас здесь?
Мужчина смотрел на нее уголком глаза несколько секунд, раскладывая желтый сладкий перец.
– У нас сегодня прекрасная клубника, – сказал он наконец, – такая красивая и очень сладкая.
– Абдулла Мустафа, – повторила Анника. – Он должен работать за каким-то из этих прилавков…
Мужчина покачал головой.
– Может, огурцы? – спросил он. – У нас сегодня прекрасные огурцы.
Вероятно, он не знал, кто из них Абдулла Мустафа, или не хотел ей рассказывать. Анника пошла дальше к следующему прилавку.
– Привет, извини, я ищу одного человека, – сказала она, – Абдуллу Мустафу…
– Не знаю, – ответил торговец прилавка номер два и повернулся к ней спиной.
Вальтер взял Аннику за руку и оттащил назад.
– Как думаешь, может, мне попробовать? Они, пожалуй, легче пойдут на разговор с кем-то похожим на них.
Он поднял воротник, защищаясь от ветра. Анника удивленно заморгала:
– О чем ты?
Практикант пожал плечами:
– Ну, я вроде тоже черный.
– Эти парни, по-моему, курды, – сказала она. – Ты же не курд?
– Нет, перс, хотя могу сойти за кого угодно… курда, или араба, или южноамериканца…
– Но диалект? Он выдает в тебе представителя лучших людей Эстермальма.
Он сжал зубы, опустил взгляд. Анника явно задела его за живое.
– Извини, – сказала она, – я не имела в виду…
И сделала шаг назад.
– Давай и вправду ты спросишь, посмотрим, как пойдет.
Они направились назад к прилавкам, миновали обоих мужчин, с которыми Анника уже разговаривала, стараясь держаться подальше. Вальтер остановился перед торговцем, продававшим детскую вязаную одежду с красивыми узорами, и спросил об Абдулле Мустафе. Тот показал в самый конец ряда прилавков на мужчину в кепке, выгружавшего ящики с фасолью из кузова грузовика "вольво". Вальтер направился прямо к нему.
– Абдулла Мустафа?
Мужчина отложил ящик в сторону и поднял на него глаза.
– Меня зовут Вальтер Веннергрен, – представился молодой человек на своем тягучем стокгольмском шведском и протянул руку. – Извини, что мешаю тебе работать, я из газеты "Квельспрессен" и хотел бы спросить, не могу ли поговорить с тобой немного. Надеюсь, ты не откажешься от чашечки кофе?
Мужчина в кепке с опаской пожал руку Вальтера.
– Поговорить о чем?
– О том же, о чем все другие спрашивали тебя в последнее время. Об автомобиле, который ты продал одной богатой женщине сто лет назад.
Абдулла Мустафа выглядел удивленным, потом он ухмыльнулся и посмотрел в сторону:
– Мне нечего сказать.
Анника внимательно наблюдала за Вальтером. Практикант не сдвинулся с места. Найдя Абдуллу Мустафу, он уже не собирался его отпускать.
– Я понимаю, – сказал Вальтер. – Я понимаю, с той поры много воды утекло, не так легко вспомнить…
Мужчина развернулся и посмотрел прямо на Вальтера.
– Я помню, – буркнул он. – Просто не хочу говорить.
Вальтер пожал плечами.
– О’кей, – сказал он. – Ты не хочешь говорить. Чего ты боишься?
– Я не боюсь.
– Нет?
Они стояли и смотрели друг на друга несколько секунд.
– Мне надо разобраться с делами. – Абдулла Мустафа кивнул в сторону машины.
– Я могу подождать, – заверил его Вальтер и сделал шаг назад.
Абдулла Мустафа вернулся к грузовику. Через несколько минут он закончил, закрыл кузов и бросил взгляд в направлении Вальтера.
– Мне необходимо отогнать машину. Мы можем увидеться в Кахрамане через десять минут, – сказал он.
– Отлично! – воскликнул Вальтер.
– В Карамане? – спросила Анника, но Абдулла Мустафа уже уехал.
Вальтер с отчаянием посмотрел на нее.
– Мы же доберемся туда? Наверняка не так много мест называются… Кара… Кама…
Анника достала мобильный телефон, впечатала в поисковик Гугла "карамане" и результатом стали 40 600 попаданий. Она добавила "шерхольмен" и получила только одно: "Ресторан "Кахрамане". Добро пожаловать на Бредхольмсгатан, рядом с торговым центром!"
– Отличная вещица, когда дело касается адреса, – сказала она. – Нам туда.
Вальтер поковылял за ней, когда она развернулась и направилась к двери в галерею магазинов. Они миновали аптеку, бутики с одеждой и товарами для досуга, какой-то мужчина попытался продать им абонемент по-настоящему дешевого и по-настоящему плохого оператора мобильной связи, а потом они вышли на улицу с другой стороны, там и находился ресторан "Кахрамане". На висевшей над дверью вывеске был изображен закат солнца и красовалась надпись на арабском или курдском языке, Анника так и не смогла решить, на каком именно. Вальтер, открыв дверь, направился прямой дорогой к стойке и заказал шаурму на тарелке с курицей и картофелем фри и всеми соусами.
– Мы же ели совсем недавно, – заметила Анника.
– Салат же, – ответил Вальтер и набросился на куски курицы.
Они расположились за одним из маленьких столиков. Несколько мужчин сидели в другом углу, наклонившись голова к голове, и тихо разговаривали, в остальном же небольшое заведение было пустым. Телевизор на стене над ними показывал иракский музыкальный канал. Красивые мужчины и женщины пели популярные песни в странной тональности. Явно шел обзор тамошнего хит-парада, сейчас находившийся где-то на середине.
Вальтер успел уничтожить большую часть своего блюда, когда в ресторан вошел Абдулла Мустафа. Он поздоровался со стоявшим за стойкой персоналом и взял себе чашечку кофе, не заплатив за нее.
– Что ты хотел знать? – спросил он и подозрительно скосился на Аннику.
– Это моя коллега, – объяснил Вальтер и кивнул в ее сторону. – Мы хотим поговорить о женщине, купившей твой автомобиль.
Мужчина снял кепку, пригладил волосы и сел напротив них.
– Там не было ничего странного. Я дал объявление в газету, хотел продать "Вольво-245". Она позвонила. Кстати, оказалась единственной. Машина была старая, прошла триста тысяч километров, я же много езжу по работе, вожу овощи… – Он кивнул самому себе. – Она представилась как Харриет Юханссон. Показала водительские права, там стояло Харриет Юханссон и еще несколько других имен, но все сходилось. Это была она.
Вальтер ничего не записывал, и Анника задумалась на мгновение, стоит ли ей достать блокнот и ручку, но решила не делать этого.
– Все газеты писали о Виоле Сёдерланд, когда она исчезла, – сказал Вальтер. – И ты не узнал ее. Это именно она купила твой автомобиль?
Мужчина покачал головой:
– Я не читаю прессу, только "Метро" иногда. И не подумал об этом.
– Значит, она купила машину сразу?
– Прокатилась на пробу и сказала, что берет ее. Все прошло быстро. Она заплатила наличными, пять тысяч. Я остался очень доволен, машина ведь была хорошая, правда, прошла много, сильно проржавела…
– Когда это произошло?
– Летом, в июне, я хотел продать ее летом, поскольку зимняя резина уже никуда не годилась.
"Выходит, Виола Сёдерланд купила автомобиль за три месяца до того, как исчезла", – подумала Анника.
– Я подписался под бумагой об изменении владельца, и она подписала ее и обещала прислать по почте, когда оформит до конца. Я больше не думал об этом. Купил новую машину, "форд", но она оказалась не такой хорошей, как "вольво", поэтому сейчас езжу исключительно на "вольво".
– Когда ты услышал о своей машине в следующий раз? – спросил Вальтер. – Когда Андерс Шюман позвонил тебе?
Мужчина выглядел удивленным.
– Нет, нет, – сказал он. – Когда мне позвонила полиция.
– Полиция?
– Финская полиция. "Вольво" стояла около Куусамо, у русской границы, с ключами в замке зажигания.
У Анники возникло страстное желание записать это, поскольку речь шла о новых данных. Абдулла Мустафа кивнул самому себе снова.
– Она простояла там две недели. Тогда я вспомнил, что женщина так и не прислала мне по почте бумаги об изменении владельца. Машина еще числилась моей.
– Что случилось с автомобилем потом?
– Я получил его назад.
И Вальтер, и Анника уставились на мужчину.
– Он еще у тебя? – спросил Вальтер.
Мужчина заерзал на месте.
– Нет, нет, – сказал он. – Я продал его сразу же. Получил только три тысячи во второй раз, но это все равно было хорошо. При отсутствии зимней резины.
– В каком состоянии автомобиль находился? Был помят, ободран?
– Нет, нет, точно в таком, как когда я его продал. Чистый, но ржавый.
Почему он не рассказал об этом раньше? Или рассказал?
Анника сомневалась, стоило ли ей влезать в разговор? Спросить, видел ли он документальный фильм о Виоле? Или она все испортит?
– Когда ты получил свою машину назад, – спросил Вальтер, – она была пустой?
– Пустой?
– Ты не обнаружил в ней ничего такого, чего не было там, когда ты продал ее?
Мужчина наклонился вперед. Хит-парад над их головами пошел по новому кругу.
– Ну да, она была пустой. Почти совершенно пустой. Там находилась только одна вещь. Сумка.
Вальтер и Анника сидели молча и ждали продолжения.
– В багажнике, – уточнил Абдулла Мустафа. – В нем имелось отделение в задней части, для ключей и домкрата… Она лежала там. Под ними.
– Сумка? – спросил Вальтер.
– Маленькая такая… прямоугольная, портфель. Из кожи. Тонкий.
Анника почувствовала, как у нее волосы поднялись на затылке. Андерс Шюман не слышал ничего об этом, она готова была отдать руку на отсечение.
– Ты заглядывал внутрь?
Мужчина колебался.
– Там не оказалось ничего ценного. Старые вещи. Я положил их назад.
– Как ты поступил с сумкой?
Мужчина сделал глубокий вдох, потом медленно вы дохнул:
– Я подумал, что Харриет Юханссон, возможно, забыла ее, поэтому сохранил. Но она так никогда и не позвонила…
– Где сумка сейчас?
Он задумался на мгновение.
– В гараже, по-моему.
– И она сохранилась?
– Вроде бы я ее не выбросил.
– Не могли бы мы взглянуть на сумку?
– Мне надо в Бутширку с грузом, но мы успеем.
Мама научила меня вязать. Набирать петли на спицы, протягивать шерсть сквозь каждую из них и так, пока ряд не закончится, тогда я переворачивала работу и начинала снова, и снова, и снова. Чулочная вязка, косички, кружево, это было просто чудо какое-то. Длинная нить из клубка могла изменить форму и свойства и стать чем-то совершенно иным, и самое замечательное заключалось в том, что именно я делала это, целиком и полностью совершала превращение, я сама творила волшебство.
– Получается, я чуть ли не Бог, – говорила я.
Мама смеялась надо мной, это было в ту пору, когда она еще могла смеяться, но потом она прекратила смеяться, а я перестала быть Богом.
– Под домкратом?
Шюман недоверчиво посмотрел на кожаный портфель, который Анника положила на его письменный стол: светло-коричневый и пыльный, немного отдающий машинным маслом.
– Вальтер убедил Абдуллу Мустафу расстаться с ним, – сказала она.
Шюман бросил взгляд сквозь стеклянную стену. Практикант сидел на месте Берит Хамрин и манипулировал со своим мобильным телефоном, с головой уйдя в это занятие.
– И он пролежал в гараже?
– Уже скоро двадцать лет, – подтвердила Анника.
– И что в нем?
– Ты можешь открыть и посмотреть, – предложила она.
Шюман на несколько мгновений сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, потом потянулся к сумке, открыл латунный замок и поднял крышку. Он осторожно засунул руку внутрь и достал первое, что нашел: тонкую папку-скоросшиватель. Его пальцы дрожали, когда он открыл ее.
Сверху оказалась свадебная фотография.
Боже праведный, на ней была она, настоящая Виола, улыбающаяся молодая женщина с прической 60-х годов, в коротком белом свадебном платье, и жених в модном для той поры костюме, с шикарными бакенбардами. Он сглотнул комок в горле.
– Я полагаю, это Виола и ее муж, – сказала Анника Бенгтзон.
Шюман высморкался.
– Улоф Сёдерланд, – произнес он хрипло. – Они поженились молодыми, как только вышли из подросткового возраста. – Он перебирал бумаги медленно, чуть ли не затаив дыхание.
На следующем развороте – двое детей смеялись, смотря в камеру: мальчик-блондин в вязаных брючках на подтяжках и рыжеволосая девочка с бантом в волосах и в платье с вышивкой.
Шюман глубоко вздохнул и даже закашлялся.
– Хенрик и Линда, – сказал он.
Дети Виолы Сёдерланд родились с интервалом в год, им, вероятно, было сейчас около сорока пяти.
Он перевернул лист снова. Там находились другие фотографии обоих детей, на берегу и у рождественской елки, школьные проездные билеты, девочка верхом на лошади, мальчик в очках для плавания на пьедестале, студенческие снимки. Всего в альбоме оказалось около двадцати карточек. Ему понадобилось протереть глаза, когда он закончил с ними.
– Фотографии отобраны очень тщательно, – заметила Анника.
Он кивнул:
– Она всегда брала детей с собой, когда куда-то уезжала.
Он достал следующий предмет из сумки. Сейчас рука уже почти не дрожала.
Пара детских башмачков, белых, с розовыми шнурками.
Девочки наверняка. Она ведь была старшей, первая обувь первого ребенка.
Следующий предмет: пачка писем, обвязанных красной лентой.
– Я прочитала несколько из них, – сказала Анника. – Любовная переписка Улофа и Виолы, когда они еще учились.