– Так точно!
– Это беспокоит твою совесть?
– Нет. Я выполнял приказ.
– Слушать новый боевой приказ!
– Есть!
Шеин вышел в коридор гостиницы, притворил за собой дверь и позвал Губаренко, который читал в холле газету. Когда тот приблизился, он тихо предупредил его:
– Вы помните: читайте приказ по бумажке, четко и не вставляйте лишних слов. Никаких посторонних установок, иначе он свихнется. Это не робот, у него есть собственная психика.
– Я помню, сколько можно повторять? – раздраженно ответил генерал.
– Пока вы не поймете, старый болван! – в сердцах ответил Шеин.
– Я тебе башку отверну, сука, вот этой рукой, – зашипел Губаренко и приблизил жилистые пальцы к самому лицу врача.
Тот не дрогнул и жестко ответил:
– Я сейчас прикажу Смирнову задушить тебя – и через пятнадцать минут выйду из игры чистым. Мотив у него есть – ты его чуть не угробил на днях!
Генерал побледнел и мгновенно сбавил тон:
– Не будем менять планы. Деньги нам нужны.
– Согласен. Но я сказал: никакой самодеятельности!
– Я понял.
Шеин впустил Губаренко в комнату и скомандовал Сергею, который все так же стоял навытяжку:
– Майор Смирнов, слушать боевой приказ генерал-майора Губаренко!
Генерал вытащил из кармана приготовленный листок и начал:
– Приказываю: скрытно проникнуть на законсервированный склад боевого вооружения под кодовым названием "Рокот" в ущелье Северного Карабаха в районе правого притока реки Акера…"
Смирнов равнодушно наблюдал, как резко изменился вид за окном автомобиля – узкие улочки Кюрдамира сменились сельским пейзажем – как будто не было этих выбитых тротуаров, которые предприимчивые азербайджанцы умудрялись занять входами в кафе, бильярдную или магазин, а пешеходу оставалось обходить эти нагромождения по проезжей части. Шеин, сидевший за рулем, то и дело сигналил вываливающимся на улицу горожанам, рисковавшим ежеминутно попасть под автомобиль.
Вскоре Смирнов покинул машину, которая быстро скрылась по направлению к Баку – туда Губаренко торопился на назначенную заранее деловую встречу. В километре начиналось небольшое село, но весь перекресток дорог на окраине Кюрдамира кипел жизнью – это была своеобразная перевалочная база, где, как и на любом азербайджанском рынке, можно было купить все что угодно.
Вокруг сновали крестьянки с плачущими лицами с полузакрытым лицом – не чета более свободным горожанкам. Они всегда двигались устало, заметая пыль подолами, бросая при встрече короткие фразы друг другу. Впрочем, не то крик, не то плач этих женщин через пять минут стал трудновыносим – они назойливо предлагали купить что-нибудь – от деревенского самогона до бритвенных станков. Не унимались и их дети – чумазые жулики, от которых можно было ждать всяких неприятностей, так что приходилось смотреть за своими карманами. В этом хоре чужой речи Смирнов высматривал машину, которая идет в западном направлении и пожелает остановиться на его сигнальный жест.
Ждать долго не пришлось. По сельской дороге медленно ехал грузовой фургон КамАЗ. На жест Смирнова водитель притормозил.
Когда дверь открылась, он увидел водителя – невысокого мужчину лет тридцати пяти – в старой потрепанной коричневой кожанке. Глаза у водителя были веселые и наглые, которые так и говорили – возьму недорого и в дороге скучать не дам. И в самом деле этот азербайджанец весело подмигнул Смирнову, спросив:
– Из России? – И, не дождавшись ответа, сказал: – Если по пути, то садись.
– Откуда ты узнал, что я приезжий? – сделав внутреннее усилие, спросил Смирнов. Его мозг, приведенный Шеиным в особое состояние, работал только на одно направление – выполнение приказа. Это создавало определенные трудности в общении, потому что отсутствовала обыкновенная эмоциональная реакция – любопытство, сочувствие и даже страх. Поэтому мозг работал как бы кружным путем: оценивал полезность любого шага и любых сведений, затем приказывал сам себе и языку симулировать естественное поведение. В частности сейчас, по внутренней оценке, следовало выяснить, в чем он выделяется среди местных.
– Я вашего брата хорошо знаю, – с заметным акцентом ответил водитель. – Кстати, меня зовут Муслим.
– Меня Николай, – назвал вымышленное имя Смирнов.
– Так вот, Николай, во-первых, у нас попутки так не ловят. Тем более, в одиночку. Это Кавказ. Тут на каждой улице целыми семьями машину дожидаются. Становятся посреди улицы и проходу не дают. А когда остановишься, – глядишь, из-за кустов еще несколько человек выбегают – с сумками и баулами. И отказаться в такой ситуации невозможно. Во-вторых, в этом направлении, из Кюрдамира на юго-запад, редко кто едет – неспокойно там. А ваш брат туда только и прет. Журналисты, например, или наемники.
– А я и есть журналист, отстал от своей группы, – нашелся Смирнов. – Знаешь, задержался немного в гостинице.
– А, понимаю, – заулыбался в ответ Муслим. – Девочки в Кюрдамире что надо. Вот на улице Гуси Гаджиева, в ночном кафе "Шахерезада" у меня знакомая работает – Наташа. Русская, кстати. Девушка, что надо, – при этом, сделав паузу, Муслим сделал что-то наподобие воздушного поцелуя и застыл в блаженной улыбке. – Только муж у нее есть.
– А у тебя-то семья есть? – спросил Смирнов у азербайджанца, чтобы знать, как быстро его хватятся, если придется его убрать.
– Я уже двадцать лет как женат. Все было хорошо, если бы не эта проклятая война. Мы под Степанакертом жили. А в девяностом стало невозможно. Когда в соседнем селе армяне двух братьев моих убили, мы с женой решили податься на восток. В беженцах около года были. Тяжело было – трое детей на руках. Я по образованию учитель – закончил Бакинский педагогический, специальность – русский язык. Но на новом месте работы было не найти. Пытался торговать: возил в Астрахань персики и виноград. Но на границе однажды забрали весь товар – еле долги отдал. Пришлось идти в милицию в горячие точки. До перемирия в девяносто четвертом такого насмотрелся, что не дай аллах такого никому. Когда война закончилась, купил КамАЗ, работаю на хозяина – то зерно, то муку перевожу…
– Я из Шеки, – продолжал он болтовню, – это большое село, расположенное среди гор. Занимался перевозкой туристов – в Азербайджане до сих пор хороший бизнес, но большая конкуренция вынудила меня уйти, вот занимаюсь сельскохозяйственными перевозками в Карабах. Работа опасная, но что делать, надо крутиться, – заметил водитель. – Там у меня знакомый милиционер и меня все знают. Так что жить можно.
– А сколько получаешь? – спросил Смирнов (на случай необходимости купить услуги для пользы дела).
– Шестьдесят долларов за ходку, – горделиво заметил водитель, – это у нас большие деньги.
– А что сейчас везешь?
– Дрова.
– Зачем? – не поверив, спросил Смирнов.
– Понимаешь, Николай, в тех районах, куда я еду, – люди вообще не живут, а существуют. Вот, например, мой знакомый Рашид Муталимов, у него большая семья, село расположено среди гор – у них отопления нет. Зимой согреваются древним способом – при помощи печек, на которых к тому же можно разогреть обед, приготовить чай. Главное – впрок запастись дровами. Но у печки-спасительницы есть и свои минусы. Достаточно одного выпавшего уголька или искры, чтобы лишиться дома. С его соседями такая беда и случилась. Из горящего дома не удалось спасти ничего. Сгорело все: мебель, одежда, посуда. Слава Аллаху, сами спаслись. Большая беда, – очень серьезно, с ударением на последнем слове, заметил Муслим.
– Что же они не уехали оттуда? – после некоторой паузы спросил Смирнов.
– А куда деваться? – спросил и тут же сам ответил: – Родственников на востоке у него нет. Детей четверо. Привыкли.
– А власти что-нибудь предпринимают? – после небольшой паузы спросил Смирнов.
Водитель только махнул рукой:
– Какие власти. Если даже армянская мина дом разрушила – заставляют подписать бумагу, что получил пятьдесят тысяч манат, а отдают в лучшем случае только половину.
Чем дальше от Кюрдамира пролегал путь, тем дороги становились хуже, машину то и дело подбрасывало на подъемах и оврагах, а Муслим не переставал материться. В пыльной кабине тяжело дышалось, она грелась от двигателя, не спасал даже небольшой вентилятор, который водитель подвесил на лобовое стекло. Смирнов не замечал жары, не раздражала его и навязчивость азербайджанца. В этом был даже большой плюс, – Муслим прекрасно знал все дороги, поэтому Смирнов успел узнать все, что связано с географией его задания.
– А, кстати, вот еще анекдот. Ты его не знаешь, Николай, – всхлипывая от смеха, прервал некоторую паузу Муслим, и, не дождавшись реакции Смирнова, начал рассказывать: – Встретились два азербайджанца, один плачет. "Ти что плачещь?" – нарочито с акцентом затараторил Муслим. "Да вот, жену в армию забирают". – "Слюшай, у тебя что, жена – мужик?" – "Да какой мужик! Пацан еще, 18 лет всего, да!"
Сказав последние слово анекдота, Муслим неожиданно изменился в лице и нажал на тормоза, при этом сочно выругавшись на азербайджанском.
– Что случилось? – спросил Смирнов, увидев, что их обгоняет полицейский "бобик".
– Думал, проскочим, – озабоченно заметил Муслим. – Платить им придется. Может, договоримся.
– Сколько они просят? Давай, я подсоблю, – вызвался Смирнов, имевший приказ не вступать в контакты ни с какими официальными службами.
– Ты не высовывайся, Николай, – может, все обойдется.
Когда машина остановилась, Муслим, достав барсетку, вышел из кабины. Навстречу из полицейского уазика вышли трое – в форме и с автоматами. Смирнов в этот момент подумал о сумке, в которой лежала форма, оружие и взрыватель. "Обыск очень нежелателен", – автоматически подумал Смирнов и потому достал из нагрудного кармана три маленьких "стэка" – метательных ножа, излюбленного средства спецназовцев для скоротечного рукопашного боя.
Муслим беседовал с полицейскими минут пять, то и дело размахивая руками и громко бранясь на родном языке. И чуть позже, когда, видимо, все аргументы были исчерпаны, попутчик Смирнова кивнул в сторону своей машины. Это было очень странно, но азербайджанские полицейские как будто потеряли интерес к машине и вернули Муслиму документы. Поэтому Смирнов уже нетерпеливо ожидал своего собеседника, чтобы спросить у него, что же на самом деле произошло и что убедило полицейских ехать своей дорогой.
Муслим открывал дверь, улыбаясь, с горделивым достоинством. И, немного отдышавшись, вставив ключи зажигания, заметил:
– "Четвертая власть" очень много здесь значит!
– Ты что, сказал им, что я журналист? – спросил у азербайджанца Смирнов.
– Да, иначе пришлось бы платить. Один из них недолюбливает меня с тех пор, как я перевозил картошку.
– Какую картошку? – спросил Смирнов.
– А это целая история, – поднял многозначительно палец вверх азербайджанец и завел машину. – Два года назад я занимался контрабандой. Все это выглядело так. В Карабахе есть своя таможня, стоят там наши полицейские, но жить хочется всем. Короче, с кузова пять процентов – и проезжай куда хочешь, даже охрану выделить могут. Я тогда приехал на пост: по документам в кузове, допустим, картошка. Причем вскрывай, смотри – увидишь действительно картошку. Пошлина составляет, предположим, пару тысяч манат за тонну. Однако под мешками с картошкой обнаруживаются ящики с экзотическим манго, за ввоз которого тоже нужно платить. А хозяин фуры внес таможенные платежи из расчета, будто фура и вправду содержит исключительно картошку. Так вот, – многозначительно продолжил Муслим, – один из полицейских – Рашид – потребовал пять процентов, когда раскусил в чем дело. Я тогда отказался наотрез, ну он и тормознул меня у поста. Выручило меня только, что на мое счастье там появилось Бакинское телевидение, – я тогда пожаловался на то, что продукты тяжело доставлять людям, много постов развелось. Зря я это сказал, надо было договориться. В следующий раз нечего будет ему сказать. Но всем на лапу не дашь. Денег не хватит. Приходится рисковать, – закончил свой рассказ Муслим. – Они тебя, Коля, не разглядели, побоялись связываться.
Через несколько часов машина подъезжала к селению. Смирнов увидел стены разрушенных домов, за которыми – чистое поле. Деревья и те растут не так, как будто кто-то гигантской рукой проредил их и оставил только самые искалеченные. Смирнов спросил у Муслима:
– Что тут случилось?
Азербайджанец после некоторой паузы ответил:
– Проехали Ходжалы, здесь остались только мертвые. Видит Аллах, азербайджанцы не хотели воевать, а хотели мирно вернуть себе Карабах, и притом с особыми статусом и хорошими условиями для проживания армян, – язвительно добавил Муслим. – Заметь, Коля, – это ничего не дает Азербайджану. – После этого водитель хорошенько прошелся по всем президентам, начиная от "Горби" до нынешних властей.
Теперь машина шла не по шоссе, а окольными путями. Это Смирнов почувствовал сразу, заметив, как волнуется Муслим. Здесь начинались настоящие горы, и в них защищенным себя не чувствовал никто. Муслим рассказал, что здесь работает его знакомый милиционер, который браво надевает фуражку, когда проезжает мимо родного села и прячет фуражку с козырьком, когда его машина проходит через чужое.
Едва машина вырулила на серпантин, поднимающийся в гору, они наткнулись на толпу, стоявшую вдоль дороги.
Муслим притормозил, и Смирнов понял, что просто так проехать было невозможно – у них были автоматы, – а это уже требование остановиться. Однако Муслим думал о своем, сказав только, что люди ему не знакомы. Поэтому КамАЗ медленно вклинивался в толпу, которая уже обступила машину со всех сторон.
Но прорваться с ходу не удалось. Кто-то из толпы предупредительно выстрелил в воздух. Но Муслим как будто бы проигнорировал этот сигнал. Становилось совсем опасно. Следующие пули могли быть направлены в сторону водителя и его попутчика. Через две минуты стало понятно, что впереди ловушка: с одной стороны дорога и озверевшая толпа с автоматами, с другой – БТР, с установленным на нем прямой наводкой крупнокалиберным пулеметом, способным в считанные секунды разнести в щепки машину.
Сзади толпа бушевала. В наступившей темноте были видны озверевшие лица людей, вооруженных автоматами. Люди с перекошенными физиономиями начали лезть в кабину, тыча в лоб автоматами, крича что-то на азербайджанском – нетрудно было догадаться, что это требование поворачивать назад.
Муслим, выругавшись, повиновался. Как только КамАЗ остановился, Муслима со Смирновым буквально вышвырнули из машины. Муслим пытался вступить в перепалку, но получил несколько ударов прикладом.
Кто-то из толпы по-русски выкрикнул:
– Предатель! Не азербайджанец ты, армянин!
После этих слов снова началась перепалка, и на Муслима посыпались удары. Досталось и Смирнову. Однако через пять минут какой-то важный – на шее у него висела лимонка как признак того, что он здесь начальник, – вышел из толпы и что-то спросил Муслима. Тот ему ответил, и – вот везение – проезд был разрешен, но только завтра. Предстояла совсем не всходящая в планы ночевка.
– В чем дело, Муслим? – спросил у азербайджанца Смирнов.
– Здесь такое часто встречается, – отвечал азербайджанец. – Из ближайшего совхоза кто-то угнал большую отару овец. Эти местные жители предполагают, что это армяне. Поэтому, пока не разберутся, нас не пропустят.
– А что если овец не вернут? – спросил Смирнов.
– Отомстят – угонят чужое стадо. Таков закон гор, – многозначительно заметил Муслим. – Или в заложники кого-нибудь возьмут.
Наступила ночь. Когда Муслим заснул, Смирнов осторожно выбрался из кабины, вытащил сумку, положил пятьдесят долларов на сиденье и аккуратно закрыл двери машины.
Изящно передвигаясь, как кошка, короткими перебежками забежал за ближайшую скалу. Вокруг было тихо, люди, так воинственно остановившие КамАЗ вчера, лежали у костра, только несколько вооруженных людей с автоматами находились на дежурстве.
Отдышавшись и вслушиваясь, Смирнов посмотрел на часы. Следовало поторопиться. Правда, дорога была опасна, и срезать путь было практически невозможно.
Смирнов извлек из рюкзака спецназовский комбинезон. В сумке кроме униформы находились кроссовки и самое главное оружие для бесшумного ближнего боя с ночной оптикой – секретный пистолет-пулемет, сделанный наподобие известного чешского – последняя разработка отечественного ВПК.
Все в порядке. За каких-то секунд тридцать он переоделся в камуфляжку. В карманах нашарил маску. Упаковав рюкзак гражданкой, Смирнов нацепил этот нехитрый груз на спину и, убыстряя шаг, направился к блокпосту, который следовало скрытно миновать, чтобы двинутся к заветной цели. Подбежав к бэтээру, на котором дежурили двое, Смирнов применил классический "развод" поста: бросил камень в сторону от обкумаренных и дремлющих азербайджанцев. И пока они определяли, откуда звук и поднимали по тревоге своих товарищей, Смирнов незаметно пробежал между скалистой стеной и бронированной машиной.
На службе Смирнов был одним из лучших в беге – и срочником, и в училище, и даже командиром спецвзвода ГРУ. "Это незначительное расстояние, – холодно думал он про себя, – каких-то десять километров по пересеченной местности. Оно не сможет существенно замедлить выполнение задания". Впрочем, бежать приходилось, особым манером ступая на носочки, чтобы не издавать лишних звуков.
Смирнов сам не заметил, как дорога вывела его на знакомую местность: вот оно – подножие той самой высотки, на которой его ждет заданное место. Почти не замедляя шаг, Смирнов начал подниматься вверх. Сколько лет прошло, но глаза узнавали приметы, будто здесь он был только вчера. Кровь бурлила, добавляя сердцу адреналина и ощущения уже почти выполненного задания. Когда он подошел к выветренной скале, у которой находился замаскированный проход к складу, то услышал за собой шорох. Не успел снять автомат, как кто-то навалился на него и, поскользнувшись, обхватил за ноги. Смирнов заметил, что нападавших было трое – так что и это препятствие надолго не задержит.
Бородатый, нападавший первым, после сильного, но неприцельного, касательного удара по голове полетел в кусты. Несколько размашистых ударов двух других нападавших Смирнов парировал почти небрежно, достав одного из них в лицо стопой, а другого одновременным хуком из акробатического положения в пах.
Бородатый уже оклемался от затрещины и готов был к новому прыжку. Смирнов понял, что противник, коренастый тип с черной щеточкой усов, сравнительно сильный противник и наверняка прошел специальную подготовку. Еще он понял, что с их стороны бой поначалу шел не на уничтожение, его хотели просто "вырубить".
– Стреляй, Хази! – крикнул кто-то из лежащих боевиков. Прогремел выстрел, но стрелявший промахнулся.
В следующий миг возле нападавшего бородача что-то беззвучно мелькнуло, будто ночной мотылек, и он рухнул на асфальт дорожки с торчащем в горле ножом.
В тот же миг Смирнов, получив сильный удар чем-то железным по ногам, отлетел в сторону и чувствительно ушибся головой о камень. Падая, выставил нож перед собой, так что лезвие глубоко вошло в горло боевика. Он тупо посмотрел на Смирнова, потянулся, чтобы достать лезвие из раны, и умер.