Невидимая угроза - Джина Майер 10 стр.


– Я сам с ней поговорю.

– Лучше я. Она уже почти ничего не понимает. Может, хоть меня вспомнит. Зайду к ней попозже.

– Я сам с ней поговорю, – твердо заявил отец. – Это меньшее, что я могу сделать. В конце концов, это я виноват.

София пожала плечами:

– Как скажешь.

Ей не очень-то хотелось говорить с сумасшедшей соседкой.

– Ты не знаешь, Мориц взял с собой мобильный?

– Понятия не имею.

Он кивнул.

– Мне нужно будет опять уйти. Ты тут сама справишься, София?

– Конечно.

– Я хочу, чтобы ты сегодня не выходила из дома.

Девочка удивленно уставилась на него:

– Почему?

Господин Ротэ кашлянул.

– Я жду… посылку. Ее должны принести сюда. Это очень важно. Я был бы тебе очень благодарен, если бы ты встретила почтальона.

– Ты что, хочешь, чтобы я целый день сидела тут и ждала почтальона?

– Это важно, София! Пожалуйста! – Он достал мобильный из кармана, посмотрел на экран, нахмурился и опять спрятал телефон. – Я могу на тебя положиться?

– У тебя все в порядке, пап?

– Конечно. У меня – да.

– Ты какой-то… не знаю…

– Чепуха, – отмахнулся отец. – Мне пора.

– Разве ты не собирался что-то забрать? – спросила София, когда он уже стоял у двери. – Ты ведь за чем-то зашел домой.

– Нет, ты меня не так поняла. Я пришел из-за посылки. Думал, может, ее уже доставили. Так ты подождешь почтальона, да?

София неохотно кивнула.

– Почему ты мне просто не позвонил?

– Так я ведь думал, что посылку уже принесли. – Он оглянулся, будто надеялся где-то найти посылку. – Ну ладно. Тогда увидимся вечером.

– У тебя точно все в порядке, пап? – уточнила София.

На мгновение ей показалось, что отец хочет что-то сказать. Но он лишь кивнул. И ушел.

Пять минут спустя позвонила Юлия и пригласила Софию на пляж. Термометр на террасе показывал тридцать градусов в тени.

– Я не могу уйти. Обещала отцу дождаться почтальона.

– В такую жару? – удивилась Юлия. – Я бы ни за что не согласилась. Но как скажешь.

– Может, я смогу подойти потом.

– Отлично. Мы будем на Рейнской набережной.

Положив трубку, София опять чуть не расплакалась. Не часто случалось, чтобы ее куда-то приглашали. "Ну почему папа не распорядился прислать посылку ему на работу? – подумала она. – И почему он ничего не сказал утром?"

Ее отец странно себя вел в последние недели. Он словно заразился от Морица: стал молчаливым, рассеянным, беспокойным. А когда его спрашивали, что случилось, он либо уходил от ответа, либо начинал злиться: "Не знаю, почему вы все ко мне пристали". Еще и эта странная реакция на анонимные письма. Вначале он собирался подать заявление в полицию, а потом вдруг передумал. Несколько часов выспрашивал у Софии, не знает ли она, кто мог написать эти сообщения, не ссорилась ли она с одноклассниками или с кем-то еще.

– Может быть, произошло что-то необычное? – спросил он тогда.

– Ты о чем? – раздраженно уточнила София.

– Ну, необычное. Может, заметила что-нибудь? Может, появился какой-то новый человек? Заговорил с тобой, начал за тобой ухаживать? Может, познакомилась с кем-то?

"Феликс", – сразу подумала София. Феликс появился в ее жизни. И сразу же исчез. Но об этом она определенно не собиралась сообщать родителям.

– Эти письма ничего не значат, – заверила она отца. – Какой-то придурок из школы решил меня разыграть. Не надо было вам рассказывать.

– Нет, я рада, что ты нам рассказала, – заявила мама. – И я все еще уверена, что нам следует обратиться в полицию.

– Чепуха, – отмахнулась София. – Я говорила с подружками в школе. Они тоже считают, что на таких идиотов просто не нужно обращать внимания. Тогда они отстанут, потому что им станет скучно.

– Или придумают что-нибудь другое. Нет, я не хочу рисковать. – Мать повернулась к отцу, надеясь, что тот ее поддержит. – Ну скажи что-нибудь, Йохен!

– Да, – кивнул господин Ротэ. – Я… – Он начал массировать виски, будто у него разболелась голова. – Я думаю, София права, – сказал он. – Не стоит палить из пушки по воробьям. Если полиция сейчас заявится в школу и поднимет шум, то этот придурок почувствует, что на него обратили внимание, и это его только раззадорит.

– А надо мной все станут смеяться, – добавила София.

Мать беспомощно перевела взгляд с мужа на дочь.

– Ну, не знаю. Мне как-то не по себе от всей этой ситуации. Ты уверен, Йохен?

– Абсолютно. – Господин Ротэ улыбнулся жене.

Но в его улыбке не было тепла и ободрения. Она получилась кривой, отчаянной.

София прошла в гостиную и выглянула в сад. На клумбе, где она похоронила Эгона, сидела ворона, держа в клюве жирного дождевого червяка.

И София вдруг поняла, что никакую посылку ей не принесут. Потому что не было никакой посылки. Отец просто выдумал этот предлог, чтобы она не выходила из дома. Чего он боялся? И что, черт побери, творится с ее братом? Почему он так испугался, обнаружив Эгона? Раньше он вообще не обращал внимания на этого кота. Так почему же смерть Эгона так его задела?

– И черт, черт, черт, почему никто из вас не потрудился открыть рот и рассказать, что же происходит? – вслух спросила София.

Ворона с дождевым червяком в клюве взлетела на ветку и повернулась к девочке спиной. София тоже отвернулась. Она решила пойти поплавать. А сегодня вечером она серьезно поговорит с отцом. И с братом тоже. Она не позволит им врать. Пусть выложат все как есть.

Моя новая комната намного больше прежней. И намного чище. Это потому, что у отца есть уборщица. И у него больше денег, чем у мамы. На самом деле он мне вовсе не отец. Папа – мой настоящий отец. Так мама говорила. Но я об этом вслух не упоминаю. Только думаю. А что я думаю – это только мое дело. К счастью, отец не может заглянуть мне в голову. "Вы поладите", – сказала женщина, которая привезла меня сюда. Но как можно поладить с ним? Он намного сильнее меня. У меня нет ни единого шанса. Даже мама ничего не могла поделать с отцом. Хотя она его и не боялась. Может, папа бы с ним справился, но он не знает, что я здесь. И не знает, что мама в дурдоме. Папа с мамой поругались, потому что мама постоянно плакала, и папа сказал: "Ты меня достала!" И мама начала кричать. А папа терпеть не может, когда кричат. Он ушел, и через пару дней мама загремела в дурку. "Мне нужно в больницу", – сказала она мне. Но Серен заявил, что на самом деле она загремела в дурку. Госпожа Хайманн говорит, что "дурка" и "дурдом" – плохие слова, не нужно их произносить. Теперь я живу с отцом и после летних каникул пойду в новую школу. "Это к лучшему", – утверждает госпожа Хайманн. Надеюсь, папа меня скоро найдет. И заберет отсюда .

Глава 9

Юлия и Кристиан. Кристиан и Юлия. Как ни крути, все равно странно звучит. Юлия никак не могла привыкнуть к мысли, что они теперь встречаются. Ведь она испытывала что-то к Кристиану, но не любовь. Он ей нравился, она ему доверяла, ей было приятно, когда он рядом. Но когда он звонил ей, ее не бросало в жар. А когда они виделись, у нее не подгибались ноги. Однако и дружескими их отношения нельзя было назвать – слишком уж часто они занимались сексом. После того как в квартиру Юлии вломились, она каждую ночь проводила с Кристианом. Либо оставалась у него, либо они спали у нее в квартире. К счастью, и там и там стояли широкие кровати. Вечером после инцидента Юлия уговорила Кристиана не оставлять ее одну.

"Если ты не переночуешь тут, я сниму комнату в гостинице. Одна я в этой квартире не останусь".

Поэтому Кристиан перенес постельное белье из своей квартиры наверх и провел ночь на диване. Вернее, полночи. В два часа Юлия подошла к нему, поцеловала, и он перебрался в ее постель. Впрочем, хотя Юлия и была о Кристиане невысокого мнения, секс у них получился потрясающий. Может быть, все дело в том, что Юлия не чувствовала себя напряженной с ним. И к тому же ей почти не с чем было сравнивать. До этого она спала только с Марком. Они встречались около полугода, и, занимаясь с ним сексом, Юлия все время себя контролировала. Она так зацикливалась на том, чтобы хорошо выглядеть в момент близости, что ничего не чувствовала. А перед Кристианом не нужно было притворяться. Он не раз видел ее ненакрашенной, видел, как ее тошнит, видел, как она рыдает, как впадает в истерику. И она все равно ему нравилась.

К сожалению, не настолько, чтобы все свое время проводить в Гамбурге и ухаживать за ней. Раз в две недели он ездил в Бонн к матери, встречался там с друзьями и бывшими сотрудниками, которым очень, очень хотелось вернуть его. В течение недели он постоянно работал сверхурочно, поэтому его часто отпускали еще в четверг. Он отправлялся в Бонн в пятницу утром, а возвращался только в понедельник.

Юлию злило то, что Кристиан все еще раздумывал, не вернуться ли ему в Бонн. Хотя он и встречался с ней и знал, что она ни за что не поедет туда. В конце концов, именно в Гамбурге ей предстояло учиться на актрису. И к тому же при выборе между Бонном и Гамбургом особо колебаться не приходилось.

– В пятницу опять поеду в родной городок, – заявил Кристиан в среду вечером, когда Юлия пришла с работы.

По дороге домой она подумывала, не познакомить ли Кристиана со своими друзьями. В конце концов, они встречались уже почти три недели. Можно представить его Джо и Эстер, Кристиан им точно понравится.

– Что? – опешила Юлия. – Но ты же на прошлой неделе туда ездил. Что, опять?

– Бывший одноклассник устраивает мальчишник перед свадьбой. Можешь поехать со мной, если хочешь. Моя мама жаждет с тобой познакомиться.

– Правда?

Юлия попыталась представить себе, как Кристиан говорил о ней. Как ее называл. Моя девушка. Соседка. Студентка актерского отделения.

– И что я буду делать на его мальчишнике? Это же только для мужчин.

– Да, – признал он. – Но ты все равно могла бы…

– Забудь. Я не стану сидеть с твоей мамой, пока ты будешь развлекаться.

– Ну да. – Он поспешно кивнул. – Но я должен поехать. Биргер – мой лучший друг. Ты же понимаешь, да?

Юлия подошла к окну и посмотрела на пустые горшки. Она так и не посадила новые цветы. Все остальное она привела в порядок: убрала землю, отмыла ковер, Кристиан перекрасил стену. Пришлось нанести четыре слоя краски, чтобы замазать красный символ V. Но горшки остались пустыми. Они должны были каждый день напоминать Юлии о том, что в собственной квартире ей угрожает опасность. Любой мог вломиться сюда и все разгромить.

– Ну же, Юлия! – Кристиан обнял ее за плечи. – Нельзя позволять этому хулигану портить твою жизнь. Тебя как подменили с тех пор, как это случилось.

– А как бы ты себя чувствовал, если бы кто-то влез в твою жизнь и все переколошматил?

– Но ведь, по сути, ничего не случилось. Этот тип даже ничего не забрал.

– В том-то и дело. Если бы он украл стереосистему или украшения… Но его это не интересовало. Он хотел меня испугать, вот зачем он все это устроил.

– Может быть, это та твоя подруга? Валери?

Юлия покачала головой.

– Я к ней ездила. Она не могла этого сделать.

На следующее же утро после инцидента Юлия отправилась в Лобрюгге и постучала в дверь Валери. Ей открыла госпожа Бауманн, ее мать.

– Ой, Юлия, какой сюрприз! Я не ожидала тебя увидеть. Что тебя сюда привело?

– Мне нужно поговорить с Валери.

– С Валери? – Госпожа Бауманн очень удивилась. – Слушай, а Валери тут нет.

– А где же она?

– В Калифорнии. Уже два месяца. Она устроилась на стажировку в американский банк. На полгода. Ты разве не знала?

Юлия удивленно распахнула глаза:

– Так она уже два месяца в Америке? Нет, я не знала. Это…

– Вы что, больше не общаетесь? – с тревогой спросила госпожа Бауманн. – Из-за того дурацкого экзамена? Знаешь, Юлия, ты бы написала Валери. Я уверена, что она уже не обижается на тебя. Вообще, я считаю, что она должна быть благодарна тебе за то, что ты ее удержала от поступления на актерское. В банке все же лучше работать, чем в театре. – Госпожа Бауманн лучезарно улыбнулась.

"Это ты мне благодарна, – подумала Юлия. – Потому что ты считаешь, что я потом буду нищей, а Валери деньги лопатой станет грести".

– Правда! – продолжила госпожа Бауманн. – Вот увидишь, она очень обрадуется, если ты ей напишешь.

Юлия пожала плечами.

"Ненавижу тебя, тупая эгоистичная овца!" – сказала ей Валери при последней встрече.

– Может, и напишу, – вежливо ответила Юлия.

– Как бы то ни было, я ей передам, что ты приходила, – пообещала мать Валери. – Мы с ней часто болтаем по Скайпу.

– Непременно передайте, – кивнула Юлия и записала новый электронный адрес Валери, уже зная, что не станет с ней общаться.

И вот теперь она сказала Кристиану:

– Валери в Америке. Она хочет работать в банке. Даже если она все еще сердится на меня, она не могла сюда вломиться. Разве что тайно прошла летные курсы и купила самолет.

Кристиан нахмурился.

– А что у вас случилось? Почему она так на тебя злится? Ты же не виновата, что тебя взяли на актерское, а ее нет.

– Ну… Виновата. Есть и моя вина в том, что Валери не поступила.

– Почему? Ты переспала с ректором?

– Чушь какая. – Юлия прикусила ноготь. – Если я тебе расскажу, ты сразу переедешь в Бонн.

Кристиан рассмеялся.

– Все настолько плохо?

– Я облажалась. Но я этого не планировала. Ты должен мне поверить.

– Да я даже не знаю, о чем идет речь.

Юлия вздохнула.

– Кофе. Давай вначале выпьем кофе. А потом я тебе все расскажу.

Они спустились в полумрак его квартиры. После инцидента Юлия чувствовала себя тут намного увереннее.

Кристиан приготовил два латте.

Они устроились на диване.

– Выкладывай.

Юлия подтянула колени к груди и оперлась на них подбородком. Ей не хотелось говорить об этом. Она об этом вообще ни с кем не говорила. Никто ничего не знал, даже ее друзья. Кроме Валери, конечно.

– Ну же, – подбодрил ее Кристиан. – Вот увидишь: расскажешь – и тебе сразу станет легче.

Юлия вздохнула.

– Валери всегда хотела стать актрисой. Еще с шести-семи лет. Все время об этом болтала. Играла в школьном театре, ходила в театральный кружок, даже участвовала в постановке мюзиклов. Потом играла в любительском театре. У нее отлично получалось. – Юлия отхлебнула кофе и обожгла себе язык. – Ох, как горячо!

– Рассказывай дальше.

– Еще до выпускных в школе она начала подавать заявления в разные театральные училища. Во все города: Мюнхен, Берлин, Штутгарт, Вену. Но больше всего ей хотелось поступить в Гамбург, тут же университет.

Кристиан кивнул.

– Вступительные экзамены проходили в конце апреля, – продолжила Юлия. – И Валери еще в январе начала готовиться. Мне кажется, она зубрила материал к этому дурацкому экзамену больше, чем к выпускным. Зашивалась прямо.

– А ты? Ты долго готовилась? – спросил Кристиан.

– Я занималась вместе с ней. Помогала разучивать роли, повторяла билеты. Мы разучивали сцену с Фаустом и Гретхен. Я до сих пор помню все реплики.

– Ты играла Фауста, – задумчиво повторил Кристиан. – И этой ролью заработала себе место в университете.

Юлия кивнула. Она смотрела в чашку с латте, чтобы не встречаться с Кристианом взглядом. Ее щеки заливала краска. И дело было вовсе не в горячем кофе.

– Валери впала в истерику, – прошептала она. – За день до экзамена она как с катушек слетела. "Я ничего не умею, я не смогу, они меня засмеют". И все в таком духе. Она бы действительно не справилась. Если бы она пришла на экзамен, то просто упала бы в обморок.

– И ты поехала вместо нее.

– Она сама меня попросила съездить в университет. Сказать, что она заболела. – Юлия поморщилась. – Как будто кого-то вообще интересует, почему соискатель не пришел на экзамен. У них девятьсот заявлений и всего восемь мест. Поэтому они радуются, когда кто-то отказывается сдавать экзамен.

– А потом?

– А потом я увидела других соискателей. Как они там сидели, грызли ногти и ждали своей очереди. И я подумала… я подумала: что могут они, то смогу и я.

– Ты подумала, что ты можешь выступить лучше, чем они.

Юлия кивнула.

– Я и выступила лучше. Экзаменаторы сказали, что мой монолог из Шекспира звучал очень своеобразно. И убедительно. И им понравилось, что я играла Фауста, а не Гретхен.

– А та песня, которую ты спела на экзамене… Ты ее тоже репетировала с Валери?

– Нет. Для третьего отборочного тура она выбрала какую-то занудную сценку.

"Да Валери и не прошла бы в третий тур, – подумала Юлия. – Экзаменаторы вышвырнули бы ее после первого же монолога. "Спасибо, достаточно. Подождите за дверью, мы сообщим вам наше решение позже". Вот что они сказали бы". Юлия не сомневалась, что у Валери не было ни единого шанса. В школьных постановках и в любительском театре она выступала неплохо. Но чтобы тебя взяли в Гамбургский университет музыки и театра, нужно выступать не просто хорошо. А необыкновенно. Как Юлия.

– Вот оно что. – Кристиан одним глотком осушил свою чашку, хотя кофе был очень горячим.

– Ты шокирован, – отметила Юлия. – Но я ведь не хотела подставить Валери. Это она потом все так перекрутила, будто я намеренно ее запугала, потому что с самого начала планировала выступить вместо нее. Но это неправда. Эта идея пришла мне в голову спонтанно.

– Но если бы такое случилось с тобой… – протянул Кристиан. – Если бы Валери так поступила с тобой, ты бы разозлилась, верно?

– Ну конечно. Я бы ей глаза выцарапала.

– Хм…

– Что "хм"?

– И все это время, пока ты репетировала с Валери, ты ни разу не подумала о том, что сама можешь стать актрисой?

– Не-а. Это всегда было амплуа Валери. Я хотела изучать геологию. Или этнологию.

– Геологию. – Он покачал головой, будто только что услышал самую нелепую идею в мире. – Ни за что не поверю.

– Ни за что не поверишь? Это еще что значит?

Юлии хотелось вскочить, выбежать из квартиры и захлопнуть за собой дверь.

"Да пошел ты, говнюк!" Вот что ей хотелось крикнуть.

Но если она сейчас убежит, ей придется подниматься в свою квартиру. И провести ночь в одиночестве. Сама мысль об этом вызывала у нее панику.

– Ну, не злись! – Кристиан улыбнулся. – Я думаю, это здорово, что ты станешь актрисой. Мне кажется, эта профессия тебе идеально подходит. А Валери даже не попробовала. Никто не знает, взяли бы ее или нет. И никто не может винить тебя в том, что она из-за своего страха упустила такой шанс. – Он привлек Юлию к себе. – Я тобой горжусь.

Его прикосновения были такими нежными… А слова – приятными. Пусть это и неправда. Юлия никак не могла повлиять на ход событий. Но это она виновата, что Валери упустила свой шанс. Если бы Юлия уговорила ее ехать, подбодрила ее, то Валери хотя бы попыталась бы сдать экзамен. А Юлия рассуждала только о том, как тяжела жизнь актрисы, какой это стресс, как мало в такой жизни стабильности.

– А ты можешь спеть мне ту песню? – попросил Кристиан.

– Какую песню? – удивилась Юлия.

– Ну, благодаря которой ты завоевала сердца экзаменаторов. Мне хотелось бы ее послушать.

– Чушь! Не могу же я просто взять и запеть!

Назад Дальше