- Так… - Розовски подошел к письменному столу, некоторое время рассматривал разложенные бумаги. Взял одну, поднес к глазам. - Ты не знаешь, он когда-нибудь имел контакты с компанией "Интер"?
- Не знаю.
Вошла Офра с подносом, на котором стояли две чашки кофе, молочник и сахарница. Молча поставила поднос на стол и так же молча удалилась.
- Как будто, все, - Маркин положил в кофе сахар, добавил немного молока.
- Значит, когда, говоришь, он образумился?
- Когда? - Маркин наморщил лоб. - Не менее двух лет назад. Что-то его, видимо, осенило.
- Или кто-то.
- Или кто-то.
- Та-ак… - Розовски похлопал себя по карманам. - У тебя есть сигареты?
Маркин виновато развел руками.
- Я же курю трубку, - сказал он.
- Трубку? Почему трубку? - Розовски непонимающе уставился на нее. - Какую трубку?
- Курительную, конечно. Табак "Кэптен Блэк", а что?
- Нет, ничего… Послушай, - сказал Натаниэль. - Будь другом, сгоняй за сигаретами. У меня кончились, а мне еще сидеть всю ночь над этими листками. Я пока позвоню кое-куда.
- Хорошо, пожалуйста, - сказал Маркин. - А какую клиентку ухлопали?
- Расскажу, когда вернешься. Давай скорее, а то у меня уже уши опухли.
Когда Маркин вышел за сигаретами, Розовски позвонил Амосу.
- Амос? Хорошо, что ты еще не ушел. Передай Нахшону, - сказал он, - что главная подозреваемая сегодня отправилась вслед за мужем.
- Что ты имеешь в виду? - переполошился Амос. - Какая подозреваемая? За каким мужем?
- Галину Соколову сегодня застрелили в номере отеля "Мацада". Так что, скорее всего, ее можно исключить из списка подозреваемых. И еще спроси у него: в связи с этим - остается ли наш договор в силе? Если да, то я продолжаю расследование.
Амос помолчал немного, переваривая новость, потом осторожно спросил:
- Откуда ты звонишь?
- Из офиса.
- Будешь там?
- Да. Еще с полчаса.
- Я все передам вице-президенту, - сказал Амос. - Тебе нужна какая-то помощь?
- Об этом поговорим только после того, как твое начальство примет решение - контракт продолжает действовать или аннулируется. Пока, - он положил трубку.
17
- Боже мой, где ты выискал эту гадость? - спросил Розовски, получая от Маркина пачку "Ноблесс".
Алекс развел руками.
- Я же говорю - в сигаретах я ничего не понимаю.
- Скажи лучше - пожадничал, - проворчал Розовски, распечатывая сигареты. - Ладно, я шучу, мне сейчас все равно, что курить. Офра ушла?
- Ушла, - Алекс посмотрел на часы. - Вообще-то она права, нам бы тоже пора…
- Да, конечно… - Натаниэль тяжело вздохнул, устало потер виски. - Будем ли мы когда-нибудь жить, как все нормальные люди? Ходить по вечерам в гости, говорить о приятных вещах. Я вот, например, забыл, когда в последний раз виделся со своим другом Давидом. Вчера вот только две минуты поговорил с ним по телефону. Да и то - о делах. И тебе тоже, вместо приятных вещей приходится собирать всякую грязь о грязных людях… На чем мы остановились?
Маркин сел в кресло.
- Ты расскажешь мне, какого подозреваемого сегодня ухлопали? - спросил он.
- Расскажу, - хмуро ответил Розовски. - Только сначала, как говаривала моя первая учительница, повторим домашнее задание. Что у нас есть? Ари Розенфельд убит на собственной вилле в Кесарии, неделю назад, на исхода субботы. Время для преступления выбрано исключительно удачно - людей на улицах почти нет. Место тоже удачное - вилла стоит на отшибе. Никто ничего не слышит и не видит. Какой вывод можно сделать из этого?
- Убийство готовилось тщательно. Возможно, работал профессионал, - ответил Маркин.
- Именно. Но тогда как объяснить совершенно бездарную инсценировку самоубийства? Такое впечатление, что он все делал обстоятельно, продуманно и не спеша, а потом вдруг чего-то испугался и под занавес наломал дров.
- А что там бездарного? - спросил Маркин. - Извини, я еще не читал протокола.
- Бездарность инсценировки, - сказал Розовски, - заключается в том, что, во-первых, Розенфельд был левшой. А револьвер убийца подложил под правую руку. Это не все. Пойдем дальше. Ты спрашивал, кого сегодня убили?
- Спрашивал.
- Так вот. После полудня мне позвонила некая дама и попросила о срочной встрече. Дама назвалась Галиной Соколовой, вдовой Ари Розенфельда. К сожалению, когда я приехал в отель, она уже ничего не могла сказать… - Розовски нахмурился. - Вот такие дела.
- Ну и ну, - Маркин покачал головой. - История становится все более запутанной.
- Итак: "Байт ле-Ам" желает знать, не вдова ли Розенфельда организовала убийство собственного мужа для получения страховки.
- Бывшего мужа, - поправил Маркин.
- Похоже, что не бывшего. Ну, об этом потом. Собственно, не так уж "Байт ле-Ам" желает знать. Просто они надеются, что я, ради пятидесяти тысяч, сварганю им нужные доказательства. Во всяком случае, именно так я понял намеки вице-президента, Нахшона Михаэли… Вдову убивают сразу по приезде. Это, как будто, разрушает их версию, но, - Натаниэль развел руками, - боюсь, что теперь они уже не нуждаются в моих услугах. Теперь у них отпала необходимость выплачивать страховку. Разве что отнести на кладбище чек и, уронив скупую слезу, приклеить его к надгробью.
- А как же наследница? Дочь? - спросил Алекс.
- Даже если мудрецам из "Байт ле-Ам" захочется, чтобы она оказалась тоже на подозрении, думаю, уж этого-то они ни от меня, ни от полиции требовать не смогут… Словом, их проблемы - я имею в виду "Байт ле-Ам" - теперь будут лежать в сфере юриспруденции. Они теперь будут искать адвокатов получше. А вовсе не сыщиков.
Алекс задумался.
- Хорошо, - сказал он. - Убийство произошло на вилле. А…
- Стоп, - Розовски предостерегающе поднял руку. - Я не собираюсь тратить свою нервную энергию за просто так. Не заставляй меня думать. Все-таки, дождемся ответа из "Байт ле-Ам", тогда я кое-что расскажу.
- А если ответа не будет?
- Какой-то ответ будет, - неуверенно сказал Натаниэль. - Или "да", или "нет". В конце концов, я могу и ошибаться. Чем черт не шутит? Вдруг им, и правда, истина дороже двух миллионов. Через минуту-две позвонят. А пока… Продолжим. О чем, бишь, я?
- О деталях самоубийства… то есть, убийства. Ты заговорил об идиотской инсценировке. Это-то ты можешь рассказать? Из чистого интереса.
- Пожалуй… Да, так вот. Выстрел был сделан из-за окна, из сада. При этом убийца, каким-то образом, воспользовался револьвером, точно соответствующим хранящемуся в сейфе убитого…
Снова зазвонил телефон. Маркин снял трубку.
- Да, - сказал он. - Да. Сейчас, - он протянул трубку Розовски. - Тебя, - сказал он. - Из полиции. По-моему, инспектор Алон.
- Алло, Розовски слушает, - сказал Натаниэль. - Привет, Ронен, как дела? Что-нибудь прояснилось?
- Если это можно так назвать, - мрачным голосом сказал инспектор Алон. - Ты, по-прежнему, занимаешься делом Розенфельда?
- Делом Розенфельда? - Розовски так искусно изобразил на лице недоумение, что, будь Ронен в кабинете, точно не поверил бы ему. - Почему - по-прежнему? Не занимался и не занимаюсь.
- В таком случае, тебя вряд ли заинтересуют результаты баллистической экспертизы.
- Почему же? Я, знаешь, как бросивший пить алкоголик. Того, несмотря ни на что, интересуют цены на спиртное, а меня, опять-таки, не смотря ни на что, интересуют детали преступлений.
- Ну-ну, - инспектор издал короткий смешок. - Что ж, слушай: пуля, убившая Галину Соколову, была выпущена из револьвера…
- …использованного перед этим в убийстве Шмулика Бройдера, - закончил Розовски.
- Ты знал об этом? - в голосе инспектора Алона слышалось неприкрытое разочарование. - А я-то надеялся тебя удивить.
- Догадался. Только что догадался. Установлено, кому принадлежал револьвер?
- Да. Револьвер "браунинг", был приобретен вице-президентом компании "Интер" Моше Левински. Правда, в полиции есть его заявление двухмесячной давности о том, что револьвер у него был украден. Кстати: именно он приходил в отель сегодня утром. Его опознал портье. Несмотря на близорукость, о которой ты сказал.
- Что ж, это серьезно, - сказал Розовски. - Правда, время не совпадает.
- Это мы еще проверим, - ответил Ронен Алон. - Портье мог ошибиться в определении времени. Да он, по-моему, и не смотрел на часы. Так, ответил наугад. Ты же сам помнишь, какой там сумасшедший дом.
- Это верно. Все же, я не исключал бы и других версий.
- Я и не исключаю. Просто в эту версию все укладывается. Даже странное поведение Розенфельда перед убийством. Он совершенно естественно реагировал на появление в комнате хорошо знакомого ему человека.
- Притянуто за уши, - сказал Розовски. - Совершенно естественно ждал, пока ему выстрелят в висок.
- Н-не знаю, - с сомнением в голосе сказал Ронен. - Может быть, Моше и ни при чем. Но у него одного, пожалуй, есть серьезный мотив. После смерти Розенфельда он становится единоличным хозяином "Интера".
- Что ж, это аргумент.
- Как думаешь, зачем я тебе все это рассказываю?
- По дружбе, - ответил Натаниэль. - По доброй старой дружбе, разве нет?
- Нет. Просто надеюсь, что и ты поделишься со мной информацией. Например: чего от тебя хотела Галина Соколова.
- Я не успел с ней поговорить. Честное слово. Спасибо, что не забываешь.
- Это последний раз, - сказал инспектор Алон и дал отбой.
- Так это не автодорожное происшествие? - спросил Маркин. - С Шмуликом? А в чем связь с убийством Розенфельда и его жены?
- Экспертиза установила, что Соколова и Бройдер - вернее, Бройдер и Соколова - убиты из одного и того же револьвера. Револьвер принадлежал вице-президенту компании "Интер" Моше Левински, - сказал Розовски. - И, кстати говоря, у него был серьезный мотив. Он стал президентом компании.
- Допустим, - сказал Маркин. - Но зачем, в таком случае, ему нужно было убивать Соколову?
- Может быть, она казалась ему лишним свидетелем, - неуверенно произнес Розовски. - Хотя… Ты прав, здесь имеются серьезные нестыковки. Думаю, мне придется встретиться с ним не позже, чем завтра. А теперь, - взял со стола листок, - возьми-ка и почитай вот это.
- Что это?
- Письмо Розенфельда жене. Я позаимствовал его сегодня в номере Соколовой.
- И инспектор Алон позволил?
- Что ему оставалось делать? Он же не читает по-русски, - Розовски улыбнулся. - Кажется, я забыл его поставить в известность. Ты читай, я прочел по дороге.
Маркин углубился в чтение.
- Ты обратил внимание - из письма Розенфельда можно сделать вывод, что он догадывался о своей близкой гибели. Вот тут: "Если же нам не удастся встретиться, ты должна обратиться к моему адвокату. Помнишь, я знакомил писал тебе о ним - Цви Грузенберг. Не пугайся, пожалуйста, но в жизни бывает всякое. Не хочу, чтобы ты вдруг оказалась на нищенских репатриантских подачках…". - прочитал Маркин. - Конечно, два миллиона шекелей - это не репатриантское пособие.
- Я обратил внимание не только на это, - сказал Розовски, усаживаясь в кресло и допивая остывший кофе. - Я обратил внимание и на общий тон письма. Так, мне кажется, пишут, когда собираются расстаться с жизнью. Типичное письмо самоубийцы любимой женщине. Меланхолия, комплекс вины и так далее. Как ты считаешь?
Маркин кивнул.
- Конечно, похоже, но мы-то имеем дело не с самоубийством, а с убийством. К самоубийству такое письмо - в самый раз.
- С тремя убийствами, - поправил Розовски.
- Что?
- Мы имеем дело с тремя убийствами. Не с одним.
- Ну, два следующих, как мне кажется, связаны с первым. Разберемся с ним, остальные сами раскроются.
- Может быть, может быть, - задумчиво сказал Розовски. - Правда, я не слышал еще о самораскрываемых убийствах. Это, извини, уже из категории фантастики. Ладно, вернемся к письму Розенфельда.
- Мне кажется, что это, скорее всего, письмо человека, почувствовавшего смертельную опасность. Видимо, он догадывался, что кое-кто решил устранить его. И знал, по какой причине, - Маркин снова перечитал письмо. - Точно, он знал организатора убийства.
- Есть у меня одно безумное предположение. Как говаривал великий физик Нильс Бор, перед нами безумная теория. Вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть достоверной, - задумчиво произнес Розовски.
- Говоришь парадоксами, - заметил Маркин.
- Вся наша жизнь - один сплошной парадокс, - усмехнулся Розовски. - Ну что, - он недовольно посмотрел на молчащий телефон, - будут они звонить или нет? Завтра тяжелый день, я хочу хоть немного отдохнуть.
- Сегодня тоже был тяжелый день.
- Сегодня сумасшедший, - поправил Натаниэль. - А завтра - тяжелый. Есть разница. Спасибо тебе, информация очень важная. Кстати, сходи-ка завтра к вдове Бройдера еще раз. Может быть, она вспомнит еще что-нибудь. Поинтересуйся у нее, не встречался ли Шмуэль с кем-нибудь из бывшего Союза. В течение… ну, скажем, последнего месяца. Хорошо?
- Сделаю, - сказал Маркин. - Если мы продолжим расследование. А безумное предположение ты мне не выскажешь?
- Выскажу, выскажу, - устало сказал Розовски. - Только не сегодня. Мне нужно еще кое-что проверить. Понимаешь, - он тоже поднялся из кресла, - у меня возникло ощущение, что картина убийства Розенфельда выглядит столь странно потому, что кто-то как бы наложил одну картину на другую.
- Что ты имеешь в виду?
- Словно в одной картине присутствуют детали из другой. Знаешь… - Натаниэль поискал удачное сравнение. - Это как испорченный фотокадр. Фотограф забыл перевести пленку, и два снимка наложились один на другой.
- А… - начал было Алекс, но тут раздался телефонный звонок. Розовски нажал кнопку записи автоответчика и снял трубку: - Слушаю.
- Это Амос, привет тебе еще раз.
- Привет.
- Знаешь, я все передал Нахшону, - голос шефа детективной службы страховой компании звучал чуть виновато.
- И что?
- Ну, в общем, те десять тысяч, которые ты получил утром в качестве аванса, можешь оставить себе. Расследование продолжать не нужно.
- Понятно, - сказал Розовски, как показалось Маркину, очень расстроено. - Жаль, конечно, но ничего не поделаешь. Спасибо, что позвонил.
- Да ладно, чего там, - сказал Амос. - Извини, мне неловко, но, сам понимаешь. Какой смысл тратить пятьдесят тысяч, если все решилось само собой?
- Да, все решилось само собой, - повторил Натаниэль. - А как же насчет того, что вам нужно торжество справедливости? А не подтасованные факты?
- Н-ну… Нахшон думает, что полиция, все-таки, имеет больше возможностей раскрыть это дело. Так что… В общем, извини. На их месте я бы так не поступил. Но - я человек маленький.
- Да. Спасибо, Амос.
Розовски положил трубку.
- Ну вот, - сказал он. - Следствие прекращено за ненадобностью. С завтрашнего дня возвращаемся к нашим мужьям-рогоносцам. Подбросишь до дома?
Часть вторая
Книга Давида Сеньора
1
Профессор Давид Гофман, руководитель проблемной лаборатории Тель-Авивского университета, пришел в воскресенье на работу как обычно, в восемь утра. Солнце уже стояло достаточно высоко, его яркие лучи заливали помещение, и Давид не сразу заметил, что в лаборатории не выключен свет. Оба лаборанта отсутствовали - Габи Гольдберг должен был появиться к двенадцати, что же до Михаэля Корна, то он, судя по всему, в очередной раз проспал. Гофман с досадой защелкал выключателями. Михаэлю следовало бы лучше выполнять свои обязанности. Рассеянность великих ученых хороша в книгах и хороша именно у великих ученых.
Внимательно осмотревшись в аппаратной, Давид обнаружил, что на сей раз лаборант побил все рекорды невнимательности: дверь большого лабораторного шкафа, служившего чем-то вроде неофициального сейфа, была распахнута. Гофман вспомнил, что вчера положил туда книгу, присланную для экспертизы из Иерусалимского Института изучения еврейской культуры в диаспоре. Сейчас шкаф был пуст, если не считать стопки тетрадей, сложенных на верхней полке в незапамятные времена.
Электронные часы над дверью показывали половину девятого. Сегодня Михаэль давал своему шефу все основания для серьезного разговора. Причем сделать это следовало немедленно, не откладывая на вечер.
Гофман решительными шагами направился в свой кабинет, на ходу вспоминая номер домашнего телефона нерадивого лаборанта.
И остановился на пороге в полной растерянности. Михаэль Корн сидел в кабинете шефа, за его письменным столом. Вернее, не сидел, а полулежал в кресле и, похоже, мирно спал. На столе перед ним лежала книга, раскрытая на последней странице. Видимо, Михаэль читал всю ночь, и дочитав, уснул прямо в кресле. Профессор перестал считать количество нарушений. Подойдя к спящему, Давид Гофман нетерпеливо потряс его за плечо и тут же отдернул руку.
Похоже, ему не придется читать нотации. И не только сегодня.
Михаэль Корн, лаборант проблемной лаборатории Тель-Авивского университета, был мертв. Не менее двух часов.
Давид Гофман осторожно взял книгу, лежавшую на столе перед лаборантом, зачем-то вполголоса прочитал название: "Давид Сеньор. Сефер ха-Цваим". Уронил книгу, она громко ударилась о пластиковую поверхность. Этот звук мгновенно утонул в тишине, внезапно окутавшей профессора.
Следовало срочно позвонить. Но куда? В "скорую помощь"? В полицию? Домой?
Сначала в "скорую". Хотя уже поздно, и врачам здесь делать нечего, разве что констатировать смерть.
Гофман, пятясь, вышел из кабинета. Стоять рядом с покойником и набирать номер телефона было выше его сил.
"Скорая" приехала быстро - несмотря на пробки, парализовавшие в утренние часы движение во всем Тель-Авиве. Как и предполагал Давид Гофман, Михаэль Корн умер около шести утра.
- Точнее скажут после вскрытия, - сказал врач, когда санитары вынесли носилки с телом несчастного лаборанта, и профессор внутренне содрогнулся от страшного и обыденного слова "вскрытие". - Я вызвал полицию, они сейчас приедут. Похоже на внезапную остановку сердца. Он что, очень перерабатывал у тебя? Переутомлялся?
Гофман неопределенно пожал плечами. Сказать правду - что лаборант был порядочным лентяем и не только не перерабатывал, но и не работал толком - сейчас это казалось не вполне уместным.
- Позвони родным, - сказал врач, прощаясь. - У него есть родные в Израиле?
- Кажется, есть, - рассеянно ответил Гофман. - Телефон… По-моему, у меня записан… - он полистал блокнот, снял трубку. - Скажи, - спросил он, - когда будут точные результаты?
Врач пожал плечами.
- Не могу сказать, это работа патологоанатомов. Думаю, к вечеру. И так все ясно: сердечный приступ. Он что - репатриант?
- Три года в стране, - профессор послушал долгие гудки в трубке и положил ее. - А что?
- Ну, некоторые и за десять лет не могут адаптироваться к нашему климату. Сам знаешь: влажность, температура… Нет?
Гофман неопределенно пожал плечами.
- Может быть, может быть… - пробормотал он. - Климат… Да конечно… - какая-то неясная мысль, недавно появившаяся, но не сформировавшаяся четко, не давала ему сосредоточиться на словах врача. Тот некоторое время выжидательно смотрел на профессора, потом спросил с легкой тревогой в голосе: