Он чувствовал, как от напряжения ему на ладони из-под рукавов сбегают ручейки пота, но стрелять не решился.
Коза снова повернула голову и взглянула на него. Она не знала, что стрелять Святой боится. Судя по его виду, он готов был выстрелить, и она ему поверила.
Сохраняя полное спокойствие, она с достоинством вышла из кухни, распахнув дверь головой. А он не посмел даже дать ей ногой под зад.
Когда коза удалилась, Святой поставил бутылку нитроглицерина на центр стола, рядом положил сверток с дрелью и запалом, а сам сел на койку, вытащил из-под нее свою заветную коробку, снял висячий замок, вынул спиртовку и чайную ложечку и, чтобы немного успокоиться, набрал в шприц чистый героин. Руки у него тряслись, рот ходил ходуном, однако он не проронил ни звука.
"А-ах!" - промычал он, втыкая иглу в вену над запястьем, после чего убрал все вещи обратно в коробку, запер ее, затолкал под койку и застыл в ожидании действия героина.
"Интересно, где она берет наркотик? - опять забормотал Святой. - А мне-то какая разница? Эта пронырливая сука может распятие из-под Христа выкрасть, и тот даже не заметит. - Он захихикал. - Ничего, старый Святой себя в обиду не даст".
Постепенно руки у него дрожать перестали, голова прояснилась. Теперь он ощущал себя игроком в кости, который способен набрать "четверку" с первого раза.
Он встал, раскрыл сверток и привернул к электрическому сверлу дрель с алмазной головкой. Держа дрель в правой руке, он сделал шаг к койке, взял в левую руку двустволку и отправился в комнату Небесной.
Войдя, он положил двустволку на пол перед комодом, а затем вынул из розетки шнур ночника и вставил вместо него провод от дрели.
С внешним замком он справился без труда, просверлив вокруг него несколько дырок, пока не отвалился передний щиток. Затем он начал сверлить дырку в сейфе, в дюйме от наборного диска. Стальная дверца поддавалась туго, и алмазная головка сточилась почти до основания, однако дырку просверлила.
Теперь предстояло самое сложное. В дырку 3/8 дюйма шириной он вставил резиновую трубку толщиной 1/4 дюйма и стал заталкивать ее внутрь, пока кончик трубки не коснулся задней стены сейфа. Остаток трубки, длиной около фута, свешивался снаружи, и Святой его отрезал, а на кончик, торчавший всего на дюйм, надел бумажную воронку.
Проделав все это, он опять пошел на кухню, взял бутылку нитроглицерина и вернулся обратно. Поддев кончиком булавки гнилую пробку, он откупорил бутылку и с величайшей осторожностью, закусив от напряжения язык, тонкой струйкой вылил нитроглицерин в воронку, после чего поставил пустую бутылку на пол и издал глубокий вздох облегчения.
Настроение у него поднялось. Главное - позади. Он снял с конца резиновой трубки воронку и на ее место надел запал. Подобрал с пола дрель и пустую бутылку, но затем раздумал: "Какого черта?!"
Он поднял заряженную двустволку и только чиркнул о коробок спичкой, как услышал, что кто-то топчется возле кухонной двери. С двустволкой наперевес он вышел на кухню и опять обнаружил там козу. Внезапно рассвирепев, он схватил ружье за ствол и начал было колотить козу прикладом по голове, но одумался.
"Ты хочешь зайти - заходи", - со зловещим видом пробормотал он и широко распахнул перед козой дверь.
Коза окинула его оценивающим взглядом, а затем медленно вошла внутрь и огляделась по сторонам, словно была здесь впервые.
Злобно хихикая, Святой вернулся в комнату Небесной и зажег спичку. Коза из чистого любопытства увязалась за ним и, просунув голову ему между ног, с интересом наблюдала, как, вспыхнул запал. Святой не заметил, что коза последовала за ним в комнату. Как только запал занялся, он развернулся и бросился бежать. Решив, что за ней гонятся, пустилась наутек и коза. Но - в противоположную сторону, а когда Святой это увидел, было уже поздно: он столкнулся с козой и головой вперед рухнул на пол.
- Коза, берегись! - крикнул он, падая.
Святой забыл поставить на предохранитель двустволку, которую он по-прежнему держал дулом назад, ведь козу он бил прикладом.
Когда он упал, приклад ударился об пол и ружье, сразу из двух стволов, выстрелило крупной дробью в сейф, где в данный момент находилось полпинты нитроглицерина.
По странной случайности на воздух взлетели только три части дома: передняя, задняя и верхняя. Переднюю часть унесло через дорогу, и такие предметы домашнего обихода, как кровать, столы, комод и раскрашенный от руки эмалированный ночной горшок, врезались в стену дома напротив. Многочисленные платья Небесной, некоторые были куплены еще в двадцатые годы, перелетев через забор, устлали улицу многоцветным волшебным ковром. Задняя часть дома, а с ней кухонная плита, холодильник, столы и стулья, койка Святого и его заветная коробка, а также посуда и вся кухонная утварь перелетели через забор и оказались на пустыре, благодаря чему облюбовавшие этот пустырь бродяги в течение полугола жили припеваючи и кормились со всеми удобствами. Железную крышу гаража снесло и отбросило футов на сто, и "линкольн-континенталь" остался стоять под открытым небом. Что же касается верхней части дома, в том числе и чердака, вместе с пианино, троном Небесной и свадебным сундуком, то все это поднялось на воздух, и грохот взрыва давно уже стих, а старенькое пианино все еще тихонько что-то играло само по себе.
Передняя дверца сейфа была взорвана и улетела на пустырь вместе с плитой, а задняя, стальная, лопнула в нескольких местах, точно бумажный мешок, по которому, предварительно надув его, изо всех сил бьют кулаком. Сейф же как таковой вылетел в сад, и в воздух, точно листья во время урагана, взвились обрывки стодолларовых кредиток. Через несколько часов люди подбирали их в десяти кварталах от места взрыва, а некоторые, пытаясь их склеить, провозились с долларами всю зиму.
Зато пол почему-то остался цел. В результате взрыва с него смело весь сор, бумажки, булавки, иголки: нигде не осталось ни пылинки, но сам пол, и деревянный настил, и линолеум, совершенно не пострадал.
Куда унесло Святого и козу, сказать трудно, однако, куда бы их ни унесло, улетели они в одном направлении, ибо два ассистента из Медицинской экспертизы Бронкса, как ни бились, не смогли отличить козьи останки от человеческих - а ничего, кроме обгоревших кусочков мяса, ни от козы, ни от Святого не осталось.
На свою беду, Святой никогда раньше не взрывал сейфов. В противном случае он бы знал, что для уничтожения сейфа, где хранила свои сбережения Небесная, нужна не бутылка нитроглицерина, а чайная ложка.
13
Небесная сидела в парке напротив Риверсайдской церкви и думала, как выйти из создавшегося положения. "Если Мизинец в ближайшее время не объявится, - решила она, - я вернусь домой и скажу Святому, что сама все нашла, - тогда уж Мизинцу не отвертеться".
Вдруг она услышала выстрелы. Пистолетный выстрел - это пистолетный выстрел, его ни с каким другим не спутаешь, и Небесная, которая за свою долгую жизнь привыкла к пистолетной стрельбе, ошибиться не могла.
Она заерзала на скамейке и стала вертеть головой во все стороны.
Затем до нее донесся истошный женский крик. "Что ж, в этом есть своя логика, - с присушим ей цинизмом подумала она. - Когда мужчины стреляют, женщины кричат".
Приходили ей в голову и другие, менее отвлеченные мысли. "Если в доме кого-то убили, - прикинула она, - то лучше держаться отсюда подальше".
В это время из подъезда вышли двое мужчин. Небесная находилась от них на почтительном расстоянии и черты их лиц разобрать не могла, тем более что у обоих на глаза были надвинуты шляпы. И тем не менее было в этой парочке что-то запоминающееся.
Один был толстяком, с круглым, сальным, не смуглым лицом. Широкоплечий, он, как видно, обладал большой физической силой. На нем был темно-синий дакроновый однобортный костюм. Своего спутника он держал под руку и как будто даже слегка его подталкивал.
Второй, наоборот, был худ, с белым как бумага, изможденным лицом и темными кругами под глазами. Даже издали видно было, что это кокаинист. На нем был светло-серый летний костюм. Он еле волочил ноги и дрожал, словно от озноба, всем телом.
Они вышли из дому, завернули за угол и сели в "бьюик" защитного цвета, ничем не отличавшийся от любого другого автомобиля этой же модели. Разобрать номер машины Небесной не удалось, но номера были нью-йоркские - это она заметила.
"Ценная информация, - подумала она. - Ее можно будет неплохо продать. Подождем, что будет дальше".
Ждать пришлось недолго. Не прошло и двух минут, как к дому подкатили две патрульные машины, а еще через пять минут вся улица была запружена полицейскими автомобилями, среди которых были и два фургона "скорой помощи". Полиция оцепила дом.
Теперь можно было подойти поближе. Она увидела, как из подъезда кого-то вынесли на носилках и быстро погрузили в "скорую помощь". Третий санитар шел рядом, держа в руке бутылку с плазмой. Завыла сирена, и "скорая помощь" умчалась.
Небесная узнала лежавшего на носилках.
"Могильщик", - прошептала она.
По спине у нее пробежали мурашки.
Следом из дому вышел Гробовщик; его поддерживали под руки два санитара, а он пытался вырваться. Хоть и не без труда, санитарам удалось усадить его во вторую "скорую", и Гробовщика увезли тоже.
Небесная уже начала выбираться из толпы, как вдруг услышала поблизости чей-то голос:
- Там еще один… африканец, с перерезанной глоткой.
Небесная заторопилась. Когда она отошла немного в сторону, к дому подъехали два больших черных лимузина, набитые детективами в штатском из уголовной полиции города.
Да, как выяснилось, она располагала ценной информацией. Сверхценной. За такую никаких денег не жалко. Не жалко даже глотку перерезать.
Небесная быстрым шагом двинулась в сторону Бродвея, пытаясь поймать такси. Она была так потрясена увиденным, что забыла даже раскрыть зонтик, с помощью которого сохранялся натуральный цвет кожи.
Только когда такси остановилось, когда она села на сиденье, а шофер включил зажигание, она вновь почувствовала себя в безопасности.
Теперь необходимо было как можно скорее избавиться от Святого и от пробитого пулями черного "линкольна" - а то беды не миновать.
Когда она подъезжала к дому, то увидела, что ее улица забита пожарными и полицейскими машинами, каретами "скорой помощи", а также бедно одетыми людьми, в основном итальянцами и чернокожими, которые, рискуя получить солнечный удар, толпились под раскаленным полуденным солнцем, чтобы удовлетворить свое болезненное любопытство.
"Весь город сошел с ума, - подумала она. - Что богатые, что бедные".
Когда такси подъехало ближе, она вытянула шею, ища глазами свой дом. Но дома не было. Из окна машины за сгрудившейся у ворот толпой виднелся совершенно пустой, если не считать переливающегося на солнце черного "линкольна", палисадник. Дом словно по волшебству исчез.
Она велела таксисту остановиться, не доезжая до полицейского оцепления, и подозвала прохожего.
- Что там случилось?
- Взрыв! - захлебываясь от возбуждения, ответил ей смуглый работяга без шляпы - по-видимому, итальянец. Дышал он так тяжело, словно не мог удержать обжигающий воздух в легких. - Дом взорвался. Погибли хозяева, пожилая пара, святые, говорят, люди были. Ничего от них не осталось. Наверно, пожар вспыхнул…
За ее реакцией итальянец не следил; он, как и многие другие вокруг, шарил по земле руками и подбирал какие-то обрывки бумаги.
"Красиво, ничего не скажешь", - прошептала она, а затем, уже громче, обратилась к таксисту:
- Посмотри, что они там ищут.
Таксист вышел из машины и попросил какого-то парня показать ему бумажку, которую тот только что подобрал. Это был обрывок стодолларового банкнота. Таксист отобрал у него находку и понес Небесной. Парень, забеспокоившись, побрел за ним.
- Сотенная, - пояснил он. - Фальшивые деньги небось печатали.
- Это конец, - пробормотала Небесная.
Оба, и таксист и парень, с изумлением уставились на нее.
- Верни ему этот хлам, - сказала она таксисту.
Она сразу же поняла, что Святой попытался взорвать сейф. Впрочем, это ее нисколько не удивило. "Атомную бомбу, что ли, он подложил? - подумала она. - Тоже мне шутник нашелся".
Таксист сел за руль и подозрительно посмотрел на нее:
- Вы, значит, в этот самый дом ехали?
- Не валяй дурака, - огрызнулась она. - Не могу ж я ехать в дом, которого нет.
- Хотите, может, что-то сообщить полиции? - настаивал таксист.
- Я хочу, чтобы ты развернулся, отвез меня на Уайт-Плейнз-роуд и высадил у входа на спортивную площадку.
В это время дня спортивная площадка, где не было ни единого деревца, пустовала. Ямы для прыжков и металлические горки раскалились от жары. Нагрелась от солнца и спинка скамейки, на которую откинулась Небесная, однако она этого не заметила.
Она вынула трубку, набила ее мелко растолченными корешками конопли, которая хранилась у нее в клеенчатом кисете, и закурила от старой, с выбитыми золотом инициалами зажигалки. Затем раскрыла черно-белый зонтик, переложила его в левую руку, в правую взяла трубку и глубоко затянулась сладким, едким дымом марихуаны.
Небесная была фаталисткой. Если бы она когда-нибудь читала рубаи Омара Хайяма, ей бы, возможно, вспомнилось сейчас следующее четверостишие:
Рука на небесах расписывает судьбы,
Изящен почерк, безупречен слог;
Поститесь, умничайте,
Лейте слезы -
Перечеркнуть не сможете тех строк.
Но Хайяма она не читала и думала поэтому совсем о другом: "Ну вот, опять все начинать сначала. Ничего, стоять с протянутой рукой все же лучше, чем протянуть ноги".
Жизнь научила Небесную не плакать. Кому нужна плачущая шлюха? - а ведь она была шлюхой, с этого начинала. Пятнадцатилетней девчонкой она убежала из лачуги издольщика, где ютилась ее семья, и стала проституткой, потому что была слишком сообразительна и ленива, чтобы мотыжить пшеницу и собирать хлопок. Сводник, соблазнивший ее и надоумивший бежать из дому, объяснил ей, что ее "товар", в отличие от пшеницы и хлопка, на рынке не залеживается. Она не могла вспоминать о нем без улыбки. "Большой был болван, хотя и славный…" Славный-то славный, а вышвырнул ее коленом под зад, прямо на улицу. Другие, впрочем, оказались не лучше…
"Что ж, от времени любой товар портится, - цинично подумала она, - не только хлопок или пшеница…"
Зато потом, став исцелительницей, она вышла в люди, ни в чем себе не отказывала, вместо потрохов и свиных хвостов лакомилась свиными котлетками да бифштексами. Тут уж она стала хозяйкой положения, теперь не ее гнали в шею, а она сама, когда любовники ей надоедали, беспардонно выставляла их за дверь.
Небесная выбила трубку и спрятала ее в сумку. Ее желтые зрачки расширились, застыли, темная морщинистая кожа пошла розовыми пятнами.
Когда она подымалась по Уайт-Плейнз-роуд, ей начало казаться, что серые стены домов переливаются на солнце разноцветными бликами. За последние двадцать лет она ни разу не накуривалась до такого состояния. Ей чудилось, что она плывет по воздуху, однако голова у нее, как всегда, работала прекрасно.
"Вероятно, я с самого начала ошиблась в расчетах, - решила она. - Почему, черт возьми, я вбила себе в голову, что это партия героина?"
"Какая там, к черту, карта сокровищ! Пираты и сокровища остались в прошлом веке".
"А вдруг все-таки карта? Могла же какая-то банда закопать сокровища и отметить это место на карте… Но о каких сокровищах идет, черт возьми, речь? И потом, как эта карта могла попасть в руки олуха Гаса, бестолкового старого управляющего?"
От марихуаны мысли ее плясали, точно лихие танцоры под зажигательную музыку. Она зашла в супермаркет и заказала в закусочной чашку черного кофе.
- Простите, вы, случайно, не манекенщица? - спросил ее сидевший рядом мужчина, на которого она поначалу не обратила никакого внимания.
Небесная бросила на него рассеянный взгляд. Похож на коммивояжера, из тех, что таскаются по домам с каталогами.
- Да, позирую дьяволу за сходную цену, - буркнула она.
Мужчина покраснел:
- Извините. А я подумал, что вы работаете манекенщицей в каком-нибудь рекламном агентстве. - И он закрылся газетой.
Это был дневной выпуск "Джорнэл Америкен", и ей в глаза сразу же бросился крупный заголовок:
ДВОЕ ГАРЛЕМСКИХ ДЕТЕКТИВОВ УВОЛЕНЫ ЗА ЖЕСТОКОСТЬ
Под заголовком были помещены фотографии Могильщика и Гробовщика, которые абсолютно ничем не отличались от парочки гарлемских грабителей. Такие фотографии печатаются обычно в рубрике "Их разыскивает полиция".
Прежде чем коммивояжер сложил газету, Небесная успела просмотреть заметку.
"Значит, Джейка убили. Возле Риверсайдской церкви. Тогда-то Мизинец, наверно, и дал сигнал пожарной тревоги".
Мысли путались. Она мучительно пыталась вспомнить все, что говорил ей Мизинец, как он выглядел, как держался. Кое-какая догадка у нее возникла, но до разгадки было еще далеко…
Небесная неожиданно вскочила на ноги. Коммивояжер испуганно отпрянул от стола, но она расплатилась, выбежала из магазина и заспешила к ближайшей стоянке такси.
Когда такси остановилось напротив Риверсайдской церкви, она, заплатив по счетчику, раскрыла свои старинные часы-амулет. Часы показывали тридцать семь минут четвертого.
Она огляделась по сторонам. Патрульные машины уехали, полиции не было - правда, в стоящем у подъезда черном седане сидели какие-то люди.
От мысли, что, возможно, она уже опоздала, у нее начало сосать под ложечкой.
Она раскрыла зонтик и, держа его в левой руке, повесила вышитую бисером сумку на локоть правой, подхватила свободной рукой длинную юбку и, слегка ее приподняв, поплыла по улице в сторону дома.
У входа дежурил белый полицейский, высокий, плечистый парень. При виде Небесной он вытаращил от удивления глаза.
- Куда это вы, мэм? Сюда нельзя, - остановил он ее и, подумав, добавил: - Если здесь проживаете - дело другое.
- А что произошло? - удивилась она. - Карантин, что ли?
- А вы по какому вопросу, раз здесь не проживаете?
- Собираю средства на дом для престарелых, - вежливо разъяснила она. - На чернокожих стариков.
Но полицейский попался сознательный.
- А лицензия у вас есть? - поинтересовался он. - Или, на худой конец, какое-нибудь удостоверение, чтобы знать, кто вы такая будете.
Небесная удивленно подняла брови:
- Какое еще удостоверение? Я ведь спонсор. Финансирую строительство.
- Боюсь, вам придется прийти еще раз. Сейчас в доме обыск, и посторонние не допускаются.
- Обыск?! - Небесная изобразила на лице ужас. - И что же ищет полиция? Уж не труп ли, зарытый в подвале?
Полицейский улыбнулся. Небесная напомнила ему героиню популярной пьесы.
- Не труп, а сокровища, - уточнил он.
- Господи помилуй! - ахнула она. - Что ж это творится?!
Полицейский улыбнулся еще шире:
- Кошмар, правда?
Она повернулась к выходу:
- Что ж, если клад найдете, не забудьте про престарелых негров.
- Можете быть спокойны. - Теперь он смеялся в голос.
Небесная зашла в соседнее здание и расположилась в вестибюле у окна, наблюдая за тем, что происходит в доме Гаса. Проходившие мимо жильцы с любопытством ее разглядывали, но она не обращала на них никакого внимания.