– Здравствуй, – сказал он, когда дверь открылась.
– Привет, – ответила Катя и поцеловала его в губы. Она была в строгой тёмно-синей юбке чуть ниже колен и коротеньком пиджаке того же цвета, надетом на белоснежную рубашку.
– Тебе очень идёт этот костюм. Просто шикарно выглядишь!
– Спасибо, – она провела его в комнату. – Выпить хочешь?
– Нет. Хочу быть трезвым, чтобы запомнить всё в деталях.
Катя посмотрела на него, сдержав набежавшую улыбку.
– Вставишь эту сцену в очередной роман?
– Как знать…
Она шагнула к нему и снова припала ртом к его губам, он почувствовал её проворный язык. Юрий снял с неё пиджаки бросил его, не глядя, в угол комнаты. Катя нащупала руками застёжку на юбке, и через несколько секунд перед Полётовым предстало нагое женское тело, крепкое, выпуклое, горячее.
– Нравлюсь?
– Не то слово, – Юра с удовольствием отметил, что в нём немедленно пробудился мужской интерес, от головы к животу разлилось тепло. "Вот и прекрасно, – подумал он. – И не нужно об угрызениях совести думать".
Катя отступила на пару шагов и села на кровать.
– Раздевайся, – проговорила она. – Нет, пожалуй, я сама. Хочу сама…
У неё оказались опытные руки и умелый рот.
– Хочу, как тогда, – решительно заявила она, – чтобы только трогать и трогать. И ничего внутрь…
– Катюша, дорогая, не получится у нас, как тогда.
– Получится!
– Тогда ты должна сначала сыграть на пианино. Ты забыла, что ты играла для меня на пианино, пока я ждал тебя в кровати?
– Правда? – она отодвинулась от Полётова, подумала и вскочила на ноги.
– Ты куда?
– Играть!
Она звонко прошлёпала босыми пятками по полу и скрылась в соседней комнате. Мгновением позже оттуда донеслись звуки фортепьяно. Кинжалова играла аккуратно, как ученица.
– Совсем забыла, как это делается, – сказала она, выглянув из двери. – Зря училась.
Катя медленно прошла через комнату, покачивая тяжёлыми грудями, и остановилась перед Юрием.
– Значит, нравлюсь?
Он молча указал глазами на нижнюю часть своего тела.
– Вижу, – в голосе Кати звучало удовлетворение. – Хорошая игрушка…
Она протянула руку и погладила подрагивавший мужской орган.
– Как раньше… И совсем по-другому…
Возвращаясь домой после нескольких часов, проведённых у Кинжаловой, Юрий отчётливо слышал в себе нараставшие нестройные звуки какой-то угрюмой музыки. Даже не музыки в привычном смысле, это были протяжные аккорды, иногда вовсе не сочетавшиеся друг с другом, – какая-то пугающая какофония. Аккорды сплетались в образы, метались, как призрачные тени, нависали, опутывали, наваливались, давили, душили. Музыка несла в себе ураган мыслей, не облечённых в форму слов, но тем не менее понятных, бесспорных, мрачных, обличающих. Раньше с Полётовым случалось нечто подобное, но никогда музыка чувств не была такой мощной, убийственной. Она звучала не только в нём самом, но даже снаружи. Весь мир был наполнен таинственными аккордами. Они пронизывали воздух тонкими стальными нитями, выворачивали его наизнанку, делая непригодным для дыхания, хлестали из-под земли, обрушивались с неба, натягивались и снова провисали.
Полётов опустился на скамейку и закурил.
"Неправильно. Всё было неправильно".
Он окинул сторонним взглядом случившееся в квартире Кинжаловой.
"Ничего особенного. Просто секс. Странно, но я чувствую себя скотиной… Не понимаю себя".
Он долго разговаривал с Катей, и это было похоже на пустую болтовню давних знакомых, с удовольствием перескакивающих с темы на тему. Но Полётов незаметно подсовывал Кате то один нужный ему вопрос, то другой и в конце концов сумел выведать у неё несколько любопытных фактов, связанных с "Вью Интернэшнл".
"Акула-то она, может, и акула, но только в своём бизнесе, а что касается моего дела, то она абсолютно наивна, как, впрочем, всякий нормальный человек. Её надо лишь самую малость подтолкнуть, и она побежит в нужном направлении, выложит всё, что знает. Ею воспользоваться может кто угодно, а она даже не поймёт". Юрий выбросил окурок. Он вспомнил, как Кинжа-лова поцеловала его на прощанье.
– Ты придёшь ещё? – спросила она.
– Да, – ответил он и подумал: "Надо срочно сматывать в Испанию. Мне совсем ни к чему всё это. Пусть ею кто-нибудь другой занимается".
* * *
Джордж Уоллис связался с Полётовым, едва тот успел появиться в Барселоне.
– Привет, Юрий, – бодро заголосил американец в телефонную трубку. – С возвращением в солнечную Испанию!
"Однако! – подумал Юрий. – Быстро же он узнал о моём приезде! Кто-то успел доложить ему. Интересно, кто? Должно быть, у него есть кто-то на таможне, через чьи руки проходят декларации. Это надо взять на пометку. Так, так… Почему же ему так важна моя персона? Неужели его интерес и вправду связан с "Папирусовым домом" и "Вью интернэшнл"? Что ж, в таком случае всё идёт по сценарию, разработанному в Центре. Мне по-настоящему посчастливилось, когда я познакомился с Джорджем. Редкий случай. Рыба сама плывёт в сети…"
– Ты так долго отсутствовал. Я уже подумад, что ты разлюбил здешних девушек, – засмеялся американец.
– Что ты, Джордж! Мне не под силу отказаться от их общества, – хохотнул Полётов в ответ и тут же сделал шаг в направлении темы, которая должна была интересовать Уоллиса. – Пришлось задержаться из-за моих книг.
– Что за книги?
– В Москве опубликовано три моих романа! Можешь меня поздравить.
– Это просто великолепно! Надо отметить столь приятное событие, – Джордж очень умело изобразил радость и сразу спросил: – А что за издательство?
"Вот ты и прокололся, голубчик. – Полётов мысленно зааплодировал. – Нельзя с такой готовностью клевать наживку. В нашем деле надо забыть о торопливости. Что ж, брошу тебе ещё кусочек, чтобы ты открылся окончательно".
– "Папирусовый дом", – сказал он, – это весьма солидное издательство.
– Не может быть! – воскликнул Уоллис.
– Что такое?
– Как тесен мир! Я ведь знаю эту контору, – проговорил Уоллис, и Полётов чуть ли не физически почувствовал, как у американца потекли слюни от удовольствия. – Мой хороший друг имеет бизнес с этим издательством.
– Надо же! – Юрий изобразил лёгкое удивление. – Что за бизнес? Тоже книги?
– Я расскажу тебе при встрече. Когда увидимся?
"Спешит. Ай-ай-ай… С его-то послужным списком стыдно работать так неаккуратно", – отметил Полётов и сказал:
– Сегодня я хотел бы отдохнуть, а завтра хоть с самого утра…
Они условились увидеться в небольшой закусочной неподалёку от дома, где жил Полётов. Когда Юрий туда вошёл, Уоллис уже сидел за столиком и пил пиво. От него сильно пахло перегаром, глаза были закрыты тёмными очками.
"Бедолага, – подумал Полётов, – голова у него, похоже, раскалывается. Видать, вчера крепко приложился к бутылке. А ведь и в прошлые разы, когда мы встречались, он, помнится, изрядно налегал на спиртное".
– Давай выпьем за твой успех, – предложил американец. – Я всегда завидовал людям с литературными способностями.
И он повёл долгий разговор о том, как с детства обожал читать приключенческие романы. В его голосе звучали сентиментальные нотки. Полётов лениво откусывал от горячей булки, проложенной длинными ломтями тёмной ветчины и зелёными листьями салата, и терпеливо ждал, когда же Уоллис заговорит о "Вью Интернэшнл". Наконец американец вернулся к опубликованным книгам Полётова и спросил, насколько хорошие отношения у Юрия с главой издательства.
– Самые близкие, – последовал ответ. – Она очень красивая и страстная женщина.
– Она? Выходит, издательским домом руководит женщина?
"Плохо, – мысленно ответил своему собеседнику Полётов, – очень плохо, Джордж. Тыже сказал мне, что знаешь это издательство. Разве ты можешь не быть в курсе того, что его возглавляет Кинжалова?"
– Мы знакомы с ней с детских лет, – добавил Юрий.
– Надо же! – И тут Уоллис перешёл к интересующему его вопросу: – Послушай, Юрий, не удивляйся, что я так подробно расспрашиваю. Мой приятель, о котором я упоминал вчера, немного пострадал… Ну, не он лично, а его бизнес.
– Что за бизнес у него?
– Издательское дело, публикация всевозможных географических материалов, карт и прочей всячины… Он покупал материалы повсюду, в том числе и в закрытых учреждениях.
– Разве это законно? – Полётов изобразил лёгкую настороженность.
– Абсолютно! Впрочем, ты же знаешь, как иногда приходится действовать. Мы с тобой занимаемся профессиональной журналистикой и нередко вынуждены доставать необходимые материалы не совсем честным способом.
– Да, случается всякое.
– Вот и там были кое-какие грешки. И теперь эту контору прикрыли.
– Прикрыли? Но я же на днях был в "Папирусовом доме", – Полётов играл свою роль.
– "Папирусовый дом" является лишь соучредителем фирмы, которую мой приятель возглавлял и которую теперь закрыли.
– Как она называлась?
– "Вью Интернэшнл".
– Не слышал про такую, – Юрий пожал плечами.
– Это была маленькая фирма, скромная, но занималась полезным делом. У моего друга остались связи, будет жаль не использовать их.
– Что ты имеешь в виду?
– Хотелось бы изыскать возможность для пересылки новых материалов. Это можно было бы сделать с помощью "Папирусового дома". Скажем, заключить с издательством контракт на приобретение через их посредничество того, что нам нужно. Раз ты хорошо знаком с госпожой Кинжаловой, Юрий, ты смог бы ускорить этот процесс.
– Допустим, я соглашусь помочь тебе… – задумался Полётов.
– Не мне, а моему другу.
– Пусть так… Что я получу с этого? Ты признался, что там не всё чисто, Джордж. У меня известное имя, и мне бы не хотелось замарать его. Кроме того, давай говорить, как принято у деловых людей. За услуги следует платить.
– Об этом не беспокойся. Мой друг не страдает скупостью, – американец потёр ладонью взмокший лоб. – Может, возьмём вина? Я вчера выпил лишнего, теперь внутри всё пересохло.
Юрий согласился. Они выпили по два бокала вина, продолжая беседовать теперь уже на отвлечённые темы, и вскоре расстались.
После встречи с Уоллисом Полётов сразу же связался с Соколовым и договорился с ним о встрече.
– Наш знакомый роет землю копытом, – сказал Юрий.
– Клюнул?
– Не то слово. Несётся вперёд на всех парусах. Предложил мне посредническую работу, – и Полётов подробно пересказал состоявшийся только что разговор.
– Так, так, – Соколов потёр руки. – Славненько получается. Я доложу Старику. Пришпоривать ситуацию нам нет нужды. Вербовать Уоллиса решено в любом случае, но поначалу надо выяснить, знает ли он источники, откуда секретные материалы поступали во "Вью Интернэшнл". Как только наш американский коллега даст понять, что ему это известно, мы подвалим к нему для разговора начистоту. Материалы для такого разговора у меня уже подготовлены.
– Компромат?
– Очень большой букет. Теперь насчёт Кинжаловой. Насколько мне известно, "Пипирусовый дом" будет участвовать в международной книжной ярмарке в Барселоне.
– Когда?
– Через три месяца. Ты позвони Кинжаловой и провентилируй, намерена ли она прилететь на ярмарку. Если она едет сюда, то скажи, что ей занесут кое-что для тебя, пусть захватит.
– Ты имеешь в виду материалы, которые интересуют Уоллиса?
– Надеюсь, мы успеем раскрутить его за это время и он даст отмашку своему агенту… Теперь о твоей здешней подружке. Вы уже виделись?
– Ты о Монике? Нет, не созванивался с ней.
– Даже из Москвы не звонил? Это зря. Так мы можем упустить её.
– Не беспокойся, всё будет в порядке, – убеждённо сказал Полётов.
– После вашей поездки на виллу барона к Монике проявляют интерес высокопоставленные персоны. Её пригласили даже в "Клаусуру"! Исключительно полезный она для нас объект. Вроде бы и внешне не яркая, а притягивает мужиков…
– Мне сказали в Москве, что её несколько раз видели в обществе Себастьяна Лобато.
– Да, – кивнул Соколов. – Этим типом интересуются американцы. Он – специалист по Ближнему Востоку, и этим, как ты понимаешь, сказано очень много. Человек он осторожный. Иностранцев не жалует, если и встречается с кем, то лишь по работе. Есть у него, правда, несколько приятелей из Саудовской Аравии, с которыми он учился в колледже, но больше никаких контактов. Так что подобраться к нему трудно.
– Полагаешь, можно докопаться до него через Монику? – спросил Полётов.
– Надо рискнуть.
– Открыть карты?
– Да, – ответил Соколов.
Юрий вздохнул.
С того дня, как он услышал от Старика, что Монике присвоен оперативный псевдоним, Юрий не переставал думать о том, как однажды придётся открыть свою истинную сущность девушке, которая стала ему по-настоящему близкой. Эти мысли держали его в постоянном напряжении, вызывали тревогу. Моника доверяла Полё-тову может быть, больше, чем кому-либо другому в мире. И вот теперь ему предстояло сказать ей, что он – офицер иностранной разведки. Более того, он должен был склонить девушку к сотрудничеству с этой разведкой!
– Что ж, – опять вздохнул он.
– Тебя что-то смущает? – насторожился Соколов. – Нет.
В течение дня Полётов несколько раз поднимал телефонную трубку, но никак не решался набрать номер Моники. Лишь поздно вечером он собрался с мыслями и позвонил ей.
– Это ты? – Девушка растерялась, её голос дрогнул. – Юра, это ты?
– Разумеется. Почему ты удивлена?
– Думала, что ты уже не позвонишь.
– Как же я могу не позвонить, дорогая? – Он почувствовал, что к горлу подкатил комок. "Чёрт возьми, что со мной происходит? Откуда эта сентиментальность? У меня вот-вот слёзы потекут. Старик, возьми себя в руки в конце-то концов".
– Целый месяц от тебя ни одного звонка. Даже дольше месяца, – робко сказала Моника. – Я решила, что ты не хочешь видеть меня.
– Ошибаешься. Я очень соскучился. Но так уж сложились обстоятельства.
– Ты приедешь ко мне?
– Если ты свободна, – Юра заторопился. – У тебя же могут быть другие планы.
– Любимый, когда ты рядом, у меня нет других планов.
У Полётова перехватило дыхание. "И мне надо вербовать её… Ради чего? Ради какой такой великой идеи? Где эта идея? Любовь во всём мире? Равенство? Общечеловеческое счастье? Нет! Ничего этого нет, мать твою! Да, есть моя работа, но Моника-то к ней не имеет ни малейшего отношения. Почему я должен рисковать этой молодой женщиной? Кто дал мне право ломать её жизнь?"
– Так ты приедешь? – спросила она.
– Уже еду… Целую тебя…
Через двадцать минут он, всё ещё погружённый в свои размышления, остановился перед дверью её квартиры, достал ключ, вставил ключ в замочную скважину, повернул и вошёл в квартиру. Моника ждала в коридоре, сидя на стуле. Из-за её спины лился приглушённый свет настольной лампы, едва уловимо колыхались лёгкие занавески перед распахнутым окном.
– Ты что? – оторопел он. – Почему ты здесь, почему не в комнате?
– Жду тебя… Подумалось, что так ты быстрее появишься…
Она порывисто поднялась и бросилась ему на шею. – Как я соскучилась!
– Моника, дорогая моя девочка!
Они долго целовались, затем она потащила Юрия за собой к постели.
– Ничего не хочу сейчас, только тебя! – шелестел её шёпот в тишине квартиры.
Полётов испытал внезапный прилив бешеной физической силы, смешанной с неописуемой нежностью и безудержной страстью. Он подхватил Монику на руки и долго кружил по комнате, впав в некое подобие транса. Девушка превратилась в пушинку, стала невесомой. Он ощущал только прикосновение мягких губ, тело же её исчезло. Пространство квартиры, свет, ночь, звуки – всё исчезло. Осталось только неторопливое кружение и касание тёплого женского рта. А в голове стучало: "Сейчас скажу, сейчас… Нет, не сейчас… Вообще никогда…"
Вдруг он застыл и немного отстранил от себя Монику, чтобы разглядеть её лицо. – Ты такая чудесная…
– Я люблю тебя, – прошептала она.
– Не представляю, что бы я делал, если бы не остановился тогда в "Арагоне".
– Наверное, ты держал бы теперь на руках другую девушку, – предположила она с грустью.
– Может быть, может быть… Но я бы не испытывал таких чувств.
– Каких?
– Любовных…
Он мягко опустил её на кровать. Моника легко освободилась от одежды и вытянулась на спине, впитывая вкус рассыпавшихся по телу поцелуев.
Через час они успокоились.
– Юра, ты сразу погрустнел.
– Разве?
– Да. Наверное, ты отвык от меня, от Барселоны…
Уже скучаешь по Москве?
– Нет… Просто есть кое-что… Послушай…
– Что? – Моника повернулась к Полётову.
– Мне нужно поговорить с тобой очень серьёзно.
– Говори, – она положила руку под голову и внимательно посмотрела ему в глаза. – Тебя что-то тревожит. Я чувствую. Я вот здесь чувствую, – она указала на сердце. – Скажи всё, что ты должен сказать… Но только сначала ответь мне: ты меня любишь?
– Да. – Полётову внезапно сделалось легко. "Неужели эта недосказанность тоже угнетала меня? Неужто надо признаться в любви, чтобы почувствовать себя вправе говорить с женщиной на самые закрытые темы? Неужто через это мы обретаем возможность открываться? Через любовь? Что происходит? Что такое любовь? Беспредельное доверие? Доверие…"
– Теперь можешь говорить всё, что угодно, – разрешила девушка. – Даже самое плохое для меня.
– О плохом нет речи… Просто всё слишком сложно, запутанно… Тыже знаешь, что я работаю журналистом. Профессия, скажем так, не однозначная…
– Что ты имеешь в виду?
– Я ищу информацию. Самую разную. Какую угодно. Если нет информации – нет журналистики.
– Знаю, – Моника поднялась на локте и провела другой рукой по груди Юрия.
– В наш век без информации не делается ничего. Ни бизнес, ни политика, ни даже обучение в институте. Даже для того, чтобы пользоваться незнакомой компьютерной программой, надо сначала получить информацию об этой программе.
– Ты к чему клонишь? – в голосе Моники не прозвучало ни тени настороженности.
– К тому, что я занимаюсь добыванием сведений, которые бывают разного качества. Некоторые носят даже гриф "секретно". Часть из того, что попадает мне в руки, я оставляю себе, другую часть отдаю моим друзьям.
– Что это за друзья?
– Разведчики.
Моника перестала гладить Юрия, её рука застыла в нерешительности.
– Ты хочешь сказать, что ты помогаешь кому-то шпионить?
– И ты тоже. Просто ты не знаешь, кому и когда. А я знаю.
– Как может быть, что я не знаю этого? – не поняла девушка.
– Очень просто. Некоторые из людей, с которыми ты общаешься в последнее время, являются агентами. Некоторые работают на американцев, некоторые – на англичан.
– Кто?
– Ты помнишь Амаранту Монторью?
– Кто же забудет эту скандальную стерву?
– Её муж сотрудничает с американцами.
– Он же работает в министерстве юстиции! Государственный чиновник!
– В том-то и дело. Можешь себе представить, что творится в мире.
Моника села в кровати и в полном замешательстве огляделась, будто пытаясь отыскать на стенах своей комнаты какое-то объяснение услышанному, какие-то тайные знаки.
– Юра, ты смеёшься надо мной? Шутишь?