- Вы подруга господина Ватковяка? - спросила Пия у женщины, которой было не больше тридцати. У нее были выщипанные брови, которые она подрисовала с помощью карандаша для бровей, сделав их чрезмерно изогнутыми, что придавало ее лицу неизменно скептическое выражение. Ее ноги и руки были едва ли полнее, чем у двенадцатилетней девочки, зато она имела довольно внушительный бюст, который демонстрировала без ложной скромности, надев майку с глубоким вырезом.
- Подруга? Нет, - ответила женщина. - Он просто иногда бывает здесь, не более того.
- А где он сейчас?
Пожимание плечами. Следующая сигарета с ментолом. Она посадила дрожащих собачек на белоснежный диван. Бенке направился в соседнюю комнату. Двухспальная кровать, шкаф с зеркальными дверцами и комод с множеством ящиков. Постель была разобрана с обеих сторон. Бенке положил ладонь на простыню. Она была еще теплой.
- Когда вы встали? - обернулся он к Монике, которая, скрестив руки, стояла в дверном проеме и не спускала с него глаз.
- Что это значит? - отреагировала она с агрессивностью уличенного во лжи человека.
- Просто ответьте на мой вопрос. - Бенке почувствовал, что вот-вот потеряет терпение. Женщина действовала ему на нервы.
- Час тому назад или что-то около этого. Откуда мне знать?
- А кто тогда спал на правой половине постели? Белье еще теплое.
Пия натянула перчатки и открыла зеркальную дверцу шкафа.
- Эй! - крикнула фрау Крэмер. - Вы не имеете права делать это без ордера на обыск!
- О, да ты имеешь опыт в этих делах, - Бенке до неприличия откровенно смерил ее взглядом сверху донизу. В своей плотно облегающей джинсовой юбочке и в дешевых лаковых сапогах со сношенными каблуками она вполне годилась на роль тех, кто стоит на каждом углу в районе вокзала.
- Убери лапы от шкафа! - заорала Моника Пие и протиснулась между нею и шкафом.
В этот момент Бенке уловил какое-то движение в соседней комнате; на долю секунды он увидел очертания мужской фигуры, и затем дверь в квартиру защелкнулась на замок.
- Черт подери! - выругался он и хотел бежать за ним, но Моника Крэмер сделала ему подножку.
Он споткнулся, ударился головой о дверную раму и упал на батарею пустых бутылок из-под шампанского, которые стояли на полу возле двери. Одна бутылка разбилась, и осколок вонзился ему в предплечье. Одним махом Бенке вскочил на ноги, но шалава налетела на него, как фурия. И здесь весь гнев Франка, который копился в нем с самого утра, выплеснулся наружу. Мощная пощечина отбросила худую, как спичка, девицу к стене. Он ударил еще раз, потом схватил ее и вывернул ей руку за спину. Моника начала сопротивляться, проявляя удивительную силу, потом ударила его ногой по голени и плюнула ему в лицо. При этом она осыпала его такими ругательствами, каких он не слышал со времен его работы в полиции нравов, когда приходилось вращаться в среде "красных фонарей".
Бенке основательно избил бы девицу, если бы не вмешалась Пия и не оттащила бы напарника от нее. Вся суматоха сопровождалась истерическим тявканьем маленьких собачонок. Тяжело дыша, Бенке выпрямился и стал рассматривать сильно кровоточащую резаную рану на своем правом предплечье.
- Кто был тот мужчина, который только что сбежал? - спросила Пия женщину, которая продолжала сидеть спиной к стене. Из носа у нее шла кровь. - Это был Роберт Ватковяк?
- Я вам ничего не собираюсь говорить, проклятые фараоны! - фыркнула она и отогнала собачонок, которые в страхе хотели забраться ей на колени. - Я заявлю на вас! Я как раз знаю пару адвокатов.
- Послушайте, фрау Крэмер, - голос Пии был на удивление спокойным, - мы разыскиваем Роберта Ватковяка в связи с убийством. Вы не сделаете одолжения ни ему, ни себе, если будете продолжать лгать. Как-никак вы применили в отношении моего коллеги физическое насилие, а это очень серьезно с точки зрения суда, ваши адвокаты вам это подтвердят.
Женщина какое-то время размышляла. Она, казалось, поняла всю серьезность своего положения, так как наконец подтвердила, что сбежавший из квартиры был Ватковяк.
- Он был на балконе. К убийству он не имеет никакого отношения.
- Хорошо. Тогда почему он сбежал?
- Потому что не любит полицейских ищеек.
- Вы знаете, где был Ватковяк в понедельник вечером?
- Не имею понятия. Он появился здесь только сегодня утром.
- А на прошлой неделе в пятницу вечером? Где он был?
- Не знаю. Я ему не нянька.
- Хорошо, - Пия кивнула. - Спасибо за помощь. В ваших интересах было бы лучше всего, если бы вы позвонили нам, когда он снова здесь появится.
Пия вручила фрау Крэмер свою визитную карточку, которую та небрежно засунула в свое декольте.
Пия отвезла Бенке в больницу и подождала, пока в отделении экстренной медицинской помощи ему зашьют несколькими стежками глубокую рану на руке и рваную рану на голове. Она курила, облокотившись на крыло служебного автомобиля, когда увидела своего коллегу, проходящего через вращающуюся дверь. У него было мрачное выражение лица, на лоб был наклеен пластырь, а на правую руку наложена ослепительно-белая повязка.
- Ну, как? - спросила Пия.
- Получил больничный лист, - ответил Франк, не глядя на нее, уселся на пассажирское место рядом с водителем и нацепил на нос солнцезащитные очки.
Пия закатила глаза и растоптала окурок. Вот уже пару недель Бенке опять был совершенно невыносим. В течение короткой дороги в комиссариат он не проронил ни слова, и Пия размышляла, должна ли она сообщить Боденштайну о его выходке. Ей не хотелось выступать в роли доносчицы, но даже несмотря на то, что ей было прекрасно известно о склонности Бенке к вспыльчивости, ее, тем не менее, поразила потеря им контроля в квартире Моники Крэмер. Полицейский должен уметь выдерживать провокации и владеть собой.
На парковочной площадке перед комиссариатом Бенке вышел, не сказав ни слова благодарности.
- Я еду домой, - только и сказал он. Затем взял свое табельное оружие вместе с плечевой кобурой и свою кожаную куртку с заднего сиденья, вытащил из заднего кармана джинсов больничный лист, выданный в больнице, и протянул его Пие. - Ты можешь передать это Боденштайну?
- На твоем месте я бы сама коротко сообщила об этом шефу. - Пия взяла листок. - И было бы лучше, если бы ты сам написал отчет.
- Но ты ведь тоже можешь это сделать, - промычал Бенке. - Ты при этом присутствовала.
Он повернулся и направился к своему автомобилю, который был припаркован на муниципальной парковке. Пия с досадой посмотрела ему вслед. Собственно говоря, ей должно быть все равно, что сделал Франк. Она была достаточно сыта его нелюбезным поведением и той самоочевидностью, с которой он в последнее время взваливал свою работу на коллег. Тем не менее ей не хотелось, чтобы в команде воцарилась негативная атмосфера. Боденштайн был великодушным шефом, который редко пользовался своим авторитетом, но совершенно определенно он захочет услышать от самого Бенке, каким образом дело дошло до травм.
- Франк! - крикнула Пия, выйдя из машины. - Подожди!
Тот неохотно обернулся и остановился.
- Что с тобой случилось? - спросила Пия коллегу.
- Ты при этом присутствовала, - ответил он.
- Нет, я не это имею в виду. - Пия покачала головой. - С тобой ведь что-то происходит. Ты в последнее время не в своей тарелке. Могу я тебе чем-то помочь?
- Со мной ничего не происходит, - сказал он резко. - Все в порядке.
- Я тебе не верю. Что-то в семье?
Казалось, что внутри у него опустилось жалюзи. Только до сих пор и не дальше, говорило выражение его лица.
- Моя частная жизнь никого не касается, - парировал Бенке.
Пия посчитала, что она добросовестно выполнила свою обязанность хорошей коллеги и пожала плечами. Франк был и остается упрямым парнем.
- Если захочешь поговорить, ты знаешь, как мне позвонить! - крикнула она ему вслед.
Тогда он снял с носа солнцезащитные очки и подошел к ней. В какой-то момент Пия подумала, что он бросится на нее, как до этого на Монику Крэмер.
- Почему вы, женщины, постоянно корчите из себя мать Терезу и во все вмешиваетесь? Вам от этого легче, или как? - яростно напустился он на нее.
- Ты что, не в своем уме? - Пия разозлилась. - Я хочу тебе помочь, потому что ты мой коллега и потому что я вижу, что у тебя не все в порядке. Но если тебе не нужна помощь, то делай все, что хочешь!
Она захлопнула дверь автомобиля, оставив своего коллегу в одиночестве. Франк Бенке и она никогда не станут друзьями.
Томас Риттер лежал с закрытыми глазами в ванне, наполненной горячей водой, и чувствовал, как медленно расслабляются его ноющие мышцы. Он не привык к такому виду нагрузки и, честно говоря, должен был себе признаться, что он этого и не особенно жаждал. Агрессивная сексуальность Катарины, которая раньше почти лишала его рассудка, стала вызывать у него отторжение. Особенно удивили его угрызения совести, которые он испытал, придя вечером домой к Марлен. Видя ее приветливое простодушие, он невероятно устыдился своих дневных забав, но одновременно его обуяла ярость. Она была Кальтензее, а значит, являлась его врагом. Он подъехал к ней исключительно для того, чтобы унизить и заставить страдать Веру. Его влюбленность была только частью его плана. Как только его цель будет достигнута, он даст этой Марлен со всеми ее потрохами пинок под зад. Такую картину Томас часто рисовал себе бессонными ночами, лежа на видавшей виды кушетке в убогой квартире. Но неожиданно возникли кое-какие чувства, которые он не принимал в расчет.
После того, как его жена подала на развод, когда стало очевидным снижение его социального уровня, он поклялся себе не доверять больше ни одной женщине. Катарина Эрманн и он - это была просто сделка. Она была владелицей издательства, которая платила ему за биографию Веры Кальтензее - и неплохо платила. Томас был ее основным любовником, когда она бывала во Франкфурте. То, чем она занималась, когда он был вне досягаемости, ему было достаточно безразлично. Риттер вздохнул. Он загнал себя в действительно дурацкое положение. Если Катарина узнает о Марлен, то он при определенных обстоятельствах лишится своего кредитора. Если Марлен узнает о его злоупотреблении ее доверием и лживых историях, которые он ей рассказывал, она ему этого никогда не простит, и он неизбежно потеряет и ее, и своего ребенка. Томас понимал, что находится в тисках.
Зазвонил телефон. Риттер открыл глаза и нащупал аппарат.
- Это я, - раздался у его уха голос Катарины. - Ты уже слышал? Старого Шнайдера тоже убили.
- Что? Когда? - Риттер быстро поднялся; поток воды выплеснулся через край ванны, и она разлилась по паркетному полу ванной комнаты.
- В ночь с понедельника на вторник. Он был застрелен, как и Гольдберг.
- Откуда ты это знаешь?
- Я узнала только что.
- Кто же это отстреливает старых хрычей? - Риттер постарался придать своему голосу оттенок равнодушия. Он поднялся из ванны и стал разглядывать, что он натворил.
- Понятия не имею, - сказала Катарина на другом конце провода. - Мое первое подозрение пало на тебя, если говорить честно. Ты ведь недавно был у него, и у Гольдберга тоже, или нет?
На какое-то время Риттер потерял дар речи. Его охватил холод ужаса. Откуда Катарина могла это узнать?
- Что за чушь! - выдавил он из себя с трудом, стараясь, чтобы его голос звучал бодро. - Что бы я с этого имел?
- Молчание, - предположила Катарина. - Ты как-никак их обоих основательно шантажировал.
Риттер ощущал удары своего сердца, которые доходили до самой шеи. Он ни с кем не говорил об этих визитах, действительно ни с кем. Катарину трудно было раскусить, и она никогда не играла с открытыми картами. Риттер не мог сказать определенно, на чьей стороне она, собственно, была. Иногда у него появлялось неприятное чувство, что он является для Катарины не более чем инструментом для исполнения ее собственной мести семье Кальтензее.
- Я никого не шантажировал, - возразил он холодно. - В отличие от тебя, моя дорогая. Ты была у Гольдберга из-за этих идиотских долевых паев в фирме, по поводу которых вы спорили испокон века. Может быть, ты побывала и у Германа, посмотрела пару фильмов и распила с ним бутылочку бордо. Ты ведь все сделала бы, чтобы наказать семейство Кальтензее.
- Успокойся, - сказала спокойно Катарина после небольшой паузы. - Полиция, между прочим, держит под прицелом Роберта. Я не удивлюсь, если это сделал он. Ему, в конце концов, всегда нужны бабки. А сейчас продолжай спокойно писать. Может быть, мы еще получим вполне актуальную книгу о дорогом семействе Кальтензее.
Риттер положил мобильный телефон рядом с раковиной, взял пару полотенец и вытер воду, чтобы не повредился паркетный пол. В его голове перепуталась вся информация. Гольдберг, презренный старик, убит. Шнайдер убит. Томас знал, что Элард по разным причинам глубоко ненавидел обоих стариков. У Роберта никогда не было денег, а Зигберта, без сомнения, интересовали долевые паи в фирме. Но был ли хоть кто-нибудь из них способен совершить убийство или даже два? Ответ был однозначным: да. Риттер усмехнулся. Собственно говоря, он мог спокойно откинуться назад и подождать.
"Time is on my side", - напевал он вполголоса и даже не представлял, как он ошибается.
Моника Крэмер все еще дрожала всем телом, пытаясь остановить кровь из носа с помощью мокрого полотенца и кубиков льда. Этот отвратительный хам-фараон причинил ей настоящую боль. Как жаль, что он при падении не попал на бутылки шеей! Она принялась рассматривать свое лицо в зеркале в ванной комнате, осторожно потрогала свой нос, но он, кажется, не был сломан. И все это из-за Роберта! Этот идиот, должно быть, опять наворочал дел, о которых ничего ей не рассказал. Она видела у него в рюкзаке пистолет, и он уверял ее, что нашел его. Убийство, сказали ищейки! Тут уж не до шуток. Монике Крэмер совсем не хотелось, чтобы к ней прицепилась полиция, и по этой причине она окончательно выкинет Роберта из своей квартиры. Истинной причиной было то, что он стал действовать ей на нервы. Становилось все сложнее от него избавиться. Глупо также, что она не может прямо сказать ему "нет". Моника постоянно жалела его и приводила к себе домой, хотя уже десять раз клялась себе больше не делать этого. У него никогда не было денег, к тому же еще он был ревнив.
Она прошла в спальню и запихнула использованное постельное белье в шкаф. Из ящика под кроватью достала шелковое постельное белье, которое стелила, когда ждала "гостей". Моника начала заниматься этим два года тому назад, поместив в газете объявление. Текст "Ману, 19, в частном порядке - темпераментная и необузданная" нравился многим мужчинам, и если они появлялись здесь лишь однажды, их совершенно не интересовало, зовут ли ее на самом деле Ману и действительно ли ей 19 лет. Многие приходили регулярно: водитель автобуса, пара пенсионеров, почтальон и кассир из банка в свой обеденный перерыв. Она брала тридцать евро за стандартную программу, пятьдесят евро за секс по-французски и сто - за экстра-услуги, которыми еще никто ни разу не воспользовался. Вместе с пособием по безработице получалась приличная сумма, и она могла неплохо существовать, каждый месяц что-то откладывая и даже время от времени позволяя себе нечто особенное. Еще два-три года, и она сможет воплотить в жизнь свою мечту: маленький домик на озере в Канаде. Для этого Моника параллельно учила английский.
Раздался звонок в дверь. Она посмотрела на часы в кухне. Было без четверти десять. Ее постоянный клиент, приходивший каждый четверг утром, был пунктуален. Он вывозил мусор и раз в неделю в свой перерыв на завтрак заезжал к ней. Так было и на этот раз. Пятьдесят евро были быстро зарабатываемыми деньгами. Четверть часа спустя он уже исчез. Через пять минут в дверь квартиры постучали. Это мог быть только Роберт, так как следующего "гостя" Моника ждала только около двенадцати. О чем только думал этот круглый идиот, опять явившись сюда? Возможно, полицейские ищейки торчат внизу, в своей машине, и только и ждут, когда он появится! Разозлившись, Моника прошагала к двери и распахнула ее.
- Что это… - начала она, но тут же замолчала, увидев перед собой незнакомца с седыми волосами.
- Привет, - сказал мужчина.
У него были густые усы, на носу - старомодные очки с затемненными стеклами. Самчик явно относился к категории "выгодных". Он не был вспотевшим толстяком с волосами на спине, не был неряхой, который неделями не принимает душ, и не был тем, кто потом будет торговаться из-за бабок.
- Входи, - сказала Моника и повернулась. Проходя мимо зеркала рядом с дверью в квартиру, бросила на себя оценивающий взгляд. На девятнадцать лет она, пожалуй, больше не выглядела, но на двадцать три - вполне. Во всяком случае, от нее еще пока не сбежал ни один клиент.
- Сюда, - Моника указала в направлении спальни.
Мужчина все еще стоял у двери в квартиру, и ей бросилось в глаза, что на нем были перчатки. Ее сердце начало колотиться. Может быть, этот тип - извращенец?
- Для рук тебе не нужна "резинка", - попробовала она пошутить. И вдруг у нее возникло неприятное чувство.
- Где Роберт? - спросил он сразу. Проклятье! Значит, это тоже фараон?
- Понятия не имею, - ответила она. - Я уже это говорила твоим коллегам!
Не спуская с нее глаз, он протянул руку назад и повернул ключ в двери. Монику внезапно охватил страх. Он не из полиции! С кем Роберт связался на этот раз? Опять, наверное, должен кому-нибудь деньги?
- Ты должна знать, где он шляется, если он не у тебя, - сказал незнакомец.
Моника немного подумала и решила, что Роберт не стоит того, чтобы из-за него во что-нибудь впутываться.
- Он иногда ночует в пустом доме в Кёнигштайне, - ответила она. - В старом городе, в конце пешеходной зоны. Может быть, он сейчас там, прячется от фараонов. Они его ищут.
- Оʼкей. - Мужчина кивнул и смерил ее взглядом. - Спасибо.
Он выглядел как-то жалко с этими усами и в очках с толстыми линзами. Отчасти он напоминал работника банка. Моника расслабилась и улыбнулась. Может быть, ей удастся еще вышибить из него бабки?
- Как насчет этого? - она кокетливо улыбнулась. - За двадцатку я тебе устрою…
Мужчина подходил все ближе, пока не остановился прямо перед ней. Выражение его лица было спокойным, почти равнодушным. Он сделал быстрое движение правой рукой, и Моника почувствовала жгучую боль в шее. Она рефлекторно схватилась за горло и, не веря своим глазам, увидела на руках кровь. Прошла пара секунд, пока она осознала, что это была ее собственная кровь. Ее рот заполнился теплой жидкостью с медным привкусом, и она ощутила, как в ее затылке закипает паника. Что это? Что она ему сделала? Она отошла от него, споткнулась об одну из собак и потеряла равновесие. Кругом была кровь. Ее кровь.
- Пожалуйста, пожалуйста, не надо, - прохрипела она и подняла руки, защищая свое тело, когда увидела в его руке нож.
Собаки тявкали как безумные. Моника наносила удары, борясь за себя, она отчаянно отбивалась, с силой, которую придавал ей страх смерти.