✽✽✽
Сегодняшний номер бумажной версии газеты получился далеко не блестящим, это с сожалением приходилось признать.
История с потенциальным серийным убийцей, которую они придумали для первой страницы, была откровенно притянутой за уши, но что оставалось делать редактору, претендовавшему на увеличение тиража.
Кроме того, по-настоящему Кошмарный сценарий (именно так, с прописной "К") разыгрался под утро. Сенсационная новость о рухнувшем в Атлантику французском пассажирском самолете пришла ровно через две минуты после того, как процесс печати газеты зашел столь далеко, что они уже не успевали сверстать новые страницы. Конечно, могли приготовить новое издание для городских тиражей (существовала опасность, что "Конкурент" сделал это), но, по мнению Шюмана, серийный убийца в пригородах Стокгольма, каким бы потенциалом он ни обладал, уж точно по меньшей мере не уступал разбившемуся лайнеру без единого шведа на борту. Естественно, они отдали приоритет самолету в интернет-версии, и в блогосфере самозваные эксперты уже поделились своими заключениями относительно причин катастрофы, и все они придерживались единого мнения: лайнер взорвали исламские фундаменталисты. Они явно чему-то научились после Норвегии.
Интернет-версия пошла еще дальше в своих размышлениях и опубликовала обзор известных терактов, поместив его в рамке на поле статьи об авиакатастрофе. Чтобы дистанцироваться от сетевой братии, они напечатали подборки фактов, как об Усаме бен Ладене, так и об Андерсе Брейвике.
Сам Андерс Шюман очень сильно сомневался относительно теории со злым умыслом. Он проходил военную службу в ВВС, на Ф-21 в Лулео (конечно, в качестве рядового, но все равно) и обладал по крайней мере хоть какими-то базовыми знаниями по данной тематике, в любом случае после армии у него появился интерес к авиационной промышленности и крушениям самолетов. "Эйр Франс" во второй раз в двадцать первом столетии постигла похожая катастрофа. Несколько лет назад аэробус А-330 с 228 людьми на борту, совершая полет из Рио-де-Жанейро в Париж, рухнул в океан. Только этим летом удалось найти местоположение его черных ящиков на дне. До сих пор никто точно не знал, что же с ним произошло. Возможно, речь шла об ошибке пилота или сыграли свою роль погодные условия, гроза, турбулентность или сильные ветры. Версия же о том, что какой-то чокнутый мусульманин с взрывчаткой в каблуках или, например, христианин-скандинав стал причиной аварии в тот раз, представлялась ему крайне маловероятной.
Уголком глаза он увидел знакомое лицо, заполнившее экран телевизора, без звука парившего на дальней стене. Это была шведский комиссар ЕС, молодой талантливый либеральный политик, бегло говорившая на пяти языках и отвечавшая за иммиграцию и внутреннюю безопасность Европы. Сейчас у нее брали интервью в студии "Скай ньюс". Он потянулся за пультом дистанционного управления и увеличил громкость.
"– Абсолютно, – ответила она на вопрос, который он не слышал. – Конференция в Найроби получилась очень успешной. Никакие соглашения, конечно, еще не подписаны, но наше сотрудничество с Африканским союзом углубилось, и они с гораздо большим пониманием отнеслись к нашим потребностям и тем обязательствам, которые мы готовы принять на себя.
– Значит, вы не собираетесь прислушаться к требованию похитителей открыть границы в направлении Европы?
Комиссар ЕС отрицательно мотнула головой.
– После недавних беспорядков в Северной Африке и на Ближнем Востоке "Фронтекс" нам необходим более чем когда-либо ранее, – ответила она. – Не только для защиты собственного населения Европы, но также для поддержки беженцев из вовлеченных в эти события стран и оказания им всевозможной помощи. "Фронтекс" работает ради спасения жизней. Без "Фронтекса" поток беженцев…
– Спасения жизней? Но в данном случае похитители ведь угрожают убить заложников?
– Контроль на пограничных пунктах с Сомали необходимо усилить, это наше категорическое требование…"
Его мобильный телефон дал о себе знать, он всегда вздрагивал при звуке его короткой резкой мелодии.
– К тебе поднимается посетитель, – сообщил охранник – тот новый парень, у которого, похоже, есть голова на плечах.
– Спасибо, – сказал главный редактор и отключил телефон, а потом взял пульт дистанционного управления и выключил комиссара ЕС.
Он окинул взглядом свою вотчину и увидел, как Анника Бенгтзон нарисовалась среди офисного пейзажа, двигаясь в своей обычной манере, словно парила на несколько сантиметров над полом. Она, пожалуй, делала так, стараясь меньше привлекать внимания, но сейчас эффект получился прямо противоположный. Стоило ей шагнуть в помещение редакции, как оно погрузилось в тишину, будто вакуум образовался вокруг нее, весь свет концентрировался на ней, и все на мгновение оторвались от своих дел и одаривали ее торопливыми короткими взглядами, как бы проверяя, что нарушило нормальный ход событий.
Она постучала в его стеклянную дверь, и он сделал вид, словно увидел ее только сейчас.
И жестом пригласил ее войти.
– У нас коммунальные службы прекратили убирать снег во всей Швеции или только в Стокгольме? – спросила она, стащив с себя куртку и кинув ее кучей на пол.
– Когда живешь в демократическом обществе, приходится мириться с тем, что твои пожелания осуществляются только в половине из всех случаев, – сказал Шюман. – Ничего не поделаешь, ведь народ в своей бесконечной мудрости проголосовал именно за такой политический порядок.
Анника опустилась на стул для посетителей, ее волосы были собраны резинкой в воронье гнездо на голове.
– Я тут подумала, – сказала она. – И по-моему, я немного поспешила, когда отвергла твое предложение вчера.
У нее под глазами залегли темные тени, но взгляд оставался ясным и сфокусированным. Она выглядела спокойной. И поменяла наряд на красную кофту и черные джинсы.
– Я же говорил, что тебе стоит подумать над ним, – проворчал он.
Анника заерзала на стуле.
– Как-то уж очень противно рассказывать о подобном всенародно, – сказала она. – Это словно тебя раздевают публично.
Он кивнул и ждал. Если бы перед ним сидел кто-то другой, по большому счету кто угодно, он рассматривал бы уже прозвучавшую реплику как начало трудных переговоров относительно условий и суммы. Но в словах и поступках Анники не стоило искать скрытые мотивы. Она не обладала способностью хитрить и притворяться с целью добиться некой цели. И своей манерой работы скорее напоминала танк: шла вперед напролом до победного конца.
– Я еще не знаю, понадобятся ли мне деньги, – сказала она. – Сколько у меня есть времени для принятия решения?
– Ответ необходим правлению в понедельник утром, – сообщил Шюман.
Он солгал, поскольку мог поступать с деньгами по собственному усмотрению и ему даже не требовалось никого информировать. Ведь средства были заложены в бюджете, как прочие внешние расходы, о чем правление не имело ни малейшего представления. Однако сорока миллионов долларов он, конечно, не имел в своем распоряжении. Верхняя граница для подобных трат находилась на уровне трех миллионов крон, что являлось максимальной суммой для всевозможных эксклюзивных инвестиций наиболее сенсационного рода.
Взгляд Анники остановился на сегодняшнем номере газеты, который лежал у него на письменном столе первой страницей вверх.
– Ты сам в это веришь? – спросила она.
Он почувствовал, как его настроение резко пошло вниз.
– Анника…
Она показала на фотографию Линны Сендман.
– Она четырежды заявляла на своего мужа об избиении, ты знал это? И дважды ходатайствовала о запрете для него приходить и доставать ее, но ничего не получила, ты проверял это?
– Возможно, есть причина, почему все ее заявления ни к чему не привели, – сказал Шюман довольно резким тоном. Он сделал это не преднамеренно, но по какой-то причине всегда поддавался на провокации Бенгтзон. Сейчас она села на край стула и наклонилась над его письменным столом.
– Похоже, по мнению прокурора, она была истеричной дурочкой, которой следовало искать точки соприкосновения, а не заводиться из-за всякой ерунды.
– А что мне, по-твоему, требовалось делать? Мы же не можем обвинять человека в подобном без достаточных оснований, – ответил Шюман и почувствовал, что вступил на тонкий лед.
Бенгтзон и в самом деле захлопала глазами, как она всегда делала, когда он позволял себе ляпнуть какую-то глупость.
– А как же упавший самолет, который взорвали террористы? – поинтересовалась она.
Шюман поднялся, не в силах сдержать раздражение; какое, собственно, это имело отношение к его предложению заплатить выкуп за ее похищенного мужа?
– Мы не указываем ни на кого конкретно, – сказал он.
Она откинулась на спинку стула.
– Ты читал рапорт Европола о терроризме, опубликованный несколько лет назад?
Шюман закрыл глаза и попытался взять себя в руки.
– За год в Европе произошло четыреста девяносто восемь терактов, – затараторила она. – По подозрению в самых разных действиях террористического характера задержали сотни людей. Большинство из них были мусульмане. Но тебе известно, как много из этих четырехсот девяноста восьми провели исламские террористы?
– Анника…
– Один.
Он посмотрел на нее.
– Один?
– Один. Остальные четыреста девяносто семь на совести всевозможных сепаратистов, ЭТА и безумцев с Корсики, немалая часть на счету неонацистов и защитников прав животных, в нескольких случаях отличились коммунисты, и еще в нескольких внесли свою лепту полные психи. Но каждый раз, когда мы писали о террористах, имели в виду мусульман.
– Там речь идет о…
– Посмотри только, что произошло после бомбы в Осло и выстрелов на острове Утёйя. Даже самые изысканные утренние газеты приказали своим корреспондентам писать аналитические статьи о том, как международный терроризм пришел в Норвегию, чему якобы не следовало удивляться, раз сами влезли в Афганистан.
Шюман не ответил, что, собственно, он мог сказать?
– Мы распространяем мифы и страхи, которые большей частью совершенно необоснованны, – продолжала она, – но, когда речь идет об убитой матери маленького ребенка, требования к доказательной базе внезапно становятся столь высокими, что мы не можем принять заметку, если нет обвинительного приговора апелляционного суда. Если только нам не удастся создать фиктивного серийного убийцу, конечно. Тогда без проблем.
Шюман снова сел, на него внезапно навалилась усталость.
– Последнее сообщение с самолета касалось короткого замыкания в электропроводке, его выдала система автоматического оповещения о неисправностях, – сказал он. – Ничто не указывает на взрыв или террористический акт.
Анника долго молча смотрела на него. Он не мешал ей, даже не попытался понять, что творится в ее голове. Когда-то, достаточно много лет назад, он думал о ней как об одном из своих потенциальных преемников. Наверное, тогда у него помутился рассудок.
– Француз – мертв, – сказала она. – Разрублен на куски. Его тело нашли перед посольством Джибути в Могадишо. Голова отсутствует.
Шюман почувствовал, как волосы встали дыбом у него на голове.
– Его казнили?
Анника не ответила.
– Я не слышал об этом, – признался он.
– Я не знаю, почему они медлят с данным сообщением, – сказала она. – Вероятно, есть какая-то серьезная причина, например они не могут найти его близких или что-то похожее. Но сейчас у тебя есть преимущество. И у меня к тебе один вопрос.
– Вопрос?
– Какой денежной суммы касается твое предложение?
Он не сумел сдержаться и ответил точно в ее манере, по инерции, прямо и совершенно безграмотно с точки зрения правил ведения переговоров:
– Три миллиона.
– Крон?
Судя по тону, она с недоверием отнеслась к его сообщению, и оно разочаровало ее.
– Самое большее, – ответил он.
Анника какое-то время жевала щеку изнутри, обдумывая полученную информацию.
– А я могла бы получить эти деньги в форме кредита? – спросила она наконец.
– И возвращать вплоть до пенсии, постоянно читая мне лекции о том, что такое этика профессиональной журналистики?
Он увидел, как она сгорбилась на стуле. Чем он, собственно, занимался? Зачем ему понадобилось давить на репортера, у которой похитили мужа и которая как раз сейчас сидела и вела с ним переговоры о продаже своей чести?
– Извини, – сказал он. – Я не это имел в виду…
– Когда надо опубликовать статьи и выпустить все в интернет-версии? Одновременно? Или можно подождать, пока все закончится?
– С этим можно подождать, – услышал он свои слова, хотя принял прямо противоположное решение.
– Детей надо втягивать?
– Ну да, – подтвердил он, – это одно из требований.
– Если только все закончится счастливо, – сказала она. – Если он умрет, буду одна я.
Он кивнул, это вполне устраивало.
– Я напишу сама, – сказала Анника. – Дневник, который начнется с того момента, когда я узнала об исчезновении Томаса. Видеокамеры у меня нет, поэтому ее придется одолжить. Я будут писать и снимать беспристрастно, а потом, когда все закончится, мы отредактируем материал. Что касается обычной работы, я отойду от нее пока.
Ему оставалось только кивать снова и снова.
– Я сошлюсь на тебя и возьму камеру у Пелле Фотографа под расписку, – сказала Анника и подняла свою куртку с пола.
Потом она встала.
– Я пришлю тебе данные моего счета по имейлу. Как скоро ты сможешь перевести все деньги?
Переговоры о размере суммы явно начались и закончились так, что он этого не заметил.
– Мне понадобится один банковский день или два, – сказал Шюман.
Анника оставила его закуток, даже не оглянувшись, и Шюман не мог решить, чувствовал ли он себя довольным или обведенным вокруг пальца.
✽✽✽
Она купила с собой индийской еды в индийском ресторане и поднялась в квартиру с раскрасневшимися щеками и еще теплыми пакетами. Халениус позаботился о продуктах, пока Анника снимала верхнюю одежду.
– Есть видеофильм? – спросила она.
– Нет. Как дела? – поинтересовался он из кухни.
– Шюман так и не разобрался во мне, – сказала Анника и повесила куртку на крючок. – По его мнению, у меня немного не хватает мозгов, он считает, что я, подобно другим истеричным особам, слишком импульсивна и иду на поводу у своих эмоций. В результате мне удалось добиться того, чего я хотела.
Халениус встал в дверях.
– Мои поздравления. И с какой суммой он согласился?
– Больше, чем ты предполагал, – сказала Анника. – Три миллиона.
Халениус присвистнул.
– Ты голоден? Давай поедим, пока все теплое, – предложила Анника и протиснулась мимо него на кухню.
Ей было немного не по себе от того, что он находился у нее дома, посещал ее кухню и ванную, пока она прогуливалась по городу и пила кофе в кафе, сидел у нее в спальне во время ее пребывания в редакции. Его присутствие ощущалось слишком явно, словно он излучал тепло, был как бы немного сродни электрокамину.
– Я не знаю, сколько Шюман заплатил, когда любовница короля решила открыть душу нашему изданию приблизительно год назад, – сказала она и достала две тарелки из шкафа, не глядя на Халениуса, – но наверняка речь шла примерно о такой же сумме.
Он все еще стоял, прислонившись к дверному косяку, она чувствовала, как его глаза неотрывно следовали за ней, пока она накрывала на стол.
– Ты в это веришь? – спросил он. – Что газета заплатила за интервью?
Анника остановилась и посмотрела на него.
– Конечно, мне неизвестно наверняка, – сказала она, – я же находилась в Вашингтоне тогда. Но почему мадам иначе согласилась бы?
– Всеобщее внимание? – предположил Халениус.
– Будь у нее желание оказаться на виду, она уж точно отметилась бы во всех бульварных изданиях, а не только в "Квельспрессен". Шустрая дамочка. Цыплята тандури или баранина?
Он наклонился над упаковками.
– Что где?
Анника сомневалась, хочет ли есть, но в конце концов села и положила немного курицы себе в тарелку. Халениус расположился напротив нее, их колени столкнулись под столом.
– Ты была права, – сказал он. – Томас сам вызвался прокатиться на рекогносцировку в Либой. Откуда ты это знала?
Анника какое-то время молча жевала курятину. Полученная информация не слишком взволновала ее, она все уже поняла ранее.
– Томас прохладно относится к выездам на природу, – сказала она. – Ему нравятся выдержанные вина и сложные блюда. Он мог отправиться в такую поездку по одной из следующих причин: престиж, обязаловка и женщина.
Первую причину Халениус отверг уже во время встречи в министерстве, сейчас также отпал вариант с принуждением. Ее ответ явно чем-то смутил статс-секретаря.
– Что? – спросила она и вцепилась зубами в пшеничную лепешку.
Халениус покачал головой, но ничего не ответил.
Она прожевала кусок лепешки и проглотила его.
– Это не твоя вина, – сказала она. – Томас не моногамный. Я думаю, он пытается как-то с этим справиться, но у него не выходит.
– Но кто-то в этом, наверное, виноват? – спросил Халениус с еле заметной улыбкой.
Анника покачала головой, внезапно почувствовав себя невероятно усталой. Потом впихнула в рот последний кусок курятины, соскребла остатки риса с помощью лепешки и встала.
– Я пойду и отдохну немного, – сказала она.
Анника проспала час в постели Калле. Когда проснулась с тяжелой, точно налитой свинцом головой, на улице уже стемнело, небо было серым без луны и звезд. Халениус тихим голосом разговаривал по мобильному в спальне. Она незаметно пробралась в ванную в одной футболке и трусиках и выпила две таблетки от головной боли, почистила зубы и, посидев немного на унитазе, проснулась окончательно. Когда она вышла в прихожую снова, Халениус стоял там с взъерошенными волосами и с чашкой кофе в руке.
– Приходи, – сказал он коротко и направился в сторону спальни. – Похитители выложили в сеть новое видео.
– Томас?
– Нет. Парень в тюрбане.
Она поспешила в детскую комнату, натянула на себя джинсы и кофту и последовала за Халениусом босиком. Он сидел у компьютера с поставленным на паузу видеофильмом на экране.
– Новость с французом выплыла наружу, – сообщил Халениус. – Они, похоже, специально ждали, когда ее обнародуют, поскольку это видео выложили всего через пару минут после сообщения Франс Пресс.
Анника наклонилась над плечом Халениуса. На мониторе она увидела одетого в военную униформу мужчину в тюрбане из предыдущего фильма. Темно-красный фон и прочая обстановка вроде бы остались теми же самыми.
– Они снова использовали тот же самый сервер? – спросила Анника.
Статс-секретарь почесал голову.
– Нашла кого спросить, мне стоит труда войти в собственный компьютер… В Сомали явно есть два-три интернет-провайдера, самый крупный называется "Телком", но они использовали не его серверы, а какой-то из небольших фирм. Хочешь посмотреть?
– Понятно, что он говорит?
– Это ссылка Би-би-си, они сделали субтитры. Ты, пожалуй, можешь взять стул…