– Сиди, – сказала она. – Я же у нас логистик.
Она принесла тарелку с магазинными булочками, оставшимися от ее вчерашнего похода в "Консум", а потом сидела молча и наблюдала за ним, пока он жевал и пил. Телевизор работал без звука. Показывали повтор английского детективного сериала.
– А ты не слишком молод для статс-секретаря? – спросила она.
Халениус проглотил кусок булочки.
– Тебя интересует, с кем я переспал, чтобы получить эту работу?
Анника подняла глаза к небесам. Он ухмыльнулся еле заметно.
– Здесь есть только одна возможная кандидатура: сам министр. Ведь он лично назначает своего статс-секретаря, а не партия, – улыбнулась она в ответ. – И чем ты занимаешься, когда твой персонал не похищают?
– Если в двух словах, то можно сказать, что министр работает снаружи своего департамента, а статс-секретарь внутри. И они находятся в очень тесной спайке, есть по-настоящему ужасающие примеры того, когда это не срабатывало…
– Вы, наверное, действительно переспали. Ты говоришь сейчас точно как он. Итак, чем ты конкретно занимаешься?
– Порой принимаю вопросы от средств массовой информации, но только когда дело касается чего-то по-настоящему трудного и дьявольского.
Он широко улыбнулся.
– И министр выбрал именно тебя, поскольку…
Халениус запил булочку большим глотком кофе.
– Я знал его не особенно хорошо, мы встречались на одном банкете и играли в футбол несколько раз, но ему, вероятно, требовался человек с такой компетенцией, как у меня.
– Которая состоит…
– Я защитил докторскую по административному праву в двадцать восемь лет, работал в Верховном суде, когда его секретарша позвонила и попросила меня прийти на собеседование.
Анника посмотрела на него и прищурилась, попыталась представить в качестве юриста-бюрократа Верховного суда. Это оказалось нелегкой задачей. В ее понятии такие оставляли после себя облако пыли, ходили в заношенных костюмах и с перхотью, а не в потертых джинсах и с прическами, как у панков.
– Если вы проиграете следующие выборы, тебе придется уйти в отставку?
– Да.
– А потом ты станешь генеральным директором в какой-нибудь странной сфере деятельности?
Халениус замер, вытянул шею и посмотрел в сторону прихожей.
– Похоже, лифт остановился здесь наверху, – произнес он тихо.
Анника поднялась, напряглась всем телом, словно стальная пружина, и подошла к двери в прихожую в чулках и не дыша. Судя по звукам, кто-то действительно двигался на лестничной площадке, оттуда слышался шум шагов и бормотание. Лифт снова пошел вниз. Секунду спустя в дверь позвонили. Она встала вплотную к ней и прислушалась.
– Анкан?
От удивления Анника сделала шаг назад.
– Кто это? – прошептал Халениус.
– Моя сестра, – ответила она. – Биргитта.
В звонок позвонили снова, кто-то надавил на дверную ручку.
– Я удалюсь в центр по освобождению заложников, – сказал Халениус.
Анника подождала, пока он исчезнет, прежде чем открыла дверь.
Ее младшая сестра, превосходившая Аннику на несколько размеров, стояла, покачиваясь, в темноте на лестничной площадке вместе с крупным парнем в джинсовой куртке.
– Привет, Анкан, – сказала Биргитта. – Long time no see. Можно войти?
Оба, и сестра и мужчина, вероятно ее муж Стивен, были прилично навеселе. Анника колебалась.
– Или я должна писать здесь, на лестнице? – спросила Биргитта.
Анника сделала шаг назад и показала на дверь ванной. Биргитта быстро проскользнула туда и с шумом справила нужду. Анника закрыла дверь за ними. Крупный мужчина заполнил всю прихожую, он слегка покачивался во всех направлениях, Анника обошла его и встала в двери, ведущей на кухню, скрестив руки в жесте, обозначавшем готовность к защите и недоверие, но она не могла иначе. Они стояли молча, пока Биргитта не вышла из ванной. Несмотря на полумрак в коридоре, она могла видеть, что сестре не только удалось сбросить лишний вес, ставший последствием беременности. Ее волосы также оказались длиннее, чем когда-либо, доходили ей до пояса.
– Это немного неожиданно, – сказала Анника. – Чему я обязана такой чести?
– Мы были на концерте, – сообщила Биргитта. – "Раммштайна". В Глобене. Просто фантастика.
"У нее такой же голос, как и у меня, – пронеслось в голове у Анники. – Мы говорим очень похоже. Она блондинка, а я брюнетка, но все равно сходство есть. Я ее темная тень".
– Я думала, ты работаешь в выходные, – сказала Анника. – По словам мамы, она собиралась позаботиться о твоей… девочке.
Она засомневалась относительно имени, вроде Дестини? Или Кристал? Или Честити?
– Я не работаю вечерами, а когда Стивен по дешевке достал два билета через Интернет, осталось только воспользоваться случаем.
Ее муж, Стивен, вошел в гостиную. Анника вздрогнула и поспешила за ним. Продолжи он в том же духе, притопал бы в спальню и нашел там Халениуса с компьютерами и записывающей аппаратурой и множеством листочков на стенах с записями для памяти, когда похитители позвонят: там находились предложения с суммами выкупа, альтернативные варианты для переговоров, данные, которые Халениус предоставлял, распечатки разговоров с похитителями…
– Чего вы, собственно, хотите? – спросила Анника и встала на пути крупного мужчины.
Он был на голову выше ее, с начавшими редеть волосами и родимыми пятнами на лбу. Пока он не произнес ни звука.
– Нас интересует, не могли бы мы переночевать здесь, – сказала Биргитта. – Последний поезд во Флен ушел, а у нас нет денег на отель.
Анника посмотрела на сестру и попыталась определиться со своей собственной реакцией. Они черт знает сколько времени не виделись (три или четыре года?), а сейчас она заявляется в разгар драмы с заложниками, поскольку опоздала на поезд?!
– Я не знаю, слышала ли ты, – сказала Анника и почувствовала, что ее голос дрожит, – но моего мужа похитили. Он находится в плену где-то в Восточной Африке. Его грозятся казнить.
Биргитта окинула взглядом гостиную.
– Мама говорила об этом. Какой ужас. Бедняжка.
Мужчина с шумом сел на диван. Верхняя часть его туловища сразу же начала подозрительно клониться в сторону, он мог заснуть там, где сидел, и на Аннику нахлынула волна беспокойства.
– Вы не можете оставаться здесь, – сказала она громко, – и тем более этой ночью.
Мужчина разлегся на диване, положил ноги в уличной обу ви на подлокотник и запихал декоративную подушку себе под голову. Биргитта села рядом с ним.
– А что такого случится, если мы…
Анника крепко зажала уши ладонями на несколько секунд.
– Вы должны уйти, – сказала она и потянула мужчину за руку. – Оба!
– Успокойся, – буркнула Биргитта явно немного испуганно. – Не тяни его, он может рассердиться.
– Неужели у вас нет ни толики порядочности? – не сдавалась Анника, с трудом держа себя в руках. – Врываетесь ко мне среди ночи, поскольку по пьяни не смогли уехать домой. Уходите отсюда!
– Не разговаривай так со Стивеном, это нехорошо, – пропищала Биргитта.
Мужчина открыл глаза и уставился на Аннику.
– Ты, черт тебя… – начал он.
У Анники перехватило дыхание, когда дверь спальни открылась и Джимми Халениус встал ровно позади нее, она чувствовала его грудь своей спиной.
– У тебя мужчина в спальне? – сказала Биргитта.
– Андерссон, криминальная полиция, – представился Халениус и показал свой пропуск в Розенбад. – Эта квартира считается местом преступления, сейчас мы занимаемся здесь его расследованием. Я должен попросить вас удалиться отсюда немедленно.
Слова статс-секретаря произвели на мужчину поразительный эффект. Он мгновенно протрезвел и довольно проворно поднялся с дивана.
– Стивен, пошли, – сказала Биргитта и взяла его за руку.
"Это не впервые, – подумала Анника. – Он имел дела с полицией раньше, что наложило свой отпечаток на него, подобное случается с хроническими пьяницами".
– Туда, – сказал Халениус и взял мужчину за другую руку.
Анника видела, как они исчезли в прихожей, слышала, как входная дверь открылась и закрылась и лифт пришел в движение. Она еще какое-то время стояла неподвижно при свете телевизора и слышала барабанный стук своего сердца.
Биргитта, любимая дочь, блондинка-красавица, услада маминого сердца, принцесса со средним интеллектом, которую всегда выбирали школьной Люсией.
Анника была папиной дочкой, темная и угловатая, но с рано появившейся грудью и большими глазами и самыми высокими отметками по всем предметам, пусть и не открывала учебник.
Халениус вернулся в гостиную.
– Андерссон, криминальная полиция? – сказала Анника.
Он вздохнул и сел в кресло.
– Присвоение полномочий должностного лица, – констатировал он. – Я признаюсь. Штраф в десять дневных заработков, если бы я попался. Итак, это были твоя сестра и зять.
Анника почувствовала, как у нее подкосились колени, и села на диван.
– Спасибо за помощь, – сказала она.
– Я помню ее по школьной фотографии, – сказал статс-секретарь. – Она училась на класс младше тебя, не так ли? Ролле был немного влюблен в нее тоже, но не как в тебя.
– Все сходили с ума по Бигган, – ответила Анника и прислонилась затылком к стене гостиной. – Я думаю, она как-то переспала с Ролле в старших классах.
– Все так, – подтвердил Халениус. – Хотя за неимением тебя.
– Это ее природный цвет волос, – сообщила Анника. – Они у нее как бы полосатые, с различными оттенками белого. Люди платят приличные деньги, чтобы выглядеть как она.
– Сколько ей сейчас? Тридцать семь? Она кажется старше.
Анника выпрямилась и посмотрела на Халениуса.
– Как, черт побери, ты можешь помнить, что Бигган переспала с Ролле? Я думаю, она сама этого не помнит.
Он улыбнулся и покачал головой.
Анника наклонилась к нему.
– Как хорошо ты знал Ролле? – спросила она. – Как много вы общались?
– Много.
– И он рассказывал о нас, обо мне и Бигган?
– Главным образом о тебе. Постоянно фактически.
Анника посмотрела на Халениуса. Их взгляды встретились.
– Я вырос вместе с тобой, – сказал он. – Ты была утопией, миражом, девочкой-мечтой, которую нельзя получить. Почему, по-твоему, я приехал тогда на ужин к тебе домой в Юрсхольм?
У нее пересохло во рту.
– Хотел посмотреть на тебя, – сказал Халениус тихо. – Увидеть, какой ты стала взрослой.
– Разрушить картинку из снов? – спросила она сухо.
Халениус смотрел на нее несколько секунд, потом поднялся.
– Увидимся утром, – сказал он, взял свою верхнюю одежду и покинул квартиру.
День 5
Воскресенье 27 ноября
Я проснулся оттого, что Длинный шагнул в хижину. Его запах нахлынул на меня, как волны около Ёлльнё. На несколько секунд я попал во власть паники, прежде чем понял, чего он хотел.
Он принес с собой чай, воду, угали и свежий помидор. Улыбался и говорил необычайно много. Наклонился надо мной и развязал веревку, стягивавшую мои руки за спиной. Таким образом я получил возможность помассировать суставы, попытаться восстановить кровообращение в пальцах. Когда я осторожно потянулся за помидором, он кивнул ободряюще. Сказал "кула визури" и ушел. Оставил меня с несвязанными руками, но они обычно делали это, пока я ел.
Чай оказался крепким и сладким и отдавал мятой. Я никогда не пил такого вкусного с тех пор, как прибыл сюда. Вода была прохладной и явно свежей, а угали еще теплой.
Пожалуй, я вел себя правильно. Наверное, они поняли, что я не хотел доставлять им проблем, действительно жаждал сотрудничать, и в результате получил награду, и далее со мной будут гораздо лучше обращаться.
Эта мысль наполнила меня надеждой.
Пожалуй, Анника внесла свою лепту. Насколько я понял, они связались с ней, а я знал, что она сделает все для моего освобождения. Вероятно, выкуп уже заплатили. Скоро они подгонят большую "тойоту" и отвезут меня к самолету в аэропорт Либоя.
И надо признать, я заплакал от облегчения.
Если подумать, охранники ведь не сделали мне ничего особенно плохого. Кионгози Уюмла, крепыш в тюрбане, конечно, прилично ударил меня ногой, но ведь из-за моего вранья. Само собой, я богатый человек в их глазах, сказать что-то другое, естественно, ни в какие ворота не лезет. Мне досаждала сильная боль с правой стороны груди, возникавшая каждый раз, стоило мне сделать глубокий вдох, но ничего не поделаешь. К смерти датчанина они в принципе не имели отношения, у него же была астма, и француз… Да, что я могу сказать о нем? Время от времени у меня самого возникало желание лишить его головы.
Испанца и румына я не видел и не слышал о них ничего с того момента, как эту парочку забрали из хижины. Пожалуй, их ждала дорога к аэродрому в "тойоте" вместе со мной. Наверное, наши правительства совместными усилиями договорились о нашем освобождении в обмен на какое-то политическое обязательство.
Помидор я истребил первым. Затем доел последние крошки угали, выпил воду и облизал изнутри чашку из-под чая, чтобы добраться до остатков сахара. И сейчас, судя по ощущениям, набил живот до отказа. И если бы не чесались места укуса насекомых и не болел правый бок, мог бы сказать, что чувствую себя достаточно хорошо.
Я сидел в углу, прислонившись к железной стене по диагонали от темного пятна, оставшегося в месте, где умер датчанин. Фактически я превратил тот конец хижины в туалет. Не из неуважения, а чисто по санитарным причинам.
Металлический лист был все еще прохладным за моей спиной. Он мог очень сильно нагреться за день.
Потом я услышал какие-то звуки и голоса снаружи в маниатте. Мужские и женские, ну да, это же говорила Катерина, по-английски, громко, вроде бы о чем-то молила.
Я сел прямо и напряг слух. Не было ли там других голосов? Испанца? Румына?
Пожалуй, Катерине тоже предстояло составить нам компанию в "тойоте" до аэропорта.
– Please, please, – услышал я, как умоляла она и, похоже, плакала.
Я встал, насколько это получилось в низкой хижине, и повернулся лицом к стене.
На самом ее верху, как раз под крышей, находилась приличная щель. Я зажмурил один глаз, прижал другой к ней и сформировал из рук некое подобие круга у лба, чтобы лучше видеть. Но сначала ничего не получилось из-за проникавшего внутрь через щель ветра, который нес с собой массу песка и остатков высохшего коровьего навоза. Мне пришлось поморгать, и я попытался снова. И увидел три хижины, но не из железа, а из потрескавшейся глины, и почувствовал запах костра и плесени. Люди, чьи голоса доносились до меня, однако, не попали в поле моего зрения, но они наверняка находились где-то снаружи, скорее всего, за одной из лачуг, слишком уж хорошо их было слышно. Я посмотрел во всех направлениях, но не обнаружил ничего. Тогда сел и прислушался снова, попытался разобрать слова Катерины, понять, чего она хотела, и вроде там в разговоре участвовал еще какой-то мужчина, отвечавший ей? Но вдруг она воскликнула: "No, no, no!" – а потом раздались крики.
Женщину убили четырьмя ударами ножом в шею сзади. Она лежала на лесной опушке, рядом с тропинкой с тыльной стороны домов, выстроившихся вдоль Кунгсетравеген в южном Стокгольме. Недалеко оттуда находилась игровая площадка. Ее около шести вечера нашел мужчина, прогуливавшийся со своей собакой. Сходство с убийством Линны Сендман бросалось в глаза, конечно, если верить "Квельспрессен", на всякий случай разложившей все по полочкам, то есть по пунктам, с большими фотографиями:
● Орудие убийства: нож (снимок финки, текст под которым объяснял, что в данном случае именно она не являлась орудием убийства).
● Причина смерти: раны с тыльной стороны шеи (проиллюстрировано анонимным женским затылком, вероятно репортера Элин Мичник).
● Место преступления: рядом с игровой площадкой (фото покинутых качелей).
● Район: оба места преступления разделяли всего лишь пять километров (карта со стрелками).
Убитую женщину звали Лена Андерссон. Ей было сорок два года, одинокая мать с двумя дочерьми подросткового возраста. Она смеялась Аннике с газетной страницы, рыжие волосы развевались на ветру.
Сейчас, похоже, теория о серийном убийце в пригородах Стокгольма пустила корни также и в полиции. Два поименно названных детектива подтвердили, что расследования смерти Лены и Линны будут проводиться совместно.
– Откуда у вас все эти снимки убитых людей? – поинтересовался Халениус, пережевывая бутерброд с хлебом из цельного зерна. – Я думал, мы давно закрыли все такие архивы.
Анника сложила газету и отложила в сторону, у нее не выходили из головы две оставшиеся без матери девочки. Они сидели дома и ждали маму субботним вечером, прислушивались, не ее ли шаги слышны на лестничной площадке? Или они где-то гуляли с друзьями, даже не задумываясь о ней, пожалуй, и представить не могли, что ее больше нет, пока какой-то полицейский не позвонил в дверь и не сказал "нам ужасно жаль…".
– Каким-то образом стало труднее, когда ты закрыл архивы, – сказала Анника, – но в новом цифровом мире бесконечно много источников, где можно покопаться.
– Вроде…
– Блоги, "Твиттер", ночные газеты, дискуссионные форумы, информационные страницы различных предприятий и властных структур и "Фейсбук", конечно. Даже террорист-смертник с Дроттнинггатан имел там свою страницу.
– А как же тогда авторское право? – спросил Халениус. – Мне казалось, вам не безразличны подобные аспекты?
– Серая зона, – ответила Анника и попробовала есть.
Образ рыжеволосой женщины стоял у нее перед глазами. Она жила одна со своими девочками уже три года, если верить статье Элин Мичник, работала мануальным терапевтом, принимала больных в Шерхольмском торговом центре. И возвращалась домой с занятий по йоге в зимних сумерках, когда встретила своего убийцу.
Анника пригубила апельсиновый сок и откусила кусок бутерброда.
Халениус не выглядел столь же ухоженным сегодня, и это усилило ее подозрения относительно того, что именно подруга стирала и гладила для него одежду.
– Твои дети уже добрались? – спросила она.
Он заерзал на стуле обеспокоенно и посмотрел на часы.
– Они приземлились час назад. Могу я взять газету?
Анника передала газету через стол и поднялась – если он не хотел разговаривать о своих детях, его дело.
– Я пойду позвоню моим, – сказала она, взяла свой мобильник, вышла в детскую комнату и беззвучно закрыла за собой дверь.
Она не стала зажигать лампу.
На улице стоял серый день, и света, пробивавшегося в окно, не хватало, чтобы хоть как-то осветить оказавшиеся в тени пространства. Анника свернулась клубком на покрывале Калле, обняла подушку сына и вдохнула его запах. Честно говоря, он оказался слишком явным. Ей требовалось поменять постельное белье, прошло уже две недели с тех пор, когда она делала это в последний раз… И пройтись по их гардеробу не мешает, она толком не занималась им с тех пор, как они приехали домой, а тогда просто сунула одежду из дорожных сумок вместе со всем тем, из чего они уже выросли, что хранилось в кладовке. Анника села в кровати.