- Ты уверен, что сам не нуждаешься в помощи?
- Что? - Давид удивленно посмотрел на него так, словно увидел впервые. - Ты что-то сказал?
- Я спросил, не нужна ли тебе самому помощь, - терпеливо повторил врач.
- Нет-нет, все в порядке. Я в порядке. Спасибо. Не обращай внимания, - Гофман рассеянно улыбнулся, махнул рукой. Улыбка получилась жалкая, он сам почувствовал это. - Просто я подумал… - он снова замолчал, разочарованно качнул головой. - Нет, не помню. Что-то пришло вдруг в голову.
- Ну-ну, - врач кивнул с некоторым сомнением. - Ладно, тебе виднее. Мне пора. Держи себя в руках. Всякое бывает.
Оставшись один, профессор в изнеможении опустился на диван, стоявший в дальнем углу лаборатории. На глаза ему попалась карликовая пальма в керамической вазе. К вазе была прикреплена табличка: "Я не пепельница". Он вспомнил, что смешную табличку написал умерший лаборант, когда Габи, его друг и напарник, в очередной раз погасил в вазе сигарету. Профессор поспешно отвел взгляд, словно увидел вдруг что-то предосудительное, почти неприличное. Смерть двадцатилетнего парня, казавшегося совершенно здоровым, потрясла его, и столь несерьезное напоминание об этом действительно показалось ему неприличным, почти кощунственным в своем трагическом несоответствии: шутливая табличка - и… Он не мог заставить себя войти в кабинет. Ему казалось, что Михаэль все еще полулежит в его кресле, перед раскрытой книгой… как ее? "Сефер ха-Цваим"?
Вдруг Гофман почувствовал, как мурашки поползли по его спине. Неделю назад, когда пришел из Иерусалима пакет и сопроводительное письмо к нему, это название показалось ему знакомым. Целую неделю он так и не смог вспомнить, почему. В конце концов, мало ли названий - всего лишь, сочетаний слов - откладывалось в его памяти. И вот, только сейчас он вспомнил. И понял, что именно эта мысль мелькнула в его голове во время короткого разговора с врачом.
Гофман быстрыми шагами прошел в кабинет, склонился над книгой. Раскрыл ее на первой странице.
Давид Сеньор. "Сефер ха-Цваим".
Внизу страницы была аккуратно выведена строка - по-видимому, из Торы: "Кто согрешил предо Мною, того сотру я из книги Моей". Три буквы выделялись из строки цветом чернил: буква "hей" была выписана красным, буква "шин" - синим, буква "тет" - зеленым, "hей-шин-тет". Триста девять. Вернее, пять тысяч триста девять. Так автор - или переписчик- обозначил год написания книги - пять тысяч триста девятый по еврейскому летоисчислению, то есть, тысяча шестьсот восемьдесят шестой - по европейскому. Своеобразное щегольство каллиграфиста. Сейчас профессору Гофману виделся особый, зловещий смысл этого стиха: "Кто согрешил предо Мною, того сотру я из книги Моей". Он вспомнил, что связано с этим именем, с этой книгой и с этим годом.
2
На столе перед Натаниэлем Розовски лежал большой лист бумаги, расчерченный на несколько квадратов. Часть квадратов была заполнена аккуратно написанными словами. Квадраты были соединены стрелками, возле некоторых красовались жирно подчеркнутые вопросительные и восклицательные знаки. Алекс Маркин некоторое время с интересом изучал макушку шефа, покрытую редеющими курчавыми волосами, перегнувшись через стол, заглянул в расчерченный листок и вежливо спросил:
- Это каббала? Или решаешь кроссворд?
- В самую точку, - буркнул Натаниэль, не поднимая головы. - Решаю кроссворд.
- Я тебе не мешаю?
- Нисколько. Если хочешь, можешь даже помочь. Вот, например: слово из неопределенного числа букв, обозначающее непорядочное, мягко говоря, отношение клиента к частному детективу. Знаешь?
Маркин подумал и ответил:
- Свинство.
- Мягко. Слишком мягко, - заявил Розовски. - Есть какие-нибудь синонимы? Только покруче.
- Сколько угодно, - сказал Алекс. - Но, в основном, нецензурные.
- Замечательно. Перечисляй. В алфавитном порядке.
Маркин перечислил. На восьмом или девятом, особо закрученном слове, Розовски, наконец, оторвался от своего занятия и с неподдельным восхищением посмотрел на своего помощника.
- Ну, ты даешь, Алекс! - сказал он. - Ты просто зарываешь свой филологический талант в землю.
Алекс рассмеялся. Розовски вздохнул и спросил, вновь возвращаясь к своему занятию:
- Что у тебя на сегодня запланировано?
- Да так, рутина.
- А точнее?
- Отчеты по делам. Хочешь послушать?
- Да, пожалуй… Между прочим, хорошо выглядишь, - сообщил Натаниэль своему помощнику. - Выходные идут тебе на пользу.
Алекс хмыкнул. Он, действительно, выглядел посвежевшим и даже поправившимся - в отличие от традиционно небритого и осунувшегося шефа.
- У меня к тебе еще одно поручение, - сказал Натаниэль. - Выбери, пожалуйста, время и завези вот эту папку в "Байт ле-Ам", - он указал на переплетенную в темный пластик папку.
- Сегодня?
- Вообще-то, надо было вчера. Даже позавчера. Даже неделю назад.
- Хорошо, а что в папке?
- Документы, - ответил Розовски. - Документы по делу Розенфельда. В "Байт ле-Ам" есть один парень, Амос. Ему и отдашь. Внутренняя детективная служба.
Алекс кивнул.
- Ладно, докладывай, - Натаниэль отложил ручку и с удовольствием потянулся. - Ч-черт, хорошо бы сейчас махнуть куда-нибудь денька на два, верно?
- Верно, - Маркин улыбнулся. - Например, в Эйлат.
- Хотя бы… Так что там у тебя сегодня?
Маркин принялся было отчитываться по последним делам, но вскоре замолчал, несколько смущенный рассеянно-отрешенным взглядом шефа.
- Что? - словно очнувшись, Розовски посмотрел на Алекса с легким недоумением. - Почему ты замолчал?
- По-моему, ты меня не слушаешь, - ответил Алекс.
- С чего ты взял? - Натаниэль пожал плечами. - Я слушаю тебя очень внимательно. Значит, говоришь, парень действительно шляется по борделям, но вовсе не за тем, о чем думает его мамаша?
- Именно, - Маркин кивнул. - Только не по борделям, а по борделю. Одному.
- Ясно… И что же мы должны ей сообщить, по-твоему?
- А это уже твое дело, - Алекс развел руками. - Я свое сделал. Вот видеокассета, вот письменный отчет, - он положил названные предметы на стол, перед Натаниэлем.
- Здорово… - Розовски вздохнул. - Позвонить мамаше и сообщить: "Так и так, мадам, ваш мальчик действительно навещает проституток, но не для того, чтобы оставлять у них деньги, а совсем наоборот". Иными словами, сутенерствует парень потихоньку… - он полистал отчет, с видимой досадой отбросил его в сторону, буркнув при этом: "Сукин сын".
Маркин деликатно помолчал, потом спросил:
- Я могу идти? Мне еще два дела надо закончить. Наследство от нашего Габи.
- Габи… - повторил Розовски задумчиво. - Габи… - он что-то вписал в один из квадратов на листе. - Ты иди, иди, спасибо, Алекс, - рассеянно сказал он. - Занимайся.
Алекс поднялся. Видно было, что ему очень хочется спросить о чем-то у шефа, но решился он уже стоя у двери:
- Ты не хочешь сказать, чем занимаешься?
Розовски неопределенно промычал что-то, но потом сжалился:
- Ладно, можешь посмотреть, - Натаниэль подтолкнул лист к нему.
- "Розенфельд"… "Галина"… "Спросить Габи"… Вопросы, требующие немедленного ответа… - прочитал Алекс и недоуменно воззрился на Розовски. - Что это?
- Схема расследования, - коротко ответил Натаниэль.
- Расследования? Мы что - продолжаем заниматься делом Ари Розенфельда?
Розовски промолчал.
Алекс покачал головой.
- Я так полагаю, - сказал он, - что две недели назад нас вежливо попросили закруглиться. И даже оплатили наши старания. Я не прав?
- Прав, прав, - проворчал Розовски.
- Так что же?
Натаниэль пожал плечами.
- Сам не знаю, - ответил он неохотно. - Что-то меня в этом деле зацепило. И мне не хочется оставлять некоторые вопросы без ответов. Понимаешь?
- Например?
- Например… - Розовски кряхтя вылез из кресла, подошел к окну, приспустил жалюзи: - Жарко сегодня, верно?
- Не жарче обычного.
- В холодильнике есть что-нибудь? - спросил Натаниэль.
- Не знаю, сейчас посмотрю, - Офра выпросила у Натаниэля выходной, и сегодня Алексу приходилось, помимо прочего, выполнять обязанности секретаря. Он вышел в приемную и тут же вернулся с двумя запотевшими банками колы. - Устроит?
- Вполне. Так вот, - Розовски с громким хлопком распечатал банку, сделал глоток. - Я помню, что фамилия "Розенфельд" звучала в нашем офисе. Повторяю это еще раз. Что это значит?
- Либо он сам был клиентом, либо кто-то из клиентов упоминал о нем, - ответил Алекс. - Но это может быть никак не связано с обстоятельствами его гибели.
- Согласен, и тем не менее… Я хочу успокоить собственную память, - упрямо сказал Розовски. - Я хочу доказать самому себе, что, во-первых, я не склеротик, а во-вторых - не страдаю галлюцинациями. Поэтому я хочу провести, если можно так выразиться, внутреннее расследование. Ты как - не возражаешь?
Алекс открыл было рот, но в это время раздалась трель телефонного звонка.
- Минутку… - бросил Натаниэль, снимая трубку. - Алло, я слушаю. Ронен?… - Розовски мельком глянул на Алекса, кивком указал на дверь. Маркин вышел из кабинета. - Привет, Ронен, как дела? Что-нибудь прояснилось?
- Эксперты выражают сомнение в том, что Ари Розенфельд убит из собственного револьвера, - мрачно сообщил инспектор. - Как тебе это нравится?
- А-а… - Розовски вздохнул. - Я никогда особо не доверял экспертам, ты же помнишь. Они создают иллюзию достоверности и точности. А на самом деле, эксперты, прежде всего - люди. То есть, вполне могут ошибаться. На них ведь тоже оказывают влияние субъективные факторы. Настроение. Состояние желудка в момент проведения экспертизы. И так далее. Не стоит расстраиваться по этому поводу.
Инспектор Алон некоторое время осмысливал слова Натаниэля, потом спросил:
- У тебя проблемы?
- У меня? - Розовски сделал удивленное лицо, словно инспектор мог его видеть. Правая его рука продолжала чертить каракули на листе бумаги. - С чего ты взял?
- Что я - не помню твоих привычек? Если у тебя что-то не получалось, ты ударялся в философствование.
- Серьезно? - теперь Натаниэль удивился по-настоящему. - Вот не замечал. Спасибо, что сообщил. Так что там с экспертизой?
- Пуля сильно деформировалась от удара в стену, - продолжил Алон. - Поэтому…
- Револьвер Левински? - лениво спросил Натаниэль.
- Ты догадался? Или предполагал что-то подобное?
- Ничего я не предполагал, - ответил Натаниэль. - Просто это логично…
- Тебя это, как будто, не очень заинтересовало? - в голосе инспектора Алона слышалось неприкрытое разочарование. - А я-то надеялся…
- Очень, Ронен, очень. Только, видишь ли, - Розовски замялся, - видишь ли, я… В общем, у меня это дело забрали.
- В каком смысле?
- В самом прямом. Ты ведь и сам прекрасно понимаешь, что моим клиентам нужно было не расследование, а подбор доказательств вполне определенной версии. А убийство Галины Соколовой подвело черту под этим плодом их изобретательного ума. Собственно, ты так и сказал тогда, в гостинице.
- Ну-ну, - сказал инспектор. - Выходит, плакали твои денежки?
- Выходит. Какие уж тут деньги.
Ронен Алон немного помолчал.
- А ты как? - осторожно спросил он. Розовски не услышал в его голосе злорадных ноток, и был этим приятно удивлен. - Успел что-нибудь накопать? Или нет?
- Д-да как тебе сказать… - нехотя произнес Натаниэль. - И да, и нет. Просто у меня появилось невероятное количество недоуменных вопросов. И, должен тебе признаться, это очень неприятное чувство - остаться с кучей вопросов, на которые, возможно уже никогда не удастся найти ответы. Понимаешь?
- Да, это противно, - сказал инспектор. - А тебе, значит, очень хочется получить ответы?
- Странный вопрос.
- В таком случае, может быть поделишься со мной информацией, которую успел собрать?
- Пожалуй, - ответил Розовски. - Почему бы и нет? Хотя, что можно успеть за неполных два дня следствия?
- Неважно, поделишься?
- Отчего же, конечно…
- Ну, ладно, если у тебя будут какие-нибудь новости по этому делу, дай знать.
- Обязательно, Ронен. Спасибо, что не забываешь.
- Не за что, - сказал инспектор Алон. - Кстати, адвокат покойного, по-моему, доставит твоим бывшим клиентам несколько неприятных минут, ты не находишь?
- В каком смысле?
- Он ведь собирается взыскать с "Байт ле-Ам" страховку в пользу наследницы, Елены Соколовой. Так что, не исключено, что они опять обратятся к тебе. Чтобы ты накопал им улик уже против дочери, - Ронен засмеялся.
- С них станется… - проворчал Розовски. - Нет уж, с меня этих игрушек хватит. Спасибо, Ронен, еще раз, если мне придет в голову что-нибудь стоящее, обязательно позвоню.
Инспектор дал отбой.
- Алекс! - крикнул Натаниэль. - Я ведь просил взять папку и отвезти в "Байт ле-Ам"!
- Но ты не говорил, что я должен сделать это немедленно, - тотчас отозвался Алекс.
- Зато сейчас говорю, - раздраженно заметил Натаниэль. Собственно, с чего это он так разозлился на Алекса? Просто плохое настроение после разговора с Алоном? Нервы ни к черту стали. - Своих бумаг тут черт-те сколько, так еще и эти… И почему это Офры сегодня нет?
- Ты ее отпустил на сегодня.
- Да? - Розовски задумался. - В таком случае послушай автоответчик, может быть, кто-нибудь звонил… - он не договорил.
Адвокат.
Он должен был связаться с ним еще тогда, после убийства Соколовой. Хотя бы для очистки совести. Профессиональной совести. Розовски вновь пододвинул себе папку, раскрыл ее.
- Где же номер… ага, вот! - он нашел визитную карточку. "Цвика Грузенберг. Адвокат", - прочитал он. Сверху, чьей-то - видимо, Амоса - рукой было приписано: "Адвокат Розенфельда".
Теряем квалификацию. Если посчитать, сколько промахов он совершил за неполных два дня расследования, то… Натаниэль сокрушенно покачал головой. И правильно, что они прекратили следствие. С таким сыщиком… Продолжая мысленно ругать себя за профессиональную несостоятельность, Розовски набрал номер адвокатской конторы. Услышав: "Шалом, вы позвонили в офис адвоката Цви Грузенберга," - произнесенное певучим девичьим голосом, он сказал:
- Я бы хотел переговорить с господином Грузенбергом.
- Господин Грузенберг сейчас занят. Он беседует с клиентом, - с теми же певучими интонациями ответила секретарь. - Перезвоните позже. Или сообщите мне о своем деле, я доложу адвокату, как только он освободится.
- Могу ли я договориться с ним о встрече? - спросил Натаниэль.
- Я могу записать вас на прием, - любезно сообщила секретарь.
- Очень хорошо. Запишите, пожалуйста.
- Вас устроит следующий четверг?
- Ни в коем случае! Максимум - завтра. А вообще-то - меня устроит сегодня. В течение ближайшего часа. Хорошо?
- Увы, это невозможно.
Натаниэль начал терять терпение.
- Девочка, - сказал он, - скажи своему хозяину, что, в таком случае, ему придется встречаться со мной не в своем, а в моем офисе! - он забыл, что уже не служит в полиции. "И черт с ним," - подумал Натаниэль.
Секретарь адвоката явно встревожилась.
- Если вы скажете мне, по какому делу хотите встретиться с адвокатом, может быть, я постараюсь что-нибудь для вас сделать.
- Вот-вот, постарайтесь, - Розовски снова перешел на вежливо-просительный тон. - Я расследую обстоятельства гибели одного из ваших клиентов. Мне необходимо получить от господина Грузенберга некоторую информацию.
После небольшой, но достаточно заметной паузы секретарь ответила:
- Соединяю вас с адвокатом. Подождите немного, - в ее голосе исчезли певучие интонации.
"Давно бы так", - подумал Натаниэль, слушая в трубке убаюкивающую музыку. Музыка прервалась щелчком.
- Адвокат Грузенберг слушает, - произнес хорошо поставленный баритон.
- Детектив Розовски, - представился Натаниэль, опустив слово "частный".
- Слушаю вас, детектив.
- Я занимаюсь делом Ари Розенфельда. Он был вашим клиентом?
- Да, - коротко ответил адвокат.
- Вы могли бы уделить мне несколько минут для личной встречи?
Пауза. Адвокат, видимо, обдумывал отказ. Натаниэль представил себе Цви Грузенберга - массивного, с двойным подбородком и прочими атрибутами сидячей жизни. Образ вполне соответствовал бархатному голосу. Он попытался придумать веские причины, которые подействовали бы на адвоката и убедили его назначить встречу. Но Грузенберг, неожиданно для него, произнес:
- Да, разумеется. Когда вам удобно?
- Ммм… Лучше всего - прямо сейчас. Скажем, минут через десять, - говоря это, Розовски скосил взгляд на карточку с адресом. Да, он вполне успеет добраться за десять минут. - Вас устроит?
- Устроит, - не задумываясь, ответил Грузенберг. - Скажете секретарю, что вы из полиции.
Розовски положил трубку и вышел в приемную.
- Алекс, - сказал он великодушно. - Можешь не спешить. Я сам завезу папку в "Байт ле-Ам". Только дай ключи от машины.
- Тебе звонил Давид Гофман, - сообщил Маркин, отдавая ключи. - Только что, по второму телефону. По-моему, у него что-то случилось.
- Да? - Натаниэль озадаченно посмотрел на помощника. - Что именно?
- То ли несчастный случай в лаборатории, то ли еще что-то в этом роде. Похоже, есть пострадавшие.
Розовски нахмурился.
- Ч-черт… Я всегда полагал, что он занимается безобидными вещами. Скажи на милость, какие несчастные случаи могут иметь место при изучении древних рукописей?
- Понятия не имею. Разве что инфаркт от скуки. По-моему, скучнее работы архивариуса может быть только…
- Работа частного сыщика, - закончил Розовски. - И не какого-нибудь, а израильского. Вон, посмотри кино про американцев. Жизнь кипит! Они убивают направо и налево, их убивают. Одних машин за неполных два часа разбивают вдребезги на хороший миллион. А у нас… - О-хо-хо… - он тоскливо вздохнул. - Неужели и для старого друга я отныне не более, чем полицейская ищейка?
- Экс-полицейская.
- Все равно.
- Может там, действительно, что серьезное, а? - спросил Алекс после деликатной паузы. - По нашей части? Все-таки, профессор Гофман серьезный человек.
Розовски хмуро ответил:
- В девяносто девяти процентах случаях люди страдают по естественным, некриминальным причинам. Но окружающие зачастую абсолютно уверены, что непременно присутствует чей-то злой умысел. Эта уверенность нисколько не зависит от уровня интеллекта и профессии подобных людей. Одна моя клиентка пребывала в твердой уверенности, что ее мужа отравила медсестра в больнице. Дама, между прочим, с двумя дипломами. Правда, с другой стороны, кроме этих девяносто девяти процентов существует и тот один, которым занимается полиция.
- И мы.
- Именно… Значит, ничего более конкретного не сказал?
- Не сказал. Просил, чтобы ты позвонил, как только освободишься. Так, может быть, я отвезу документы?
- Не надо, позвоню из машины. Ты заканчивай отчеты. Пока!