- Достаточно сильно. По крайней мере не дает забыть, что я еще жив! - Пастор посмотрел на тяжелый черный саквояж, который Саймон поставил на стол. - Как все произойдет?
- Постепенно и без боли. Вы никого не ждете?
- Обычно ко мне захаживают часто, но я задернул шторы, будто меня нет. Да и на стук можно просто не отзываться… Знаете, у меня только есть просьба.
- Просите что угодно.
- Я бы хотел помолиться.
- Мы обязательно помолимся, отец мой.
- Я предпочитаю молиться по канонам церкви, не так, как вы. Хочу обратиться к Господу Богу и попросить прощения за деяние, которое, как вы знаете, является грехом.
- Уверен, Господь простит вас ради нашего великого общего дела.
- И все же позвольте мне помолиться.
Саймон подумал немного, после чего снял сумку со стола и опустил на пол. Поставив локти на стол, он приподнял руки, пастор взял их в свои и, закрыв глаза, приступил к молитве: "Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое. Да придет царствие Твое. Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам прегрешения наши, яко же и мы оставляем должникам нашим. И не введи нас во искушение. Но избави нас от лукавого. Яко Твое есть царство, и сила, и слава ныне и присно и во веки веков. Аминь". Пастор открыл глаза.
- Концепция греха очень интересная. Как по-вашему, Саймон?
- Довольно занимательная.
- В староанглийском говорится о долгах, но говорить о прегрешениях для меня намного интересней. На этом свете душа рассматривается как определенная территория, на которую любой может ступить без позволения. Но мы прощаем им прегрешения.
- Вы боитесь, отец Прайс?
- Нет. - Пастор убрал руки со стола. - Просто я позволяю вам совершить грех, но Господь простит нас обоих.
- Господь услышит наши молитвы. Мы снова станем единым целым и создадим праведный союз.
- Сын мой, сядь по правую руку от меня, пока я буду молиться за то, чтобы враги твои стали пылью под ногами.
Саймон снова поставил саквояж на стол и открыл.
- У нас нет врагов. Те, кто выступает против нашей веры, просто останутся позади. Они будут жить, утратив нашу веру. Мне искренне жаль их.
Он вынул из саквояжа пузырьки с травами и расставил на столе. Пастор с интересом следил за его действиями.
- Скляночки с порошками станут инструментом смерти моей?
- Это белладонна, - объяснил Саймон. - Благодаря ей вы заснете глубоким сном.
- А что потом вы сделаете со мной?
Саймон встал из-за стола, взяв пузырек с белладонной. На кухне пастора он нашел две чашечки и чайник. Саймон поставил чайник на плиту и вскипятил воду. Через полуоткрытую дверь он видел сгорбленную фигуру старика, сидящего за столом. И вновь неутомимый странник подумал, как жестоко давать человеку плоть лишь для того, чтобы он стал свидетелем ее разрушения и гибели.
В детстве Саймон и Питер часто лежали под одним одеялом и сравнивали свои тела: напряженные плечевые мускулы, идущие по плечу и под ключицей, тонкую кожу под глазами, головки пенисов. Любая часть одного тела повторялась в другом, будто повторялась и сама жизнь. Саймон видел себя в возрасте Питера, чувствовал, как его жизнь проходит через жизнь брата, словно электричество по проводам. Их бренное существование представлялось в виде раскаленной спирали, помещенной в стеклянный сосуд, из которого выкачали воздух. Спираль очень скоро сгорит. Бремя, возложенное на братьев Господом, стало благословением для них обоих. Вот так, через общую слабость, Саймон понял истинное призвание, свое и брата.
- Я разрублю вас пополам, - ответил он наконец на вопрос пастора. - Как разрубают кокос, чтобы добыть молоко.
Старик повернулся к нему:
- Мне будет больно?
- Обещаю, боли вы не почувствуете.
- Тогда, пожалуй, приступим, сын мой.
Чайник закипел, и Саймон заварил для пастора специальный чай из белладонны. Отец Прайс пил заваренное снадобье маленькими глоточками, улыбаясь гостю, в котором видел своего спасителя. Глаза старика начали слипаться.
- Этим утром, - медленно произнес пастор Прайс, - я отослал бутылочку со святой водой вашему брату. Надеюсь, он скоро ее получит.
- Мой брат оценит вашу доброту, святой отец, как ценю ее я.
- По дороге на почту я, откровенно говоря, ломал голову над тем, что же ваш брат сделает с таким странным подарком. А все ваши… друзья посылали религиозные подарки?
- Вовсе нет, - ответил Саймон. - Это не имеет значения. Я только прошу, чтобы подарок делался от всего сердца. Дары от души. Эти посылки расскажут брату, на какой точке пути я нахожусь. Например, теперь он узнает о нашей встрече. Он увидит, насколько мы приблизились к нашей цели. - Саймон улыбнулся священнику. - Я ответил на ваш вопрос?
- Да-да, я вовсе не хотел вас допрашивать, я просто…
- Ничего страшного, - прервал он пастора. - А теперь скажите: вы сможете устоять на ногах?
Отец Прайс осторожно встал со стула, и Саймон, предварительно извинившись, раздел его догола. Старик стоял под взглядом гостя, чуть подрагивая от холода.
- Жизненные бури вас почти не тронули. Это очень хорошо, я доволен. - Он помог пастору одеться и придвинул стул, чтобы тот снова присел.
- Выпью еще капельку вашего снадобья, - сказал отец Прайс, но руки так ослабли, что он едва мог удержать чашку. - А после такого питья не захочется в туалет?
- Нет, - ответил тот, кто называл себя Саймоном, и опять наполнил чашку пастора. - Давайте помолимся, святой отец!
Глава 10
16 ноября, вторник, 12:00
Грин с видом триумфатора въехал на парковку. На пассажирском сиденье восседал Кен Лонерган в наручниках.
- Господи! - радостно воскликнула Хейзел, обнимая своего заместителя. - Я уже не чаяла увидеть тебя живым!
- Он не имел права меня арестовывать! - сердито выкрикнул в открытое окно Лонерган. - Хейзел, сейчас же сними наручники!
Она отпустила Рея и наклонилась к Лонергану:
- Послушай, придурок, да тебя надо все время держать в наручниках! Надо же, додумался устроить стрельбу на улице, где полно народу!
- Причем стрелял он дважды! - уточнил Грин. - Я бы не стал тебя арестовывать, Кен, положи ты ружье на землю по первому требованию.
Лонерган что-то раздраженно пробурчал в ответ, стукнув ногой по бардачку.
- Составь подробный акт о происшествии, и пусть этот идиот катится ко всем чертям, - распорядилась Хейзел. - А теперь дайте взглянуть на бедняжку.
Рей открыл багажник, и детективы увидели лежащую на боку мертвую пуму.
- Страшно подумать, что жизнь может оборваться из-за такого психа, как Кен Лонерган, - с горечью в голосе заметил Грин. - Какое красивое животное! Я уже позвонил в Службу защиты дикой природы. Они скоро приедут и заберут пуму. - Рей открыл пассажирскую дверцу, и арестованный вышел из машины, проигнорировав протянутую руку. - Скажи спасибо, Кен, что я тебя брал живым, а мог бы и пристрелить на месте!
- Заткнись, Рей! Эта тварь съела трех собак, прежде чем я ее остановил. А ты не думал, кто мог стать следующей жертвой, а?
- Ну, тебе-то нечего опасаться. Ты у нас парень жилистый, ни одна пума жрать не станет!
- Заканчивай с ним скорей и зайди сразу ко мне, Рей, - попросила Хейзел.
Грин повел Лонергана в участок, а она, бросив последний взгляд на мертвую пуму, закрыла багажник.
Грин ознакомился с актами экспертизы из лаборатории Торонто и уселся напротив Хейзел, пытаясь найти ответ на вопрос босса. Кажется, они правильно определили почерк преступника. Усыпитель продолжал свой кровавый путь.
Еще до обеда Уингейт нашел четвертую жертву в Джимли, в провинции Манитоба. Жертвой оказалась женщина сорока лет по имени Руфь Марис, страдавшая неизлечимым неврологическим недугом. Ее обнаружили в собственной постели под одеялом, но без головы. Позже в морозильной камере холодильника нашли голову, разрубленную пополам и развернутую так, что глаза смотрели друг на друга. Место преступления повергло в ужас всех присутствующих, и о страшном преступлении передали в "Новостях" даже в Виннипеге, что за тысячу километров от Джимли.
Убийство произошло третьего ноября, а шесть дней спустя в Пикангикуме Усыпитель совершил еще одно преступление, и, конечно же, никому не пришло в голову связать два убийства между собой. Впрочем, до сих пор не выяснили, убили ли мистера Этлукана из Пикангикума или он действительно покончил с собой. Власти резервации не хотели сотрудничать и не отвечали на запрос Уингейта без подписанного высшим начальством ордера. Никаких документов по делу об убийстве в Порт-Дандасе до сих пор не получили, и расследование застряло на мертвой точке.
В который раз Хейзел задавала себе один и тот же мучительный вопрос: если нельзя предугадать, в каком месте убийца вновь нанесет смертельный удар, стоит ли вообще рассылать ориентировки во все населенные пункты восточнее Онтарио? С одной стороны, преступник быстро догадается, что за ним идет охота, а с другой - станет нервничать, а значит, ошибаться. Полицейским на руку, чтобы преступник как можно скорее начал совершать ошибки и помог себя обнаружить. Существовали веские аргументы и против рассылки ориентировок. Кого прикажете искать?! О чем предупреждать людей, если и сама полиция не знает истины?! К тому же в восточной части провинции Онтарио проживают несколько тысяч человек со смертельными диагнозами, и они обязательно поднимут панику, опасаясь за собственную жизнь. Как им объяснить, кого следует остерегаться? Странного мужчину за рулем, разъезжающего по малонаселенным пунктам с канистрой крови в багажнике? Да уж, глупее не придумаешь!
В это время Рей Грин сосредоточенно изучал потолок.
- Мне кажется, конная полиция уже давно объявила бы федеральный розыск! - наконец изрек он.
- Что ж они до сих пор не догадались, что по стране рыщет серийный убийца?!
- Мы можем им подсказать, - заметил Грин.
Хейзел тихо рассмеялась:
- Хочешь, чтобы сюда явились конные полицейские, а нас выкинули на задворки, в родном-то городе? Рей, они уже сорок раз могли напасть на след мерзавца, имея такую сеть по всей стране. Разве сравнишь их возможности и наши? Беда в том, что эти типы не желают видеть ничего дальше собственного носа. На кой им это.
- Откуда ты знаешь?
- Давай вернемся к делу.
- В любом случае, - мудро рассудил Грин, - разослать ориентировки - это все равно что лично оповестить конную полицию!
С минуту Хейзел обдумывала его слова, а потом решила: федеральная полиция Канады и одновременно провинциальная полиция большинства ее провинций.
- Значит, мы не станем этого делать и проведем тайное расследование..
- Послушай, откуда такая спесь? По заносчивости ты можешь соревноваться с копами из Центрального управления Канады. Это они у нас всемогущие.
Она посмотрела в глаза Грину.
- Послушай, Рей! Мы тут не в бирюльки играем! Я вообще нахожусь между двух огней: с одной стороны, конная полиция, которая и в ус не дует, а с другой - Йен Мейсон. Кстати, он совсем обнаглел. Так что лучше не путайся под ногами, если считаешь, что в нашем дерьме должен копаться чужой добрый дядя! Неужели не понятно, что сейчас только мы стоим между убийцей и его потенциальными жертвами? И если моя заносчивость поможет остановить преступника, я стану в десять раз заносчивее, чем сейчас!
Грин, растерявшись, замолчал. "Ты со мной или против меня?" - думала Хейзел. Рей всегда принимал ее сторону, но теперь она на мгновение усомнилась в его преданности. Наконец Грин пригладил волосы рукой и надел фуражку.
- Значит, никаких ориентировок и никаких сведений для конной полиции, - подвел он итог и добавил: - По крайней мере пока.
У Хейзел словно гора с плеч упала.
- Вот именно, пока! Мы должны, словно охотники, выйти на след преступника, ничем не выдавая своего присутствия. Будем тайно вести расследование до тех пор, пока обстоятельства не вынудят нас раскрыть карты. У нас будет всего один-единственный шанс поймать убийцу. На данный момент следует заняться поиском намеченных жертв и разузнать, как он нашел их. Но самое главное, надо добраться до преступника раньше, чем он осуществит свой план до конца. Потому что тогда убийца бесследно исчезнет. И ищи ветра в поле!
- М-да, перспективы не из веселых! - заметил Грин, сосредоточенно разглядывая свои ладони. - Ты говорила, что парень добрался до Пикангикума на пароме, так?
- Так.
- Значит, в течение одного дня убийца дважды пользовался паромом. Возможно, его запомнили - ведь он не индеец и лицо в этой местности новое.
- Предположительно да. Но он прекрасно мог воспользоваться двумя разными паромами. На его месте я поступила бы именно так, а он чертовски умен и, наверное, сам додумался до подобного решения. Да и кто сказал, что он не местный?
- Ты считаешь, что преступник - индеец?
- Нет, но любое предположение, отрицающее альтернативный вариант, наносит вред расследованию.
- Хейзел, дорогая моя, нам надо с чего-то начать! Ты отказываешься рассылать ориентировки и просить помощи со стороны. Тогда мы сами должны разрабатывать версии, даже если они не самые удачные. Во всяком случае, на сегодняшний день ничего лучшего предложить не могу.
Немного подумав, она неожиданно спросила:
- Как думаешь, кто лучше подходит для поездки к индейцам - ты или Уингейт?
Рей умоляюще сжал ладони.
- Господи, Хейзел, только не отправляй меня! Ты же знаешь - стоит мне оказаться на территории резервации и открыть рот, как я тут же полезу в бутылку.
Посмеиваясь, Хейзел подняла трубку телефона и вызвала Уингейта в кабинет. Через минуту он постучал в дверь.
- Есть сведения из участка Пикангикума?
- Я жду ответного звонка.
- Можешь больше не ждать, - милостиво разрешила она. - Иди к Мелани и попроси позвонить в аэропорт. Сегодня ты летишь в Ред-Лейк.
- Э-э… Я не очень хорошо переношу перелеты.
- Брось, тебе должно понравиться! Счастливец! Полетишь в кресле рядом с пилотом! Все, собирайся!
Хейзел застегнула матери "молнию" на платье и через плечо посмотрела на их отражения в зеркале.
- А не поднимется переполох, если я появлюсь на похоронах Делии?
- Пожалуй, возникнет больше кривотолков и сплетен, если ты туда не пойдешь, мама. Помни, ты просто выполняешь свой гражданский долг.
- Все жители нашего городка, не исключая детей, знают что натворила Делия!
- Не смеши, ей-богу! Знают не все. Рей, например, не знает.
- Но ты ведь ему рассказала?
- Послушай, мама! Отец тоже был не без греха, однако к нему на похороны ты пошла!
Эмили наклонилась и открыла шкатулку с драгоценностями. Она никогда не любила дорогие побрякушки, и потому из всех украшений выбрала скромное жемчужное ожерелье, которое подарил муж много лет назад, когда Хейзел еще была ребенком.
- Помоги мне застегнуть, - обратилась она к дочери, открывая шею. Хейзел послушно застегнула замочек. - Как думаешь, журналюги туда явятся? - поинтересовалась Эмили.
- Не знаю, мама. Тебе-то с какой стати беспокоиться из-за пары репортеров?
- Восемь лет назад они мне проходу не давали и вынудили своими нападками уйти с должности мэра. По-твоему, они забыли, как из пустяка раздуть сенсацию?
Вспомнив вышедший в понедельник номер "Вестмьюир рекорд", Хейзел мудро промолчала.
По обе стороны дороги, ведущей к церкви Святого Георгия, стояли припаркованные автомобили. Хейзел показалось, что их больше двухсот. А сколько ж тогда народу собралось, чтобы послушать панегирик отца Глендиннинга в память усопшей Делии Чандлер? Хорошо, что в церкви ждал ее заместитель, заблаговременно занявший для матери и дочери Микаллеф места, к которым они не замедлили проследовать. На Реймонде Грине красовался вполне приличный гражданский костюм. Сама Хейзел решила, что люди, пришедшие на церемонию, захотят увидеть ее в роли инспектора уголовной полиции, а не как гражданское лицо. Недолго думая она облачилась в парадный мундир, в котором давала присягу на должность исполняющего обязанности начальника в 1999 году. Надев мундир, Хейзел сразу же ощутила собственную значимость, и пускай звание старшего офицера в полицейском управлении Порт-Дандаса перешло к ней, так сказать, по умолчанию, в этот момент она чувствовала, что занимает это место по праву.
Хейзел шла по главному проходу между рядами, пожимая руки. В устремленных на нее взглядах читалось любопытство, подозрительность, сочувствие, но все ждали одного - правды об ужасной драме, что собрала их вместе в церкви.
Отец Глендиннинг обратился к своей пастве, особенно к тем, кто стоял сзади и напирал на остальных:
- Проходите, места хватит всем. Пожалуйста, рассаживайтесь. - Он подождал, пока прихожане тихо рассядутся по стульям. - "Sed et si ambulavero in vaile mortis non timebo malum", "Даже если я пойду среди тени смертной, то не убоюсь зла", - начал святой отец. - Слабое утешение для тех, кто собрался сегодня здесь почтить память покойной Делии Чандлер. Можно не убояться зла, но зло существует, и оно пронеслось по нашему городу. Как Делия покинула наш бренный мир - известно всем, и я не буду говорить об этом, дети мои. - Пастор устремил взгляд на гроб. - Она была очень скромной женщиной, и мы не оскорбим ее память обидными пересудами о страшной кончине. - При слове "скромная" Хейзел предупреждающе сжала руку матери, напоминая о смирении. А священник тем временем продолжал свою речь: - Давайте поговорим о зле. Какую ответственность несем мы при встрече со злом? Нужно ли отводить от него глаза и надеяться, что Господь нас защитит? Вовсе нет! Помните, дети мои, Господь укроет нас от невзгод, если мы будем прилежно противостоять злу и не дозволим ему найти пристанище в наших душах. Полиция сообщила, что Делия открыла дверь убийце сама, а ведь в большинстве случаев так и бывает, мы сами попустительствуем злу. Мы сами приглашаем Сатану в наши дома. Так давайте закроем двери на засовы и не впустим зло, как бы оно ни искало лазеек в наших душах.
- Нет, ну что за идиот! - ругался Грин час спустя, стоя возле Хейзел чуть в стороне от толпы, сгрудившейся у края могилы. Перед тем как ехать на кладбище, дочь отвезла мать домой. Эмили, по ее словам, "достаточно почтила память Делии Чандлер". Реймонд с остервенением ковырял землю носком туфли. - Вместо того чтобы успокоить и без того напуганных горожан, он провоцирует их! Если так пойдет дальше, скоро у нас появится с десяток кенов лонерганов, размахивающих ружьями у дверных глазков!
- По-твоему, они именно так истолковали речь священника? - спросила Хейзел, наблюдая, как прихожане окружают глубокую могилу. - Мне кажется, они поняли только то, что пребудут в полной безопасности, если не станут больше грешить. Скорее всего пастор имел в виду, что Делия сама накликала беду и ее настигло возмездие Божье.
Грин подумал немного, а потом предположил:
- Возможно, именно возмездие и несет наш убийца. Может, он наказал Делию? Вот только Алмер в чем провинился?. Паренек едва ноги таскал.
- Сомневаюсь, что убийца ездит по стране и по ходу дела наказывает грешников. А вообще маловато грешников идут на самоубийство, чтобы искупить свои грехи.
- Всего лишь очередная версия, не более.