– Вы совершенно правы, доктор, я не знаю, какая сила мной движет. Я не знаю первопричины зла, которое творю. Я не хочу убивать, но я убил и знаю, что снова убью. И мне неведомо, кого, когда и как. Это случится, когда жертва, кто угодно – женщина, старик, ребенок – каким-то непостижимым мне образом окажется в моей ситуации, вместе со мной в тех обстоятельствах, в которых я буду должен убить, убить вне своей воли, убить в полном затмении разума… Я надеялся, доктор, что вы другой… но у меня нет права на обиду или осуждение. Это ваш выбор, и я отношусь к нему с пониманием. Был рад знакомству, господин Гиббс.
Кивнув в знак прощания, Рон вышел из кабинета. Мартин, минуту поколебавшись, быстрым движением руки схватил телефонную трубку.
Рон медленно шел по коридору, перебирая в уме имена других психиатров, о которых он узнал в поисках того, кто мог бы ему помочь. Из их большого числа только трое, не считая, Мартина Гиббса, заинтересовали Рона. Генрих Шрейер, немец по происхождению. Пенсионный возраст, множество трудов, звания, премии. Много положительных результатов, но все плюсы в одном секторе. Вряд ли он свернет с проторенной дорожки на нехоженую тропу. Ева Бойль, известная дама в медицинских кругах, оригинальная, смелая, дерзкая, всегда готовая изменить и свои, и чужие стандарты, но, к сожалению, занимающаяся сдвигами исключительно в женских умах. Майк Честер. К нему, как и к Мартину Гиббсу, Рон присматривался особенно тщательно. Молод, амбициозен, одно из научных пристрастий – серийные убийцы. Майк Честер помог полиции выйти на след психопата, убивавшего женщин с короткими, почти мужскими стрижками. Несмотря на молодость, Майк – признанный авторитет в научных кругах. Он напорист, порой до рискованности, но нет в нем того, что Рон увидел, вернее даже не увидел, а ощутил в Мартине Гиббсе – тайного знания в глубоких черных глазах о связи небесного и земного, живого и мертвого, прошлого и будущего. Мартин особенный. Рон чувствовал это, потому что сам был такой. Каждый из них по-своему отмечен божьим знаком. Смыслом жизни Рона стало познание смертного греха и поиск его искупления. Предназначение Мартина – реконструкция грешных душ из обломков, оказавшихся по разные стороны от границы между светом и тьмой.
На панели управления лифтом вспыхнула кнопка первого этажа. Рон вышел из кабины и направился к выходу через просторный холл, сияющий мрамором пола и хрусталем люстр. Погруженный в собственные мысли Рон не замечал пристального взгляда охранника, неотрывно наблюдающего за его приближением. Когда Рон почти пересек холл, мужчина поднялся с места и встал спиной к выходу, заложив руки за грубый форменный ремень.
– Мистер Рон Митчелл, – взгляд охранника тяжело уперся в глаза Рона.
– Да. Чем обязан? – слегка сощурился Рон.
– Доктор Мартин Гиббс ждет вас… Сейчас.
Глава 10
Рон и Мартин изучающе смотрели друг на друга, сидя в противоположных креслах. Не было неловкости, напряжения, тягостности. Каждый понимал, что с этой минуты связан со своим визави до конца, любого, какой ни случится в предстоящей цепи событий, замкнувшей сейчас, в этом кабинете, свое первое звено.
– Что вы помните о своем первом убийстве, – нарушил молчание Мартин.
– Волейбольный матч. Две школьные команды. Я – лучший подающий. Вышел из игры, когда у соперников не осталось шансов на победу. Сел на скамью запасных. Очнулся – в руках ножницы. На земле – Фил Кренстон. У ног – лужа крови. Вокруг – сотни глаз, в которых страх. Потом – полиция.
– Откуда ножницы?
– С судейского стола. Всегда там лежали.
– Как они оказались у вас в руках?
– Не знаю.
– Вы пытались найти мотив?
– Все двадцать семь лет.
Мартин встал, подошел к окну.
– Почти всегда ответы на загадки взрослой жизни лежат в детстве.
Рон перевел взгляд со спины Мартина на его рабочий стол. Как и сам доктор, все принадлежащие ему вещи были утонченно изящны. Великолепная дорогая ручка, красивый карандаш, безукоризненно подточенный. Ежедневник в обложке из натуральной кожи, стопка ослепительной белизны бумаги. Ножницы с длинными тонкими стальными лезвиями…Нож для бумаги… Ручка из ценной древесины, инкрустированная драгоценным камнем…Рон поднялся, его рука плавно заскользила по столу, оборвав движение около тонкого клинка…
Мартин слышал шаги подходящего сзади Рона, но не шелохнулся и не оторвал взгляд от окна. Они должны доверять друг другу, иначе все станет бессмысленным.
– Вас не мучают воспоминания детства? – Мартин спокойно развернулся к Рону.
– Нет.
– Вы были счастливы?
– Да.
Внимательный взгляд доктора уловил в глазах Рона тень ведомых только ему воспоминаний.
– Вы были единственным ребенком?
– У меня есть брат Дэн…Младший.
– Была разница в отношении родителей к вам и брату?
– Я этого не ощущал. Мы с Дэном были на равных. Родители нас любили обоих, каждый по-своему, но любили искренно.
– Что значит, каждый по-своему?
– Мама нас всегда жалела, никогда не наказывала. От отца приходилось получать, но всегда только по заслугам. Зря отец не наказывал.
– Он подавлял вас своей волей?
– Скорее, пытался навести в нашей жизни порядок. Он во всем любил порядок.
– Ему это удавалось?
– Далеко не всегда. Мы с Дэном характером пошли не в него, как и не в маму. Мы были другими.
– Отношения в школе?
– С учителями – обычные. Среди одноклассников я был звездой. Мне прочили большую спортивную карьеру. Спорт давался мне легко. Любой – борьба, игры, атлетика. Я мог бы достичь больших высот и больших денег.
Мартин не отрывал внимательных глаз от лица Рона. Теперь он точно знал, что счастливое детство Рона скорее было дорогой, ветвящейся по краю пропасти среди красивых пейзажей. Он оступился, но где?
– Что из детства не уходит из памяти?
– Падение Дэна… Он упал с лестницы, ударился головой и…перестал говорить. Онемел.
– Почему?
– Повредил речевой центр. Так сказали врачи.
– Как случилось, что он упал?
– Дэн сбегал с лестницы и споткнулся… Падение было очень сильным.
– Почему он бежал, а не спускался шагом?
– Мы вообще были подвижными детьми. Все делали бегом. К тому же он что-то натворил. Так сказал отец.
– Вы были дома?
– Да, в своей комнате.
– Вы видели, как Дэн бежал, споткнулся, упал?
– Нет. Я выскочил из комнаты на крик матери. Дэн уже лежал на полу.
– Где был отец?
– Кажется, рядом с ним. Точно не помню.
– Что было потом?
– Приехали врачи.
– Потом?
– Мои нервы не выдержали, и я сорвался в истерику. Врач мне сделал укол.
– Какой?
– Не знаю. Что-то сильное. Все вокруг стало расплываться и растворяться друг в друге. Последнее, что я запомнил – шкаф с маминой головой. Проснулся я в своей комнате. Рядом сидела мама. Она сказала, что Дэн в больнице.
Интуиция Мартина запульсировала где-то в районе желудка. Так случалось всегда, когда его интуитивный нюх учуивал верный след. Трагедия Рона и драма Дэна берут начало в одном событии. Оба его жертвы, но кто-то первопричина. Взаимная связь безусловна, но пока не очевидна. Что же это? Злая шутка духовного родства или, наоборот, противостояния?
– Вы были с Дэном близки?
– Да, понимали друг друга без слов.
– Вы много времени проводили вместе?
– Дэн младше на два года, мы были в разных классах. В увлечениях не сходились. Я больше занимался спортом, Дэн математикой. Ну, а так… Все вечера, выходные были вместе.
– Вы делились секретами?
– Не всеми.
– Например.
– О девчонках Дэн говорить не любил.
– Почему?
– Нечего было рассказывать.
– В чем состояла проблема?
– В уме Дэна. Девчонки боялись его математической гениальности. Они думали, что Дэн их считает дурами.
– Откуда вы знаете?
– В отличие от Дэна, у меня недостатка в поклонницах не было. Девчонки меня обожали. Стаями летели на мою красивую фигуру и большие перспективы… Иногда они бывали очень разговорчивы.
"Может, с лестницы должен был упасть Рон?" – размышлял Мартин, одновременно слушая Рона. Ущемленное самолюбие опасно в любом возрасте, но особенно агрессивно в подростковом, когда эмоции легко берут верх над разумом.
– После падения Дэна лестницу осматривали?
– Не знаю.
– Ступени могли быть повреждены?
– Вообще-то у отца везде был порядок.
– Чьи комнаты располагались на втором этаже?
– Моя и Дэна, комната для гостей и небольшая гостиная с выходом на балкон. Мама любила в этой комнате рукодельничать, отец – читать. Часто мы пили там чай всей семьей. – Рон внимательно посмотрел на Мартина. – Вы думаете, что я подстроил падение Дэна.
– Я думал наоборот, – признался Мартин.
– Дэн?… Полный бред.
– Господин Митчелл, я много раз имел возможность наблюдать, как из самого невероятного предположения, из полной чуши вырастала истина.
– По лестнице могли сойти и мать, и отец, и…Дэн.
Да, согласился про себя Мартин, и поэтому посыл мести неверен. Он наблюдал, как потрясенный Рон прилежно рылся в памяти, стараясь найти повод, который мог бы братьев настроить на взаимную месть. Это тупик. Месть не то чувство, которое может внезапно вспыхнуть и погаснуть. Месть вынашивается долго и просчитывается тщательно. Нет, злую шутку с братьями сыграл именно случай, не ожидаемый, непредвиденный. Такие ситуации либо помнят всю жизнь, либо забывают навсегда. С Роном случилось последнее. Традиционные способы психоанализа в этом случае бессильны.
– Вы должны вернуться в тот день, – прервал Мартин размышления Рона.
– В какой? – не сразу понял Рон.
– В день падения Дэна.
– Гипноз?
– Да.
– Я вспомню этот день?
– Нет, дверь в эту комнату для вас навсегда заперта. Вы не вспомните этот день. Вы переживете его заново и, скорее всего, снова забудете.
– Доктор, сейчас вы мне сказали о том, о чем я не успел вам рассказать.
– О чем?
– О моем сне… Я иду по темному коридору к закрытой двери на свет и голоса, которые слышу. Я не могу их узнать, хотя они мне знакомы. Я слышу разговор, но и не могу понять, о чем он…
– Продолжайте.
– Дверь заперта. Я пытаюсь ее открыть до тех пор, пока не отрываю ручку и не отлетаю в темноту, из которой начал свой путь.
– У сна есть периодичность?
– Нет.
– Может, сон вызывают какие-либо события?
– Доктор, в тюрьме нет событий.
– Вам страшно в этом сне?
– Нет.
– Зачем вам надо войти в эту дверь?
– Я знаю, что за ней мое спасение.
– Разгадка вашего греха?
– Да.
– Вы мечтаете о прощении?
– Я хочу знать, в чем мне каяться.
– Завтра, в два часа, господин Митчелл.
– Я приду.
Как только Рон покинул кабинет, Мартин подошел к окну. Он ждал, когда Рон выйдет из здания. Вот и он. Прямая спина, уверенная поступь. Ему некого бояться, кроме самого себя. Мартин вернулся к столу, сел за компьютер. К завтрашнему дню он должен понимать Рона лучше, чем тот понимает себя сам.
Глава 11
Рон потянулся и посмотрел на часы. Совсем раннее утро. В этот час в тюрьме побудка. У Рона – начало четвертого дня свободы. В тюрьму он больше не вернется. Никогда. Он успеет остановить проклятье. Теперь он не один. С ним вместе мама и Мартин Гиббс. Мама верит в него, Мартин – в себя. У них троих обязательно получится. Рон снова потянулся. Как приятно понежиться в постели. Как здорово разрешить себе понежиться в постели! Больше Рон не отдаст свою свободу, никому не отдаст, кроме Бога, если так сложится жизнь.
После очередного удовлетворенного обзора скромного уюта крохотной комнаты Рон поднялся с постели. До встречи с Мартином и него еще одно важное дело. Пока все идет, как задумано. Свой план действий Рон обдумывал семнадцать лет. Он все просчитал до шага, исключил все моменты, способные ему помешать, но встреча с матерью к двум ключевым пунктам добавила еще один. Он выполнит его сегодня. Рон пойдет к адвокату Грете Нельсон по самым тихим и безлюдным улочкам. На проспект, кишащий людьми, Рон выйдет только за пару кварталов до адвокатской конторы. В эти решающие дни Рон должен свести к минимуму свое пребывание на людях, чтобы максимально обезопасить себя от любой провоцирующей ситуации.
Рон допил кофе, достал из кармана и пересчитал деньги. Он снял их со счета, который открыли на его имя отец и мать через несколько месяцев после первого заключения в тюрьму с надеждой на другое будущее. Второй срок Рона значительно увеличил сумму вклада, и это позволило Рону действовать так, как он действовал. Рон надел черные очки. Приглушая яркость цветов, они помогали ему менее обостренно воспринимать окружающий мир. Рон вышел из гостиницы и сразу поднял глаза к небу. Синее безмолвие всегда его успокаивало, понимающее разделяя стремление к уединенности и тишине. Глубоко вдохнув, Рон решительно направился к первому проулку. Весь путь он прошел в привычно быстром темпе, глядя прямо перед собой, не позволяя себе никакой реакции на происходящее по сторонам. Только полная отстраненность поможет Рону достичь цели.
В контору Греты Нельсон Рон пришел чуть раньше назначенного времени. Секретарь с раскосыми глазами мило улыбнулась и, подтвердив условленную встречу, забарабанила по клавишам клавиатуры. Мерный стук несколько раздражал, но пока был терпим. Рон прикрыл глаза. Звук настойчиво лез в уши, усиливая раздражение. Внезапно для себя Рон резко поднялся. Секретарь, вскинув голову, посмотрела на странного посетителя. "Какие красивые глаза", – неожиданно подумал Рон, всматриваясь в темные удлиненные овалы под удивленно поднятыми бровями. В кабинете усилился звук голосов и шагов. Дверь распахнулась. Грета Нельсон, попрощавшись с предыдущими клиентами, жестом пригласила в кабинет Рона Митчелла. Когда дверь в кабинет закрылась, девушка перевела взгляд на клавиатуру. Ее застывшая над клавишей рука тихо подрагивала.
Элегантный светлый костюм отлично смотрелся на атлетической фигуре Греты, эффектно контрастируя с шоколадным цветом кожи.
– Никогда не занималась спортом, – перехватила Грета взгляд Рона.
– У вас отличная фигура.
– Без всяких усилий с моей стороны. Я предпочитаю работать с бумажками. А вы представили меня с копьем или штангой?
– Только с этой папкой.
– Тогда приступим к делу. – Грета села за стол. – Итак, Рон Сэмюель Митчелл, вы отказываетесь от наследства?
– Да, – утвердительно кивнул Рон.
– В этом случае ваш родной брат, Дэн Сэмюель Митчелл, становится единственным полноправным владельцем родительского дома.
– Да, – снова кивнул Рон.
– Это серьезное решение, господин Митчелл, я бы хотела знать его мотив.
– Я никогда не вернусь в дом родителей, мисс Нельсон. Я не намерен там жить. Мне совсем не нужен этот дом.
– Ваша мать и ваш брат знают об этом решении?
– Нет.
– Вы приняли это решение самостоятельно?
– Да.
– На вас оказывалось давление со стороны третьих лиц?
– Нет. Это лично мое решение.
– Не обязательно жить в доме, чтобы реализовать свое право на наследство, мистер Митчелл. Вы можете претендовать на его денежное выражение.
– Мисс Нельсон, мне этот дом не нужен ни в виде жилья, ни в виде денег.
– Вы женаты?
– Нет.
– У вас есть дети?
– Нет.
Все время разговора Грета Нельсон внимательно наблюдала за Роном, пытаясь взглядом профессионала уловить фальшь в ответах, но ее не было. Похоже, он действительно искренен в своем желании. Грета еще раз пристально посмотрела на Рона.
– Отказ от наследства – это очень серьезный шаг. Отступить будет нельзя. Вы понимаете, господин Митчелл, нельзя. Вы действительно считаете это разумным в вашем положении?
– Да.
– Быть может, этот дом – ваш шанс на новую жизнь?
– Вот именно, мисс Нельсон, это мой шанс, и я хочу его использовать.
– Именно таким образом?
– Да.
– Это ваше право, господин Митчелл. Прошу вас, – Грета положила перед Роном несколько листов. – Это юридическое оформление вашего отказа от наследства. Внимательно прочитайте каждую строчку. Проверьте правильность всех данных.
Рон взял в руки листы с напечатанным текстом: "Я, Рон Сэмюель Митчелл…", – слова начали трансформироваться в образы, проступать чертами, цветами прошлого, обретать характер, наполняться чувствами. – "…отказываюсь от доли в общем наследуемом недвижимом имуществе… в пользу родного брата…"… Дэн…Они были так близки, а сейчас Рон даже не знает, как выглядит брат. И вот через столько лет они снова вместе, их имена рядом, пусть даже на этой бумаге. Рон хотел бы увидеть Дэна, но он никогда, никогда не осмелится взглянуть в глаза Кэт, а это значит, что встречи не будет… "… перейдет в наследство после смерти Лизы Джонсон Митчелл, законной супруги Сэмюеля Джонатана Митчелла…"…Отец… с любовью сквозь строгость. Для чего он огораживал свою искреннюю любовь к семье и детям высокой плотиной, зачем не давал ей простора, для чего копил в запруде? В конце концов чистые истоки занесло слоями непонимания, отчуждения, страха. Живая вода превратилась в затхлое болото. Так неправильно. Душа должна отдавать свою любовь, чтобы взамен принимать другую, быть все время в круговороте чувств подобно небесной влаге, сохраняющей свою чистоту в вечном движении между небом и землей.
– Мистер Митчелл, вы прочитали текст?
Грета Нельсон уже несколько минут наблюдала за ушедшим в себя Роном.
– Да.
– Все верно?
– Да, все правильно.
– Вы готовы подписать отказ от своей доли наследства?
– Готов.
– Ну что ж, тогда приступим.
Рон подписывал бумаги спокойно, без всплеска каких бы то ни было эмоций. Он делает то, что должен сделать. Ради матери, ради Дэна, ради себя и, может, Ричарда? Как знать, быть может, через двери родительского дома сын Дэна, Ричард Митчелл, выйдет в мир большой математики и совершит в нем открытия, которые не суждено было сделать его отцу? Как знать… Как знать… Жизнь каждого члена семьи Митчеллов оказалась такой непредсказуемой…Рон отложил ручку и передал подписанные документы Грете Нельсон. Через несколько минут дело было завершено.
– Мистер Митчелл, ваш экземпляр. Вашему брату, мистеру Дэну Митчеллу я вручу экземпляр лично, – на завершающем аккорде в голосе Греты профессионально зазвучали металлические нотки, – когда он прибудет за ним по моему уведомлению либо через его доверенное лицо при наличии у последнего необходимых на то документов…Не беспокойтесь, я все сделаю, как надо, – человеческим голосом закончила Грета Нельсон, тепло улыбнувшись несколько растерявшемуся Рону.
– Спасибо.