– Давай за это выпьем! – неожиданно предложила она и прищурила большие глаза с умело наложенными на веки легкими тенями. – По бокалу хорошего вина, а?
– Я не могу, – скучно сказал Серов и тут же нашел достойную отговорку: – Мне вести машину, а тебе мы можем заказать малагу или шампанское. Кстати, есть сладкий кипрский мускат.
– Одна не хочу.
Полина сразу как-то потухла и замолчала, опять погрузившись в себя. Неслышно ступая, подошел официант с подносом, расставил перед ними вазочки и тарелочки с заказанными блюдами и, тактично решив не нарушать интим молчания, не пожелал им вслух приятного аппетита, а поклонился и молча исчез.
– Вон, видишь, как они бегут? – почти шепотом сказала Полина.
Сергей проследил за ее взглядом и увидел стекавшие по оконному стеклу капли дождя – время от времени порыв ветра бросал их на стекло, и они скользили вниз, оставляя за собой короткие мутные дорожки, которые пересекали и смывали новые капли, принесенные очередным порывом ветра.
– Так и люди оставляют след лишь в своем поколении и живут, пока их помнят. Редко кому удается оставить след надолго… Мы ведь тоже исчезнем, Сережа.
Из ее глаза – правого, зеленого – выкатилась маленькая прозрачная слезинка, скользнула по высокой скуле и скатилась по щеке. Совсем как дождевая капля за окном.
– Полина! – окликнул девушку Серов, стараясь отвлечь от мрачных мыслей.
– Да, я здесь, я никуда не уходила, – она натянуто улыбнулась и вдруг рассмеялась и попросила: – Возьми вина, я выпью бокал! Только не очень крепкого.
Официант мигом принес заказанное. Полина, взяв бокал за ножку правой рукой и положив подбородок на тыльную сторону левой кисти, заглянула Сергею в лицо.
– Ты не боишься? – ее пухлые губы коснулись вина в бокале, словно целуя, и Серов представил, как она могла бы прикоснуться губами к его губам.
– Чего?
В горле у него слегка пересохло, и есть совершенно расхотелось. Ему хотелось подхватить на руки сидящую напротив женщину, покрыть ее всю поцелуями, зарыться лицом в золотые кудри и предаться безумству любви.
Нет, наверное, они сумасшедшие, и он и она! А он в особенности.
– Вот этого! – Полина поставила бокал на стол и показала на свой зеленый глаз. – Не боишься?
– Твоих разных глаз? Почему я должен их опасаться?
– Зеленый глаз – "глаз ведьмы"! – она улыбнулась, и ему вдруг показалось, что за этой улыбкой стоит такая пропасть лет! Что эта улыбка досталась ей от Евы, уговорившей Адама попробовать райское яблочко с древа добра и зла. Наверное, все женщины в чем-то колдуньи и ведьмы?
– Так говорила моя мама, – Полина погрустнела, но тут же встряхнула головой, рассыпая по плечам волосы. – "Глаз ведьмы" может погубить.
– Нет, я не боюсь, – помедлив, ответил он.
– Может быть, зря? Хотя, чего тебе бояться? Скоро все закончится и останутся лишь воспоминания, в том числе и о сегодняшнем дне. Все определено заранее, и мы невольники Судьбы.
– В чем-то да, но в остальном – нет.
– Тогда за свободу! – она сделала большой глоток вина и решительно отставила бокал в сторону.
Больше они к этому разговору не возвращались. Обсуждали нашумевший фильм, потом заговорили о живописи и быстро сошлись на том, что оба совершенно не понимают модернистских направлений и предпочитают старые добрые школы, вроде голландцев или русских классиков.
После обеда Полина попросила покатать ее по городу – просто так, без всякой цели – и, устроившись на заднем сиденье, свернулась там калачиком, как кошка. Разве только не мурлыкала от удовольствия.
Однако когда он решил, что Полина задремала, она вдруг приподнялась, взглянула в окно и разочарованно протянула:
– Уже домой? Я не хочу!
– Куда прикажете? – шутливо спросил Сергей.
– В парк! Мне так давно хочется прокатиться на карусели.
Он послушно свернул к парку, и они подошли к сияющей огнями большой карусели, установленной неподалеку от входа. Играла музыка, у детишек горели от восторга глаза, как это бывает только в детстве, когда вся жизнь кажется сплошным праздником.
– Я куплю билеты. – Серов хотел отойти к кассе, но Полина уцепилась за рукав его куртки и отрицательно мотнула головой.
– Не нужно.
– Почему? – удивился он. – Ты боишься, что закружится голова?
Кстати, не закружилась бы она у него самого, не то как потом добираться до дому? И так сегодня навалилось столько всякого.
– Нет, я боюсь разрушить мечту, – тихо ответила она и, как потерянная, потихоньку побрела обратно к машине.
До ее дома они ехали молча. Впрочем, особенно поговорить некогда: минут через десять были уже на месте.
– Проводи меня, – выходя из машины, попросила Полина, и у Сергея почему-то бешено заколотилось сердце.
Он взял ее под руку и, чтобы в голову не лезли разные мысли, попытался сосчитать число шагов до дверей подъезда, но сбился, решил развернуть ее к себе и сказать, что она начинает его мучить и что если в ней есть хоть капля…
– Не надо, – она сама обернулась к нему и приложила к его губам кончики пальцев.
Потом приподнялась на цыпочки и быстро поцеловала его, коснувшись обветренных, слегка шершавых губ Серова своими горячими мягкими губами, разбудившими в нем бурю желаний. Он хотел обнять ее, прижать к груди, погладить по рыжим кудрям, но Полина ловко выскользнула из кольца его рук и скрылась за дверью…
Заснул Сергей не раньше половины третьего – воспоминания о поцелуе Полины томили "няньку", не давали покоя, горячили кровь и сладко дурманили голову. Он уже не вспоминал ни о Лариске, ни об Эльвире – они казались ему далекими и нереальными, а Полина была рядом, в плоти и крови, да еще в какой плоти! Эта плоть влекла и манила его, сводила с ума и заставляла строить, совершенно безрассудные планы. Нет, наверное, они действительно оба сумасшедшие, причем он в большей степени, и это ему, а не ей надо бы поехать в Швейцарию и подлечиться в престижном санатории под присмотром маститых профессоров. Боже, как быстро эта молодая женщина захватила его в плен! Но ведь и она сделана не из стали и камня, в груди у нее живое сердце, а не кусок гранита, иначе зачем она поцеловала его? Значит, Сергей ей не безразличен? А может, это просто привычная для нее форма благодарности за хорошо проведенный день?..
В восемь утра он был на посту напротив ее подъезда. Не в силах высидеть в машине, Серов вылез из нее и начал расхаживать, стараясь успокоиться. Кстати, почему ему не дали телефон квартиры Полины? Может, попросить его под благовидным предлогом проверки, дома ли она, когда они расстаются, и вообще на всякий случай.
"Брось, – остановил он себя. – Ты просто хочешь потрепаться с ней вечерком, хочешь услышать ее голос, и если не получишь ее номера, дашь свой, в надежде, что она сама позвонит тебе. К несчастью, это становится для тебя необходимым, а подобную болезнь не так-то просто вылечить".
На улице было прохладно, но тучи за ночь разогнал ветер, дома и деревья после дождя казались умытыми, и с трудом верилось, что всего несколько дней назад город буквально задыхался от изнуряющей жары.
Примерно через полчаса Серов начал терять терпение: неужели она не видит его в окне и не собирается выходить?
Обернувшись на звук хлопнувшей двери, он увидел Полину, и сердце против его воли радостно екнуло. Сегодня на ней была черная кожаная куртка, узкие черные джинсы, модельные ботиночки, а на шее развевался длинный алый шелковый шарф, как у Айседоры Дункан. Вцепившись побелевшими от напряжения пальцами в ремень перекинутой через плечо большой сумки, Полина спрятала глаза за темными очками и, наклонив голову, почти побежала к красной "ладе". Сергей метнулся за девушкой и успел поймать ее за руку.
– Подожди! Куда ты?
– Оставь меня! – она резко вырвала руку, в ее голосе отчетливо послышались едва сдерживаемые рыдания.
Серов хотел вытащить ее из машины – разве можно позволить ей в таком состоянии сесть за руль? – но Полина опередила его: успела захлопнуть за собой дверцу и закрылась в салоне изнутри. Он прилип к стеклу и стал звать ее, просить, чтобы она открыла, но девушка сидела с каменным лицом, а потом включила мотор и, даже не прогрев его, тронула с места.
Сергей чертыхнулся – надо же, растяпа, не успел перехватить ее, когда она бежала к машине, а теперь лови ветра – и бросился к "жигулям". Прыгнул за руль и погнал с места в карьер, боясь потерять из вида красную "ладу". Какая непростительная глупость упустить Полину! С другой стороны, отчего она сегодня себя так повела, ведь он ничем не дал ей повода к этому? Неужели у нее начинается обострение болезни, о котором говорил ее родственничек? Знать бы еще, какая у прелестницы болезнь? Хотя, зачем ему знать, как называется эта болезнь. Не все ли равно, если человек уже болен, а он не врач-психиатр и ничем не сумеет помочь, кроме того, что он умеет делать? Но вряд ли его знания и умения пригодятся, особенно если он и дальше будет разевать варежку.
"Лада" выскочила на Садовое кольцо и понеслась к Центру, туда, где на огромных цепях висел Крымский мост. За ним парк, где они вчера так и не покатались на карусели. Кто знает, может быть, и к лучшему?
Сегодня, как и позавчера, Сергей попытался плотнее прижаться к машине Полины, не отпускать ее далеко и вместе проскакивать все перекрестки. Проехав мост, "лада" свернула к Октябрьской площади, где все еще стоял огромный памятник Ленину и стесанным белым клыком высилось здание МВД, обнесенное высокой кованой решеткой. Остряки шутили – это чтобы последние умные менты не разбежались. Однако сейчас Серову было, не до шуток.
Полина вела автомобиль нервно, рывками увеличивая скорость и постоянно рискуя в кого-нибудь воткнуться бампером или подставить свой багажник, поскольку, немного увеличив скорость, она почти тут же сбрасывала ее, словно пугаясь собственной смелости. Выехав на площадь, она повернула на проспект и помчалась к памятнику первому космонавту.
"Куда ее несет? – недоумевал Сергей. – Опять за город?"
Однако на площади Гагарина "лада" пошла на разворот и дальше гонки продолжались по Профсоюзной. Серов чувствовал, как взмокла от напряжения рубаха на спине, и испугался: лишь бы опять его не прихватил странный припадок, когда он переставал что-либо понимать и помнить, а будто завзятый алконавт действовал на "автопилоте". Потреплет ему нервы милая девушка, ох потреплет, а Генка считает, что Серову деньги чуть ли не даром валятся с неба. Дурак, право слово, дурак!
Не доезжая Калужской, "лада" повернула направо и завиляла между до тошноты одинаковых пятиэтажек. Наконец она остановилась, и женщина вышла. Захлопнула дверцу, нажала кнопку включения сигнализации на брелоке и вошла в подъезд. Сергей немедленно припарковался рядом, торопливо запер машину и кинулся за Полиной – благо, лифта в таких домах не бывает, а по лестнице, да еще на высоких каблуках ей от него не убежать. Если, конечно, ее не ждут в одной из квартир. Не дай бог!
Поднимаясь сразу через две-три ступеньки, он нутром почуял – его худшие опасения не лишены оснований, – а когда увидел, как Полина отпирает дверь, понял, что между ними может оказаться трудно преодолимая преграда. Серов в два прыжка миновал лестничный пролет и попытался схватить Полину за руки.
Она отпихнула его и неумело, зато больно ударила кулачком с зажатыми в нем ключами в грудь, но на такие мелочи Серов давно привык не обращать внимания. Вместе с ней, задыхаясь от жаркой близости ее тела, он втиснулся в крохотную прихожую, однако она сумела обмануть его и, пробежав по коридорчику – всего-то три шага, – закрылась в ванной. Там что-то цокнуло, потом послышался шум льющейся воды.
Сергей ногой захлопнул дверь и, услышав щелчок английского замка, быстро осмотрел квартиру. Достаточно беглого взгляда, чтобы понять – ни в единственной комнате, ни в тесной кухне нет никого, но хата явно жилая! Торшер, кресла, на диване лежит приличный плед, в углу маленький телевизор "самсунг", на кухне урчит холодильник.
– Полина! Открой! – Серов постучал в дверь ванной.
Вдруг явственно представилось, как она, сидя на краю ванной, кромсает себе запястья лезвием безопасной бритвы. Мурашки побежали по коже, под ложечкой замутило. Чего же он ждет, чего?!
– Полина! – заорал он и с такой силой рванул ручку двери, что защелка не выдержала и с хрустом сломалась.
Всю ванную комнату заполнял липкий пар. На кафельном полу валялись изящные ботиночки на высоком каблуке и куртка, а сверху лежал алый шарф. Черное и красное, красное и черное! Но где Полина?!
За мутной пластиковой занавеской шевельнулась тень. Сергей сорвал к чертям занавеску и застыл от ужаса – Полина, в рубашке и джинсах, стояла под душем, направив себе под левую грудь небольшой черный револьвер. Лицо ее было мертвенно бледным, глаза полузакрыты, намокшие волосы казались черными, словно по ним стекала не вода, а густая кровь.
Увидев, что курок револьвера взведен, Серов с быстротой молнии выбросил вперед руку и схватил оружие так, что его палец оказался между бойком и барабаном: теперь, чтобы произвести выстрел, нужно сломать ему палец или освободиться от его хватки, а он мог раздавить в кулаке сырую картофелину!
К его удивлению, Полина, почти не сопротивляясь, отдала оружие и только тихо стонала, когда он вытащил ее из ванны и на руках отнес в комнату. Сунув оружие в карман своей куртки, Сергей начал снимать с девушки насквозь промокшую одежду. И при этом испытывал только жалость и сострадание – и никакого вожделения.
Метнувшись в ванную, он сдернул с вешалки большую махровую простыню и начал растирать ею Полину, прижимая к груди податливое тело, начинавшее под его руками оживать, становиться упругим, наливаясь жизнью и силой.
Она открыла глаза, обвила его шею руками и прильнула к губам в долгом поцелуе. Он ощутил, как легко закружилась голова и все поплыло перед глазами: комната, обшарпанные стулья около стола, диван… Диван!
Он подхватил ее на руки, откинул в сторону плед, а она стала торопливо расстегивать на Сергее одежду, как в бреду приговаривая:
– Милый, милый!.. Мой, только мой!.. Скорее!
Сергей поцеловал ее в шею, потом в грудь и нашел губами сосок, сразу отвердевший от заполнявшего ее желания. Полина запустила ему под рубашку руки и пробежала острыми коготками по спине. Он почувствовал, что больше не может терпеть. Будь что будет!
Она обняла его бедрами, он гладил их, наслаждаясь шелковистой тонкой кожей, и глубоко вошел в нее, заставив Полину застонать от страсти. Она вся дрожала, как от озноба, и слегка укусила его за плечо. Каким-то краем сознания он отметил: она отдается так же безоглядно и самозабвенно, как это делала Лариска. Но тут же образ бывшей любовницы померк, его заслонила и стерла из памяти своими бурными ласками Полина, его Полина!
Как он мечтал о ней, как страдал и не смел даже надеяться, но нечто вдруг изменилось в Книге Судеб, и два человека нашли друг друга – пусть странным, извилистым и сумрачно запутанным путем, но нашли! Теперь он ни за что не хотел потерять столь неожиданно и счастливо обретенную любовь.
Сергей нежно поцеловал родинку над ее левой грудью. Дыхание женщины опять стало учащенным, а он не смог удержаться, да и зачем сдерживать себя? И все началось сначала. Когда они, утомленные буйством любви, лежали рядом, он, заботливо прикрыв пледом ее прекрасное тело, шепотом спросил:
– Ты можешь остаться?
– Остаться? – непонимающе посмотрела она на него. – Здесь?
– Ну, не в этой квартире. Я имею в виду нечто большее. Ты можешь не уезжать?
– Мы невольники судьбы, – с грустной улыбкой повторила она свои вчерашние слова и, перевернувшись на живот, нежно погладила кончиками пальцев его еще не зажившую бровь. – Если бы ты знал, как я мечтала положить руку на твою грудь, ощутить тебя, всего…
– Твоя мечта сбылась, – Серов поцеловал ее пальцы. – Сбудется ли моя? Ты останешься?
– Может быть, я и хотела бы, но потом вряд ли ты поблагодаришь меня за это.
– Почему?
– Я чувствую: ты многое видел в жизни и многое знаешь, но ты не можешь знать всего, – она прикрыла глаза, будто собираясь задремать. – Мудрость, вот что главное! Мудрость не только разума, но и сердца. Знаешь, как сказано в Библии: когда мудрость войдет в сердце твое и знание будет приятно душе твоей, тогда рассудительность будет оберегать тебя, разум будет охранять тебя от пути злого, от человека, говорящего ложь, от тех, которые оставляют стези прямые, чтобы ходить путями тьмы, от тех, которые радуются, делая зло.
– Это Ветхий Завет, книга Притчей Соломоновых, – заметил Сергей. – Но там также сказано: дабы спасти тебя от жены другого, которая смягчает речи свои!
– Теперь я твоя женщина, – не открывая глаз, тихо ответила Полина, – и у меня нет другого мужа!
– Но был? – не отставал Серов. Он понимал, что с женщиной в постели не говорят на подобные темы, однако не мог остановиться, чувствуя под сердцем комок темной острой ревности.
Да, у них ненормальный разговор, но и сами они тоже ненормальные, и вообще все ненормально в этом обществе и этой стране, где люди готовы лечиться, слушая молчание экстрасенса по радио! И это общество нормально?
– Давно… И я очень давно одна.
Из-под ее длинных ресниц выкатилась слезинка, и Сергей поймал ее губами, а она потянулась к нему всем телом, и их губы слились в долгом поцелуе с привкусом слез и кроки…
Потом они действительно задремали, и, когда Серов открыл глаза, часы показывали около четырех дня. Он потихоньку встал, посмотрел в окно – на месте ли их автомобили? – потом собрал раскиданную одежду и понес ее в ванную, сушить на батарее. К сожалению, он тоже вымок, когда вытаскивал Полину из-под душа.
Подняв свою куртку, он ощутил тяжесть оружия в кармане. Оглянулся: его любовь – такая нежданная и отчаянная – спала, подложив под щеку узкую ладонь. Тем лучше!
Он запустил руку в карман и вытащил револьвер. Тогда, в ванной, некогда было рассматривать эту смертоносную игрушку, зато сейчас можно разглядеть без помех. Любопытная вещица – "смитт и вессон" типа "агент", с укороченным стволом. Небольшой по размерам, но калибр как для охоты на слонов – девять миллиметров. На Западе этот калибр называют "сорок пятым". Если из "агента" пустить пулю в лоб, то череп разлетится, как арбуз, а сердце тем более остановится, разорванное тупой пулей. А Полина целилась как раз в сердце!
Серов крутнул барабан: он был полон. В каморах тесно сидели желтоватые патроны, на донышках гильз красноватыми глазками смотрели капсюли. Изысканная простота отточенных временем и безошибочно угаданных конструкторами форм боевого оружия, казалось, излучала опасность, как излучает опасность для человека пристально уставившаяся на него ядовитая змея.
Спрятав револьвер в карман, Сергей вернулся в комнату и застал Полину сидящей на диване. Она завернулась в плед и нежно улыбнулась ему, послав воздушный поцелуй.
– Чья это квартира? – спросил Сергей.
– Моей подруги, – Полина встала и пошлепала босыми ногами в прихожую. – Где-то тут должны быть тапки… Ты хочешь здесь остаться ночевать?
– Не знаю, – честно ответил он.
– Я должна вернуться, а то родные будут беспокоиться.
Она бросила к его ногам тапочки, плетенные из соломки, и попросила:
– Пока я моюсь, поройся в холодильнике. Безумно хочется есть.