Поскольку одноклассники Земляникиной так ничего путевого Денису и не рассказали, то за неимением других концов Грязнов-младший взялся за недавнего приятеля Жени - Юру Ковальчука. Вообще-то Турецкий с ним уже беседовал, но чем черт не шутит.
Денис подловил парня возле "Макдоналдса", где работала Нинка Турецкая. Вне всякого сомнения, именно ее Юрка и дожидался - нервничал, поглядывал на часы, следил за входом в фаст-фуд. Денис показал ему лицензию частного детектива и пояснил, что в отличие от законопослушного Александра Борисовича Турецкого миндальничать он не намерен - у него свои методы работы со свидетелями. У свидетеля, с точки зрения частного сыщика, есть только одно право - закладывать всех и вся. И немедленно!
- Да я же все рассказал про Земля никину! - возмутился Юрка.
- А может быть, ты знаешь какие-то ее любимые места?
- Да ничего я не знаю, я Александру Борисовичу все рассказал!
- Значит, еще раз мне перескажешь, - успокоил Денис. - Куда вы с ней ходили в последнее время? Где она любила бывать?
- Ну… в Нескучном саду мы с ней гуляли. Ну на смотровую площадку еще… - Юрка вопросительно посмотрел на Дениса.
- Очень романтично, - подтвердил Денис. - А еще?
- Еще… - поскреб затылок Юрка. - Да все!
- А если я узнаю, что ты врешь? - Ласково поинтересовался Денис.
Юрка замялся.
- Ну?!
- Еще есть такой клуб… "Черная дыра"…
- Туда вы с ней тоже ходили? Часто?
- Ну да… точнее, это она меня туда таскала. Раза три. Там, типа, какие-то литературные придурки собираются. Рассказы свои читают. Стихи. Самое место для нашей Женьки, там все такие же чокнутые.
- Почему же ты, дубина стоеросовая, Турецкому об этом не сказал?!
Юрка сумрачно молчал.
- А! - сообразил Денис. - Чтобы он дочери своей это не пересказывал, верно?
Юрка кивнул:
- Да и вообще… Какое-то литературное кафе. Бр-рр! Друзья засмеют. Несолидно.
- Понятно. А что это за место такое? - заинтересовался Денис. - Вроде никогда не слышал.
- Да рядом тут совсем, в Кривоарбатском переулке. Вот сходите сами и посмотрите, - довольно невежливо буркнул Юрка. - Там ее тетка заправляет.
Точно, вспомнил Денис, Майя Юрьевна Бондарева, друг семьи Земляникиных содержит не то клуб, не то кафе, не то бар! Немудрено, что Женя, девочка с литературными способностями, проводила свое время в месте, где собираются ее единомышленники.
- Ты прав, - кивнул Денис, - так и сделаю. Давай точный адрес - где эта твоя "Дыра" находится?
…Продравшись сквозь сутолоку в предбаннике - там куча подростков столпилась вокруг ксерокса, выплевывавшего листки с каким-то "культовым текстом", - Денис выхватил из гула голосов диалог, который где-то совсем рядом вели двое молодых людей:
- Витя, ты где, наверху? - говорил звонкий девичий голос.
- Я здесь, Женька! - отвечал мальчишеский.
Ого, Женька, подумал Денис. Может быть, мне вот
так сразу повезет?
- Витя, спускайся!
Денис повертел головой - на второй этаж вели две деревянные лесенки. Там было что-то вроде избы-читальни с книжными стеллажами и столиками, за которыми пили и ели.
- Лучше ты поднимайся, Женя!
- Нет, ты лучше!
- Я не могу спуститься! У меня еще вторая книга Кастанеды не закончена!
- Не можешь? Ну не знаю…
- Что не знаешь?
- Тогда я, наверно, домой пошла…
- Домой?
- Ага.
- Ладно, ну давай. Надо бы как-нибудь увидеться.
Денис подумал, что это очень типично для людей,
"общающихся" в клубах, - так, по сути, и не увидеть друг друга. Но иронизировать у него времени не было, Денис двинулся за обладательницей имени Женя, хотя протиснуться сквозь публику было непросто. Но он все-таки догнал тоненькую девушку и легонько тронул ее за плечо. К нему повернулось юное создание, едва ли старше семнадцати лет, довольно хорошенькое, но вот ведь жалость - Женей Земляникиной эта девчонка явна не была.
- Чего надо? - довольно бесцеремонно спросило создание.
- Знаешь Женю Земляникину?
- Кто ж ее тут не знает!
- Она что же, знаменитость какая-то? - заинтересовался Денис.
- Она рассказы классные пишет.
- Рассказы?
- Ну да, фэнтазийные.
- И что, читает их вслух? - удивился Денис.
- А что еще с ними делать? - удивилась в свою очередь тезка Земляникиной.
- А как мне ее найти?
- Видите, за барной стойкой - хозяйка заведения? Она про Женьку все знает. Майя Юрьевна.
Денис повернулся в указанном направлении. За барной стойкой распоряжалась моложавая красивая дама, стройная, с коротким носиком и блестящими глазами. У Дениса пересохло в горле - это была мадемуазель Рапанова собственной персоной - шпионка в "Илиаде", ускользнувшая от опытного Щербака!
Денис подошел и заказал апельсиновый сок. Она пристально посмотрела на него:
- Со льдом?
- Давайте.
Звякнули кубики, и стакан появился на барной стойке.
Денис лихорадочно соображал, как быть. Наверно, лучше всего просто делать то, зачем пришел. Вести себя абсолютно спокойно. Но если Рапанова и Бондарева - одно лицо, тогда… тогда… тогда что? Тогда форменная каша получается… Денис представился и объяснил, что принимает посильное участие в розысках пропавшей девочки.
У Бондаревой-Рапановой лицо стало чуть напряженным - ровно настолько, как могло бы быть у человека, озабоченного исчезновением кого-то близкого. Она сказала, что последний раз видела Женю тут,
в клубе, она прочитала какой-то рассказ про НЛО. Сказала, что регулярно созванивается с ее отцом… Тут ее позвали к телефону. Она извинилась и отошла. Денис прождал ее с четверть часа. Потом прошел в бар, потом на кухню. Бондаревой нигде не было, она исчезла. Исчезла, черт побери! Денис со вздохом достал мобильник и стал звонить Турецкому - Александр Борисович должен был знать, что произошло.
В четверть десятого утра Турецкий приехал в МГППУ. Психолог оказалась тезкой его дочери, ее звали Нина Дмитриевна Коростелева, и была она вполне молодой и хорошенькой женщиной, лет тридцати двух, не старше. Впрочем, такое ощущение у Турецкого появилось еще во время телефонного разговора.
Коростелева быстро пробежала собственно дневниковые записи Жени Земляникиной - те, что девочка сунула в карман Турецкому. А вот текст, который Турецкий получил от сотрудника спеццивизиона Александра, она прочитала несколько раз. Потом попросила разрешения сделать ксерокс. Ксерокс она принялась читать снова, подчеркивая отдельные места карандашом.
Все это время Турецкий пил отвратительный горький зеленый чай. Без сахара и без чего бы то ни было. Собственно, ничего другого в кабинете Коростелевой не было, а отказаться помощник генерального прокурора счел неудобным, вот и мучился.
Наконец Коростелева отложила в сторону карандаш и сказала:
- Затрудняюсь сказать, что это такое.
- Замечательно, - буркнул Турецкий.
- Подождите, это еще не все. Похоже на мастер-класс практической психологии. Но… уж очень жестким языком написано.
- Что значит - жестким?
- Как инструкция. Директивным.
- Час от часу не легче. Может, это секта какая-нибудь? - предположил Турецкий. Собственно, эта мысль посетила его еще накануне, и добровольно отказываться от нее Александр Борисович был не намерен. Существование какой-то загадочной секты вполне объясняло бы странное поведение девочки. Да и ее исчезновение, кстати, тоже.
- Вряд ли, - покачала головой Коростелева - Секты обычно авторитарны. Там нет гуманитарных установок. Там есть явная или скрытая воля главнокомандующего. А здесь все же остается некий простор для творчества. Я бы сказала однозначно, что это какая-то новая психиатрическая разработка, если бы не один нюанс. Обратите внимание сюда. - Она показала длинным изящным пальцем.
Турецкий послушно перечитал:
- "Ложь и манипуляции являются разными механизмами, преследующими одни и те же цели - избежание изменения значимых отношений. Или агрессивное изменение значимых отношений". Ну и что? Я это уже, кажется, наизусть выучил.
- Все было б ничего, если бы не последняя фраза - вот это самое "Или агрессивное изменение значимых отношений". Без нее все выглядит просто некоей квалифицированной психологической лекцией. Но эта фраза меняет вектор возможного применения методики.
- Простите, но я ничего не понимаю, - сказал Турецкий, хотя это было не совсем правдой. В голове у него кое-что шевельнулось.
- Только не смейтесь, возможно, я скажу нелепую вещь…
Турецкий вздохнул:
- Моя работа дает немного повода для смеха, так что уж не обессудьте.
- Ладно, смейтесь, если вам от этого будет легче. Дело в том, что с этой фразой все резко меняется. Я бы сказала, что автор чихать хотел на пациента. Он концентрирует внимание на себе, точнее, на том, кому эти строки предназначены.
- На манипуляторе?
- Вот именно. Не говоря уж о том, что само по себе слово "манипуляция" - м-мм… не самое ходовое в лексиконе практикующего психолога, а тем более психотерапевта.
- Тогда такой вопрос, Нина Дмитриевна. Это не могут быть записки какого-нибудь дилетанта? Который, допустим, изобретает велосипед, но просто делает это в нестандартной форме.
- Исключено, Александр Борисович. - Возможно, ему это только почудилось - она произнесла его имя-отчество с едва уловимой иронией, словно бы в ответ на его собственное - "Нина Дмитриевна". - Исключено, - повторила она. - Формулировки здесь абсолютно чеканные. И… компетентные.
- Значит, все-таки и не секта? - вздохнул Турецкий.
- Совсем не похоже.
Турецкий еще помолчал и сказал:
- Смешного тут действительно немного. Как бы это все переварить - то, что вы сказали. Если я верно понял, получается страничка из руководства какого-нибудь Джеймса Бонда, а?
Она молча улыбнулась - совсем чуть-чуть, краешком рта. В сущности, они все обсудили, это было ясно. Но почему-то уходить Турецкому смертельно не хотелось.
- Как жаль, - сказал он, - что я не могу привезти к вам эту девочку, чтобы вы выяснили, насколько она здорова… - Тут он спохватился и рассказал о "боевом" прошлом Жени Земляникиной - о многократном "минировании" школы.
Коростелева слушала с интересом, не перебивала и вопросов не задавала. Турецкий с удивлением отметил это про себя - такие собеседники давно ему не встречались, а ведь это была "ее" тема, казалось бы, Коростелева должна встревать со своими ремарками то и дело. Отнюдь.
Когда Турецкий закончил, она сказала:
- Я совсем не убеждена, что это Женя просто так развлекалась. Видите ли, сейчас такое время… Репортажи по телевизору с мест разных трагедий привели к тому, что очень многие почувствовали себя участниками событий. Как результат - сильный посттравматический стресс. Сначала люди испытывают шок, затем как будто приходят в себя. Но у многих спустя два - четыре месяца стресс проявляется снова. Люди становятся раздражительными, плохо спят, у них развивается невроз. У простых людей реакцией на пережитый стресс может стать увеличение конфликтов взрослых с детьми. У неуверенных в себе сограждан развивается комплекс неполноценности. На уровне массовом это проявляется в ксенофобии, которая вообще является уделом слабых.
- Что уж тут о детях говорить, - пробормотал Турецкий.
- Совершенно верно. Такой "эпидемии" детских страхов, как за последние два года, в России не было еще никогда. Насмотревшись телевизионных репортажей о заложниках, травматической реакции подвержены оказались все. И дети особенно, потому что их психика более восприимчива к чужой боли. Ну и конечно, это приняло максимальные размеры после захвата школы в Беслане.
- Кажется, таких людей психологи называют вторичными жертвами?.
- Совершенно верно, - кивнула Нина Дмитриевна. - У большинства школьников "после Беслана" возникали всевозможные страхи, появлялись тревожность, нервозность, подавленность. Разумеется, это касалось в основном младшеклассников - так говорит статистика. Но я думаю, лишь потому, что в младшем возрасте дети откровеннее со взрослыми. Наверное, подростки чувствовали те же страхи. Все это порой усугубляется необдуманной тактикой педагогов. Например, в одном областном городе на уроке рисования детей заставляли рисовать фигурки террористов, а потом зачеркивать их.
- Вот придурки, - негромко сказал Турецкий.
- В Москве тоже были подобные вещи. В одной из столичных школ на стене вывесили громадную стенгазету с фотографиями окровавленных заложников, представляете?
- Как жаль, - снова сказал Турецкий, - что я не могу ее пока найти…
Коростелева кивнула.
- Слушайте, Нина, - вдруг брякнул Турецкий, неожиданно и для себя самого, - хотите выпить? Меня вчера приятель совращал, а я, дурак, отказался. Теперь вот жалею.
Коростелева с удивлением посмотрела сперва на Турецкого, потом на часы.
- Ну да, - спохватился Турецкий. - В такое время суток, понимаю. Да и вообще, психологи, наверно, напряжение так не снимают, да? У вас небось какие-нибудь свои изощренные методики…
- Психологи снимают напряжение всеми имеющимися способами, - засмеялась Коростелева. - В этом преимущество нашего образования: уж мы-то понимаем все "за" и "против". Но вы - правы, сейчас слишком рано. И у меня лекция через пятнадцать минут начнется. Однако после пяти часов я освобожусь.
- Тогда я заеду, - сказал Турецкий. И настроение у него немного поднялось. Может, просто потому, что пообщался с психологом, снимающим напряжение всеми имеющимися способами.
Сев в машину, он, чтобы отрезать себе все пути к отступлению, позвонил жене и сказал, что работы по горло и не исключено, он приедет сегодня поздно. Домой в самом деле не хотелось. В крайнем случае, подумал Турецкий, поеду к Славке Грязнову и напьюсь по-человечески.
Тут позвонил Денис.
- Сан Борисыч, - сказал он без лишних экивоков. - Информация о матери Жени Земляникиной собрана и перепроверена. 5 мая 1991 года в 22.15 Елена Константиновна Земляникина была сбита легковой машиной на Можайском шоссе. Умерла спустя полтора часа в больнице Склифосовского. Разрыв печени, травма головного мозга. Оба повреждения не совместимы с жизнью. Что дальше? Видимо, это конец дела, отбой?
Турецкий помолчал, потом сказал:
- Продолжай наблюдение за братом Жени и отцом.
- Ладно.
Как ни странно, в голосе Дениса прозвучало даже некоторое удовлетворение. Между тем разговор он не заканчивал.
- Ну что еще?
- Александр Борисович, - сказал Денис, - а можно спросить наконец, почему вы вообще занялись этой девочкой?
Турецкий вздохнул:
- Сам себе не могу ответить на этот вопрос. - Определенная доля лукавства, конечно, в его словах была. Пропавшая Женя оказалась как-то связана с проблемой Стасова. Но дело, конечно, было не только в этом.
Но Денис, этот пройдоха, чутко уловил настроение Турецкого.
- Типа, мы в ответственности за того, кого приручили?
- Слушай, Экзюпери доморощенный, никто никого не приручал! - рассердился Турецкий. И поймал себя на каком-то очень неуютном чувстве. Что-то внутри у него шевелилось, точно он по недоразумению проглотил живое существо, а оно возьми да и вырасти.
… - Куда мы поедем? - спросила в машине Нина Коростелева. - Как говорит молодежь, где клубиться будем?
- Клубиться? - не понял Турецкий.
- Это означает тусоваться в ночных клубах.
- Понятно. А вы сами-то - разве не молодежь?
- Я молодежь, - не отказалась Нина. - Но зрелая.
- Ладно. Куда бы вы хотели? Выбирайте.
Она посмотрела него с интересом:
- Вы большой знаток злачной Москвы, да?
Кажется, эта женщина умеет ставить мужчину на
место, подумал Турецкий. И пока он сочинял достойный ответ, она огорошила его новым вопросом:
- Вы любите классическую музыку?
- Ну… не так чтобы очень, - промямлил Турецкий.
- А ужинать под классическую музыку?
- Совсем другое дело, - воспрял он духом.
- Тогда командовать парадом буду я.
- Отлично, только вовремя говорите, куда поворачивать.
- Вы производите впечатление коренного москвича. Значит, знаете, где Концертный зал Чайковского. Едем туда.
- Вы не шутите? - покосился на нее Турецкий.
- Едем-едем.
По дороге он спросил:
- А что мы станем там делать?
- Ну вы как маленький. Что делают в концертном зале? Будем слушать музыку, конечно. Ну и ужинать.
- Там разве есть где ужинать?
- Вы что, Александр Борисович, там никогда не были?
- Давайте без отчества, - попросил Турецкий. - Может, я там и был. Просто не помню. - Не говорить же было, в самом деле, про жену, музыкального педагога, по милости которой у него уже много лет от классической музыки уши вянут. - Ну шучу, был, конечно. Давно. А что мы будем слушать? Моцарта? Шопена?
- Увидите, - загадочно улыбнулась Нина.
Через полчаса, минуя пробки, они подъехали к
Концертному залу.
На афише было написано "Музыка из бумаги",
- Что это значит? - ужаснулся Турецкий. - Надеюсь, не в прямом смысле?
- Посмотрим, - хладнокровно пожала плечами Нина.
- Что значит - посмотрим? - В Турецком проснулся подозрительный следователь. - Мы будем это смотреть?
- Обязательно. И смотреть, и слушать. У меня на сегодняшний вечер большие планы. Кроме того, мы не сможем тут выпить, если не купим билеты.
До начала концерта было еще добрых полчаса, и нужно было куда-то себя девать.
Всяких мелких закусочных в окрестностях Концертного зала действительно оказалось немало. Надо же, какое противоречивое место, подумалось Турецкому. Вроде и классическая музыка, и оркестры, и орган, и такие тяжелые массивные двери. А вот пожалуйста - понапихали пиццерий и кофеен с круассанами. Вообще-то довольно пошло.
Ничего этого вслух он, конечно, не сказал. Но к его приятному удивлению, двойная мраморная лестница привела их в "Драм-бар". На самом деле это даже был маленький ресторанчик.
- Эге, - оценил он. - Славное местечко. Не знал. И что у нас здесь? Европейская кухня? Недурно. А что будем пить? - поинтересовался Турецкий, отодвигая для дамы стул.
- Хотите текилу?
- Не понял, это вы мне предлагаете? - приятно удивился Александр Борисович.
- Могу и угостить.
- М-мм… - Турецкий даже немного растерялся от такой раскованности. Он поискал глазами официантов и не нашел. Зато бармен наличествовал. - А вы вообще хотите есть?
- Да не слишком.
- Тогда, может, пойдем в бар?
- Айда.
От этого детского словечка у него будто выросли крылья. И дело было не в том, что проблемы отступили, нет, конечно, они никуда не делись, он помнил о них. Просто было хорошо, легко, и он наслаждался этими счастливыми мгновениями. У этой женщины было то, что Бунин называл легким дыханием.
Турецкий решил совместить приятное с полезным и вынул из кармана пиджака свой любимый "Спорт-экспресс", многократно сложенный.