Анника взяла свой мобильный телефон, пошла в детскую комнату и закрыла за собой дверь. Она набрала прямой рабочий номер Берит, и ей сразу же ответили.
– Да будет тебе известно, – сообщила Берит на вопрос Анники о происходящем в мире, – я потратил полдня на высосанную из пальца историю из mediatime.se о том, как министр финансов сделал сногсшибательный ремонт в своей шикарной квартире по-черному, с использованием незаконной рабочей силы.
– Звучит как сенсация, – заметила Анника.
– В лучшем из миров, – буркнула Берит. – Сейчас они снова бросили меня на твоего серийного убийцу.
– Извини, – сказала Анника. – Именно поэтому я и звоню. У тебя, возможно, есть адреса, по которым проживали все пять убитых женщин?
– А в чем дело?
– Проблема в месте преступления, – сказала Анника.
– Что ты имеешь в виду?
– Женщин в Сетре, Хессельбю и Аксельберге убили точно перед их домами. Но как все обстоит в Наке и Тебю? Там та же ситуация?
Берит зашуршала бумагами.
– В Наке все сходится, жертва умерла, по большому счету, перед своим подъездом. Однако это не относится к девушке из Тебю.
Анника сделала глубокий вдох.
Если мужчина задумал с гарантией убить женщину, ему легче всего сделать это в помещении. Проще всего добраться до нее там и меньше свидетелей. Но если он не имеет доступа к ней домой, тогда у него может возникнуть необходимость переместиться на улицу.
Так поступил Свен. Она не пускала его больше к себе, поэтому он поджидал ее в лесу. Преследовал до заброшенного завода в Хеллефорснесе, до доменной печи, где преградил ей путь, и кот помешал ему, малышка Вискас…
Она убрала волосы с лица и вспомнила желтую шерстку кота, как он мяукал и тихо мурлыкал.
– Чем дальше от дома женщина умирает, – сказала Анника, – тем меньше ее связь с мужчиной-преступником в плане личных отношений, так вроде все выглядит.
– Я знаю, – ответила Берит. – Сама просмотрела статистику. Есть, конечно, несколько факторов, которые, чисто теоретически, говорят в пользу варианта с чокнутым серийным убийцей, но, точно как ты и сказала, если верить ей, мы, с огромной долей вероятности, имеем дело с чисто бытовыми преступлениями.
– Отчет Микаэля Рюинга?
– "Корень смертельного насилия над женщинами в близких отношениях", – подтвердила Берит. – Этим цифрам, конечно, уже несколько лет, но они говорят сами за себя. Начиная с 1990 года и далее убитые женщины были знакомы со своими убийцами в девяноста четырех процентах из всех раскрытых случаев.
Мобильный телефон Анники подал голос, она получила новое сообщение. Но проигнорировала его, отклонилась назад на подушки Эллен и подтянула ноги под себя. Она знала эти данные наизусть. Почти половина убийц приходилась жертвам бывшими мужьями. Она серьезно занималась этой тематикой уже много лет, зачастую несмотря на явное недовольство своего начальства. Нож служил орудием убийства в тридцати восьми процентах таких преступлений. Потом шло удушение, огнестрельное оружие, топоры и прочие режущие и рубящие предметы, просто избиение с использованием рук и ног и, наконец, извращенные методы, когда в ход пускали, например, электрический ток или инструмент со скотобоен.
– Жертвы чокнутых убийц разделяются на три категории, – сказала Берит. – Речь идет о массовом убийстве, убийстве на сексуальной почве и убийстве вследствие другого преступления, чаще всего ограбления.
– Это нельзя напрямую отнести к нашим случаям, – констатировала Анника.
Она взяла "Моргонтиднинген" и изучила фотографии пяти убитых представительниц слабого пола: Сандры, Налины, Евы, Линны и Лены. Обычные, самые заурядные лица разного возраста, женщины, которые красились и носили разные прически, и все, возможно, использовали разнообразные диеты для поддержания своего веса в норме и переживали стрессы в связи с учебой, детьми и отношениями, выходившими из-под контроля.
Могли ли они стать жертвами одного убийцы? А вдруг она попала в точку со своими раздраженными комментариями в отношении Патрика?
– Что ты должна написать? – спросила Анника.
Берит вздохнула.
– Я получила приказ взять интервью у мужей жертв, за исключением того, который арестован, под тем углом, что полиция сейчас наконец сфокусировала свое внимание на настоящем убийце.
– Пожалуй, не слишком трудная работа, – заметила Анника.
– Ничуточки. Пока я успела поговорить с мужчинами из Наки и Хессельбю, и оба оказались невероятно словоохотливыми.
– Почему меня это не удивляет? – спросила Анника.
– Они не стеснялись в выражениях, рассказывая о том, какими безалаберными были их бывшие супруги. Смерть жен для обоих, естественно, стала страшным ударом, но при мысли об их поведении они ничего другого и не ожидали.
– И все разговоры о том, что они распускали руки и угрожали своим благоверным, само собой, просто ложь и пустая болтовня, – констатировала Анника.
– Естественно. Муж, осужденный за избиение своей жены, фактически абсолютно невиновен, а если он и ударил ее несколько раз, то вовсе не так сильно, как она утверждала.
– В общем, она была сама во всем виновата, – сказала Анника.
Мобильник пискнул снова, оповещая еще об одном эсэмэс. На улице начало темнеть, вероятно, все небо закрыло облаками или день подошел к концу. Она не знала точно причину.
– Вопрос в том, о чем я, собственно, могу написать. Не годится ведь просто позволить мужикам распинаться об их невиновности. Тогда пришлось бы раскладывать все по полочкам, а на это нет места.
– Главная проблема со всеми убийствами, – поддержала ее Анника. – У нас есть доступ только к одной версии каждого дела.
– Я могу дать читателям возможность самим сделать выводы, – предложила Берит.
– В большинстве своем они поверят мужьям, – заметила Анника и развернула газету. – Сколько из них арестованы, ты говоришь?
– Только Бархам Сайфур, кузен Налины Барзани. Если его выпустят, то вышлют, поскольку родственная связь, благодаря которой он находился здесь, исчезла.
– Ничего себе, – сказала Анника. – Я и не подумала об этом.
Ее телефон осторожно подал голос, ей звонил еще кто-то.
– У меня вторая линия, – сообщила она. – Мне надо ответить.
– А я должна писать, – сказала Берит. – Балансировать на тонкой проволоке.
Анника отключила Берит и ответила на вызов.
Это была Анна Снапхане.
– Я стою как раз напротив твоего дома. Могу подняться?
Анна Снапхане сверкала и переливалась, когда шагнула в прихожую, и все благодаря топику с блестками, браслету со стразами и спрей-блесткам в волосах.
– Ну, вот и на моей улице праздник! – воскликнула она и обняла Аннику. – Наконец все срослось.
Анника обняла ее в ответ и улыбнулась:
– Поздравляю. И что у тебя срослось?
– Сейчас мне действительно надо бы выпить, но я довольствуюсь только кофе.
Анна Снапхане уже много лет не употребляла алкоголь.
Анника пошла на кухню и поставила кипятить воду.
– Как только мне в первый раз заплатят за мою новую серию интервью, я куплю тебе настоящую кофейную машину, – заявила Анна Снапхане, расположившись за кухонным столом.
Анника удивленно посмотрела на нее.
– Зря сомневаешься, – сказала Анна. – Они ухватились за мою идею.
Анника лихорадочно попыталась вспомнить, говорила ли Анна об этом раньше?
Ее подруга всплеснула руками:
– Ты рассеянная, как старая коза. "Медиатайм"! Сама же обещала помочь мне. Только не говори, что забыла об этом.
– Само собой, нет, – ответила Анника и насыпала растворимый кофе в чашки.
Анна взяла свою сумочку, многоцветную вещицу с золотистыми заклепками и ужасно дорогим логотипом, выловила оттуда блеск и подкрасила губы. Анника тем временем налила воду в чашки и поставила их на стол.
– Шефы "Медиатайм" просто бьют копытами от нетерпения. Они хотят, чтобы я начала немедленно. Тебя это устроит?
Анника улыбнулась ей и достала молоко из холодильника. Анна следила за своим здоровьем и не употребляла ни сахар, ни сдобные булочки.
– Звучит просто замечательно. И что это за фирма?
– Современный медиаконцерн, у них есть цифровой телеканал, который вещает через Интернет, цифровой радиоканал с музыкой и новостями и бюро новостей в Сети.
Анника замерла посередине кухни с молоком в руке.
– Mediatime.se?
– У них действительно журналистика нового типа, они осмеливаются публиковать такое, чем никто другой не хочет заниматься.
– Это ведь они обнародовали данные о том, как министр финансов шикарно отремонтировал свою квартиру с помощью незаконной рабочей силы?
Анна всплеснула руками снова:
– Я же всегда говорила, что соцдемы только и делают, что гребут под себя и мошенничают.
Анника осторожно опустилась на стул около стола. У нее создалось ощущение, словно на кухне внезапно невесть откуда появился слон, что-то большое и серое, забравшее весь кислород.
– Анна, – сказала она. – Какую идею ты им продала?
– Серию интервью, – ответила Снапхане. – Серьезную программу с интересными людьми. Под названием "Анна уладит все". Это же здорово? Я буду беседовать и помогать людям. И ты мой первый гость.
Анника обхватила руками чашку и почувствовала, как кипяток обжег ей пальцы.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она, хотя уже прекрасно знала ответ.
– Ты расскажешь о похищении, – сказала Анна. – У нас будет куча времени, двадцать пять минут. Ты будешь говорить только о том, о чем сочтешь нужным, и я не стану подталкивать тебя.
Она нагнулась через стол и взяла Аннику за руки.
– Все будет на твоих условиях, – продолжала она. – Мне же придется приспосабливаться к тебе. И тебе не понадобится делать это в какой-то анонимной телестудии, мы можем расположиться у тебя дома. Здесь, за кухонным столом или в детской комнате…
Анника высвободила руки. Слон заполнил все пространство комнаты, все шкафы и ящики, холодильник с морозильником и микроволновку, он угрожал вмять ее в стену и выдавить стекло выходившего на Бергсгатан окна.
– Анна, – сказала она. – Ты же все это не всерьез?
Слон перестал дышать. Воцарилась тишина, но ненадолго.
– Это же здорово и для тебя тоже, – произнесла Анна Снапхане вроде бы непринужденным тоном, но с явным напряжением в голосе. – Ты нигде не получишь лучших условий, сможешь увидеть окончательный результат заранее, и я вырежу все щекотливые моменты или ответы, о которых ты пожалеешь…
Анника схватилась руками за голову.
– Не могу поверить, что ты сделала это.
Анна вытаращила на нее глаза:
– Неужели так страшно дать интервью? Ты же просто раскрываешь душу. Подумай, как много существует стран и культур, где невозможно высказать свои мысли. Ты еще должна благодарить за то, что о тебе беспокоятся. Подумай, а если бы все наплевали на тебя и Томаса и на ваши проблемы?
Ваши проблемы? Ваши проблемы?!
Анника сразу же мысленно вернулась на лестничную площадку Анны Снапхане, когда стояла там вместе со своими испачканными сажей детьми и просила разрешения войти. Ее дом сгорел, у нее совсем не осталось денег, и ей было некуда идти. Она спустила Калле и Эллен вниз из огня и сама спрыгнула со второго этажа. И такси стояло и ждало внизу, но Анна сказала "нет". Она встречалась с парнем, и у нее не укладывалось в голове, как Анника могла вести себя столь бесцеремонно и требовать, чтобы она впустила их при столь деликатных обстоятельствах, неужели ее не заботило будущее Анны?
– Разве так можно? – сказала Анника. – Ты продала меня, лишь бы стать телезнаменитостью.
Анна Снапхане вздрогнула, как от пощечины. Ее глаза потемнели, и лежавшая рядом с кофейной чашкой рука задрожала.
– Ты хочешь подвести меня сейчас? – прошептала она. – Когда я наконец получила свой шанс?
– Можно подумать, я действительно все забираю у тебя, – парировала Анника с возрастающим удивлением. – Твоих мужчин, и твой успех, и твою дочь. То, что Миранда живет у Мехмета, тоже моя вина?
Сидевшая напротив нее Анна Снапхане чуть не задохнулась от возмущения.
– Твой эгоцентризм не знает границ! – взорвалась она. – Но сейчас тебе некуда деваться. Ты обещала помочь мне. И я сделаю передачу с тобой или без тебя.
Анника отодвинула чашку в сторону.
– Ты вправе поступать как хочешь, – сказала она. – Я целиком и полностью за демократию и свободу слова.
Анна Снапхане резко поднялась, кофе пролился на стол, стул со скрежетом проехался по деревянному полу. Она выскочила в прихожую и схватила свою верхнюю одежду, не спуская с Анники взгляда.
– Ты забыла, как я поддерживала тебя, – произнесла она сдавленным голосом. – Как я слушала и утешала тебя. Если бы я не тратила так много сил на помощь тебе, у меня все сложилось бы совсем иначе, я делала все ради тебя, и такова твоя благодарность?
Анника сглотнула комок.
– Подобное ты уже говорила раньше и, вероятно, просто уверилась в этом.
– Ты еще пожалеешь, – прошипела Анна и покинула квартиру.
Анника осталась сидеть за кухонным столом и слышала, как лифт устремился вниз по чреву дома. Неприятное ощущение, возникшее в животе, подступило к горлу. Ее руки и ноги онемели. Неужели Анна говорила все это всерьез? Собиралась ли она осознанно навредить ей?
Анника закрыла глаза, постаралась мыслить рационально.
Анна не имела никакого влияния. Никому не было до нее дела. Она пыталась застолбить себе участок на задворках средств массовой информации, но так и не смогла ничего добиться. И не представляла ни малейшей угрозы.
Анника восстановила дыхание, расслабила плечи, попробовала оживить руки.
Потом она услышала, как лифт пришел в движение снова, и напряглась в ожидании. Может, Анна что-то забыла? Или захотела извиниться?
Но это Калле и Эллен пришли домой с продленки.
– Мама, я сдала зачет по плаванию и имею право на первый значок. Давай купим его, ну пожалуйста!
Анника заключила детей в объятия и крепко прижала к себе.
– Как все прошло сегодня?
– Хорошо, – ответили дети механически.
– Никто не спрашивал о папе?
Эллен покачала головой.
– Давай купим значок. Они есть в Интернете.
– Только один парень, – сказал Калле, стащил с головы шапку и бросил ее на пол в прихожей.
Неприятное ощущение вернулось к Аннике снова.
– Какой парень?
– Из газеты. У него еще была огромная камера.
Халениус появился в дверном проеме гостиной.
– Привет, – сказал он детям, а потом посмотрел на Аннику. – Не могла бы ты прийти ко мне?
Она была не в состоянии сдвинуться с места.
– Говори, – сказала она. – Говори же.
Халениус бросил взгляд на детей.
– Испанец, – сказал он. – Они отпустили его.
Шюман неистово пробовал различные программы перевода. Сейчас он впервые пожалел о том, что не стал вместе с женой посещать курсы испанского языка. Она уже успела отучиться в учебном союзе АБФ, Институте Сервантеса и испанской школе "Энфорекс", а он постоянно отнекивался, ссылаясь на работу, отсутствие времени, и теперь попытался прочитать заметку в "Эль Паис" при помощи программы Babel Fish. Получалось не особенно хорошо. Он проверил Гугл, и результат оказался лучше: "Испанца обнаружили в городе Кисмайо сегодня во второй половине дня" – это, по крайней мере, было правильно на сто процентов.
Ситуация с заложниками в Африке явно стала развиваться по наихудшему сценарию. Француза разрубили на мелкие кусочки, англичанку нашли мертвой. Освобождение испанца стало первой хорошей новостью во всей трагедии.
Потом он метался по разным новостным порталам, постоянно прибегая к помощи онлайн-переводчиков, но, когда обнаружил у Рейтер заголовок Urgent – Hostage Free In Kismayo, сразу же отключил их и кликнул по телеграмме.
Пробежал глазами короткий и сухой текст.
Алваро Рибейро, тридцати трех лет, нашли исхудавшим и обессиленным перед университетом в сомалийском портовом городе Кисмайо после полудня в понедельник. У него были сломаны два ребра, и, судя по внешнему виду, в последнее время ему пришлось голодать, но в остальном он находился в достаточно хорошем состоянии. Рибейро удалось одолжить мобильный телефон у одного из студентов, и он позвонил своей семье и другу, работавшему репортером в "Эль Паис". Материал Рейтер, похоже, представлял собой прямой перевод испанской статьи (слава богу, были и другие, кто посещал все курсы). И после короткого обзора случившегося (делегацию с конференции "Фротекса" в Найроби тормознули у шлагбаума около сомалийской границы) в ней приводился рассказ испанца о том аде, через который ему пришлось пройти. Он поведал, как их остановили и увезли в неизвестном направлении, а потом заставили идти пешком ночь напролет, держали пленниками в грязной хижине, не давали им еды и воды и не позволяли нормально сходить в туалет.
Последнее откровение вызвало у Шюмана неприятные ассоциации, он сам страдал запорами и всем таким.
Условия содержания в импровизированной тюрьме описывались как невыносимые, заложники мучились от жары и голода, и их заставили смотреть, как французского делегата сначала убили, а потом четвертовали.
"Как гротескно", – подумал Шюман и бегло просмотрел, как там все происходило.
Потом испанца переселили в другую халупу, и с тех пор он больше не видел ни датчанина, ни немецкого делегата Хельгу Вольф. Однако с прочими заложниками встретился снова утром в воскресенье 27 ноября, когда их вывели на открытое место между хижинами. Англичанка, Катерина Уилсон, лежала обнаженная перед одной из них. Ее большими гвоздями прибили к земле через руки и ноги. Сначала ее изнасиловали три охранника, но не их лидер, Великий Генерал, а потом к ней подводили заложников, одного за другим, и приказывали насиловать ее тоже. Когда они отказывались, им угрожали отрубить руки. И все они, в конце концов, тогда выбирали овладеть несчастной, но он сам потерпел неудачу с этим, поскольку жил с мужчиной и его никогда не привлекали ни женщины, ни садизм. Однако из страха за свою жизнь он притворился, что надругался над ней. Затем Великий Генерал убил англичанку, изнасиловав ее при помощи своего мачете.
Далее следовал рассказ об освобождении испанца, как его везли, петляя, в большом автомобиле и, наконец, выбросили из него.
Шюман отодвинул от себя экран и бросил взгляд в сторону стола выпускающего редактора новостей.
Данные об англичанке представлялись ему невероятными по своей жестокости. Стоило ли публиковать такие детали? Они ведь превращали их шведского отца маленьких детей Томаса в насильника? Одновременно Рейтер уже обнародовало жуткие подробности и распространило по всему миру. А принуждать кого-то к насилию тоже ведь было нарушением всех норм человеческой морали.
Он почесал свою бороду. Нигде ни словом не упоминалось, заплатили ли за испанца какой-либо выкуп, но он исходил из того, что так все и обстояло. Судьба англичанки выглядела просто ужасной, однако какое он, собственно, имел право оценивать причины смерти? Разве было бы лучше, если бы она умерла от укуса осы или от инфаркта?