Кратко извинившись, сказала еще, что мне некогда и меня ждет работа в газете. Не знаю, почему я ляпнула эту чушь – от расстерянности, надо понимать, и Лилька тут же воспользовалась моим промахом.
– Ночью? Вы собираетесь работать ночью? – тут же подхватила Лилька мои слова, едва не визжа от удовольствия.
Я мрачно ответила, что у нас газета ежедневная и работа продолжается в любое время. Например, сейчас я поеду писать статью об ангажированности передачи "Криминальный Тарасов" и предлагаю ей завтра же раскрыть свежий номер и прочитать о себе кое-что любопытное.
Чушь, конечно же, но нужно понимать, в каком положении я оказалась.
Я решительно направилась к выходу и, подхватив по пути Виктора, не вышла, а вылетела из "Фламинго" в весьма поганом расположении духа. "Мерседеса" на месте не оказалось. Отсутствовал и Гоша: Владимир Петрович, скорее всего, потеряв всякое желание общаться со мною, уехал.
Оглянувшись на дверь "Фламинго" и не заметив Лильки, подглядывающей за мной, я шепотом выругалась так длинно, как только умела. Получилось неплохо. Даже самой понравилось и немного полегчало. Так, чуть-чуть.
– Ловим мотор? – спросила я у Виктора, и он в ответ пожал плечами.
– Ты что, сказать не можешь по-человечески?! – крикнула я ему. – Все у тебя какие-то ужимки!
Виктор внимательно посмотрел на меня и опять пожал плечами.
Я вздохнула и, окинув взглядом улицу, заметила, что справа выезжает желтая "Волга" с зеленым огоньком, – я махнула рукой.
Машина, подъехав, остановилась.
Я быстро запрыгнула на заднее сиденье, продолжая ругаться, и, продиктовав адрес, обратилась к Виктору:
– Ты хоть понимаешь, какая это подлость?! Теперь каждая собака в городе будет трепать мое имя и склонять его в сочетании с разными бандитскими авторитетами!
Виктор молча кивнул. Мне этого было достаточно: есть надежный слушатель – и слава богу!
Я продолжила на той же ноте:
– Моя газета никогда не занимала однобокой позиции, и я гордилась тем, что меня ни в чем нельзя было упрекнуть! А теперь!.. Теперь всем стало ясно, что я работаю на бандитов, что я защищаю их интересы!
Я распыхтелась не на шутку, но Виктор одним словом сумел немного притушить пламя моего раздражения.
Обняв меня за плечи, он сказал:
– Реклама!
– Что?! – вскричала я, и даже водитель вздрогнул, бросив на меня осуждающий взгляд через зеркало заднего обзора.
– Извините, – пробормотала я и, расстегнув сумку, вынула сигареты. – Реклама! – повторила тише, но все так же раздраженно, и закурила.
Слово Виктора начало оказывать свое влияние. Я вспомнила мысль Владимира Петровича об экономическом подходе и попробовала соображать в этом направлении. Сперва прикинула, сколько бы Лилька потребовала с меня денег за одно только упоминание о моей замечательной газете в своей ничтожной программе. Получилась одна сумма. Потом прикинула, сколько времени может длиться репортаж про меня на основе сегодняшнего материала. Получилась уже другая, интереснее. Ну а уж репортаж с привкусом скандала должен идти по цене с коэффициентами, и никак иначе!
Мое настроение начало улучшаться, когда я поняла, что получила совершенно дармовую pr-акцию, результат которой однозначно отрицательно оценивать нельзя: реакцию наших граждан предсказать можно, а вот предугадать весьма сложно.
Придумав этот маловразумительный афоризм, я даже рассмеялась и посмотрела в окошко. "Волга" ехала по пустынной трассе. Слева тянулся невысокий кирпичный заборчик старого кладбища, справа – разномастные домики частного сектора.
Таксист, похоже, из специфически профессиональных расчетов выбрал самую длинную дорогу до моего дома, и я его понимала.
Ехать нам оставалось еще минут пятнадцать. Вскоре "Волга" свернула влево, и частный сектор начал редеть. С другой стороны потянулись жиденькие посадки, и тут водитель начал сбрасывать скорость.
Через минуту впереди мигнули фары встречного автомобиля, наш водитель затормозил и, вдруг резко распахнув свою дверцу, выскочил из машины и бросился бежать к домам. Я с удивлением проследила за этим маневром.
– Что это такое? – пробормотала я. – Ну он и дает! Приспичило, что ли?
К сожалению, и я в том скромно признаюсь, ничего более конструктивного мне в голову не пришло.
Ехавшая нам навстречу машина поравнялась с нами и внезапно остановилась.
Виктор, каким-то наитием уловив все и сразу, рывком сбросил меня с сиденья на пол салона и навалился на меня сверху. Мне даже говорить ничего не пришлось, все произошло так быстро и внезапно.
Громкий и частый сухой треск прорезал вечернюю тишину.
Я не успела ни испугаться, ни толком сообразить, что произошло.
Выстрелы прекратились, словно по взмаху дирижера, и без паузы сразу же послышался рев мотора. Машина, из которой нас только что обстреляли, на скорости уходила от этого места.
Виктор зашевелился, потом вскочил и, распахнув дверь, выдернул меня наружу.
– Это что было? – едва произнесла я, но Виктор, не тратя времени, потащил меня прочь от "Волги", к посадкам.
Мы успели пробежать всего несколько метров, как раздался взрыв.
Меня что-то подтолкнуло, ударило в спину, и я шлепнулась со всего размаха лицом в спину Виктора. Он остановился и, повернувшись, подхватил меня, не дав упасть.
– Уже все, – сказал Виктор.
Я замотала головой, почему-то боясь оглянуться.
Он погладил меня по спине и повторил:
– Все закончилось.
– А больше ничего не взорвется? – спросила я. – А вдруг…
– Все что могло – уже, – в своем фирменном лапидарном стиле ответил он, и я наконец-то решилась повернуться лицом к дороге.
Остатки "Волги" догорали поразительно быстро, и почти уже не было огня, только тяжелый дым темной массой поднимался вверх. Жар дошел до моего лица, и пришлось отступить еще на пару шагов назад.
Мы с Виктором, держась за руки, не больше пяти минут стояли, глядя на догорающий остов. И тут по дороге справа показался ехавший на большой скорости милицейский "уазик".
– Ну надо же! – пробормотала я. – Приехали почти вовремя. Парадокс, не иначе.
Глава 9
То, что представители власти, выскочив из "уазика", тут же подбежали к нам и первым делом накричали, парадоксом уже не казалось.
– Это ваша машина? – спросил нас старший подъехавшей группы низкорослый сержант и весьма неодобрительно осмотрел камуфляжную куртку Виктора. – Документы у вас какие-нибудь есть при себе?
– Машина не наша, – резко ответила я. – Это такси, моя сумка осталась в машине. – Я повернулась к Виктору. – У тебя есть с собой документы?
Виктор молча достал из кармана удостоверение.
Лицо сержанта приняло немного багровый оттенок, когда он прочитал, что перед ним ветеран нескольких "горячих точек", но отношение его лучше от этого не стало.
Захватив удостоверение обеими руками, сержант отошел от нас и забубнил в рацию рапорт о происшествии. Остальные милиционеры вели себя скромнее, наверное, звания позволяли им так делать. Один закурил, второй почесал в затылке и, кивая на обгоревшую кучку металла, энергично сплюнул себе под ноги, восторженно проговорив:
– А быстро сгорела, да? Классно!
Его товарищ что-то возразил, и между ними разгорелся вялый бессодержательный спор: ребята явно скучали и тянули время. Через несколько минут стало ясно – для чего.
Неспешно подъехала еще одна машина с оперативниками из Волжского РОВД, потом еще одна, и вот тут-то началась нервотрепка.
Нас с Виктором обступили, потом развели, выспросили, выслушали, затем оставили стоять в одиночестве, и оперативники, сбившись в кучку, быстро шептались, очевидно выискивая противоречия в наших показаниях.
Закончилось все тем, что мы с Виктором перешли на заднее сиденье "уазика" и по нашим словам был составлен первый протокол. Затем второй. А затем и последующие. От такой рутинной деятельности веселее на душе не становилось.
Самый вертлявый из оперативников начал проводить со мной разработку.
– Так как у вас, девушка, документов с собою нет, как вы говорите, они сгорели… – глубоко заглядывая мне в глаза, прошелестел он.
– Они и в самом деле сгорели, – попробовала убедить я, но оперативник, казалось, даже не расслышал меня.
– Я этого не видел, – заявил он, акцентируя слово "я". – И сотрудники дорожной службы тоже. Я только повторяю ваши слова, поэтому ваша личность пока удостоверяется только свидетельствами вашего спутника. Вы где живете, девушка?
– А номер телефона вам тоже будет нужен? – наивно хлопнув глазами, спросила я.
– Обязательно, – доверительно наклонившись ко мне, кивнул оперативник.
– В справочной он есть, – отрезала я, – а документы у меня дома, но в любом случае, так как я не прохожу в ваших ориентировках, не мое дело доказывать вам, что я не верблюд. И не собираюсь этого делать.
Оперативник потер пальцем под носом и ринулся спорить.
После непродолжительного разговора мы порешили на том, что сотрудники одной из подъехавших машин подвезут меня к дому и проводят до квартиры. Если там найдутся документы, подтверждающие мою красивую личность, то мне дадут возможность спокойно остаться, если же нет…
Мне не было сказано, что будет в этом случае, но я уже представила себе, как вторую ночь подряд придется проводить в камере, пусть даже и более комфортабельной, чем в бандитском гараже, но все равно перспектива мне очень не понравилась.
Однако другой пока не существовало, и мы поехали.
Добравшись до дома, мы поднялись по лестнице, и, пока я отпирала дверь в квартиру, Виктор и оперативник, нас сопровождающий, заняли до смешного одинаковые позиции только в зеркальном отражении. Виктор встал слева сзади от меня, лениво привалившись к стене и скрестив руки на груди, а оперативник точно так же встал справа, тоже подпирая стену. Но, на мой взгляд, его положение было лучше, чем у Виктора: он имел за спиной лестницу, то есть тактически мудро расположился недалеко от путей возможного отхода.
Я отперла дверь и вошла, тут же мне навстречу выскочила Маринка.
– Оля, ну наконец-то! А тебя тут по телевизору показывали!..
Маринка, увидев незнакомого мужчину, вошедшего следом за Виктором, осеклась, одним взглядом оценила его и осторожно сказала:
– Добрый вечер!
– Здравствуйте, – суховато ответил оперативник, с явным интересом рассматривая Маринку. Самое смешное, что я почувствовала что-то вроде укола ревности.
Стараясь держаться спокойно, я сняла плащ.
– Маринка, посмотри, пожалуйста, у меня в серванте в баре должны лежать паспорт и права, – сказала я, – короче, принеси мои документы, все, какие есть.
– Ага! – бодро ответила Маринка, ломанулась в комнату, но вдруг, остановившись в дверях, повернулась и подозрительно спросила: – А зачем?
– Принеси, пожалуйста, – настойчиво повторила я.
Окинув оперативника пристальным и недружелюбным взглядом, Маринка направилась в комнату, откуда тут же выглянул Сергей Иванович. Ключи от своей квартиры я доверяла всем моим сотрудникам без исключения.
– Добрый вечер, Ольга Юрьевна, – поздоровался он сначала со мной, а потом и с остальными. – Что-то случилось?
– Ерунда, – небрежно ответила я, – взорвалась машина, на которой мы ехали.
– Да? – почти не меняя интонации, спросил Сергей Иванович. – А почему она так решила поступить?
– Ее расстреляли из автомата, – чуть не зевнув от обыденности своего ответа, пояснила я и сама удивилась своей наглости. А на самом деле, подумаешь: автомат! Меня второй день убить хотят, и мне стало казаться, что я уже немного привыкла к этому процессу.
Из комнаты выскочила Маринка, держа в руках несколько книжечек документов.
Молчаливый оперативник протянул руку, но Маринка демонстративно не заметила ее и все отдала мне. Иногда она бывает молодцом, ничего не скажешь!
Я подала оперативнику свой паспорт. Он его раскрыл, изучил и переписал себе данные. После паспорта были внимательно просмотрены права.
– Так у вас есть телефон? – настойчиво повторил оперативник свой прежний "уличный" вопрос.
– Марина, принеси, пожалуйста, трубку, – попросила я.
Марина и с трубкой поступила так же, как с документами, после чего оперативник позвонил куда-то и продиктовал информацию обо мне и номер моего телефона.
– Немного придется подождать, пока проверят, – сказал он вполне миролюбиво.
– В таком случае, может быть, согласитесь на кофе или чай? – спросила я. – Какой смысл нам всем стоять в коридоре? Я-то думала, что это дело нескольких минут.
Оперативник помялся и согласился. Но едва он сел за стол и взялся за ручку чашки, зазвонил телефон. Это подоспело подтверждение того, что я – это я и живу там, где прописана.
– А можно спросить? – обратилась я к оперативнику, чтобы с одной стороны немного сгладить неловкость, а то получается, что после полученного им ответа он уже может чай и не пить – приглашали же время скоротать, а не потому что он так всем нам симпатичен, а с другой – воспользоваться моментом и приблизительно определить свои перспективы.
– Пожалуйста, Ольга Юрьевна, – отозвался он и тут же, широко улыбнувшись, представился: – А меня зовут Коля!
– Замечательно, – ответила за меня Маринка, а я ограничилась только кивком.
– Что будет со мною дальше? – спросила я у Коли. – Я в том смысле, что мне интересно: пойдет ли расследование, часто ли начнут вызывать на допросы, или как это у вас называется, не знаю, долго ли это будет продолжаться, ну и прочее.
– Эти вопросы не ко мне, Ольга Юрьевна, а к следователю, – ответил оперативник Коля, пронзив меня честнейшими глазами. – Только он будет принимать решения по этим вопросам, а какими будут эти решения, я, разумеется, не знаю.
Кивнув, я поняла две важные вещи. Во-первых, краткость ответа свидетельствовала, что больше я ничего путного не услышу; во-вторых, стало ясно, что наша милиция вовсе не так коррупционна, как принято обвинять ее в прессе, и за какой-то там чай служебных секретов мне выдано не будет.
После чая Коля почти сразу же ушел, напоследок зачем-то посоветовав мне ни в коем случае не пренебрегать повесткой, когда та придет по почте. Я очень убедительно ответила, что не собираюсь бежать до канадской границы, тем более что до нее и не добежишь от нашего Тарасова – океан мешает.
Коля ушел, и тут Маринка выплеснула на меня эмоционально окрашенное известие о том, что Лилька уже успела смонтировать свой репортаж и он прошел в вечернем выпуске "Криминального Тарасова".
– Ты знаешь, как она тебя показала? – спросила Маринка.
– Догадываюсь.
– Нет, ты даже не догадываешься! Я хочу сказать, что ты дошутилась, мать, дошутилась, понимаешь! – Маринка уткнула кулаки себе в бедра и уже раскрыла было рот, чтобы произнести обличительную речь в мой непутевый адрес, но ее самым грубым образом прервали.
– А какое вино вы пили, Ольга Юрьевна? – вылез Ромка. – Как называлось?
– Отстань, мерзавец! Мы разговариваем с твоим начальством! – прикрикнула Маринка, сделав акцент на слове "твоим", и, снова повернувшись ко мне, начала излагать: – Как ты шутила, что стала крестной мамой, так, твою мать, тебя и изобразили! У них получилось, что банда паханов из двух человек…
– Один из паханов – это я? – я закурила и с тоской подумала, что еще нужно тащиться в ванную, а потом – из ванной…
– Ну! Понятное дело – ты! – крикнула Маринка. – Очень жуткий образ получился! Очень!
Я взглянула на Сергея Ивановича. Он делал вид, что все происходящее его не интересует. Это означало, что положение не так уж ужасно, как Маринка старается его изобразить.
Поймав мой взгляд, Кряжимский кашлянул, Маринка замолчала, и Сергей Иванович сказал:
– Эта девушка из "Криминального Тарасова"…
– Да Лилька Назарова, ты не знаешь ее, что ли? – Маринка, когда начинала что-то говорить, мгновенно проникалась верой, что вокруг нее находятся глухие идиоты, и поэтому всегда говорила громко и отвлекалась на описание совершенно ненужных деталей, как вот сейчас, например.
– Безобразно всегда так одевается! Вот сегодня у нее была синяя юбка и желтая кофта, при ее собственных соломенных волосенках жутко смотрелось, просто жутко! – Маринка словно забыла, о чем начала говорить, и, похоже, собралась прочитать лекцию о сочетании цветов в одежде.
Я терпеливо ждала, что скажет Сергей Иванович.
Он переждал всплеск Маринкиной активности и продолжил:
– Она сыграла на контрастах. Показала жуткий образ бандита, потом приличный – ваш, дорогая наша Ольга Юрьевна, и потом плавно подвела к мысли о том, что вас обоих объединяет. Сидора и вас.
– И что же? – полюбопытствовала я.
– Экономические интересы.
– Ага, – снова влезла Маринка, – приплела зачем-то нефтеперерабатывающий завод. Ты и правда, что ли, купила акции?
Я шмыгнула носом, на вопрос не ответила, но попросила еще чаю. Маринка тут же налила мне полную чашку и жалобно так спросила:
– Ну что делать-то будем?
– А что такое? – удивилась я. – Они же нам сделали классную рекламу! Небольшой скандальчик всегда положительно сказывается на оборотах!
И я прочитала небольшую лекцию о том, сколько сэкономила наша редакция, не оплачивая эту рекламную кампанию, и гордо осмотрела своих советников.
Маринка приоткрыла рот и не нашлась, что добавить, но в ее глазах даже не мелькнуло, а загорелось огромными лампочками уважение к моим предпринимательским способностям. Сергей Иванович нахмурился и проговорил что-то вроде "ну, может быть, не знаю…"
Тут зазвонил телефон. Я взяла со стола трубку.
– Да!
– Добрый вечер, можно услышать Ольгу? – услышала я голос Полины.
– Это я, добрый вечер, Полина!
– Ого! – сказала Полина. – А я тебя и не узнала! – Она засмеялась и закашлялась. – Как прошел разговор с Сидором? Не сильно напугалась?
– Не успела, – рассмеялась я. – Нас поймали мои коллеги с телевидения, пришлось прервать разговор и расстаться.
Я пересказала Полине все, что случилось со мною и Виктором потом. Она только вздыхала и охала в трубку, а потом посочувствовала, но не потому, что я осталась жить в этом угрожающем моему здоровью мире, а затем, что теперь мне предстоят нудные вызовы в милицию.
– Хорошо бы они сразу догадались, что это у них висяк и глухарь, – со знанием дела помечтала она, – а то ведь точно задергают, кровопийцы.
Поговорив еще немного и закончив разговор, я попрощалась, нажала кнопку на трубке и почувствовала себя очень уставшей и даже измученной событиями прошедших суток.
Я еле сдержала зевок, замахала рукой, дав понять этим невольно вырвавшимся жестом, что прошу извинения, и направилась в ванную.
– Подожди, Оля, – соскочила со своей табуретки Маринка. – Мы же еще не все обсудили!
– Все завтра! – решительно сказала я. – На сегодня прием закончен. Антракт до утра.
Перед ванной я остановилась в раздумье и, повернув, прошла в дальнюю комнату: мне нужно было кое-что с собою взять. Там я увидела Виктора, сидевшего на стуле без рубашки и большим тампоном промокавшего кровь на своем плече.
– Ты ранен, Виктор?! – воскликнула я. – Почему же ты молчал?!