– Очень даже просто. В кресле монтируется "прибор" с иглой, через которую в филейные части террориста по команде командира экипажа самолета должно поступить либо снотворное, либо яд – смотря чем зарядить капсулу. А еще за мной числится устройство для почесывания собак. Оно должно напомнить питомцам, что их любят, несмотря на отсутствие времени, да и отсутствие самих хозяев. Для приведения в действие механизма пес, по идее, сам должен подойти к механической руке и дотронуться до нее, после чего она начинает его почесывать.
– Замечательно, – сказал Гордеев с непроницаемым выражением лица. – Мне только неясно, чем эта "машина любви" предпочтительнее, к примеру, ножки стола.
Шкуро открыл рот и уставился в потолок.
– Но вообще-то я здесь не за этим. Меня интересуют обстоятельства гибели Антона Малафеева.
– Ну вот, начинается, – расстроился Шкуро. – Я же ментам все уже двести раз рассказал! Разбился он.
– Каким образом? Вы же единственный свидетель, если не ошибаюсь.
– Единственный, – вздохнул Шкуро.
– И?
– Я покупал хот-дог в ночном ларьке.
– Прекрасно. Вы любите все американское, я уже понял. А что делал Малафеев?
– Выезжал, а тут навстречу тачка здоровенная, черная.
– А конкретней?
– "Мерседес". И Антон прямо в него въехал. "Мерсу" хоть бы что, а "жигуль" всмятку. "Мерс" постоял немного и уехал.
– Сколько стоял?
– Секунд десять – пятнадцать.
– Вы ведь были друзьями с Малафеевым?
– Просто приятелями. Мы жили в одном подъезде. Он хороший парень был. А можно спросить, почему вы занимаетесь этим делом?
Гордеев не отреагировал, продолжил свои вопросы:
– Номер "мерседеса" вы не запомнили?
– Нет.
– И кто внутри сидел, тоже не видели?
– Почему же? – осторожно сказал Шкуро.
Гордеев затаил дыхание. Помолчал.
– Я читал милицейский протокол. Видел ваши показания. Там ни слова о пассажирах "мерседеса". Как же вас понимать?
– А понимать так, что мне жить охота, – пробурчал Шкуро. – Я им сразу сказал, что стекла были тонированные. Эти дураки и решили, что я никого не разглядел.
– А вы, значит, разглядели?
– Да.
– Но каким образом?
– Да через лобовое стекло! Оно-то нормальное. Когда "мерс" разворачивался...
– Любопытно. И вы можете мне сказать, что видели?
Шкуро молчал.
– Ну же, Матвей Григорьевич!
– Вы мне обещаете, что мое имя нигде не будет фигурировать?
– Я же не следователь и не оперативник. Я веду свое частное дознание. Оно никого не касается.
– Ладно. За рулем я видел здоровенного мордатого мужика, рядом была блондинка.
– Вообще-то это же ночью было, – засомневался Гордеев.
– Я вижу, как кошка, – сказал Шкуро.
– Слушайте, Шкуро, – устало сказал Гордеев, – вы же врете как сивый мерин. Да ни черта вы не видели ночью! Тонированные стекла, не тонированные – какая разница?
Шкуро молчал.
– Ну?
– А если я скажу? Что дальше будет?
Гордеев разозлился.
– Откуда я знаю? Малафеев точно не воскреснет. За остальное не поручусь.
– Да, – вздохнул Шкуро. – Ладно, рискну. Водитель выходил из "мерса" с волыной в руке.
– С пистолетом?
– Ну да.
– На теле Малафеева огнестрельных ран не было, – заметил Гордеев.
– А он и не стрелял. Пощупал пульс, увидел, что Малфеев готов, и отвалил.
– Вас не заметил?
– Нет.
– Ладно, не волнуйтесь, все останется между нами.
– Первый раз вижу такого адвоката, – удовлетворенно признался Шкуро.
– А вы вообще часто их видели?
– Я же говорю – первый раз.
Гордеев уже ничему не удивлялся.
– "Мерседес" был триста двадцатый?
– Я модели не различаю. Большой, черный, блестящий.
Гордеев взял лист бумаги и быстро набросал рисунок.
– Такой?
– Похож.
– Ладно, вот моя визитка на всякий случай. Я пока в городе. В гостинице "Озерная".
– Это клоповник, – заметил Шкуро. – Переезжайте в "Центральную". Ею наш босс владеет. Там очень хорошо и недорого.
– А кто ваш босс?
– Степан Анатольевич Полторак.
Гордеев наморщил лоб. Имя-отчество ему что-то напомнило. Но тут появилась другая мысль.
– Слушайте, Шкуро, только вы с вашими энциклопедическими знаниями и можете мне помочь!
– А в чем дело?
– Мне нужно встретиться с Простужаевым. Может, вы и с ним дружили?
Шкуро помялся.
– Ну, знал немного. Город у нас небольшой...
– Ага! Можете передать мою просьбу?
– Не обещаю... Но если переедете в другую гостиницу, вы меня предупредите, – спохватился Шкуро.
Гордеев не стал переезжать в другую гостиницу. Ни к чему привлекать к себе внимание, кроме того, уже несколько человек знали, что он в "Озерной", и могли звонить ему туда – Розанов, сыщики из "Глории" и, наконец, Грушницкая, которая вот-вот должна была приехать в Зеленогорск вместе со своим клиентом – армянским скрипачом.
Гордеев пообедал, принял душ и растянулся на постели.
Итак, что получалось? Убийство? Нет.
Это был несчастный случай. Даже не ДТП. Дурацкий несчастный случай. Ментов в тупик поставило, что, согласно свидетельским показаниям и тормозным следам, Малафеев сам был виноват в аварии. А почему уехал "мерседес", раз был не виноват, они в толк взять не могли. Вот и обратились за помощью в адвокатскую контору. Ситуация была щекотливая с юридической точки зрения. Нужна была квалифицированная независимая оценка происшедшего. Малафеев гнал на бешеной скорости. Сам виноват. И что теперь делать, чтобы спасти честь мундира, гадали местные перцы в погонах?
А "мерс" удрал потому, что в ДТП Малафеев виноват не был, потому что это была подстава, грамотно организованная и срежиссированная. Просто на этот раз они попали впросак. Во-первых, невольно убили человека, к чему конечно же не стремились. И во-вторых, если бы не убили, то нарвались бы на живого оперативника уголовного розыска.
Телевизор в номере не работал. Для разнообразия Гордеев включил радио.
Только-только закончилась очередная песня. Мужской голос сказал:
– Даже если вы ложитесь спать в девять вечера, просыпаетесь в семь, и так уже лет десять, нет никакой гарантии, что за окном не расцветет ядерный гриб, не пронесется огромная волна и коварные инопланетяне не ограбят вашу машину. А потому...
– Тьфу-тьфу, – тут же сказал Гордеев, вспомнив все недавние автомобильные приключения. И выключил радио.
16
Варенцов внимательно посмотрел на кровоподтеки на лице своего радиоведущего, но по этому поводу ничего не сказал. А может быть, он уже все знал.
– Поздравляю с первым эфиром. Слушал и впечатлен. Это не совсем то, чего мы от вас ждали, но мне нравится, когда меня удивляют. – И тут же пригласил Валентина поужинать. – За городом открылся французский ресторан, – объяснил он. – Я там еще не был, но мне нахваливали. Давайте съездим?
– Я не против, – сказал Валентин.
Они сели в серебристый "сааб", но уехать не успели, потому что возле машины вдруг появилась женщина лет пятидесяти со скорбным выражением лица, черными волосами и носом с горбинкой.
– Я к вам, – сообщила тетка с небольшим кавказским акцентом. В руках у нее была авоська, из которой высовывались яблоки и пучки зелени.
– Я понял, – несколько удивленно сказал Варенцов.
– Вы же из Москвы? – деловито спросила тетка.
Варенцов кивнул.
– Значит, так. Совсем недавно у меня произошло что-то в области живота.
– Не понял? – удивился Варенцов.
– Сильно болел, – объяснила тетка. – Моя кошка Пифочка весь вечер была рядом. Если я ходила, она ходила за мной, требуя, чтобы я села. Как только я садилась, она тут же ложилась на область живота, где болело. Наутро все прошло. Я потом в знак благодарности сшила Пифе домик. Вот.
– И что? – сказал совершенно обалдевший Варенцов.
– Я хочу, чтобы вы прописали об этом в газету. А еще лучше – по телевизору рассказали.
– Но я не журналист, – сказал Варенцов. – Я бизнесмен.
Тетка внимательно посмотрела ему в глаза.
– Вы из Москвы?
– Да...
– Тогда сделайте то, о чем я вас прошу!
Варенцов беспомощно посмотрел на Валентина.
– Мы постараемся, – пробормотал тот, презирая себя за то, что приходится так бессовестно врать. Объяснить что-то этой женщине было невозможно, да, наверно, это было и ни к чему.
– Ну я пойду, – сказала тетка, – еще увидимся.
– Рехнулась бедняга, – не без облегчения прокомментировал Варенцов. – Я ее знаю, местная сумасшедшая. В гостинице бесплатно живет. Песни поет. Она в Ингушетии в заложниках в какой-то больнице оказалась, ну и... Переехала сюда, вроде у нее тут какие-то родственники были, но никого не нашла. Одинокая.
– И много здесь таких?
– С десяток семей. Слава богу, для них работа нашлась – на химфабрике. Но это частности. Возьмем, например, Португалию.
– А что Португалия?
– Португалия находится на краю Евразии, она дальше от центра Европы, чем Прибалтика, Чехия, Венгрия. А значит, все их товары будут дороже, потому что приходится дальше везти. К тому же в ней уровень образования довольно низкий – там больше десяти процентов населения до сих пор не умеют читать, вдумайтесь! Но уже сейчас у них жизнь намного лучше, чем в России! Когда в семидесятых годах Португалия потеряла все колонии, оттуда бежали больше миллиона человек. Население у них тогда было девять миллионов. Но страна приняла всех этих людей и обустроила. И я не понимаю, почему Россия не сделает то же самое с теми русскими, которые хотят приехать из других республик?! С Северного Кавказа, наконец?! Ведь эти люди пережили войну и лишения, и теперь они будут работать с двойной энергией!
– У вас государственное мышление, – уважительно сказал Валентин.
– Возможно, – после паузы сказал Варенцов.
Через полчаса они сидели в укромной нише за столом мореного дерева, на скамьях с высокими спинками. Скатерть из толстой парчи тяжело спадала на колени. Поверх официант постелил другую – полотняную. Кабинет был тускло освещен красным стеклянным фонарем, свисавшим с низкого потолка на массивной цепи. Их окутывал теплый, влажный воздух, насыщенный ароматами сигар, крепкого кофе и жареного мяса.
– В нашем ресторане отличные улитки! – хозяин заведения поклонился.
– Да, вчера одна из них меня обслуживала, – кивнул Валентин, а Варенцов засмеялся.
– Так вы у нас не впервые? – растерянно спросил хозяин.
– Это шутка, – объяснил Варенцов. – Мы у вас впервые и рассчитываем на ваше гостеприимство.
Валентин вытащил смятую пачку сигарет, но передумал и сунул в карман.
– Знаете, я ведь был игроком, – сказал Варенцов несколько минут спустя. – Страшным игроком. Все деньги на блек-джек и покер спускал. До рулетки даже не добирался. Конченый человек. Так многие считали. Но я нашел выход. Угадайте какой?
– Наверно, сделали так, чтобы вас перестали в казино пускать. Например, въехали туда на машине.
У Варенцова вытянулось лицо.
– Кажется, я знаю вашу историю, – объяснил Валентин.
– Откуда?
– Магистр Роберт просветил.
– Вот как, – протянул Варенцов. – Кажется, я все-таки зря на это трепло деньги трачу.
– Не трогайте его, – вступился Валентин. – Он же безвредный.
– Вы полагаете? Ну что ж... Кое за что я ему, конечно, благодарен, не стоит забывать. Это ведь он надоумил меня купить радиостанцию. Пристал как банный лист – радио, говорит, сильная вещь, и все тут.
– А как вам удалось заполучить частоту?
– Ну, – широко улыбнулся Варенцов. – Почему вы не спрашиваете, как мне удается заполучить того или иного артиста? Вот скоро в Россию приедет один армянин – потрясающий скрипач. Виртуоз. Угадайте, где он будет первым делом выступать? То-то же.
Некоторое время они ели молча. Потом Варенцов сказал:
– Валентин, я хочу задать вопрос. Вам приходилось нарушать закон?
– Как и всем, наверно, – легкомысленно ответил Валентин.
– Ну так уж и всем.
– Знаете, – сказал Валентин, – были ведь времена, когда жить было совсем туго, например в начале девяностых. Помню, одно время я работал на пищевой базе – развозил еду по точкам. И воровали на таком месте все, в особенности когда речь шла о деликатесах – икре, красной рыбе. А у меня дочка только-только родилась. Жена молодая. Вот и приходилось выкручиваться.
– Расскажите, – заинтересовался Варенцов.
– Я закурю все-таки, вы не против? Помню, красную рыбу выдавали на базе в деревянных бочках литров по двадцать. Проверка массы шла по брутто, то есть взвешивали всю бочку целиком, не открывая. На приемке то же самое. Разумеется, на пути от базы до точки каждый ушлый водитель вскрывал бочку, вынимал пару рыбин и доливал недостачу водой.
– Вы тоже?
Валентин кивнул.
– Я тоже. Ради своей дочурки я был готов на все, а уж такая мелочь меня точно не смущала. Не знаю, поймете ли вы меня с вашими железными принципами и моральным кодексом.
– Я вас перебил, продолжайте, пожалуйста, – не ответил Варенцов.
– И появился как-то новый приемщик. Увидел такое положение вещей, думал-думал и нашел выход, как ушлых шоферов обойти. В крышке бочки стали делать дырки, которые забивали пробкой. Открыл пробку, сунул палец – если плотно лежит, значит, все в порядке. Если палец проваливался, значит, что-то уже сперли. И тогда бочку открывали и перепроверяли. Казалось бы, ситуация безвыходная, не своруешь. Но и я был не лыком шит. Придумал выход. Делал так: открыл крышку, вынул рыбу, долил воды. Потом взял молоток, гвозди, рыбину пожирнее и... прибил рыбину гвоздями с обратной стороны крышки, прямо напротив дырки. Суй пальчик, приемщик! Чувствуешь, как плотно рыбка лежит?
Варенцов расхохотался:
– Я в вас не ошибся, вы молодец, даже больше, вы – талант.
– Я польщен, – пробормотал Валентин, глядя в сторону. – Но знаете, как-то неловко слушать комплименты за дела давно минувших дней.
– Вы полагаете?
– Полагаю.
– Но разве не восхищаемся мы годы и десятилетия спустя работами художников или творениями композиторов?
Валентин задумался. Потом честно сказал:
– Не знаю.
Варенцов снова рассмеялся:
– Вы меня снова удивляете. Вот эта ваша история про рыбу, с моей точки зрения, маленький шедевр, – но это не важно, важно то, что я был удивлен, изумлен. А ведь если человек повергнут в изумление, он доволен: ничего более необычного ему увидеть не дано. Наша беда в том, что люди обычно не удовлетворяются содержанием феномена, им подавай то, что кроется за ним, в этом они похожи на детей, которые, глянув в зеркало, тотчас же переворачивают его – посмотреть, что с другой стороны.
– Только быть человеком одаренным недостаточно, – возразил Валентин. – Чтобы набраться ума, нужно еще многое, например жить в полном достатке. Уметь заглядывать в карты тех, кто ведет крупную игру, самому быть готовым к большому выигрышу и такому же проигрышу...
Вечером после своей смены Валентин пошел в центр – на углу улицы Радищева и площади Ильича в "Прибамбасах для настоящих мужчин" купил себе бельгийский нож за тринадцать тысяч рублей. Потом зашел в Интернет-кафе, взял в баре кофе и увидел там Аллу. Она сидела перед монитором, на котором было какое-то упражнение по английской грамматике.
– Ты же говорила, что можешь по-английски, – сказал он, подобравшись сзади.
– Фу, напугал... Я им соврала, чтобы на работу взяли.
– Ну и как, нужен тебе английский?
– Говорят, скоро понадобится, – отчего-то вздохнула она.
– Тогда вот что. – Он присел рядом. – Ты мне сейчас поможешь. – Он ввел какой-то адрес и прошел значительное количество ссылок, выключая назойливо выпирающую рекламу.
– Лихо ты управляешься, – не удержалась она.
Он молчал, закусив губу. Он оказался на каком-то порносайте. Алла посмотрела на него внимательно, потом снова на экран. Там на фотографии была обнаженная девушка, в непристойной позе демонстрирующая свои прелести. Рядом небольшой текст по-английски, с указанием ее возраста, имени и еще каких-то данных.
– Красивая, – осторожно заметила Алла, ничего больше не комментируя.
Валентин вытер вспотевший лоб.
– Зачем тебе это? – все-таки не удержалась она.
– Надо по работе, – пробормотал он.
– Неужели?
– Сделай перевод, детка, – попросил Валентин.
– Я же не знаю по-английски, – сказала Алла.
– Но компьютер-то знает?
– Тут должна быть программа, но предупреждаю, это будет просто подстрочник, понимаешь, слово в слово.
– Ладно.
– Что ладно? Делать, что ли?
– Да.
Она запустила программу перевода, выбрала функцию "направление перевода: английский – русский", затем – "перевести текущий абзац". И через несколько секунд компьютер выдал нечто малограмотное, но достаточно вразумительное по своей страшной, уродливой сути, при этом некоторые слова продолжали оставаться английскими:
"Hi, мое имя – Carly. Я приношу Вам абсолютный лучший любительский секс на сети. Это – место, чтобы быть для окончательного в реальной женской эякуляции. Я некоторый, вы будете наслаждаться этим. Вы добираетесь, чтобы наблюдать мой очень интенсивный, очень влажный orgasms, поскольку я иду штормовым в течение моей фотографии, снимает. Я имею много забавы и действительно позволяю, идут при покрывающемся пленкой. Вы будете видеть мой реальный orgasms, который ничто не укладывало трос в бухту или поставило (надевало) для камеры здесь. Мой orgasms настолько мощен и взрывчатый, что я случайно пропитываю камеру расстояние три ног далеко".
Валентину стало нехорошо. Зачем? Зачем?! Дался ему этот перевод...
– Сохранить? – спросила она.
– Стереть немедленно.
– Что с тобой? – Она внимательно посмотрела на него.
– Потом объясню. Это... непросто. И... пожалуйста, распечатай мне фотографию.
– Ты серьезно?! – поразилась Алла.
Он кивнул, а в голове возникло море и тоненькая девушка... девушка и море...
Он вышел в туалет и умыл лицо холодной водой. Когда он вернулся, Аллы не было.
Не оказалось ее и дома. Ночевать она не пришла.