В проеме распахнувшейся двери возник знакомый силуэт. Взгляд Рона тяжело лег на щуплую фигуру. Парнишка, покрутив головой, пошел по улице, по-птичьи подпрыгивая на каждом шагу. Неслышной тенью Рон последовал за ним. В синхронном движении они миновали улицу за улицей, из которых каждая последующая была пустыннее предыдущей. Внезапно молодой человек остановился и резко повернулся назад, но чувство опасности пришло к нему слишком поздно, в уже безвозвратном отдалении от многолюдного центра. Неожиданная смена ситуации не сбила Рона с ритма преследования. Мерным, почти механическим шагом он продолжал движение к цели. Страх, нарастающий с приближением незнакомца, вернул парню способность двигаться. Развернувшись, он быстро пошел вперед, нервно оглядываясь и все еще надеясь на случайное совпадение. Рон прибавил шагу. Парень побежал. Рон немедленно последовал его примеру. Объятый паникой, мальчишка кинулся в первый попавшийся проулок и понял, что совершил ошибку. Впереди темной массой нарастал парк. Не имея другого выбора, парень сбежал по лестнице и быстро огляделся вокруг. Он стоял на узкой аллее между глухой стеной и плотным рядом деревьев, выглядевших мрачными великанами, зловеще перешептывающимися в ночи. Мысли в его голове беспорядочно заметались. Куда же теперь? Справа – стена. Слева взгляд тонет в черноте неизвестности. Спрятаться за деревьями? Что же делать, что? Мечущийся по сторонам взгляд поймал растущую позади тень. Обезумев от страха, парень молниеносно бросился вперед. Бежать, бежать… вдоль стены… бежать! Быстрее!..Как? Почему?…Стены нет!.. Отпрянув от черной пустоты, внезапно оборвавшей иллюзорную защиту справа, он инстинктивно кинулся налево и попал в низкий колючий кустарник. Сотни мелких иголок впились в его ноги, образовав ветвистый капкан. Парень дернулся. Боль, ударив разрядом тока, прошла по телу судорожной конвульсией. Сжав зубы, мальчишка не издал ни звука. Дрожащим взглядом он торопливо оглядывался вокруг. В причудливом танце света и теней каждая темная форма казалась приближающимся убийцей. Новый прилив страха освежил силы. Разрывая ткань одежды вместе с кожей, парень отчаянно проламывался сквозь колючие заросли в сторону света. Рывок, еще рывок…Наконец ноги на спасительной тверди. Бежать, снова бежать…быстрее…быстрее… Должен же этот парк когда-то закончиться! Бежать, бежать…Неожиданно аллея раздвоилась дорожками. Парень остановился, огорошенный новой загадкой веселящейся над ним судьбы. Куда теперь? Направо? Налево? От ужаса он совсем потерял голову и ориентацию в пространстве. Крутясь на одном месте, парень уже не мог сообразить, с какой стороны он подбежал к тройнику дорог. Надо успокоиться и выждать несколько секунд. Сейчас он увидит своего преследователя и поймет, в какой стороне его спасение. Парень лихорадочно осматривался, боясь долго задерживаться взглядом на одном направлении. В его широко распахнутых глазах, отшлифованных страхом до зеркального глянца, отражались послушные ветру тени деревьев. Мысль, вдруг ударившая в голову, заставила тело парня забиться мелкой дрожью. Убийца рядом! Он давно здесь! Он наблюдает за ним, как хищник из-за засады, готовясь к смертоносному прыжку. Парень почувствовал свинцовую тяжесть взгляда откуда-то из темноты. Выбивая зубами нервный стук, он осматривался резкими поворотами головы. Нет, убийца не может вырасти из-под земли! Он должен, должен увидеть его первым!
Рон, стоящий за деревьями в нескольких метрах от жертвы, вынул нож. Парень повернулся спиной. Рон шагнул вперед. Мальчишка замер. Его обостренный до животного чутья инстинкт самосохранения мгновенно отреагировал на внезапно отделившуюся от дерева тень. В то же мгновение парень бросился бежать. Интуитивно он выбрал правильное направление, но разум, объятый диким ужасом, вновь опоздал с правильной подсказкой. Парень проскочил лестницу, выводящую из парка на спасительный простор. Внезапно выросшая перед ним стена стала окончательным приговором. Он понял, что загнал себя в ловушку…
Взгляд Рона зафиксировал жертву. Ведомый подсознательной идеей, Рон четко следовал каждому пункту запущенной программы убийства. Шаг, еще шаг. Рон приближался к жертве с тихой неотвратимостью смерти. Нож в его руках сверкнул жертвенным бликом. Сейчас Рон прекратит существование этой жалкой жизни. Сейчас это трясущееся создание закричит и Рон… не убьет! Он не может убить кричащего человека. Рон – не убийца. Новая программа властно подчиняла себе подсознание Рона, но сила прежней все еще была велика. Рон должен убить или не должен убить? Да или нет?… В борьбе двух противоположностей, рвущих друг у друга власть над подсознанием, разум Рона прорезал мозг короткими вспышками озарений. Тюрьма…Мама…Мартин…Свобода…Рон не убьет… Крик остановит проклятие… Сейчас он закричит, и Рон не убьет…сейчас он закричит, и станет нельзя убить…Не в силах остановить свое движение к жертве, Рон жадно ловил слабеющие импульсы сознания. Почему он молчит? Почему не помогает сохранить себе жизнь? Почему не кричит? В тишине разум Рона теряет последние силы для сопротивления гнетущим подсознание силам, утрачивает внезапную открывшуюся способность сопротивляться бессознательному стремлению убивать.
Рон подошел в парню вплотную. Страх смерти исчертил лицо жертвы уродливыми штрихами. Глаза выкатывались из орбит. Открытые губы беспрестанно дергались, меня геометрию оскала. Мутнеющие глаза Рона замерли на лице парня. Внезапное озарение вспыхнуло в них последним ярким сполохом так и не разгоревшегося огня разума.
За мгновение до полного затмения Рон разгадал загадку знакомой странности. Этот парень никогда не закричит. Никогда! Он не умеет кричать. Он – немой! Немой, как Дэн! Как Дэн, он кривит губы в бессильном желании звука, слова, крика! Рон навеки проклят убийством! Он обречен убивать, и он убьет…убьет…убьет!.. С диким воем загнанного зверя, нутром учуявшего смерть, Рон обрушил нож со всей силой захлестнувшего разум безумства…
Глава 23
Дверь распахнулась. Мощный поток света, хлынувший в открытый проем, сбил Рона с ног. Он упал навзничь. Острая боль пронзила голову. Рон потерял сознание…
… Черт бы побрал этого Грэга вместе с его дурацкой книгой! Рон со злостью оттолкнул руками одну за другой три стопки книг, которые сам же набрал из полнейшего беспорядка вещей, выволоченных им из книжного шкафа. Поднявшись с пола, Рон с удовольствием прошелся взад и вперед по рассыпавшейся кладези знаний, увеличивая сладость безадресной мести усиленным притаптыванием отдельных экземпляров. Так вам и вот так, получайте! Остудив бессмысленным поступком внезапно вскипевшую ярость, Рон подошел к окну. Отец поливал газон. Рон засмотрелся на радугу, образовавшуюся в водяной пыли. Как хорошо на улице. Как хорошо! Ноги Рона ходили ходуном, рефлекторно отвечая на нестерпимое желание простора, воздуха, солнца, свободы! Ну, почему, почему их отец такой зануда? Почему нельзя делать уроки в другое время? Почему каждое воскресенье с девяти до двенадцати Рон и Дэн должны сидеть в своих комнатах за учебниками? И так из года в год, из года в год! Почему нельзя после обеда или вечером, или когда захочется. Рон – не дурак, и Дэн – не дурак. Оба понимают, что надо учиться. Ну почему уроки надо делать сейчас, а не когда голова начнет думать!
Почему, почему надо жить по одному и тому же распорядку? Если отцу так нравится, сам бы и жил по своему чертовому расписанию, а других не заставлял! Рон подошел к столу. Открытый задачник только добавил раздражения. Рон схватил его со стола и со злостью швырнул в разбросанные книги. Душу отвести не удалось. Рон с прыжка бросил себя в кресло. Задрал вверх ноги. Избыточная энергия, образовавшаяся спонтанно, как и многое другое в подростковом возрасте, рвалась наружу. Рон вскочил. Попрыгал, побоксировал, сел за стол. Густой весенний воздух настойчиво лез в открытое окно, заполнял ноздри, проникал внутрь, кружил голову. Интересно, что делает Дэн? Ему проще. Его окно не выходит на цветущий палисадник. Хоть бы съесть что-нибудь. На кухню ход закрыт, а вот комната для гостей находится рядом. Рон выглянул из окна. Отец в полном соответствии с планом полива, составленном однажды и на всю оставшуюся жизнь, перешел к кустам сирени. Затем последуют вишневые деревья, потом клумбы, первой– разноцветная, второй – с розами. Это минимум минут двадцать. Вполне достаточно, чтобы сгонять в комнату для гостей. Рискнуть или нет? Рон выглянул в коридор. Мама на кухне, Дэн – в комнате. Отец – на улице. Рона никто не увидит. Это всего пять минут. Рон в нерешительности стоял у двери.
Комната для гостей была для детей запретной территорией. По установленному отцом закону в ней всегда был идеальный порядок и полный набор угощений к чаю. Рон взял бы всего несколько конфет. Это же так незаметно. Внутренний зуд никак не унимался. Рон снова подошел к окну и выглянул во двор. Отец разговаривал с Маком Талером из дома напротив. Это дополнительное время стало для Рона решающим обстоятельством. Он быстро выскочил в коридор и на цыпочках добежал до комнаты для гостей. У дверей прислушался. Все тихо. Приоткрыв дверь, Рон протиснулся внутрь. Вот и все. Дело на пару минут, и что он так долго колебался? Рон подбежал к потемневшему от времени серванту. Комната для гостей дышала стариной, и это делало ее создателя – Сэмюеля Митчелла – окружной знаменитостью, а ее саму – местной достопримечательностью. Чаепитие в комнате, которое случалось по важным семейным, городским и государственным датам, неизменно уводило хозяев и гостей в неизменно героическое прошлое. Прихлебывая чай, попыхивая трубками, они вспоминали молодость и доблесть предков, пересекших океан, чтобы несытое спокойствие в Старом свете заменить опасными поисками богатства в Новом.
Руки и ноги Рона потряхивало от нервного напряжения. Рон распахнул дверки серванта. Ваза с конфетами стояла на верхней полке. С пола не дотянуться. Рон торопливо подтащил к серванту старый табурет, сколоченный словно наспех из сучковатых досок. Запрыгнув на неуклюжую конструкцию с толстыми кривоватыми ногами, Рон с ближнего расстояния оценил обстановку. Чашу с конфетами неудобно загораживала большая ваза. Рон знал, что старинная посуда очень тяжелая, поэтому не решился снять вазу с полки. Близкое соседство уложенных стопкой блюдец и чашек не давало возможности отодвинуть неудобную соседку. Минуты уходили. Надо действовать. Обогнув вазу рукой, Рон уже ухватил добычу, как вдруг качнулся на кривоногом табурете. Огромная старинная ваза от случайного взмаха руки рухнула вниз. Издав звенящий звук от удара об пол, она рассыпалась разновеликими осколками. Рон похолодел от ужаса. Инстинкт самосохранения сработал с детской наивностью, подсказав единственно известный способ спасения – бегство. Ни секунды не поразмыслив над случившимся, Рон опрометью бросился из комнаты. Опрокинутый табурет, осколки вазы – все следы беззлобного детского умысла остались на месте, превратившись в чудовищный по законам дома Митчеллов проступок.
Захлопнув за собой дверь, Рон заметался по комнате. Отец поливал клумбу с розами. Через несколько минут он поднимется на второй этаж. Признаться ему или нет? Может, сначала сказать маме? Зачем, зачем он поперся в эту гостевую комнату? Он же сомневался, не зря сомневался. Как он не понял дурных предчувствий? Он же не хотел, не хотел идти! Что делать, что же делать? Зря он убежал. Можно было собрать осколки и спрятать. На время. Можно было переставить посуду, а потом сказать маме. Она бы что-нибудь придумала. Почему он сразу не подумал, почему убежал, почему? У него же было несколько минут! Рон выглянул в окно. Отца не было. Все. Поздно. Рон сел за стол и бессмысленно уставился в никуда. Время замерло в тревожном ожидании.
Внезапный шум вывел Рона из оцепенелого состояния. Он испуганно вскочил и прислушался, пытаясь определить источник непонятного грохота. Закричала мама. Что-то случилось! Рон рванулся с места, выскочил из комнаты и, подбежав к лестнице, замер на месте. Внизу лежал Дэн. Мама, стоя на коленях, судорожными движениями рук ощупывала неподвижное тело. Через секунду Рон был внизу.
– Где отец? Рон, где папа? Скорее врача!
– Что случилось, мама, что случилось?
– Дэн упал. С самого верха. Нужен врач. Скорее, Рон, где папа?
Слезы заливали лицо матери. Наверное, отец на улице. Рон уже сделал прыжок к двери, как вдруг увидел отца, сбегавшего по лестнице со второго этажа.
– Он дышит? – отец склонился над Дэном.
– Да, он без сознания, нужен врач!
– Это я виноват. Дэн испугался!
– Господи, Сэмюель, сейчас не время. Врача! Быстрее, быстрее!
Лиза плакала навзрыд, безостановочно гладя по голове лежащего Дэна. Отец бросился к телефону. Рон смотрел на дрожащие руки отца, в которых тряслась телефонная трубка, на его быстро шевелящиеся губы…Отец был не на улице, он был на втором этаже, неужели он был… Взгляд Рона пополз вверх, одновременно стремясь и страшась, получить подтверждение внезапной догадки. Дверь комнаты для гостей была распахнута настежь! Рон метнулся наверх. Табурет поднят, осколки чаши на полу в том же беспорядке. Рон все понял. Конечно, Дэн услышал грохот от падения вазы и решил посмотреть, что произошло. Он не мог не посмотреть, потому что ему было так же скучно, как и Рону, так же скучно! Комната Дэна была рядом с комнатой для гостей и напротив комнаты Рона. Ничтожная секунда разделила тот момент, когда потерявший от страха голову Рон закрыл дверь в свою комнату, а Дэн открыл дверь из своей, обрадованный поводом прервать томительное заточение. А в это время отец уже поднимался по лестнице. И ему хватило секунды, чтобы увидеть, как за кем-то прикрывается дверь, ведущая на запретную территорию. Еще через мгновение отец застал Дэна на месте несовершенного преступления. Рон хорошо знал взгляд, которым отец смотрел на Дэна. Сколько раз Рону самому хотелось от этого взгляда провалиться сквозь землю, растаять в воздухе, стать незримым ничем, только бы не ощущать на себе налагаемую тяжесть вселенского греха. Рон представил растерянного Дэна, который, как и Рон несколькими минутами раньше, не сумел найти лучшего выхода, чем спасение бегством. Наверное, он хотел бежать к маме…
Чувства вины, отчаяния, беспомощности, безвозвратности захлестнули Рона. Зачем Дэн вошел, зачем? Как Рон не подумал, что Дэн может войти? Как не вспомнил о брате? Дэн не виноват, не виноват! Рон должен об этом сказать! Прямо сейчас, сейчас! Рон выбежал из комнаты. Около Дэна, перенесенного на диван, сидел мистер Дуглат, известный в городке врач. Мама стояла рядом с белым лицом и сжатыми в комок руками. Отец, обхватив голову руками, сидел поодаль, за журнальным столиком. Хорошо, что мама одна. Через секунду Рон был внизу.
– Мама, мама, я должен тебе что-то сказать. Очень важное, мама.
– Давай завтра, Рон, неужели ты не видишь, что случилось с Дэном, – глаза матери переполнились слезами.
– Я знаю, мама, но мне очень нужно. Пожалуйста, мама. Я могу сказать только тебе, только тебе одной, пожалуйста.
Рон умоляющим жестом схватил Лизу за руки под осуждающим взглядом мистера Дуглата. Лиза, нерешительно качала головой, не отрывала глаз от Дэна.
– Пожалуйста, мама. Это срочно. Пожалуйста!
– Ну, хорошо, – Лиза встревоженным взглядом посмотрела на Рона. Неужели и с ним что-то случилось, какая-то беда? Лиза взяла Рона за руку, чтобы вмести с ним отойти в сторону.
– Миссис Митчелл, мы сделали все, что смогли, – мистер Дуглат с тяжелым вздохом поднял с дивана грузное тело с большим животом, туго застегнутым в черную жилетку.
– Что?!
Лиза резко обернулась. Губы, щеки, брови – все задергалось, задрожало на ее лице. Она была близка к обмороку, когда мистер Дуглат сообразил договорить неудачно начатую фразу.
– Теперь вашего сына нужно госпитализировать. Отвезти в больницу для обследования и лечения. Вы меня понимаете, миссис Митчелл?
– Да, да…
– Собирайтесь, миссис Митчелл, собирайтесь, – с нотками приказа произнес мистер Дуглат.
– Сара! – обернулся доктор к медсестре. – Иди скажи Крису, что нужны носилки!
– Я скажу. Я помогу, – Сэмюель Митчелл, рванувшись с места, остановил медсестру, направившуюся к выходу.
Выдохнув всем телом, Лиза бросилась в спальню. Рон кинулся за ней.
– Мама, мама, мне надо сказать.
– Не сейчас, Рон, не сейчас, – Лиза не слышала старшего сына. Все ее мысли сосредоточились на Дэне.
Рон повис на руке Лизы.
– Мама, мне надо сказать, мне надо, мама… мама…
– Нет, Рон, не сейчас, – Лиза вырвала руку из сцепки пальцев Рона.
Рон схватил мать за одежду.
– Мне надо сейчас…Мама…Мама…
Испуг от осознания, что он не успеет снять с души тяжелейшую вину, разорвал самообладание Рона, истонченное непосильным напряжением. Лавина разноречивых чувств хлынула наружу. Рон истерически затрясся всем телом, пальцы мертвой хваткой сжали пойманную последним усилием руку матери. Сквозь прерывистое дыхание и стучащие зубы прорывалась одна и та же фраза.
– Мне надо… надо сказать…надо сказать…
– Боже мой, Рон! – Лиза с трудом разжала побелевшие пальцы сына. – Доктор, помогите! Моему сыну плохо. Помогите, скорее! Мистер Дуглат!
Лиза подтащила Рона к ближайшему креслу. Доктор Дуглат, бросив невозмутимый взгляд на Рона, извлек на секунду задумавшись, из чемоданчика ампулу.
– Успокойтесь, миссис Митчелл. Сейчас все будет хорошо.
Рон уже не мог говорить. Выкатившимися глазами он молча наблюдал за руками доктора. Жидкость из ампулы перетекла в шприц, брызнула фонтаном из иглы. Победно держа шприц в руке, мистер Дуглат приближался к Рону и Лизе.
– Что с ним¸ доктор?
– Не беспокойтесь о Роне, миссис Митчелл. Это обычный стресс. Дети переживают их без всяких последствий.
– Это правда, доктор? – в голосе Лизы звучало отчаяние и усталость.
– Завтра он все забудет, миссис Митчелл. Он должен все забыть. За-быть.
Через закрывающиеся глаза Рон беспомощно смотрел на доктора. Лицо мистера Дуглата укрупнялось, губы шевелились, глаза увеличивались… Рон должен забыть…Должен забыть…Забыть…Забыть…Забыть…
Глава 24
Рон открыл глаза. Огромное небо смотрело на него сверху, уже не ночное, еще не утреннее, бледнозвездное, зависшее в безвременьи…
– Надо спрятать труп…
Рон ответил небу взглядом все решившего человека. В тюрьму Рон не вернется. Он будет убивать до самого края пропасти. А потом вниз, в полет свободы… Рон больше не будет бороться. У него другое счастье – быть не таким, как все. Он больше не будет искать причины своего проклятия. Он будет с ним жить. Ему не помог Мартин, потому что не помогает Бог. Значит, Рон будет служить дьяволу. Этот свет, который он видел вчера, теряя сознание, был не светом прощения, а жаром преисподней… Все принимающее небо тихо светлело новым днем.
– Мартина я тоже убью.