Эндрю улыбнулся язвительным шуткам, которыми славятся острые на язык, бойкие женщины семейки Микаллеф. А Хейзел вдруг захлестнула волна панического страха, словно кто-то покушается на ее жизнь. Она даже ощутила во рту его противный привкус. Проходили дни и ночи, а она и не подозревала о той силе, которая некогда позволяла ей ощущать прелесть жизни. Как же не хватает нежных прикосновений и участия любимого человека! Да, с рассудком-то все в порядке, а вот что прикажете делать с телом?
- Эндрю…
- Да?
- Мы растеряли все наши навыки. Обычно ты с легкостью читал мои мысли. А теперь, наверное, разучился!
- Многое забывается без практики, Хейзи.
- Ты ведь хотел узнать о цели нашей встречи? Кстати, я ответила, но мы опять заговорили совсем о другом.
Он отвел бокал ото рта.
- Что-то я не припоминаю этой части разговора.
- А ведь ты все слышал.
- Ну хотя бы намекни.
- Разговор шел об операции, но он почему-то вызвал у тебя ассоциацию с моей восьмидесятисемилетней мамой, которой предстоит нести меня в ванную.
Эндрю поперхнулся и поставил бокал на стол.
- Да уж, - сказал он, - я как-то пропустил это мимо ушей.
- Теперь-то ты слышишь? Скажи, до тебя наконец дошло?
Он открыл в изумлении рот, а потом медленно закрыл.
- Господи, Хейзел, как тебе пришло в голову просить меня об этом?
- У меня нет денег на приходящую сиделку!
- А если попросить Марту?
- Шутишь?
Эндрю тяжело вздохнул:
- Боже мой, да как же…
- Через две недели мне предстоит очередное обследование. По его итогам назначат точную дату операции, если посчитают ее необходимой.
- Жаль, ты раньше не сказала, что дела так плохи.
- Эндрю, все гораздо хуже, чем ты думаешь!
- А что мне сказать Глиннис? Она-то сразу заподозрит неладное и решит, что под предлогом операции ты манипулируешь мной и просто хочешь возобновить наши отношения.
- Ответишь, что вернешься к ней через десять недель.
Эндрю засмеялся, но глаза оставались грустными.
По дороге домой боль стала настолько невыносимой, что пришлось взять руль в одну руку, а другую, сжав в кулак, подсунуть под правую ягодицу. Эту точку показал лечащий врач, объяснив, что при нажатии боль утихнет. Впрочем, Хейзел старалась не сидеть на правой стороне. От выпитого виски перед глазами стоял туман. Наверное, хватила лишку за столом. Слава Богу, спиртное не повлияло на реакцию, и она вела машину, как всегда, уверенно. Похоже, действие алкоголя притупило боль в пояснице.
Они с Эндрю прекратили разговор об операции, когда принесли бифштексы, однако Хейзел чувствовала, что вопрос остается открытым. Ока подозревала, что предстоит неприятный разговор с Глиннис, и догадывалась, какие условия ей предложат. Все равно что вообще остаться без поддержки. После операции без помощи никак не обойтись, но и согласиться на условия Глиннис тоже нельзя. Если она и согласится, чтобы муж ухаживал за бывшей женой, то это должно быть где угодно, только не в доме у Хейзел. Туда Глиннис мужа не отпустит. Вот и делай что хочешь!
Хейзел подъехала к дому, пребывая в черной депрессии. Она пыталась вспомнить период своей жизни, когда все зависело от нее самой и находилось под контролем, осмысленным и разумным. А что теперь, что ждет впереди? Таблетки, постельный режим, бессонные ночи в ожидании безрадостного утра. Дни разлетались в разные стороны, сливаясь в долгие недели и месяцы.
- Ну как поживает наш проказник? - поинтересовалась Эмили у дочери, оторвавшись от телевизора.
- Мама, почти десять лет жизни вдали от нас проказами не назовешь!
- Тогда как идут дела у нашего беглеца?
- Нормально.
Эмили отвернулась от телевизора, чтобы лучше рассмотреть дочь. Хейзел вспомнила, как несколько часов назад вертелась на стуле в "Хохочущем вороне", поджидая бывшего мужа.
- Я сейчас в затруднительном положении, - сказала мать. - С одной стороны, тебе надо принять лекарство и лечь спать. День для тебя должен закончиться прямо сейчас.
Хейзел вошла в гостиную.
- Что еще случилось?
- Посмотри, вот с чем мне приходится иметь дело.
- Мама! - Она проследила за взглядом матери и увидела свой мобильный телефон.
- Тебе пришло сообщение.
- Спасибо! - Хейзел подняла трубку и набрала номер своего автоответчика. - Я возглавляю полицейское отделение, а не увеселительный клуб.
"Почему только я не знаю номера твоего мобильного? - спросил голос Говарда Спира. - Уже девять вечера, и если ты все еще сомневаешься в конфиденциальности личных данных на сайте "Бидноу", не тревожься. Они даже размер твоей обуви не выдадут без нотариально заверенного документа от врача-ортопеда". Хейзел нажала на цифру 3, чтобы перемотать сообщение. Говард продолжал: "…В общем, пришлось чуть ли не высылать образец крови, чтобы…" Она опять нажала на перемотку, пока не нашла то место, когда Спир наконец-то получил необходимую информацию от руководства веб-сайта. Заказ на пуховое одеяло поступил от Делии Чандлер в день убийства, и доставить его должны были вовсе не на ее домашний адрес, то есть Мейтленд-авеню, Порт-Дандас, Онтарио, а на почтовый ящик в Порт-Хард и, самую крайнюю точку на западе страны, на Тихоокеанском побережье острова Ванкувер.
Глава 13
20 ноября, суббота, 03:00
Саймон держал путь на юг Лабрадора. Он продолжал ехать и ночью, изредка останавливаясь на обочине трассы. Приступы голода теперь сопровождались спазмами, и каждые два часа приходилось сворачивать с дороги в полной темноте, присаживаться на корточки в кустах, чувствуя, как из него горячей струей вытекает жидкая дрянь, пахнущая желчью. По-видимому, организм начал съедать сам себя.
Желудок корчился в судорогах, а странник не останавливался и ехал по автотрассе, согнувшись над рулем. Каждый выдох отражался от лобового стекла, окутывая его смрадом. Пахло мокрой собачьей шерстью и гниющими зубами. И еще кислятиной. Саймон понимал, что серьезно заболел. Теперь это уже не вызывало сомнений. Страшно лишь одно: проклятая болезнь может стать препятствием на пути к завершению великой миссии.
Фары автомобиля освещали рытвины на старом асфальте, так и норовившие попасть под колеса, и выхватывали из темноты белую разделительную полосу, что казалась бесконечно длинной змеей, заползающей под кузов. Борясь с усталостью, Саймон мысленно дотянулся до брата и обратился к нему с просьбой:
"Останься со мной и проведи возле меня эту ночь, такую прекрасную и безлюдную!" Перед ним возник образ обессиленного брата, лежащего в постели. Цветок его прекрасного тела увядал и готовился разбросать свои семена, чтобы вновь воскреснуть из мертвых. "От берегов одного океана до другого протянутся споры души твоей и соединят нас навеки!"
Саймон резко поднял голову и опять посмотрел на дорогу, с трудом объезжая ухабы. Дыхание стало совсем слабым - порой казалось, что он вообще не дышит. Впереди показались едва заметные мигающие огни бензоколонки, а значит, он уже на полпути к главной автостраде. Огни манили к себе, обещая несколько калорий, чтобы поддержать обессиленный организм, и комфортный туалет, но Саймон пролетел мимо, до отказа надавив на педаль газа. Необходимо доехать до Пиктоу к утру, как и обещано. Из публичной библиотеки в Квеснеле он отправил Тамаре Лоуренс письмо по электронной почте, в котором сообщил, что приедет двадцатого ноября в час дня. Лишь однажды за долгое путешествие Саймон опоздал на встречу и лишь раз пришел раньше назначенного времени. Он всегда старался быть пунктуальным. В Порт-Дандасе, например, пришлось сидеть полчаса в машине, чтобы прийти к Делии Чандлер ровно в три часа дня, минута в минуту. Иначе как добиться полного доверия и выстроить грандиозную цепочку? Человек, взваливший на плечи такую ношу, не имеет права первым нарушить данное слово.
Живот снова свело судорогой, и Саймон поспешил остановиться у обочины. Спотыкаясь, выскочил из машины, быстро стянул черные брюки до щиколоток и присел на корточки прямо у дороги, слыша, как шуршит под ногами галька. Потом подтерся, уловив запах сырого мяса, направился к автомобилю и поднес испачканную бумажную салфетку к свету фар. На ней была кровь.
Остаток ночи Саймон провел в бреду, сменявшемся резкими болями. К одиннадцати утра он увидел вдали океан. Мучительные боли в желудке утихли, спазмы прекратились, и теперь можно выпрямиться за рулем. На мгновение возник соблазн свернуть на одну из пыльных дорожек, ведущих прямо на побережье! К соленым волнам океана! Однако, судя по карте, он едва успеет доехать до Пиктоу, а на отдых после нелегкого пути времени практически не остается. Саймон решил не рисковать. Еще в Амхерсте в воздухе уже чувствовалась соль Атлантики, более терпкая, чем на другом, родном побережье. И все же океанский воздух пробудил его и взбодрил. Из потайных запасов силы снова вернулись в мышцы, а тело сладостно впитывало солнечный свет, проникавший в салон сквозь лобовое стекло.
Саймон ехал по извилистой дороге через прибрежные города и домики на холмах, похожие на редкие зубы во рту старика. Наконец он увидел указатель на Пиктоу. Проехав через весь город, странник оказался на другом конце, где начинается лес. Позади осталась площадка для игры в гольф, и Саймон повернул направо, по направлению к гавани. Над деревьями висели огромные клубы белого дыма от бумажного завода на берегу, который через трубы выбрасывал в воздух ядовитые отходы. Пахло серой и солью. Наконец Саймон увидел дом Тамары, который она описывала в письмах, и съехал на обочину.
Саймон очнулся на чем-то твердом, опутанный веревками, словно Гулливер. Глаза не хотели открываться. На чем рн лежит: на досках или на соломе? Он крепко зажмурил глаза, а потом с трудом их открыл. Первое, что Саймон увидел, был оштукатуренный потолок с узором из деревянных планок. По лицу пробегал холодный ветерок, а его самого накрыли тяжелым шерстяным одеялом, которое давило на тело и не давало пошевельнуться. Губы пересохли. Он поднял руку, чтобы вытереть их, и тут услышал глухой скрип переплетенных друг с другом трубок, которые почему-то потянулись за рукой. Ему что-то вливали. Саймон осторожно повернул голову и увидел металлическую стойку, на которой висело два флакона: один с бесцветной жидкостью, а другой - с кровью. Не может быть! Переливание крови! Как можно спасать чью-то жизнь кровью неизвестных людей? Неслыханное кощунство! Саймону удалось чуть приподнять плечи и голову, и тогда он увидел, что вовсе не тяжелое одеяло мешает двигаться, а ремни, перекинутые через голени и туловище, которые кто-то туго затянул и прикрепил к кровати.
На больницу не похоже! Скорее всего это чей-то дом. Он не в комнате, а, судя по всему, в подвале. Освещение совсем тусклое, лишь справа из-под двери пробивался яркий свет. Саймон подал голос, и дверь сразу же открылась. На пороге стояла незнакомка, в одной руке она держала сигарету, а в другой - его пистолет. В помещении было достаточно тепло, но тоненькая словно былинка женщина куталась в теплый свитер, дополнительно набросив на плечи толстую бордовую шаль.
- Вы очень опасный человек, Саймон, верно? - обратилась она к больному.
- Где я?
- Вы приехали вовремя. Я видела в окно, как вы подошли к багажнику, открыли его и упали словно подкошенный. Вы лежали полумертвый возле собственного автомобиля с саквояжем в руках, а в нем оказалось полно занимательных вещиц. - Она кивнула на пистолет: - Вот как раз одна из них. А еще я нашла интересный набор в виде топорика и молотка. Думаю, топор не дает осечек.
Незнакомка прошла в помещение и села у ног больного. Она передвигалась с трудом, а когда садилась, послышался хруст суставов.
- Вы Тамара, - догадался Саймон.
- Лучше зовите меня "доктор Лоуренс". Возможно, я наживу себе неприятности из-за того, что делаю, но их и так выше крыши, поэтому терять нечего. В любом случае смерть уравнивает всех, не так ли?
- Почему я связан?
Она потянула один из ремней, проверяя его надежность.
- Кто знает, что бы вы со мной сделали, не свяжи я вас вовремя.
- Вы меня боитесь?
- Нисколько не боялась, пока не нашла ваш медицинский саквояж. И тут я стала размышлять, на что в действительности согласилась.
Саймон снова завозился на кровати, пока ему не удалось принять почти сидячее положение. Он чувствовал, как натянулись ремни на груди, больно сжимая ребра.
- Вам не следовало курить, Тамара.
Та рассмеялась, не скрывая удивления:
- Знаю, знаю, курить вредно. Послушайте, скажите наконец, что вы хотели со мной делать.
- Я собирался вас убить, и вы это знали. Для этого вы и пригласили меня сюда.
Тамара пододвинулась поближе, чтобы видеть его лицо. От сигаретного дыма ее глубоко посаженные глаза казались совсем далекими, как будто их прикрыли вуалью. Саймон пришел к выводу, что по мере продвижения на восток его подопечные находятся все ближе и ближе к смертельной грани. Вот и сейчас он приехал вовремя.
- Я просила милосердия. Или по крайней мере мне так казалось. Что за гадость в вашей сумке?
- Лекарства.
- С каких пор в меры по исцелению входит рукопашный бой? - Тамара надсадно закашляла.
- Освободите меня, Тамара.
- Мне казалось, это ваша работа.
- Тамара, я прошу вас!
- На вас нет трусов, - сообщила она. - У вас торчит катетер. Не хочу, чтобы вы мочились в мою кровать из ротанга.
Саймон снова лег на спину, чтобы снять напряжение с поясницы, и опять посмотрел на трубочки, вставленные в вены. Через одну из них в организм поступала светлая жидкость, а через другую - кровь.
- Кажется, вы сомневаетесь, - произнес Саймон.
Он услышал, как Тамара встала, вышла из комнаты, но вскоре вернулась, поставила сумку Саймона на пол у изголовья кровати и открыла.
- Расскажите, что здесь есть, - попросила Тамара. - Это наперстянка?
- Я не заслужил подобного обращения ни одним своим поступком.
- Так это точно наперстянка?
- Да, для моего сердца.
- И не только вашего, полагаю. Это ж бомба замедленного действия! - Она бросила пузырек обратно в сумку, и тот, обо что-то ударившись, жалобно звякнул. Тамара вынула другую склянку, на этот раз с порошком. - А это еще что?
Саймон повернулся, чтобы получше разглядеть.
- Гриб.
- Грибочек? Интересно, для чего?
- Он усыпляет и обезболивает.
- Сколько ж надо такого порошка, чтобы убить человека?
- Совсем немного. Послушайте…
- Нет, это ты меня послушай, чертов извращенец! - Она подняла саквояж и швырнула в угол подвала. Саймон услышал, как в сумке что-то разбилось. - Я-то думала, ты какой-нибудь шаман! А ты оказался безумным маньяком. Боюсь даже представить, сколько людей попалось на твои…
- Тамара! - перебил ее Саймон громогласным голосом, эхо которого прокатилось по комнате. - Если вы желаете рассуждать о зле, которое якобы я воплощаю, продолжайте в том же духе. Вы ведь понимаете, что я не представляю угрозы в нынешнем состоянии. Коли я приехал, может быть, вы доверитесь мне и позволите помочь?
- Помочь? Да у меня нет ни одной здоровой клетки, все поражено раком! Впрочем, меня и самой уже нет! Я не человек, а огромная ходячая опухоль с лицом! Чем здесь поможешь?
- Нельзя убивать людей, даже если заранее получаешь их согласие, - сказал Саймон. - Ведь убийство - это тяжкое преступление. А следовательно, я совершаю преступления, и потому лучше скрывать свои цели. Я приношу безболезненную смерть во имя великой цели, Тамара, а потом, если считаю нужным, делаю так, чтобы никто не узнал правды. Я не оставляю следов, исполняю только то, что задумал, и то, о чем вы просите сами.
Она горько рассмеялась:
- Вы со всеми жертвами проводите душеспасительные беседы?
- Никто меня об этом еще не просил. А вы, став невольным свидетелем моей слабости, почему-то решили, что я могу вас оскорбить. Вы меня сами пригласили, Тамара. Пригласили для того, чтобы приобщиться к великой цели. Почему же вас удивляет выбор моих инструментов? Либо вы присоединяетесь к нам, либо нет! Только, что бы ни предпочли вы, все равно умрете, а я предлагаю выбор!
- Выбор смерти.
- Нет, нечто совсем другое! Осмысленный выбор!
На минуту Тамара замолчала, а Саймон лежал и сосредоточенно смотрел на потолок. Ему очень хотелось выдернуть все иглы из рук, но в первую очередь необходимо вернуть доверие женщины. Заменить ее некем. Осталась только она, а после нее Карл Смоутс в Тринити-Бей, а там и конец долгому пути.
- Давайте я сама все расскажу, - вымолвила наконец Тамара. - Вы приезжаете в дома, предлагаете людям безболезненную эвтаназию, а потом измываетесь над мертвыми телами. Так?
- Иногда, - признался он. - Я бы не сдержал обещания, данного всем страждущим, если меня в чем-то заподозрят или поймают на лжи. Разве это лучше?
Тамара на минуту задумалась. Саймон видел, что злость и неверие возвращают ее к тому состоянию, в котором она впервые к нему обратилась. Тамара снова принадлежит ему!
- Как вы собирались поступить со мной?
Он приподнялся на локтях, чтобы лучше ее видеть. Тамара сидела на стуле в другом конце комнаты, шаль туго стянута на груди.
- Я сделал бы для вас особый чай. Чтобы вы уснули. Потом я изучил бы ваше тело, чтобы быть уверенным, что оно совершенно…
- Совершенно?
- Да! Я писал вам, что только те, кто сохранил свое тело в первозданном состоянии, могут стать частью миссии.
- Мне удалили пятнадцать фунтов опухоли!
- Я имею в виду операции, связанные с человеческим тщеславием. Например, операции по удалению складок на животе или увеличению груди. Меня больше интересует тело в первозданном виде, каким его создал Господь. Так что ничего страшного, если вам удалили миндалины и… опухоли.
- А если в сердце установлен искусственный клапан?
Саймон сник.
- У вас в сердце искусственный клапан, Тамара?
- Нет, просто любопытно.
- Это, пожалуй, чересчур. Что еще хотите узнать?
Она заерзала на стуле, который скрипел намного тише, чем ее суставы.
- А что произойдет после чая?
- Я сделал бы еще и настойку. Для каждого случая она своя, всегда разная. Для вас мы попробуем смесь опиума с каким-нибудь ядом, чтобы сердце безболезненно остановилось.
- Что потом?
Саймон смотрел на Тамару, ожидая, что та вот-вот откажется, крикнет, что не желает ни о чем слышать, однако она не сводила с него требовательного взгляда.
- В вашем случае, Тамара, я хотел отделить руки и ноги от туловища.
Она пару раз моргнула и нервно усмехнулась:
- Правда? А как вы собираетесь сделать это?
- У меня в машине лежит разделочный нож. Я не держу его в сумке. Слишком длинное лезвие. - Саймон взглянул Тамаре прямо в глаза и понял, что ей нужны все подробности. - До того как начнется трупное окоченение, я выдерну ваши руки и ноги из суставов. Через связки и хрящи легче будет отделить конечности от туловища. А потом я отделю руки чуть ниже подмышечной впадины, а ноги - чуть ниже таза.
Она судорожно сглотнула.
- Что вы сделаете с моими руками и ногами?
- Я положу их в духовку. Все будет выглядеть так, будто это сделал сумасшедший. Так, как вы и просили.