– Не верю! – воскликнул Боб. – Саша Медведь никого и никогда не боялся. Он принимал любой вызов и побеждал.
– Один мой знакомый, сейчас он генерал, известный писатель. Ему пришлось три года повоевать в Афганистане, в молодости тоже спортсмен. Он и Медведь дружат около сорока лет. Так вот, где бы они ни встречались, мой знакомый на людях говорит: "Давай, Александр Васильевич, давай, Саша, поборемся…" А Медведь только смеется. Помню, как моего знакомого чествовали в театре на его юбилей. Медведь пришел поздравлять его и, поднявшись на сцену, вручил своему другу борцовское трико и сказал: "Ты хотел со мной побороться? На, надевай!" А его друг не зря работал долго в уголовном розыске, каким-то образом учуял, что Александр может его таким образом поздравить, шагнул за пианино, стоявшее на сцене и через мгновение вынырнул из-за него с каской милицейской на голове, резиновой дубинкой в одной руке, а в другой – алюминиевым милицейским щитом. Встал напротив Медведя и, постукивая палкой по щиту, заявил: "Ну, давай, подходи!" Медведь стоит, пораженный такой догадливостью друга, а зал ложится от хохота. Александр не обратил внимания, что друг держит щит внешней частью к зрительному залу, а там написано "Щас завалю Медведя!" А когда увидел, то предложил: "Хорошо, я предлагаю ничью!" Они под бурные аплодисменты зала обнялись и заявили, что они никогда не боролись и не будут бороться друг с другом. – Суворов помолчал немного и с грустью сказал: – Согласитесь, сейчас так мало видишь настоящих людей, все помешались на деньгах.
– Да, – согласился Боб. – По-настоящему дружить могут только спортсмены.
– И только борцы из них, – пошутил Рамаз. – Но действительно настоящую мужскую дружбу в наше время увидеть. Ну что, продолжим?
Мирная атмосфера переговоров была восстановлена, однако груда стрелкового вооружения у дверей напоминала о разногласиях. Все понимали, что фактически внутри комнаты их всех держат в заложниках москвичи, а вокруг дома все перекрыто бандитами Рамаза. Если же оглядеть более широкую перспективу, то они окружены спецслужбами и полицией Саакашвили.
Давид снова взял ведение совещания в свои руки.
– Продолжим наш разговор, – сказал он. – Надеюсь, наше голосование остается в силе?
Последовали возгласы согласия. Инцидент был, как говорится, исчерпан.
Давид принес какие-то чертежи и разложил их на столе.
– Мы с Мамукой, – он кивнул на промышленника, – предлагаем сделать убедительное предупреждение всем. Вот план станции подкачки, которая стоит на его земле. Мы ее взорвем, и комиссия будет осматривать развалины. Что скажете?
Мамука Сесиашвили добавил:
– Там стоит взвод охраны, забор под сигнализацией, но мы все это изучили и есть даже свои люди внутри. Так что мне представляется, что все это реально.
Почему-то предложение, которое, наверное, они уже не раз обсуждали между собой с глазу на глаз, не вызвало никакого восторга у остальных.
Старый сподвижник Шеварднадзе недовольно произнес:
– Это хорошо только для вас. Вы напугаете British Petroleum, они заставят Саакашвили выплатить вам компенсацию за ваше потерянное имущество. Ну и что? Политические репрессии только усилятся, он получит в руки козырь.
Слово вставил Боб, почувствовав общее настроение:
– Думаю, после взрыва господин Маркус Миллер пойдет навстречу Саакашвили и даст свою санкцию посадить вас всех в тюрьму. Не только лично вас, а разогнать всю оппозицию.
– Наша задача, – продолжал политик, – нанести удар по тираническому режиму, всколыхнуть общество, не просто устроить шантаж ради ваших двух-трех миллионов.
– Вы нас дешево цените, – возмутился Сесиашвили, который хорошо знал, что речь идет о сумме впятеро больше, как минимум, но не собирался называть ее вслух – он боялся боксера.
– Нет крови – нет политики, – сказал здравомыслящий Рамаз.
Давид взвился:
– Мы не дадим согласия на кровь! Ты, Рамаз, уйдешь в Абхазию, прихватив "общак", – и ничем не рискуешь! А мы свои заводы и земли куда унесем?
Рамаз мрачно взглянул на князя:
– Ты отвечаешь за базар, что общак у меня?
Тот мигом стушевался:
– Это я к слову. Откуда я знаю, у кого общак?
– Тогда фильтруй свой гнилой базар!.. Я говорю: нужна серьезная акция – штурм парламента, как это сделала Нино Бурджанадзе!
Поднялся шум. Коротко говоря, как прикидывал Марат, политик и бандит требовали крови, коммерсанты стояли за шантаж. Спор был беспредметен, потому что решал все Рамаз, который обладал реальными автоматами и боевиками. Депутатская неприкосновенность и счет в банке всегда проигрывают, когда дело идет о том, кто кому глотку перегрызет. Силу обманут позже – хитростью.
Давид убеждал:
– Взорвем станцию и поставим их перед фактом. Они же поймут, что это только начало, первое предупреждение. А если начнутся репрессии – тогда мы с полным правом пойдем на крайние меры. Люди будут на нашей стороне.
Марат подал голос:
– После взрыва комиссия прекратит инспекцию, а все меры охраны будут усилены. Мы тоже немедленно покинем страну. Так что рассчитывайте только на одну подготовленную акцию.
Эдуард Сакварелидзе настаивал на том, что без спровоцированного политического кризиса народ на улицы не выйдет, Запад не станет принимать их всерьез:
– Ты, Давид, давно перевел свои активы за границу, – разоблачал он. – Ты просто не хочешь покинуть свой дворец и лишиться повара Ираклия! А это придется сделать, потому что Саакашвили тебя ненавидит. Решайся сейчас! Нам не бык на вертеле нужен, а власть.
Давид, чувствуя справедливость этих слов, защищался:
– Если тронуть представителей комиссии, нам этого никогда не простят. Даже если свалим "цветных", с нами не будут разговаривать.
– А ты что, сам пойдешь на дело? Или я? Все будет приписано южноосетинам, абхазам и русским. Может быть, курдам и Арабским Эмиратам. Но мы будем спасителями Грузии, и 235 километров трубопровода – наши!
Они еще долго препирались, а Марат с Бобом в это время рассматривали карты-схемы, разложенные на столе.
– Когда по плану визит комиссии на эту станцию?
– Через пять дней.
Марат задумчиво сказал:
– Можно успеть. Почему вы не хотите объединить две акции?
Все замолчали и прислушались к его дельным словам.
– Специалисты комиссии будут производить пробный пуск насосов и силовых агрегатов – так?
– Ну да, – ответил Мамука, который и раздобыл все эти планы станции, построенной на месте его завода.
– Вы ведь хорошо знаете всю эту территорию? Они использовали, наверное, многие ваши постройки?
– Да! Коммуникации, склады, производственные помещения.
– Мне нужны будут ваши специалисты-электрики, – сказал Марат.
– И что вы предлагаете? – спросил Давид.
– Производственную аварию при пробном пуске. Власти и British Petroleum будут подозревать диверсию, но доказать ничего не смогут. Погибнут члены комиссии и встречающие лица, но они не смогут доказать теракт. Кто будет на объекте, Саакашвили?
Депутат парламента ответил:
– Нет, это не в его ранге. Но Нино Бурджанадзе поедет наверняка.
– Вас это устраивает? Ее ликвидация?
– Конечно! Но только если нельзя будет доказать теракт. Грузины не любят, когда убивают женщин… Как можно устроить аварию?
– Вот здесь трансформаторная подстанция, – указал пальцем Марат. – Мне нужно, чтобы ваш инженер-электрик разобрался по схеме, как увеличить напряжение на насосы, чтобы они пошли вразнос. Возникнет избыточное давление в системе, а точечный взрыв прорвет трубу. Все, кто будет в помещении, сварятся в одну минуту, как паровые котлеты.
Боб добавил:
– Мину, которая стояла на буровой платформе в Баку и которую мы сняли, была установлена по такой же схеме. Чувствуется почерк спецназа…
Марат серьезно прокомментировал его слова:
– Лучшее решение всегда только одно. Взрывотехника – это точная наука. Есть один нюанс – нужен натовский пластид для спецопераций. Его марка – JMP-25. Профессионалы называют его "jump" – прыжок.
– Почему только он?
– Он специально составлен так, чтобы нельзя было выявить следов взрывчатки на месте диверсии. Это "ноу хау" ЦРУ: так они проводят диверсии во всем мире – без следов.
– Где его взять за пять дней?! – рассердился Рамаз Хоштария.
– У меня, – спокойно ответил Марат.
– Сколько стоит кило? – якобы шутя спросил политик.
– Я оказываю услуги, но ничем не торгую, – так же выдержанно ответил Марат. – Еще нужен самый простой взрыватель, который не оставит микроосколков для идентификации, и приемное устройство для того, чтобы взрыв был радиоуправляемым. Ведь нельзя предугадать, когда именно Бурджанадзе и комиссия зайдут в насосную…
Все с глубоким уважением смотрели на настоящего профессионала.
– Но осколки от приемного устройства не скроешь… – подал робкий голос князь.
– Обычный мобильный телефон! – сказал Боб. – Что вы, ей-богу, как дети! Наберем его номер – и все взорвется. Осколки телефона – не доказательство.
Все облегченно вздохнули:
– Действительно, как просто!.. – радовался князь. – А я уже чудеса всякие придумываю. Но у меня есть один важный вопрос к нашим многоуважаемым гостям: сколько будет стоить ваша… м-м-м… услуга?
Марат и Боб переглянулись.
– Вообще-то нам платит человек, у которого мы работаем, – строго сказал Боб. – И мы получаем долю акций в нашем предприятии. Уважающему себя мужчине нельзя служить двум заказчикам, как ваши курды, с которыми мы вчера говорили.
Тут сказал и Рамаз:
– Я бы тоже предпочел заплатить профессионалу. Я знаю "диких гусей": они честно делают то, за что взяли деньги.
Мамука добавил:
– И пластид, наверное, очень дорогая вещь…
Боб рассмеялся:
– В таком случае, – ради вашего спокойствия – мы не станем отказываться от лишних денег. Но торговаться не будем – вы без нас посоветуйтесь и решите, сколько стоит наша услуга. Целиком полагаюсь на вашу щедрость…
Давид Луарсабович постучал по столу, привлекая внимание участников совещания:
– Ставлю на голосование вопрос о принятии плана акции, которую описал господин Суворов. Голосование поименное. Я – "за".
Старая политическая лиса Эдуард Сакварелидзе отмахнулся от князя:
– Да что ты, генацвале, время тянешь? Разве не видишь, что все согласны. Пора переходить в столовую, пока у меня не лопнула от боли голова!
– У нас много конкретных вопросов к вам, Рамаз, в первую очередь, – сказал Марат.
– За вином обсудим, дорогой. Я скажу своим, чтобы забрали эти железяки и шли по домам, да? – спросил он у Марата, указав глазами на склад оружия.
Глава 10. Заминированная республика
Смирнов ворвался в свой номер и с ходу взял за глотку Шеина:
– Ну что, сука, давай начнем рассказывать про склад боеприпасов, где мои ребята полегли!
Холодное бешенство в его глазах обещало мало хорошего в короткий остаток жизни Федора Константиновича. Проще говоря, врач понял, что из него будут долго выбивать всю правду до последней капли, а потом удавят железной рукой – так, что глаза вылезут из орбит и вывалится наружу язык. Поэтому он быстро сказал:
– Твой отец!..
– Что "мой отец"? – зло спросил Сергей, но чуть ослабил хватку.
– Твой отец умер!
Голова Сергея дернулась, глаза быстро потеряли яростный блеск и остекленели. Хватка разжалась.
– Встать! Смирно! – скомандовал Шеин. – Закатай рукав на левой руке для укола.
Повторив всю стандартную операцию для введения в состояние транса, которую сегодня пришлось начать сразу с кодовой фразы, чтобы сохранить здоровье. Шеин, массируя шею, на которой уже проступали красно-синие кровоподтеки, быстро выяснил причины эмоционального поведения пациента.
– С кем ты недавно разговаривал о складе боеприпасов?
– С Мари Кунц.
– Кто это?
– Журналистка Би-би-си.
– Шпионка?
– Скорее всего, да.
– Что она сообщила?
– Ей пришел факс из Лондона, на котором отмечен схрон тротила. Ей сказали, что существует большой склад со времен войны. Склад контролировало ГРУ. Кто-то через Ольховского в Лондоне продает его координаты British Petroleum. Мари сказала, что это, скорее всего, Губаренко. Она предложила вызвать его сюда, чтобы я, Марат и Боб могли по-своему допросить его и выведать координаты.
– Как ты отреагировал на ее предложение?
– Сказал, что это довольно легко, потому что документы предварительного соглашения о выделении концессии готовы и мой отец завтра вылетает в Баку на встречу с министром экономики. Он может настоять на присутствии Губаренко, у которого находится техническая документация на платформы.
– Почему ты накинулся на меня?
– Я догадался, что после минирования буровых платформ в 1995 году было задание расконсервировать этот склад. Значит, там мои ребята и погибли. На карте, которую она показала, пометки сделаны моей рукой – я узнал свою манеру наносить знаки.
– Ты жалеешь погибших?
– Да. Но я выполнял приказ.
– Правильно… – рассеянно подтвердил Шеин, размышляя над полученной информацией.
Он набрал на телефоне номер Губаренко:
– Здравствуй, Степан Гаврилович, когда к нам собираешься?
– Завтра вылетаю. Как у вас дела?
– Пока все под контролем, но очень зыбко. Произошел второй шок, он догадался про склад, хотя и не вспомнил. Я сейчас гашу последствия. К счастью, этот шок послабее первого.
– Продержи его еще немного, а потом он мне не нужен.
– Продашь координаты склада через Ольховского?
– Откуда знаешь про Ольховского?
– Сергей сказал.
– Что?!
Шеин разъяренно ответил:
– Старый дурак! Ты все еще думаешь, что с тобой будут чикаться из уважения к твоим звездам? Ты пенсионер! Смирнову предложили захватить тебя, отвезти в горы и там допрашивать, пока не расскажешь про координаты склада! Хорошо, что он прибежал первым делом меня трясти за глотку! Вся шея в синяках!
– Не кричи на меня, говнюк, – гаркнул генеральским голосом Губаренко. – Я все понял. То-то они сначала прислали письмо с издевательским предложением, а потом пошли на попятную… У меня есть в запасе козырь. Держи там руку на пульсе. Сергея береги, вскоре он может сильно пригодиться.
Губаренко повесил трубку, а Шеин принялся составлять на бумаге текст поведенческих и психологических установок, которые предстояло ввести в сознание пациента прежде, чем освободить.
Перед тем как отпустить дорогих гостей, князь отвел их в оружейную комнату. Оказалось, что он не забыл своего обещания подарить им оружие, "достойное настоящего мужчины", – просто он не торопился его выполнять, пока соглашение не будет достигнуто. Теперь же он с многословными похвалами преподнес им два ствола. Взамен "трофейного" "Макарова", Марат получил отличный израильский "Джерихо-941", запасной магазин и коробку 9-миллиметровых патронов к нему.
– О, "Орленок"! – обрадованно сказал Марат, поглаживая длинный ствол и убеждаясь, что глубокая рукоятка удобно сидит в руке.
– Его так зовут? – удивился князь.
– В Америке он называется "Baby Eagles" – маленький орел. А этот произведен в Израиле и носит марку "Джерихо". Это и есть 45-й калибр – наши девять миллиметров.
Марат извлек коробчатый магазин, убедился, что он рассчитан на максимальное для этой марки количество патронов – 16 штук. Затем сдвинул назад затвор, заглянул в патронник, щелкнул довольно тугим крючком. Отвел затвор и, нажав справа на ось затворной задержки, извлек ее из рамки. Снял затвор со стволом, вытряхнул из него возвратную пружину с направляющим стержнем, извлек ствол и внимательно рассмотрел его изнутри на свет – там сверкали чистотой шесть нарезов. Затем снарядил магазин, вскрыв коробку, собрал пистолет в обратном порядке, загнал патрон в патронник и перевел в безопасное положение флажок предохранителя на затворе-кожухе.
– Боец Суворов к стрельбе готов, – браво доложил он князю. – Спасибо, отличное оружие. Хорошо бы опробовать в гараже.
– Пожалуйста, дорогой мой! – расплылся в радушной улыбке князь.
Боб получил в подарок не такую дорогую импортную "волыну", а новенькую отечественную "Гюрзу", чей массивный кожух полностью скрывал внутри себя ствол.
– О, "Гюрза" – моя любимица, – обрадовался он. – Жаль, патроны у нас разные, мои длиннее на полсантиметра. Постреляем? Спасибо, Давид Луарсабович, уважил, этот пистолет по мне. Из него медведя остановить можно и по бронежилетам хорошо бить – не пробивает, но ребра ломает классно!
Постреляв внизу в импровизированном тире и оставшись весьма довольны личным оружием, они оставили на столе ненужные три "Макарова" сели в машину к Мамуке, у которого был свой непьющий шофер, чтобы вернуться после полуторасуточного отсутствия в гостиницу.
Развалившись на мягких сиденьях новенькой машины "Лексус GS", они переглянулись. Суворов демонстративно крутил в руках свой подарок, который стоил раза в три больше, чем оружие Кочарова.
– Поменяемся? – предложил Марат.
– Ищи дурака! – ответил ему Боб.
Переодевшись в гостинице, они заторопились в популярное туристическое агентство "Иверия", которое разместилось в ряду многочисленных магазинчиков напротив здания оперы. Они проскочили под проспектом Шота Руставели по знаменитому в Тбилиси подземному переходу, где происходил непрерывный джем-сейшен непрофессиональных музыкантов. Стены, залепленные плакатами Джона Леннона, Джимми Хендрикса и "Пинк Флойд", многоцветные граффити, надписи "NOT WAR!", – все это промелькнуло перед глазами, а уши наполнились музыкой трех различных команд, одновременно игравших в переходе. К сожалению, им некогда было глазеть на посторонние забавы.
В турагентстве их немедленно принял директор, с которым они связались еще по дороге:
– Где вы пропадаете? Я ожидал вас еще вчера! – обеспокоенно вскричал он. – Миллер оборвал телефон, в гостинице ничего про вас не знают, телефон вчера целый день не отвечал.
Действительно, свои телефоны они забрали у князя только час назад.
– Ничего, Лев Давидович, зато у нас есть новости и просьбы.
– Сейчас же свяжитесь с Миллером! – закатывая глаза, потребовал старый тбилисец Лев Давидович.
"Интересно, – подумал Марат, – с какого года он завербован МИ-6?"
Боб строго спросил у тбилисского резидента МИ-6 (такое впечатление у него сложилось о должности пожилого грузина во время инструктажа у Миллера):
– Комнату давно проверяли на прослушивание?
– Мы свое дело знаем, – сказал Лев Давидович тоном, в котором читалось: "…в отличие от вас", – проверили два дня назад лучшими сканерами, готовимся к визиту как-никак.
Грузин сам набрал необходимый номер и доложил:
– Господин Миллер, они появились. Да, здесь. У меня в бюро. Даю трубку.
Марат от протянутой трубки отвернулся, поэтому ее взял Боб:
– How do you do, mister British Petroleum? ("Как поживаете, господин "Бритиш Петролеум"?") – с ходу огорошил его Богуслав новой кличкой.
Тот поперхнулся от такой фамильярности, но быстро справился с собой:
– Что случилось, почему вы исчезли? Загул, как у Смирнова?
– Вы практически угадали – мы выпили вчера ведра по два их слабого винца и очень утомились.