Захлопнув ненужный словник, Валентин сделал завершающую попытку отыскать убежище роковых близнецов и поднялся на самую верхотуру особняка, к астрономической площадке с телескопом. Детектив хотел еще раз оглядеть окрестности, но с моря вдруг наползло облако, и весь дом хозяина оказался накрыт чалмою тумана, пар теплой измороси был так густ, что ни моря, на пляжа, ни сосен вдоль берега, ни парка, ни башни для гостей не различить. Детектив зачем-то протянул перед собой руки, наблюдая, как кожу до самых локтей облепили крупные спелые капли. Пар на глазах конденсировался в дождь. Вдруг облако улетело, и Валентин потрясенно увидел столб радуги, которую прихотью атмосферы загнуло с неба прямо в цветник у пентхауса. Семицветный поток был так близок, что в него можно было вонзить руки, и он уже примерился тронуть радугу, как вдруг она откачнулась почти к горизонту, и уперлась дугой в даль, в гладь, в блеск Балтики, которая вновь открылась глазам человека во всем равнодушии штиля. Спускаясь на первый этаж, Валентин отметил про себя, что, когда летящая чайка влетела в радужный водопад, ее белизна никак не окрасилась, чайка осталась стерильно белой.
Тут его настигла фортепьянная музыка.
Она звучала в пустом холле, но за роялем не было пианиста. Валентин сделал опасливый шаг и увидел, как сами собой прогибаются клавиши на клавиатуре. "Ах, это же механическое пианино", - сказал он сам себе и машинально отметил, что звучит фортепьянная прелюдия Дебюсси под названием "Девушка с волосами цвета льна", но, прислушавшись, понял: нет, это прелюд "Звуки и ароматы реют в вечернем воздухе"… музыкальный пейзаж, романтический импресьон, туманная акварель небосклона, отраженная в зеркальной амальгаме горного озера.
Внезапно инструмент умолк, и наш детектив замер от тайного приступа паники: откуда он знает то, чего никогда не знал? В каких уголках памяти прятался до поры до времени дух знания музыки?
Неужели пыл мандрагоры до конца подчинил его разум?
На ужине в зал галереи собрались знакомые лица: князь в неизменной куртке с аппликацией из ледохода зеркал, гадкие лебеди - близняшки, всегда безмолвная пифия в полумаске с девочкой Катей для речи, толстомясый гений Фарро, два гота - портретист Гай и его подружка Катрин с неизменным фотоаппаратом, жестоковыйный беллетрист индюк Даниил, бравый статист Курт в форме солдата-связиста за столиком с рацией (гости из Хайфы уехали), плюс - внимание! - два новых лица. Человек лет тридцати в монашеской рясе, но с гребешком рыжего ирокеза на бритой голове (и это монах?) и бородатый господин славянской внешности во фраке с бабочкой. Чуть курносый нос и выпуклый эллинский лоб придавали ему сходство с бюстом Сократа, каким его изваял Гудон.
Валентин ждал, что князь начнет ужин с разоблачения его выдумки о том, что он всего лишь помощник профессора.
Но!
Но Магда, перехватила его у стола и делая вид, что целует в щеку, шепнула с насмешкой: "Не дрейфь, трус, я ничего сказала".
Что ж, сыщик перевел дух. Развязка снова отложена.
- Разрешите представить наших новых гостей, - начал князь внешне любезно, но Валентин вдруг почувствовал в его голосе скрытое раздражение и наитием детектива понял, что хозяина почему-то злит ирокез в рясе. "Как же быстро ты овладел повадками свиты, где главное - читать мысли в черепе босса", - подумал детектив. Но почему злит?
Между тем рыжий клоун ловко разыгрывал из себя ассистента.
Пару минут назад, узрев лжеКлавиго, он чуть ли не кинулся целовать его руки, хотя глаза его были красноречиво мертвы: кто ты, приятель?
Валентин тоже видел его первый раз в жизни.
- Я ведь думал - вам хана, - тараторил мертвоглазый монах, - машина перевернулась четыре раза. Четыре! Я ехал за вами, как было приказано. Я же говорил, Какаду рисковый водила. Кто гонит в дождь по серпантину? Ну, не дурень ли?
Валентин решительно не понимал, о чем идет речь.
- Когда я открыл машину, мозги дурачины лежали квашней на приборной доске, а вы не подавали никаких признаков жизни. Я думал, конец профессору. Вызвал "скорую". Приехали быстро. Тут все-таки не Россия. Врач сказал, что вы труп! Я помог ему погрузить груз на носилки и откатить к машине. Надо же, вы живы!
Он говорил демонстративно громко, чтобы князь все слышал.
- Профессор, - вмешался хозяин, - право такое чувство, что вы в ступоре. Обнимите ж своего ассистента. Он привез вашу драгоценную книгу…
Валентин похлопал лжеца по плечу.
Теперь их двое - близнецов обмана.
- Покажите ее, наконец, Ирокез! - сказал хозяин.
Рыжий запустил руку в складки сутаны, вытащил на свет из потайного кармана книжку формата ин октаво в темно-зеленом переплете и с поклоном установил ее на заранее приготовленный пюпитр справа от князя. Трио из домашнего оркестра - флейта, контрабас и скрипка исполнили свадебный марш Мендельсона.
Князь, пока звучала музыка, молитвенно расцеловал обложку и бегло пролистал страницы, вдыхая аромат старой, уставшей от тяжести букв золотистой бумаги.
- Наш мир, если верить Зогару, только комбинации литер на коже вселенной. А смысл этой сплошной татуировке придают только паузы, которые превращают водопад буквиц в слова. Вот почему любая книга священна, даже из самых ничтожных путеводителей. Тем более священна священная книга. Собрание букв, написанных без пробелов.
После чего пытливо посмотрел на лжеКлавиго.
- Сегодня я стал беднее ровно на одну мечту, но у меня странное чувство, господин Клавиго, скажите честно, вы узнали своего коллегу?
Князь начал свою обычную игру в кошки-мышки.
- Честно говоря, он стал выше ростом… - подал опасную реплику Валентин.
- А вы узнаете своего патрона, отец Ирокез?
- Вроде он, хотя не совсем похож… у патрона была родинка на губе, а у него нет, да и взгляд другой, - подхватил стиль обострения игры рыжий шулер. - Хотя да, это ведь вы, хозяин?
- Да, Сальвадор, это я.
Глаза лжеца округлились: разве мое имя Сальвадор?
- Папа, - подала голос Магда, - начни сегодня с пифии. Нужно вывести всех обманщиков на чистую воду.
- Хорошая мысль… Если обманщики есть, мы их разоблачим, но мы забыли о главном блюде, это господин Франк. Наш докладчик.
Человек, посаженный на почетное место в конце стола напротив князя, привстал и поклонился.
- Член Римского клуба, наш гость из Москвы философ Гелий Франк. Автор книги "Новое похищение Европы". Политик, лидер русского отделения партии самоубийц. Я оплатил издание его книги в одном научном издательстве Лейпцига и заказал переводы на три языка: английский, французский, китайский. И думаю заказать перевод на хинди.
- Папа, пи-фи-я! - в один голос крикнули близняшки к недоумению гостя, который уже собрался выйти к импровизированной трибуне поставленной у головы стола. Он мало что понял в семейной перепалке.
Князь притормозил выход докладчика "извините, коллега" и дал отмашку для разоблачений.
- Дорогая провидица, сегодня начнем с вас. Извините, но мои дурехи хотят отведать эскалоп с кровью.
Дама в полумаске отвесила церемонный поклон, привычно достала из прически гнутую японскую шпильку, открыла ею зеркальный ящичек, двумя горстями опустила в пасть фортуны груду карточек, взятых из ящика, и властно крутанула барабан. Кукла Катя спрыгнула с высокого стула, важно подошла к барабану и, отодвинув заслонку, достала, честно-пречестно зажмурившись, наугад несколько карточек.
Зная уже снайперский глаз этой затеи, которая внешне казалась забавой для девочки, Валентин окаменел.
- Катя, сколько карточек ты достала? Четыре? Отдай их нашему Курту. Читай вслух, мой верный солдат!
- Слушаюсь, ваше сиятельство, - отчеканил радист и, стоя по стойке смирно, приступил к церемониалу разоблачений:
- Написано… Тревога! Знак восклицания. В зону гармонии проник злоумышленник, запятая, выдающий себя за другое лицо, запятая, его цель найти среди нас парочку слабых духом людей и выманить их за линию обороны в Россию. Точка. С какой целью, пока непонятно. Точка. И хотя обманщик - профессионал маскировки, запятая, узнать его все-таки можно, запятая, потому что он напрямую причастен к секретному пособию для садовников мандрагоры, кавычки открываются, "Сад исполнения желаний". Кавычки закрыты. Точка.
- Это не я! - вскочил с места рыжий монах.
- Сядьте… - брезгливо сказал князь. - Читай дальше, Курт. Только опусти знаки препинания. Не тормози.
- Есть отставить чтение знаков препинания!
Курт взял новую карточку:
- Тут написано… Оракул видит еще одного шпиона. Это мужчина средних лет, выдающий себя за мертвеца. Он назвался чужим именем. Он склонен к суициду, его дед, отец, старший брат, дядя, тетка, жена и любовница свели счеты с жизнью. Вчера этот презренный шпик сам пережил приступ черной депрессии. Предлагаю дать ему кодовое имя Мертвец. Мертвец вооружен и очень опасен. Точка.
- Папа! Это он Мертвец! Он! - крикнули в один голос двойняшки, тыча пальцами на Валентина.
Князь, слушал рапорт Курта, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза ладонью; в таком оцепенении он пребывал несколько долгих минут, после чего не открывая глаз, глухо сказал:
- Обманщику не поздоровится. Клянусь, он будет найден сегодня же, обезоружен, допрошен, наказан и приготовлен к изгнанию.
- Папа, не отпускай шпика, брось его собакам на мясо! - крикнула Герда.
- Пусть они отгрызут ему пенис! - крикнула Магда.
- Какие вы дуры, двойняшки, - сказал князь, открывая глаза и отрешенно глядя поверх голов. - Наша цель - победа над смертью. Наш образец - земля Эдема из Торы, окруженная райской стеной. Мой остров гармонии - близнец рая, в центре которого Древо познания добра и зла. А я, Виктор фон Боррис, кружу вокруг дерева и стараюсь стать близнецом Бога. Разве Бог убил Адама? Или прикончил Еву? Нет, они были пойманы за руку, разоблачены, унижены, изгнаны и обречены на страдания. Смерть там, за райской оградой. У нас никакой смерти нет. Потому повторяю, обманщикам повезло. Они будет наказаны, да, но, думаю, что они останутся живы, как живыми остались Адам и Ева, но! Восклицательный знак. Но, клянусь, запятая, я сделаю все для того, запятая, чтобы изгнание из Карантина гармонии было хуже, чем смерть… Многоточие.
- Это не я! Клянусь! Не я! - снова взвился монах-ирокез.
- Сказано: не клянитесь. Читали Книгу? - все сильнее досадовал князь и, сделав паузу, холодно объявил застолью: - Мы проверим Сальвадора на детекторе лжи. Курт! Читай дальше!
Валентин помертвел, он с трудом выдержал атаку Оракула: что ж, разоблачение снова отложено, осечка, но слова о самоубийстве подруги не умещались в голове. Как? Неужели Лала мертва? Когда он уезжал в розыск, она сильно хандрила, пару раз рыдала ночью, но не настолько же, чтобы сводить счеты с жизнью.
Он ходил по лезвию бритвы.
Если бы не появление монаха, ему бы не поздоровилось.
Он чувствовал клевки незримого жала.
Но жало было раздвоено и щупало жертву с двух разных сторон. Вот почему он раздвоился на двух злоумышленников, один выдал себя за другого, а другой был склонен к самоубийству, хотя это было одно и тоже лицо - частный питерский сыщик Валентин Драго.
Тайное Око почему-то никак не наведет резкость своих окуляров.
Но каков натиск увеличительной линзы! Разглядеть тайну семьи и сорвать все семь печатей проклятой тяги: дед, отец, старший брат, дядя… целый роковой список угадан копейка в копеечку, но Лала… Лала! Неужели это я заразил ее семейным проклятием…
Двойняшки огорченно показали Валентину два языка и тут же потеряли к нему интерес. Обличая, они хотели только развлечься… словить кайф от агонии кобеля. Так они всего лишь скучали.
- Вчера перед сном в 23.45, - чеканил Курт, - Катя из страха убила бабочку. Окно было раскрыто. Малая сатурния залетела в комнату на свет напольной лампы и стала кружить над абажуром. Тогда злая девчонка сняла с ног домашние тапочки, надела их на обе руки, и стала бегать у лампы, хлопать подошвами тапочек, стараясь убить летунью. Что и удалось через две с половиной минуты.
Кукла Катя закрыло лицо ладошками.
- Я не злая… это нечаянно…
Полумаска обняла ее плечи.
- Дорогая негодница, - вскипел внезапно фон Боррис из-за соринки в зенице Ока, - во-первых, убери ручки с лица, чтобы мы видели как тебе стыдно. (Нет! - замотала головой девочка.) Во-вторых, тебе было сказано, что на острове гармонии смерть запрещена. Ни бабочка, ни муравей, ни лягушонок, ни ящерица, ни птица, ни дерево, ни сад, ни дом, ни даже небо над нами не могут стать жертвой человеческой похоти убивать. Вспомни того мерзкого мальчишку, моего племянника, который смеха ради проткнул веткой пять живых лягух и смеялся, что несчастные земноводные дрыгают лапками. Мы сделали специальную чашу из оникса для его наказания. В нее вместилось семьдесятпять жаб, а семьдесятшестой жабой стал наш негодяй. Он просидел по горло среди жаб всю ночь и был доставлен в больницу, покрытый коростами. Клянусь, сто бородавок будут всю жизнь напоминать ему ту живодерню. В-третьих, ты будешь наказана и лишена чести вытаскивать карточки.
- Можно мне заступиться, ваше сиятельство, - сказал Валентин и рассказал, чему был свидетелем.
Его заступничество было принято с самым живым одобрением.
- Что ж, - кивнул босс. - Не хнычь! Если бабочка жива, а завтра мы это узнаем всенепременно, то твои слезы тебя оправдают. Хватит разоблачений, мы явно объелись секретами… Вот, мой дорогой докладчик, - повернулся хозяин к философу, - так мы тут и живем. Ссоры. Дрязги. Борьба самолюбий. Жадность. Интриги. Цезарь был прав, все деревни вокруг Рима - маленький Рим. Надеюсь, дорогой Гелий, вы не раздумали говорить?
- Я готов, если все тоже готовы.
- Тогда начинайте. Господин Франк, прошу.
Докладчик вышел из-за стола к кафедре. И вот что он сказал:
- Я благодарен князю за помощь в публикации моей монографии, "Новое похищение Европы", благодарен за внимание к моей давней статье - подумать только, пятнадцать лет прошло… - с которой началось наше знакомство и наша дружба. А особенно я благодарен гостеприимству его сиятельства. Только тут, прожив почти месяц в Хегевельде, на острове высшей гармонии имени Виктора фон Борриса, я не умом, а кожей почувствовал, каким образом красота порождает террор, как сгущаются карандашные метки пропорций на чертеже геометра в чешуйки дракона. На первый взгляд, идея Виктора фон Борриса сдвинуть время почти на сто лет назад слишком экстравагантна, чтобы быть плодотворной рабочей машиной для чувств и ума человека. Но оглянитесь, друзья. Мы действительно в 1927 году. В той фазе, где прилив ар-нуво достиг апогея, обернувшись в рациональную страсть Баухауза, и разбился в брызги об утес 33 года.
Баухауз, припомнил вдруг Валентин то, чего вроде бы помнить не мог… Да ведь так называлась школа архитекторов в немецком Веймаре, а руководил школой тот еще жук, Вальтер Гропиус, сухарь-очкарик, идолопоклонник рационализма, помешанный на культе прямых линий. В 33 году фашисты школу закрыли.
- Эти дребезги геометрии, - продолжил оратор, - вошли в сердца миллионов, как влетели осколки чертова зеркала в сердце Кая из сказки Андерсена. Для профана нет никакой связи между зеркалом и отражением в зеркале. Святая простота! Посмотрите на дом, построенный князем, как на систему зеркал, отражающих безумие мандрагоры. Дом князя - живая иллюстрация к моему тезису о превращении рационализма Европы в безумство вакханки. Гуляя вокруг особняка фон Борриса, я вижу воочию, что отвесная стеклянная стена в духе Корбюзье - это эрекция зеркала, восставшего фаллосом из пруда модерна кисти Джона Миллеса, в котором тонет Офелия. Тонет. В паутине ряски. С побегами остролиста в изголовье смерти. С пучком лютиков в правой руке…
Офелия, снова припомнил Валентин имя, которое профи сыска помнить не должен. Эту фифу разлюбил Гамлет в трагедии Шекспира, после того как сам же и заразил ее рефлексией Нового времени. До заражения депрессией ни Офелия, ни королева-мать не ведали, что совестно праздновать свадьбу или бежать на свидание, надев туфли, в которых шагали за гробом всего неделю назад. Выходит, чума стыда будет почище чумы бубонной? Выходит.
Эти мысли выскакивали в голове детектива неизвестно как и непонятно откуда, словно кузнечики на лугу из-под ног мальчика.
- Я восхищен, - продолжал Гелий Франк, - сколь искусно ваш реактор по производству чар мандрагоры вставлен вами, князь, в декорации ар-нуво. Вся флора и фауна здесь как ручная. Каждый шаг завораживает. Ваш стриженый бобриком боскет, как змей, выползает из лесной чащи германского духа, чтобы обвить голое тело молочной Гретхен. Обвить и уложить на ее рыжеволосое лоно. На эту заслонку для прискучившей кухни по выпеканию детей, узкую треугольную голову идеала.
Близняшки тут же кинулись, дурачась напоказ, обнюхивать свои лица, пальцы, запястья и уже собрались клюнуть носами подмышки друг друга, если б не стук княжеской вилки о бортик бокала: уймитесь, дурехи.
- Князь Виктор, - продолжал невозмутимо оратор, словно не заметив подначки, - друзья, коллеги, я узнаю эманации Штука, Россетти, Сомова, Климта в сотнях деталей. Как чудесны ваши венценосные журавли, которых прогуливают утром по дорожкам две аккуратные немецкие девушки в платьях двадцатых годов. Как стильно смотрятся платья девушек, лишенные пошлой женственности, платья-рубашки для летчиц, для мотоциклисток пустыни Дакара… Посмотрите на этот зал, где мы сейчас ужинаем. В нем столкнулась геометрия Баухауза и тулово дракона. Череда зеркал в чешуе. Статуи работы Майоля. Рисунки порочного Обри Бердслея. Подлинники! Вот убедитесь! Нас окружают одни шедевры!
Оратор вооружил руку указующим жестом аукциониста.
- Деревянная коробка для сигар на столе из цветного стекла не просто коробка. Ее фирменный знак - скорлупа позолоченных грецких орехов на крышке. Это изделие фирмы Тиффани. Или головки наших проказниц в чалмах, видите, броши в форме лотоса, куда спикировал шершень из янтаря?
- Это работа Фуке, - в один голос заявили мартышки, вскочив из-за стола, и гордо, показали броши, приколотые к белому шелку.
Издали шершни казались каплями меда.
- Да, это именно Фуке! - подтвердил спец. - 1902 год. На последнем аукционе "Сотбис" они были проданы за двадцать семь тысяч евро.
- Каждая! - ввинтила Магдалина, лаская пальцем солнечный зайчик.
- Дорогой Гелий, как раз сегодня мне предстоит еще одна покупка, - заметил князь и скосил взор на ручные часы. - Вот-вот начнутся торги в Лондоне. Распродажа коллекции семьи Эссен. В зале торгов мой секретарь. Он свяжется по телефону.
Фуке, Фуке - вновь припомнил Валентин то, чего вроде бы никогда и не знал. Было два Фуке, один - министр при короле-солнце, отданный под суд за богатство, другой Фуке - полицмейстер Парижа времен Бонапарта. Третьего Фуке, ювелира, он не знал… Но как понимать слова князя про секретаря, как он может быть в Лондоне, если это был розыгрыш сучки Магды?