Избегая малейшей встречи взглядов с прокурором Лоблих и Пией, Кирххоф углубился в лихорадочную деятельность. В свое время он заверял Пию, что, несмотря на все старания Лоблих, все ограничилось этой встречей, и она знала, что прокурор видела в этом ее вину. Пия стояла чуть сзади, когда Хеннинг производил внешний осмотр трупа, сопровождая это своими комментариями, которые он наговаривал в висевший у него на шее микрофон.
- Теперь она подцепила судью, - шепнул Ронни Пие и указал кивком головы на прокурора, которая со скрещенными руками стояла прямо у стола для вскрытий.
Пия пожала плечами. Ей это было достаточно безразлично. Легкая ломота в бедрах и спине напоминала ей о прошлой страстной ночи, и она высчитывала, когда Кристоф прилетит в Кейптаун. Он обещал сразу после приземления прислать ей эсэмэску. Помнил ли он об этом? Мысли Пии витали в облаках. Она едва ли понимала, что делает Хеннинг.
Тем временем тот расширил жестокий разрез, который сделал девушке убийца, вынул отдельные органы и затем рассек сердце. Ронни понес пробы содержимого желудка в лабораторию на верхний этаж. В течение всего времени никто не проронил ни слова, за исключением Хеннинга, который вполголоса комментировал происходящее для составления протокола вскрытия.
- Пия! - крикнул он неожиданно резко. - Ты спишь?
Грубо вырванная из своих мыслей, она сделала шаг вперед. Одновременно и прокурор подошла ближе к столу.
- Вам надо искать нож с вогнутым лезвием типа "ястребиный клюв" длиной примерно сантиметров десять, - сказал Кирххоф своей бывшей жене. - Убийца сделал разрез с применением большой силы и без колебаний. Лезвие при этом задело внутренние органы и оставило следы разреза на ребрах.
- Что такое лезвие типа "ястребиный клюв"? - спросила прокурор.
- Я вам не репетитор. Делайте ваше домашнее задание, - набросился на нее Кирххоф, и Пие вдруг стало жаль ее.
- Лезвия типа "ястребиный клюв" имеют вогнутую форму полумесяца, - объяснила она. - Они происходят из Индонезии и первоначально использовались при рыбной ловле. Для резки такие лезвия не годятся, они применяются исключительно для боевых ножей.
- Спасибо, - кивнула Пие прокурор Лоблих.
- Такой нож нельзя купить в супермаркете. - Настроение Кирххофа по неизвестным причинам внезапно испортилось. - В последний раз я видел подобные резаные раны у жертв Освободительной армии Косово.
- А что с ее глазами? - Пия старалась выглядеть деловитой, но ее бросало в дрожь при одной мысли о том, что пришлось пережить этой женщине перед смертью.
- А что с ними должно быть? - раздраженно рявкнул Хеннинг. - Я до этого еще не дошел.
Пия и прокурор обменялись проникновенным взглядом, который не ускользнул от Кирххофа. Он начал обследование нижней части живота женщины, взял пробы и пробормотал что-то непонятное себе под нос. Пие было жаль секретаря, которая вела протокол вскрытия. Через двадцать минут Кирххоф рассматривал синеватые губы погибшей с помощью увеличительного стекла, затем стал тщательно обследовать ротовую полость.
- Что там? - спросила Валерия с нетерпением. - Не томите же нас.
- Пожалуйста, еще минуту терпения, дорогая фрау прокурор, - язвительно ответил Кирххоф.
Он взял скальпель, рассек пищевод и гортань. Потом с предельно сконцентрированным лицом взял ватной палочкой многочисленные пробы и передал их одну за другой своему ассистенту. Наконец взял ультрафиолетовую лампу и посветил ею в рот и в открытый пищевод погибшей.
- Ого! - воскликнул он и выпрямился. - Не хотите взглянуть, фрау прокурор?
Лоблих старательно кивнула и подошла ближе.
- Вы должны подойти ближе, - сказал Кирххоф.
Пия предполагала, что она могла там увидеть, и покачала головой. Сегодня Хеннинг действительно переходил все границы! Ронни тоже догадывался, о чем речь, и с усилием подавил ухмылку.
- Я ничего не вижу, - сказала прокурор.
- Вам не бросаются в глаза синеватые поблескивающие участки?
- Да, верно. - Она подняла голову и наморщила лоб. - Она была отравлена?
- Н-да. Была ли отравлена сперма, в данный момент я сказать не могу. - Кирххоф язвительно усмехнулся. - Но это мы определим в лаборатории.
Кровь ударила прокурору в лицо, когда она поняла, что стала жертвой шутки в неподходящем месте.
- Знаешь что, Хеннинг, ты сволочь! - прошипела она злобно. - День, когда ты сам будешь лежать на этом столе, придет быстрее, чем ты думаешь, если ты будешь продолжать свои фокусы!
Валерия повернулась на каблуках и вышла за дверь. Кирххоф посмотрел ей вслед, затем пожал плечами и взглянул на Пию.
- Ты слышала? - сказал он с невинной физиономией. - Чистая угроза расправы. Ну да. У этих прокурорш просто нет чувства юмора.
- Это было действительно не очень приятно, - ответила Пия. - Она была изнасилована?
- Кто? Лоблих?
- Ничего смешного, Хеннинг, - сказала Пия резко. - Итак?
- Бог мой, - крикнул он непривычно ожесточенно, убедившись, что его ассистента не было в комнате. - Она раздражает меня! Она никак не может оставить меня в покое, постоянно мне звонит и несет всякую чушь!
- Может быть, ты дал ей повод к иллюзиям.
- Ты дала ей повод к иллюзиям, - упрекнул он ее, - когда вынудила меня развестись.
- Мне кажется, ты спятил. - Пия ошарашенно покачала головой. - Но после твоего сегодняшнего выпада ты от нее отделаешься.
- Такому счастью не бывать. Она появится здесь опять не позднее чем через час.
Пия в упор посмотрела на своего бывшего мужа.
- Я могу спорить, что ты мне солгал, - сказала она.
- Что ты имеешь в виду? - спросил он подчеркнуто добродушно.
- Интермеццо прошлым летом на столе в гостиной было не единственным, как ты пытался уверить меня. Я права?
У Кирххофа на лице появилось выражение застигнутого врасплох человека. Но прежде чем он смог что-то сказать, в резекторскую вернулся Ронни Бёме, и его действия сразу вновь стали профессиональными.
- Она не была изнасилована. Но перед смертью у нее был оральный секс, - объяснил он. - После этого ей были причинены другие повреждения, которые без сомнения стали причиной смерти. Она истекла кровью.
- Моника Крэмер умерла от потери крови в результате причинения ей тяжелых повреждений, нанесенных ножом с вогнутым лезвием типа "ястребиный клюв", - сообщила Пия своим коллегам, собравшимся через час в переговорной комнате. - В ротовой полости и пищеводе были обнаружены следы спермы. Так как у нас в компьютере есть данные анализа ДНК Ватковяка, максимум через пару дней мы будем знать, имеет ли он к этому отношение. Чтобы узнать, имеется ли среди обнаруженных следов, волокон и волос ДНК третьего лица, нам придется подождать. Коллеги из отдела криминалистической техники усиленно работают над этим.
Боденштайн мельком взглянул на директора уголовной полиции Нирхофа в надежде, что его шеф понял, насколько ничтожна была пока совокупность имеющихся доказательств. Внизу ждали многочисленные журналисты, которых Нирхоф пригласил, чтобы похвастаться стремительным раскрытием убийств Гольдберга и Шнайдера.
- Преступник отделался от девушки после того, как до этого рассказал ей о совершенных убийствах. - Нирхоф поднялся. - Явное доказательство его готовности к насилию. Удачной работы, коллеги. Боденштайн, не забудьте - в двенадцать в моем кабинете.
Он вышел из переговорной и большими шагами заспешил на пресс-конференцию, не настаивая на том, чтобы главный комиссар его сопровождал. Какое-то время в комнате стояла полная тишина.
- Что он будет там сейчас рассказывать? - спросил Остерманн.
- Понятия не имею, - сказал Боденштайн, сознавая свое бессилие. - В любом случае неверная информация в данный момент не нанесет особого вреда.
- Вы все-таки не считаете Ватковяка убийцей Гольдберга и Шнайдера? - спросила робко Катрин Фахингер.
- Нет, - ответил Боденштайн. - Он обычный рецидивист, но не убийца. И я не думаю, что это он расправился с фрау Крэмер.
Фахингер и Остерманн удивленно смотрели на своего шефа.
- У меня есть опасение, что в деле замешано и третье лицо. Чтобы нам не пришлось и дальше все это вынюхивать, необходимо быстро найти исполнителя, на которого можно было бы свалить вину за убийство Гольдберга и Шнайдера.
- Вы думаете, что убийство Моники Крэмер могло быть заказным? - Остерманн поднял брови.
- Я это предполагаю, - подтвердил Боденштайн. - Об этом говорят профессиональные действия и использование боевого ножа. Вопрос заключается в следующем: могла ли семья Гольдберга зайти столь далеко? Тем не менее в течение двадцати четырех часов они мобилизовали ФУУП, МВД, американского консула и ЦРУ, чтобы предотвратить раскрытие того, до чего мы уже докопались, а именно то, что убитый Гольдберг не был тем самым пережившим Холокост евреем. - Он убедительно посмотрел на своих коллег. - Ясно одно: кто-то, кому есть что терять, не остановится ни перед чем. Поэтому в наших дальнейших расследованиях мы должны быть очень, очень осторожны, чтобы не подвергать опасности других неповинных людей.
- Тогда это даже хорошо, что Нирхоф сейчас объявит, что мы нашли преступника, - заметил Остерманн, и Боденштайн кивнул.
- Именно. Поэтому я тоже не стал его от этого удерживать. Возможный заказчик убийства Моники Крэмер почувствует себя в полной безопасности.
- Тем не менее на ее мобильном телефоне было обнаружено множество эсэмэсок от Ватковяка, - сказала Пия. - Все они написаны прописными и строчными буквами, но нет ни одного обращения "дорогая". СМС-сообщение, которое мы нашли, писал не он. Кто-то под вымышленным именем купил мобильный телефон, вероятно по льготной цене, и послал эсэмэску Монике Крэмер, чтобы навлечь подозрение в убийстве на Ватковяка.
Каждый понимал важность последствий такого заявления, и в комнате на минуту воцарилась тишина. Ватковяк с его длиннейшим списком прежних судимостей прекрасно подходил на роль подозреваемого в убийстве.
- А кто знает, что Ватковяк находится у нас под подозрением в преступлении? - спросила Катрин Фахингер.
Боденштайн и Пия быстро переглянулись. Это был хороший вопрос. Нет, это был вопрос, на который следовало бы ответить, если это действительно не Ватковяк сначала соблазнил Монику Крэмер, а потом так жестоко расправился с ней.
- Как минимум, Вера Кальтензее и ее сын Зигберт, - сказала Пия в наступившей тишине и вспомнила о мужчинах в устрашающей черной униформе, которых они видели в Мюленхофе. - И, вероятно, остальные члены семьи Кальтензее.
- Я не думаю, что Вера Кальтензее имеет к этому какое-то отношение, - возразил Боденштайн. - Нечто подобное - это вообще не ее сфера.
- Только потому, что она много занимается благотворительностью, она еще не является ангелом, - парировала Пия, которая одна из всех присутствующих понимала, почему шеф хотел непременно выставить пожилую даму в выгодном свете. Боденштайн, который благодаря своей работе был знаком со всеми ступенями общества, от самых низов до верхних слоев, все еще находился в плену воспитанного в нем классового сознания. Вся его семья относилась к аристократическому роду, как и урожденная баронесса фон Цойдлитц-Лауенбург.
- Кого-нибудь интересуют результаты лабораторных исследований? - Остерманн постучал по регистрационной папке, которая лежала перед ним.
- Разумеется. - Боденштайн наклонился вперед. - Есть там что-нибудь об орудии преступления?
- Да. - Кай открыл папку. - Речь однозначно идет об одном и том же оружии. Патроны - это нечто совершенно особенное, а именно в обоих случаях это патрон 9Ч19 "парабеллум", изготовленный в период с 1939 по 1942 год. Это удалось установить в лаборатории. Металлический сплав, который с тех пор в этом составе больше не применялся.
- Таким образом, наш убийца использует девятимиллиметровое оружие и патроны времен Второй мировой войны, - повторила Пия. - Где их можно достать?
- Эти вещи можно заказать через Интернет, - ответил Хассе. - А если нет, то на оружейных биржах. Я не считаю, что это нечто необычное, как кажется.
- Оʼкей, оʼкей, - Боденштайн подавил дискуссию на корню. - Что там еще, Остерманн?
- Подписи Шнайдера на чеках являются подлинными. И таинственное число, по словам графолога, в обоих случаях было написано одним и тем же лицом. Анализ ДНК с бокала с красным вином в гостиной Гольдберга указывает на то, что это была женщина. Сравнение результатов анализа ДНК и отпечатков пальцев ничего не показало. Губная помада не представляет собой ничего особенного - традиционный продукт фирмы "Maybelline Jade", но, кроме губной помады, обнаружены еще следы ацикловира.
- А что это такое? - поинтересовалась Катрин Фахингер.
- Действующее вещество, применяемое при лечении герпеса губ. Например, содержится в препарате "Зовиракс".
- Да, однако, это новость, - пробормотал Хассе. - Могу себе представить заголовки - "Убийца был изобличен благодаря герпесу на его губе!"
Боденштайн вынужден был невольно ухмыльнуться, но его ухмылка исчезла при следующих словах Пии.
- У Веры Кальтензее был пластырь на губе. Правда, поверх пластыря она накрасила губы помадой, но я это точно видела. Вы помните, шеф?
Оливер наморщил лоб и бросил на Пию сомнительный взгляд.
- Возможно. Но я не мог бы в этом поклясться.
В этот момент в дверь постучали, и в щель просунулась голова секретарши директора уголовной полиции.
- Шеф вернулся с пресс-конференции и ждет вас, господин главный комиссар, - передала она. - Срочно.
Задание было недвусмысленным. Надо было во что бы то ни стало найти ящик с содержимым. Зачем? Ему было совершенно безразлично. Ему не платили за то, что он задумывался о каких-то движущих мотивах. У него еще никогда не было сомнений в выполнении приказа. Это была его работа. Прошло полтора часа, прежде чем Риттер смог наконец покинуть этот отвратительный, выкрашенный в желтый цвет арендуемый дом, в котором он прозябал после своего грехопадения, имевшего серьезные последствия. Мужчина со злорадным удовлетворением наблюдал, как Риттер, наперевес с сумкой, в которой находился лэптоп, и мобильником у уха, пересек улицу и направился к остановке "Шварцвальдштрассе" городской железной дороги. Прошли те времена, когда этого заносчивого типа нужно было везде возить.
Он подождал, пока Риттер исчезнет из его поля зрения, затем вышел из машины и вошел в дом. Квартира Риттера располагалась на четвертом этаже. Чтобы справиться со смехотворными устройствами безопасности на двери в квартиру, мужчине понадобилось ровно двадцать две секунды, как в детской игре. Он натянул перчатки и осмотрелся. Как должен был себя чувствовать в этой дыре такой человек, как Томас Риттер, который привык жить в комфорте? Комната с видом на соседнее здание, ванная с душем и туалет без дневного света, малюсенькая прихожая и кухня - одно название. Он открыл дверцы единственного шкафа и стал методично рыться в стопках чистой и не очень чистой одежды и нижнего белья, в носках и обуви. Ничего. Никаких признаков семьи. Кровать выглядела так, как будто она вообще не использовалась, не было даже постельного белья.
Затем мужчина повернулся к письменному столу. Никакого подключения к телефонной сети. Не было и автоответчика, который мог что-то прояснить. На письменном столе, к его разочарованию, лежали лишь вещи, не представлявшие никакого интереса: старые газеты и дешевые порнографические журналы. Один из них он прихватил с собой. Вдохновляющее чтение в тоскливые часы ожидания не повредит.
Скрупулезно пролистывая стопку написанных от руки листов бумаги, он пришел к выводу, что уровень жизни Риттера значительно снизился. "Шелестящие простыни, визжащие девки и обессиленные крики оргазма", - прочитал он и усмехнулся. Как же низко он опустился, господин доктор, который раньше сочинял высокоинтеллектуальные речи. Сегодня он писал банальные короткие рассказы порнографического содержания. Мужчина продолжал просматривать бумаги. Он насторожился, когда на желтом листке "пост-ит" он прочитал небрежно нацарапанное имя, номер мобильного телефона и слово, которое его сразу оживило. Он сфотографировал цифровой камерой листок и затем опять положил сверху другие бумаги. Визит в квартиру Риттера все-таки не был напрасным.
Катарина Эрманн стояла в трусах и бюстгальтере в гардеробной комнате и раздумывала, что бы надеть. Она никогда не считала себя особенно тщеславной, пока после скоропостижной смерти мужа ей не пришлось разыгрывать роль скорбящей вдовы и на какое-то время отказаться от макияжа. Взгляд в зеркало каждый раз вызывал у нее шок. Шок, от которого она с удовольствием бы избавилась, тем более что ей не нужно было больше жить на жалкую зарплату служащей. Пару лет назад, вскоре после ее сорокового дня рождения, она начала бороться с возрастом. Прежде всего, стала помногу часов проводить в фитнес-центре, делать лимфодренажный массаж и очистку кишечника; постепенно к этому добавились ботокс раз в четыре месяца и невероятно дорогие инъекции препаратов коллагена и гиалуроновой кислоты для устранения морщин. Но это стоило того. По сравнению со своими ровесницами Катарина выглядела на десять лет моложе. Она улыбнулась своему отражению в зеркале. В Кёнигштайне жили многие состоятельные люди, и здесь, как грибы, быстро росли закрытые частные клиники, которые специализировались на антивозрастных программах.
Но не поэтому она вернулась в маленький Таунус. Причина ее возвращения была чисто прагматичной. Она не хотела жить во Франкфурте, но желала иметь дом недалеко от аэропорта, так как проводила много времени в Цюрихе или на своей даче на Майорке. Покупка большого дома в Кёнигштайне, в центре старого города, всего в двухстах метрах от хижины, в которой она, дочь небогатого трактирщика, выросла, была для нее настоящим триумфом. Здесь жил мужчина, благодаря которому ее отец стал тогда банкротом. Правда, он и сам прогорел, и Катарина купила его дом по очень выгодной цене. Она улыбнулась и подумала: "Поживешь подольше - узнаешь побольше".
Будоражащий озноб пробежал у нее по спине, когда она вспомнила, как Томас Риттер рассказал ей о своем намерении написать биографию Веры Кальтензее. Имея безнадежно завышенную самооценку, он предположил, что Вера будет в восторге от его идеи, но ситуация имела обратный эффект. Фрау Кальтензее, недолго думая, после восемнадцати лет сотрудничества уволила его без предупреждения. При случайной встрече с Катариной Риттер, испытывая жалость к самому себе, рассказал ей об этой несправедливости, и Катарина увидела возможность отомстить Вере и всему роду Кальтензее. Риттер жадно ухватился за предложение, которое сделала ему Эрманн.
Спустя полтора года Риттер получил задаток, выраженный цифрой с тремя нулями, но пока это и близко не напоминало бестселлер. И хотя Катарина время от времени спала с ним, она не обольщалась его возвышенными сентенциями и обещаниями. После здравого анализа того, что накропал Риттер к сему времени, она поняла, что его писанина никак не тянула на то скандальное разоблачение, которое он с пеной у рта обещал ей несколько месяцев назад. Пришло время вмешаться.