3
Адвокат Грузенберг, вопреки фантазиям Розовски, оказался молодым, спортивного сложения парнем, почти одного роста с Натаниэлем. Правда, сшитый явно на заказ у дорогого портного костюм и строгой расцветки галстук существенно отличались от вылинявшей футболки и джинсов детектива, не говоря уже о модных туфлях адвоката.
Рукопожатие тоже оказалось под стать внешности - энергичным и коротким.
- Кофе, чай, кола? - спросил Грузенберг, предложив посетителю кресло и сев напротив.
- Ни то, ни другое, ни третье, - Натаниэль улыбнулся. - Спасибо.
- В таком случае, - адвокат развел руками, - слушаю вас.
- Прежде всего, давайте внесем ясность, - сказал Натаниэль. - Я - не полицейский. Я - бывший полицейский. Сейчас - частный детектив. Работаю на компанию "Байт ле-Ам". И у вас есть полное право выставить меня отсюда, не вступая ни в какие объяснения.
И снова Грузенберг удивил детектива. Он некоторое время молча смотрел на Розовски ничего не выражающим взглядом, потом засмеялся.
- Я знаю, - сказал он. - После вашего звонка, я связался с полицией. Там мне сообщили, что офицера по фамилии Розовски у них нет. Был, но уже четыре года, как уволился.
- Ага, - Натаниэль облегченно вздохнул и тоже рассмеялся. Адвокат явно вызывал у него симпатию. - Значит, как я понимаю, выставлять меня вы не собираетесь?
- Пока. Пока - не собираюсь. Несмотря на то, что вы, фактически, являетесь моим противником. Вы же хотите помочь страховой компании не оплачивать страховой полис моего клиента. Верно?
- Покойного, - поправил Натаниэль.
- Это не имеет значения в данном случае, - возразил адвокат. - У покойного есть наследники. Да и полис, к слову, подлежит оплате именно в случае прибавления к фамилии столь прискорбного эпитета.
- Да, верно. Что касается моей помощи… - Натаниэль покачал головой. - Я не собираюсь ничего подтасовывать. Мое дело - провести следствие. И выявить - если удастся - преступника. А дело "Байт ле-Ам"… что ж, это, в конце концов, их дело. Мне, в общем-то, наплевать на истинные причины, побудившие их к самостоятельному расследованию. Но они платили - и я работал.
- Да-да… - с некоторым сомнением в голосе произнес адвокат. - Не хочу вас ни в коем случае подозревать в попытке подтасовать факты. Но ведь полиция уже ведет расследование. Неужели вы располагаете большими возможностями?
- Нет, я бы не рискнул утверждать такое, - ответил Розовски. - Возможности мои, конечно же, более ограничены, чем у полиции.
- Вот видите, - вставил адвокат. - Следовательно…
- Минутку! - Натаниэль поднял руку. - Возможности меньше, но они - иные, понимаете? У меня больше работы с русскими, чем у полиции. И потом: у них много дел. Поверьте, я ведь сам был, в свое время, офицером полиции. Инспектор одновременно ведет несколько дел, разной степени сложности. Немудрено при этом что-то упустить, чего-то не заметить, - он едва не покраснел при этих словах. "Уж кто бы говорил…"
Цви Грузенберг немного подумал.
- Возможно, вы правы, - сказал он. Сомнение в его голосе, впрочем, не исчезло. - Во всяком случае, я тоже нисколько не против параллельного расследования. Кстати, как вы сами относились к частным детективам в бытность свою полицейским? - с любопытством спросил адвокат.
- Плохо, - смеясь, ответил Розовски. - Очень плохо. Вы даже не представляете, насколько плохо. Они все время путались у меня под ногами. Хуже, чем к частным детективам, я, пожалуй, относился только к репортерам. Но, в то же время, они вынуждали меня работать без ошибок, - он немного подумал и пояснил. - Я имею в виду и репортеров, и частных сыщиков. Конечно, ошибки все равно были… Я, собственно, заехал к вам по дороге в компанию. Еду сдавать дела, - и он показал адвокату папку, которую держал в руках.
Адвокат развел руками.
- В таком случае, я просто ничего не понимаю, - признался он. - Вы не полицейский. В данном случае, вы и не частный детектив, нанятый компанией. Вы просто…
- Любознательный человек, - подсказал Розовски. - У меня чрезвычайно развито любопытство, можно даже сказать, болезненное любопытство. Я могу лопнуть, если не узнаю то, что хочу узнать. Это произойдет на ваших глазах, в вашем кабинете. И память о кошмарном зрелище будет вас преследовать всю жизнь.
Цви Грузенберг снова рассмеялся.
- Знаете, а вы мне нравитесь, Натаниэль.
- Вы мне тоже, Цвика, - вполне искренне сказал Розовски. - Честное слово, я просто хочу прояснить кое-какие моменты. Не для следствия. Для себя. Понимаете - профессиональная этика.
- Понимаю, - сказал адвокат. - Иногда, после слушаний дела, мне тоже хочется еще раз повторить все сначала. Просто для себя. Что бы вы хотели от меня услышать?
- Расскажите мне о своем клиенте.
- Что именно?
- Все, что сочтете нужным. Все, что казалось вам интересным в этом человеке. Он ведь казался вам интересным человеком, верно?
- Верно. Был врачом. Вдруг, приехав к нам, проявил себя недюжинным коммерсантом. Хорошо образован… - адвокат замолчал. Розовски тоже молчал, выжидательно глядя на него.
- Вот, - сказал Грузенберг. - Вот, пожалуй то, что казалось мне непривычным: для бизнесмена он выглядел чрезмерно деликатным человеком.
- Деликатным? - Натаниэль усмехнулся. - Действительно, странное качество для бизнесмена, тем более - русского.
- Именно! - подхватил адвокат, не почувствовав иронии в словах сыщика. - А в остальном… Обычный клиент.
- Бывали случаи… какие-то проблемы с оплатой ваших услуг?
- Нет, ни разу. Вы правильно задаете вопрос, я дорогой адвокат. Мои гонорары весьма внушительны, и я этого не скрываю. Я беру много, но и делаю много. Может быть, больше некоторых моих коллег.
- Деликатен, обязателен в денежных вопросах… Что еще вы можете сказать о нем?
- Вас интересует его биография? - спросил адвокат.
- Нет, с ней я уже познакомился.
- В таком случае, это все.
Розовски помолчал немного. Цви Грузенберг несколько раз взглянул на часы. Розовски заметил это, но сделал вид, что не понимает намека.
- Как вы думаете, - спросил он, - что могло быть причиной убийства?
- Не представляю, - адвокат развел руками. - Разумеется, это не самоубийство и не случайное ограбление - как первоначально считала полиция. Но что… Не знаю.
- А что вы можете сказать о его жене? Она тоже была вашей клиенткой? - спросил Натаниэль.
- Нет, разумеется. Она ведь… - он нахмурился и замолчал.
Розовски вежливо помолчал, потом сказал:
- Несчастья слишком активно преследовали эту семью в последнее время, вы не находите?
- Вы правы.
- Вы встречались с нею?
- Нет, не успел. Только говорил по телефону.
- Когда именно?
- По-моему… - он поднялся из кресла, прошел к столу, полистал лежащий там ежедневник. - Да, вот: две недели назад. В день ее прилета.
- Сами позвонили?
- Нет, конечно. Я и не знал, когда она приезжает… то есть, знал, что должна приехать, это ведь условие полиса, я сам ей об этом писал, но когда именно - она не сообщила.
- Значит, она?
- Да, сказала, что муж в письме - последнем письме - велел ей сразу же по приезде связаться со мной. В случае, если с самим Розенфельдом что-то случиться.
- Ага! - Натаниэль подался вперед. - Значит, Розенфельд подозревал, что с ним может что-то случиться. А вам? Вам он никогда не говорил об этом? Не обязательно прямо. Не говорил ли он вам что-либо, что могло бы вызвать… ну, скажем, обеспокоенность?
- Нет. Я такого не помню, - твердо ответил адвокат. - Мы с ним говорили только о делах. И потом: напрасно вы думаете, что я виделся с ним очень часто. Это совсем не так. В этом он был типичным русским: крайне редко прибегал к моим услугам.
- Вы не консультировали его по делам компании "Интер"?
- Нет, никогда. Только по личным.
- Понятно… Вернемся к Галине Соколовой. - Вы разговаривали с ней только один раз?
- Да.
- И тогда же, во время разговора, вы ей посоветовали обратиться ко мне? Почему ко мне? Почему не в полицию?
- Обратиться к вам? - адвокат выпрямился и покачал головой. - Вы что-то путаете, господин Розовски. Честно говоря, я даже не подозревал о вашем существовании. До сегодняшнего дня. Я вовсе не рекомендовал ей обращаться к вам. Да и не мог этого сделать. Скорее, я бы действительно порекомендовал ей обратиться в полицию. Но, думаю, и в такой рекомендации она не нуждалась.
4
Распрощавшись с адвокатом - он сделал это довольно рассеянно, думая о своем, так что, не исключено, что Грузенберг немного обиделся, - Натаниэль сел в машину, но отъехал не сразу. Он вдруг почувствовал безумную усталость, скопившуюся за последние сумасшедшие дни. Настолько внезапную и настолько сильную, что даже минимальное усилие - такое, например, как поднять руки и положить их на руль - казалось просто невозможным.
Во время службы в полиции ему приходилось расследовать убийства не раз и не два, но в последние годы, став частным детективом, он почти не имел дело с тем, что на языке юстиции именуется "преступление против личности". Он вскрывал хитроумные обманы, выводил на чистую воду мошенников и аферистов, наживающихся на наивности своих сограждан. Хватал за руку вороватых продавцов и нечестных хозяев. Даже несколько раз улаживал серьезные семейные конфликты. Но ни разу не приходилось ему - со времени открытия частного агентства - сталкиваться с насилием и, тем более, убийством. Дело Розенфельда оказалось первым.
"И последним, - подумал он. - Похоже, у меня сдают нервы."
Он вдруг вспомнил, как вот так же сидел в машине - несколько дней назад - у гостиницы "Мацада" - и наблюдал, как санитары с носилками, направились к белой машине с красной шестиконечной звездой. Странно, что тогда рядом не оказалось зевак, никто не остановился поглазеть на страшный груз, прикрытый пластиком.
Он вздохнул. Так быстро ушла в небытие его полицейская толстокожесть. Неправда, что люди легко и ко всему привыкают. Отвыкают они еще быстрее.
От меланхолии Натаниэля отвлек нахальный "форд-транзит", нервно и нетерпеливо требовавший уступить место у тротуара. Розовски повернул ключ зажигания и выехал, великодушно уступив ему место.
Почти автоматически управляя автомобилем, Натаниэль выбрался было за город. Состояние некоего шока, поразившие его в конторе Цвики Грузенберга, не проходило. Как же ему сразу не пришла в голову простейшая мысль о том, что звонок "Галины Соколовой" мог оказаться мистификацией. Более того, он, почему-то, вообще не подумал об этом. Такой прокол мог иметь лишь одно объяснение: зная о скором (или уже состоявшемся) прилете вдовы Розенфельда, Натаниэль подсознательно был готов к звонку от нее. А подсознание мужчины, как известно, своеобразно реагирует на звук грудного женского голоса с чуть завуалированными нотками страха, так что…
- Ладно, - пробормотал Натаниэль, - будем, как говориться, решать проблемы в порядке их поступления.
Взяв с правого сидения листок, расчерченный на квадраты, он вычеркнул слова: "Визит к адвокату", но вместо них крупно вписал: "Звонок Соколовой", поставил два восклицательных знака, подумал, добавил еще один и жирно подчеркнул.
- Вот так, - удовлетворенно произнес Натаниэль, полюбовавшись на эту работу. - А теперь… - он взглянул на часы и решительно повернул руль. Мысль о посещении "Байт ле-Ам", ради которого он, собственно, и позаимствовал в очередной раз машину помощника, почему-то, так и не пришла ему в голову, зато Розовски очень удачно вспомнил, что договаривался о встрече с вице-президентом компании "Интер". Правда, не на сегодня, а на прошлый четверг, но, в конце концов, Израиль - не Германия, и пунктуальность в число добродетелей его граждан как не входила прежде, так и теперь не входит.
- И, в конце концов, что такое три дня опоздания по сравнению с вечностью? - риторически вопросил Розовски. - Такой же нуль, как и три года, - ответил он, перефразируя знаменитую фразу гашековского героя о зауряд-прапорщике и величии природы.
5
Выйдя из машины и направившись к служебному подъезду, вывеска у которого гласила о том, что компания "Интер" находится именно в этом здании и, конкретнее, на четвертом этаже его, Натаниэль почувствовал легкое похлопывание по плечу.
Он обернулся.
- В чем… А, это ты, Зеев. Привет, как дела?
- Нормально, привет, Натан, - ответил Баренбойм. - Что ждем, что разглядываем?
- Архитектурные излишества, - буркнул Натаниэль. - Слушай, Зеев, не имей привычки неожиданно возникать за спиной. В следующий раз я тебя пристрелю. Ты хоть фильмы американские смотришь? Бах - а потом: о Ах, черт, ошибка вышла…".
Баренбойм засмеялся.
- Ладно, не пугай, - сказал он. - И потом: ты ведь не носишь оружия.
- Раз в год и палка стреляет, - мрачно сообщил Натаниэль. - А иногда не раз в год, а чаще.
- Все, сдаюсь, больше не буду… Как там дело Розенфельда?
- Никак, - ответил Розовски. - Я его больше не веду.
- Почему?
- Потому.
Немного подумав, Баренбойм осторожно спросил:
- У тебя неприятности?
- Наоборот, - Натаниэль широко улыбнулся. - У меня все замечательно. А у тебя?
- Нормально, - Баренбойм пожал плечами. - Нормально. Вот, хочу зайти к Левински.
- По делу?
- Да. Заранее договорился.
- Я знаю, - рассеянно заметил Розовски. - На той неделе, по телефону.
Баренбойм слегка растерялся.
- Верно, - сказал он. - Откуда ты знаешь?
- Что?… - по-прежнему, рассеянно переспросил Розовски.
- О том, что я договорился.
- Это я договорился, - пояснил Розовски. - От твоего имени. Извини, забыл тебя предупредить. Ты не обижаешься?
- Нет, - Баренбойм растерялся еще больше. - Я не обижаюсь, но…
- Вот и слава Богу, - сказал Розовски. - А то я бы очень неловко себя чувствовал, если бы ты обиделся. Я человек деликатный, ты же знаешь. А раз ты не обижаешься, то сейчас к нему пойду я, а ты пойдешь завтра.
- А зачем он мне завтра? - спросил Зеев. - Он мне сегодня нужен.
- Так не бывает, - объявил Розовски. - Люди нужны друг другу каждый день. Верно? - и он тут же обругал себя: "Правду сказал Алон. Идиотская привычка - философствовать в плохом настроении".
- Но сегодня у меня к нему дело. А завтра?
- Дело решу я, - великодушно сообщил Натаниэль. - А завтра ты что-нибудь придумаешь. Неужели тебе не о чем будет с ним поговорить завтра?
Баренбойм пожал плечами.
- Всегда есть о чем поговорить с земляком, - сказал он, явно сдаваясь. - Что-нибудь придумаю. В крайнем случае - попрошу взаймы. Он, конечно, не даст.
- А тебе нужно?
- Зачем? Я сам могу дать взаймы. Но с чего-то же нужно начинать разговор.
- Скоро появятся новые купюры - пятьсот шекелей, - сообщил Розовски. - Предложи Левински за тысячу.
Баренбойм рассмеялся.
- Все еще помнишь? А что тут особенного? Это была нормальная и совершенно невинная сделка. Кстати, абсолютно честная.
- Не сомневаюсь. Как ты говорил в те времена? Работать нужно или честно, или так, как Баренбойм?
- То есть - очень честно, - подхватил Зеев-Владимир.
Речь шла о первой удачной коммерческой сделке Баренбойма. Он взял стошекелевую купюру и позвонил по номеру, отпечатанному на ней. После чего у него состоялся следующий разговор:
- Поздравляю, у меня есть для вас сувенир, - сказал Баренбойм человеку, поднявшему трубку. - Ваш телефонный номер соответствует номеру купюры достоинством в сто шекелей. Я держу купюру в руках. Если хотите, я продам ее вам за пятьсот.
Человек, с одной стороны, обалдел от такого нахальства, а с другой - неожиданно загорелся желанием иметь столь уникальную визитную карточку. Сделка состоялась.
- Да, - сказал Баренбойм, отсмеявшись. - Золотые были времена…
- Договорились? - спросил Розовски.
- Ладно, - Баренбойм махнул рукой. - В таком случае, просто передай ему привет. Пока, Натан.
- Спасибо, непременно передам, - пробормотал Розовски себе под нос и направился в подъезд.
Лифт поднял его на четвертый этаж. Розовски осмотрелся, пытаясь сориентироваться среди бесчисленного, как ему показалось, количества дверей справа и слева по коридору.
Судя по указателю рядом с лифтом, все, что здесь находилось, так или иначе относилось к компании "Интер". "Богато живут!" - Натаниэль хмыкнул. Странно, но его скепсис по отношению к человеку или предприятию всегда был обратно пропорционален материальному положению последнего. Видимо, сказывались остатки коммунистического воспитания, полученного в детстве в советской школе.
Розовски неторопливо пошел по длинному темному коридору, читая таблички над дверями. Искомое помещение, в полном соответствии с законами Чизхолма, оказалось в самом конце. Как и предполагал Натаниэль, секретарь - юная миниатюрная смуглянка с химическим беспорядком на голове - не обратила внимания на дату назначенного приема, а лишь на фамилию. Набрав номер шефа и сообщив, что к нему пришел некто Баренбойм, она положила трубку и, стандартно улыбнувшись, предложила Натаниэлю немного подождать:
- Господин Левински через несколько минут освободится, и вы войдете.
В ответ на ее улыбку Розовски улыбнулся отнюдь не механически. Он испытывал симпатию к смуглым девушкам с выбеленными краской завитыми кудряшками. Симпатия эта имела скрытый, но глубокий смысл. Поскольку мода на светлые волосы (вне зависимости от цвета кожи обладательницы) появилась в Израиле около четырех лет назад, то есть с началом Большой алии из СССР, Натаниэль считал, что ее (моды) возникновение имеет тот же первотолчок, что и его решение об открытии частного агентства, а именно - появление на улицах еврейского государства бывших советских граждан и гражданок, в том числе - блондинок. Поэтому стройные смуглянки с рыжими и просто белыми прическами казались ему причастными к некоему тайному сообществу, к которому и он имел удовольствие принадлежать. Правда, в настоящий момент он уже был готов к тому, чтобы определить упомянутое сообщество как тайный союз дураков.
Секретарь больше не улыбалась. Видимо, посетители не вызывали в ней особой симпатии. А может быть, запас улыбок был ограничен. Так или иначе, она вернулась к исполнению своих обязанностей - щелканью на компьютере, а Розовски принялся рассеянно разглядывать приемную.
Дверь кабинета отворилась, оттуда вышла женщина необыкновенной внешности, Натаниэль даже встал, словно собираясь представиться. Строгое деловое платье на ней казалось сверхлегкомысленным, и вообще: ей следовало осчастливливать людей на светских раутах, но уж никак не терять жизнь в бесконечных коридорах компании "Интер". Он уже собрался сообщить ей что-то подобное, но красавица равнодушно скользнула по нему взглядом холодных прозрачно-голубых глаз и скрылась за дверью соседнего кабинета.
- Боже, о чем я? - пробормотал Розовски. - Какие светские рауты могут быть в нашем Израиле? - и он тяжело вздохнул.
Видимо, вздох его был достаточно громок, потому что секретарь оторвалась от компьютера и сказала - без улыбки:
- Можете войти.