Пошли юные годы, начало зрелости. Турецкий уже хотел закрыть альбом и вернуть его на место, как одна из черно-белых фотографий привлекла его внимание. На ней Александр Филиппович был запечатлен в форме советского солдата в обнимку с еще двумя пар-нями-военнослужащими. На следующем листе отыскался еще один снимок - общий план, группа солдат из четырнадцати человек, уже в парадной форме.
- Александр Борисович, будете чай? - донесся из кухни все еще слабый голос хозяйки.
- С удовольствием. - Он пошел с альбомом в кухню.
Ольга уже заливала кипятком из электрочайника опущенные в чашки чайные пакетики "Ахмад". Турецкий положил альбом перед ней, ткнул пальцем в первый, особенно заинтересовавший его снимок.
- Кто это?
Ольга посмотрела на фотографию, уголки ее губ дрогнули.
- В центре Саша. А двое других, должно быть, его армейские друзья.
- И это все фотографии, которые он привез с собой из армии?
- Не знаю. Саша вообще-то не любит вспоминать это время. Но эти снимки ему дороги.
- Н-да, - протянул Турецкий, продолжая разглядывать сосредоточенно-серьезные лица парней. - Служили три товарища…
- Вы это о чем? - Ольга аккуратно придвинула к нему чашку.
- Александра Филипповича, хоть он еще так молод здесь, я узнал почти сразу, - сказал Турецкий. - Два других лица мне не знакомы. Но почему-то не покидает ощущение, что одно из них я уже видел. Фотографии, правда, лет двадцать… - Турецкий указал на крупного, с тяжелым подбородком молодого мужчину. - Говорите, армейский друг? У него погоны прапорщика, между прочим. И выглядит он постарше, чем остальные.
Ольга пожала плечами:
- Я о них ничего не знаю..
- Можно я возьму на пару дней эти две фотографии?
- Берите, конечно.
Турецкий начал вынимать первую. Освободив ее из врезных уголков, машинально посмотрел на обратную сторону. Разными почерками там были написаны два адреса, под ними - имена и фамилии. Он прочитал их - и какое-то время стоял без движения. Потом поднял глаза на Ольгу:
- Спасибо, но уже нет необходимости, - и вложил снимок обратно в альбом.
Она смотрела на него непонимающе, с поднесенной ко рту чашкой.
- Александр Борисович, вы кого-то узнали на этом снимке, да?
- И да, и нет, - уклонился он от объяснений и сменил тему: - Я так понимаю, Ольга, возвращаться в Москву сегодня у вас нет ни малейшего желания?
- Я ужасно устала, - обрадовалась и она смене тяготящей ее темы. - После всего, что здесь произошло. - Обвела взглядом кухню, точно тут поработал ножичком Джек-потрошитель, и вздрогнула. - Я бы сейчас с большим удовольствием забралась в постель.
- Превосходно, потому что и мне не особо хочется после сегодняшних путешествий опять садиться за руль, - честно признался Турецкий. - Отдыхайте спокойно. Не думаю, что они вернутся.
Перед сном он вышел покурить на крыльцо и позвонил в Москву Грязнову-старшему.
- Славка, привет.
- Здорово, - ответил Грязнов беспечным тоном, несомненно свидетельствующим о некоторой удаче в делах.
- Ты, говорят, Стасова нашел?
- А то! Целый день жду твоего звонка. Знаю, что расстроишься, если мы без тебя его брать будем.
- Не торопись, хорошо? Просто наблюдайте пока за ним. Я завтра буду в Москве.
- Ладно.
В Москву выехали ранним туманным утром. Через полчаса пути, когда разговор стал вполне свойским и пустяковым, Турецкий решил, что пришло время для того вопроса, который занимал его, пожалуй что, по-боле персоны глубокоуважаемого Александра Филипповича.
- Оля, - сказал он деланно беспечным тоном, - вы давно не видели вашего двоюродного брата?
- Кого?
- Валентина Стасова.
- Простите, Александр Борисович, я не поняла.
Турецкий понял, что сейчас в ставшей уже привычной системе координат что-то нарушится. Он переформулировал вопрос:
- Оля, у вас есть двоюродный брат, которого зовут Валентин Стасов?
- У нас с Сашей вообще нет двоюродных братьев. Никаких.
- И такое имя вам ни о чем не говорит?
- Абсолютно.
Сейчас она не врала, Турецкий в этом не сомневался. Вздохнул. Ну что поделаешь, на нет и суда нет.
- Что вы опять плачете? - вдруг заметил он.
- Сама не знаю… наверно, какая-то остаточная реакция… Да и вообще, - она горестно махнула рукой. - Мне уже тридцать пять лет…
- Жизнь не удалась? - иронично, но добродушно сказал Турецкий.
Но женщина совершенно серьезно кивнула.
А ведь она привлекательна, подумал Александр Борисович, и даже сейчас очень хороша. Чтобы увести себя от рискованных мыслей, он подумал сперва о Нине Коростелевой (почему, спрашивается, он не звонил ей последние дни?!), потом о жене. Вроде бы получилось. Тогда Турецкий сказал:
- Земную жизнь пройдя до середины, я заблудился в сумрачном лесу.
- То есть? - удивилась Ольга.
- Данте Алигьери. "Божественная комедия" так начинается. В эпоху Возрождения полноценная человеческая жизнь считалась семьдесят лет. А тридцать пять - это соответственно половина. Вот он, бедняга, в этот момент и заплутал. Совсем как вы.
Она улыбнулась сквозь слезы.
- Кто бы мог подумать, какие образованные люди в Генпрокуратуре работают… А Саша всегда о вас презрительно отзывался.
- Обо мне? - уточнил Турецкий. На самом деле он, рассказывая о Данте, почти дословно цитировал собственную жену. Но говорить об этом было, конечно, неуместно.
- Не о вас лично. О вас я ничего от него не слышала, я вообще еще недавно не знала о вашем существовании. - Она сделала круговой жест рукой. - Он обо всех так говорил - из Генпрокуратуры, из МВД…
Турецкий ждал, что Ольга скажет: "из органов". Не сказала. Тогда сказал он:
- Кажется, ваш Саша - большой сноб.
- Есть немножко, - признала Ольга. - Но это же не просто так сложилось. Карьеру он делал сам, никто не помогал, да и вообще у него была непростая жизнь.
- Конечно, - ядовито сказал Турецкий. - Врагу не пожелаешь быть помощником президента страны.
- Что вы знаете? - возмутилась Ольга. - Вы же ничего не знаете!
- Вот и расскажите.
И Ольга Мелешко рассказала вполне традиционную историю о мальчике из провинциального сибирского городка, выросшем в малообеспеченной семье и прошедшем "суровую школу жизни".
- Вы армию имеете в виду?
- Нет.
- Он что же, сидел, ваш Саша? - удивился Турецкий.
- Не сидел, хотя до этого было недалеко. Видите ли, мы росли в худшем районе города, и среди подростков там просто шла борьба за выживание. Так вот у Саши был большой уличный авторитет. Я иногда думаю, что если бы он не стал учиться, а совершил бы какую-нибудь кражу и сел, то, наверно, сделал карьеру в другой области, ну вы меня понимаете. Он, конечно, всегда любил власть. Подростком Саша просто запугивал своих сверстников, и этого было достаточно для достижения результата. Допустим, он видел какого-то подростка с цепочкой на шее. Он подходил к нему и говорил: "Хорошая цепочка. Можно посмотреть? Я же тебе сказал, что хочу посмотреть твою цепочку… Посмотреть, понял? Дай-ка ее сюда!!!" У него сложилась такая репутация, что с ним предпочитали не связываться и все отдавали без сопротивления. Он много играл в карты и в кости, но независимо от того, выигрывал или проигрывал, всегда уходил домой с деньгами. Если он проигрывал, то просто силой забирал все обратно. Добыча его была мелкой, зато он получал много адреналина.
- Ну и ну, - только и сказал Турецкий.
- Сами видите, он очень незаурядный человек.
- Да уж, вижу. Знаете, я бы хотел с ним поближе познакомиться. Мы пару раз говорили по телефону, но и только.
- Мне кажется, вы друг другу понравитесь.
- Жду с нетерпением этого момента, - пробурчал Турецкий.
Он торопился и гнал "форд", насколько позволяли дорога и движение. Забросив Ольгу домой, отказался от приглашения на завтрак и помчался по направлению к району Хорошево-Мневники - там была квартира Мостовского.
Еще накануне вечером Турецкий озадачил Дениса очередным заданием. Следуя президентскому совету, для получения необходимой информации он не стал привлекать никого ни из МВД, ни из ФСБ. Даже Гряз-нов-старший был не в курсе, чем занимается Турецкий. Грязнов-младший тоже не знал, кого именно ищет Александр Борисович, но очередное задание (в сущности, оно было для компьютерщика Макса) получил именно он. И когда Турецкий еще только ехал в Москву, Денис прислал SMS-сообщение.
"Федор Афанасьевич Мостовский. 57 лет. Отставной военный. Уволился из рядов Вооруженных Сил в звании прапорщика. Проживает по адресу: улица Октябрьское Поле, дом 16, квартира 4. Живет в однокомнатной квартире один. Вдовец. Дети выехали на ПМЖ в Канаду".
Ну и крепкий же орешек этот дачник, подумал Турецкий. А я чуть было не повелся на рыбалку.
Добираясь к Октябрьскому Полю, он уже был уверен. что найдет господина Мелешко в квартире отставного прапорщика - последнего из двух его армейских друзей. Не было ничего удивительного в том, что Мостовский жил в доме погибшего в автокатастрофе Егорова - третьего человека с армейской фотографии.
Если и было в Москве или Подмосковье место, где Мелешко мог забиться, как таракан под плинтус, то лучшего, чем квартира Мостовского, нельзя было и придумать. Вероятно, никто, кроме самого Александра Филипповича, не знал об этих двух его старинных приятелях. Его сестра знала только об одном - Егорове, да и того, как оказалось, уже нет в живых.
Мелешко благоразумно не афишировал давнюю дружбу, оставив ее для себя как личное сокровище, к которому посторонним доступ был запрещен. Не исключено, допускал Турецкий, что он еще и стеснялся старых друзей, учитывая собственный нынешний высокий статус и достигнутое в обществе положение.
Конечно, возможно, стоило бы вызвать роту кремлевских головорезов, но Турецкий решил, что, во-первых, снаряд два раза в одну воронку не попадает, а во-вторых, совершенно неясно, кому в этом деле можно доверять.
В тот момент, когда он въезжал во двор дома Мостовского, зазвонил мобильный телефон. Очень вовремя. Турецкий чертыхнулся и посмотрел на дисплей: номер не определился. Кто бы это мог быть…
- Алло?
- Александр Борисович, чем вы занимаетесь? - мрачным голосом осведомился генеральный прокурор. - Где это вы пропадаете?
- Рыбу ловил, - сказал Турецкий первое, что пришло в голову. Он не информировал шефа, что откомандирован, это было сделано без него.
- Вот как? - ядовито сказал генеральный. - Надеюсь, вы поймали что-то стоящее. Иначе нам всем здорово не поздоровится.
Здорово не поздоровится - это как, подумал Турецкий. Тавтология вроде. Но генеральный, стоило отдать ему должное, мыслью по древу растекаться не стал, уже дал отбой.
Турецкий не успел сунуть телефон в карман, тот зазвонил снова. На этот раз оказался Меркулов.
- Костя, - сразу же сказал Турецкий, - я только что с ним разговаривал. Не будем повторяться, ладно?
- С кем ты разговаривал?
- С генеральным.
- Не знаю, о чем ты с ним разговаривал, но я по другому поводу тебя беспокою. Грязнов нашел след нашего "телефонного террориста". Или гения, уж я не знаю - выбирай сам, что тебе больше нравится. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Отлично! - обрадовался Турецкий. - И где он?
- В какой-то психушке.
- Ну и дела, - присвистнул Турецкий.
- Поговори со Славой.
- Костя, сейчас совершенно нет времени! Будь другом, свяжись с ним и скажи, чтобы до моего возвращения никаких шагов не предпринимал.
- Возвращения? - удивился Меркулов. - А ты где?
- С рыбалки еду.
- Хм, - сказал многоопытный Меркулов, не вдаваясь в расспросы. - Надеюсь, клев был ничего себе?
- Вот как раз сейчас и узнаю. - И Турецкий дал отбой.
Он поставил "форд" под вторым подъездом, а сам вошел в первый. Прапорщик Мостовский жил на втором этаже. Дверь была из добротного старого дерева и открывалась наружу - такую приступом взять затруднительно. Турецкий позвонил два раза. Прислушался. Подождал.
Внутри никто не подавал признаков жизни.
Появилась смутная тревога. Он достал благоразумно прихваченные из бардачка машины отмычки (инструмент Дениса) и приступил к незаконным действиям.
Замок у Мостовского оказался несложный, дверь открылась без скрипов и вздохов. Турецкий прикрыл ее за собой, не защелкивая замок: кто знает, что встретит его в квартире - лучше не усложнять себе путь к отступлению. Открыл дверь единственной жилой комнаты и замер от неожиданности.
Шторы на окне были задернуты, на столике у придвинутого к окну кресла горел ночник, а в кресле, откинувшись на спинку и уронив с подлокотника левую руку, неподвижно сидел Александр Филиппович Мелешко.
У Турецкого от досады сжались кулаки: опоздал, все-таки опоздал…
Рот Мелешко был открыт, в остекленевших глазах отражался свет лампы. Выражение лица было такое, словно Александр Филиппович в свои последние мгновения увидел что-то очень нехорошее. Он был явно и непоправимо мертв, но Турецкий все же попытался найти пульс. Пульс не прощупывался. Признаков насилия на первый взгляд не наблюдалось.
Турецкий заметил на столе открытую пластиковую баночку - витамины "компливит". Чтобы не наследить, он взял ее носовым платком и осмотрел. Баночка была пустая. Или в ней было что-то другое? На этикете ясно указано - поливитамины: железо, кобальт, кальций и прочие жизненно необходимые организму элементы.
Турецкий посмотрел на бездыханное тело Мелешко, которому витамины не слишком помогли, и со вздохом достал телефон. Он хорошо понимал, насколько щекотливо это дело, так что все формальности были педантично соблюдены.
Через сорок минут в квартире Мостовского появились сотрудники президентской службы охраны и ФСБ. Но прикасаться им к телу Турецкий не позволил - в квартире уже действовали эксперты-криминалисты из ЦСЭ.
Первым делом было установлено, что смерть наступила примерно за двенадцать-тринадцать часов до появления в квартире Турецкого. Потом был произведен тщательнейший обыск. После того как эскперты-криминалисты основательно поработали в квартире и не нашли ровным счетом ничего - ни малейших следов пребывания другого человека, кроме Мелешко, да еще старые следы конечностей, вероятно Мостовского, Турецкий настоял, чтобы тело Мелешко отвезли в ЦСЭ к Студню.
Через четыре часа из Красной Пахры был доставлен в Москву Федор Афанасьевич Мостовский.
Глава десятая
Стенограмма допроса Мостовского Ф. А., 1949 года рождения, пенсионера, помощником генерального прокурора РФ Турецким А. Б.
Вопрос. Вы знакомы с человеком по фамилии Мелешко?
Ответ. Да, мы с Сашей старые друзья.
Вопрос. Как давно?
Ответ. С армейских времен. Больше двадцати лет. Точнее, двадцать три года. Он служил срочную службу в воинской части, в которой я был прапорщиком. Там мы и подружились.
Вопрос. И с тех пор регулярно поддерживали отношения?
Ответ. Более или менее.
Вопрос. Что это значит?
Ответ. Последние лет пять - время пика его карьеры - Саша был очень занят. Мы не виделись года четыре. Потом Витя Егоров, еще один наш армейский дружок, разбился на машине, и Саша приехал на похороны. Потом мы еще на поминках общались. С тех пор снова поддерживаем отношения.
Вопрос. Расскажите о Егорове.
Ответ. Он был автогонщик, во всяких ралли участвовал. В аварии попадал не раз и не два. Трудно было представить, что такой человек за рулем погибнуть может.
Вопрос. Он был близок с Мелешко?
Ответ. Пожалуй.
Вопрос. Мелешко ездил к нему на дачу, когда Егоров был жив?
Ответ. Да, случалось.
Вопрос. Кроме автогонок Егоров чем-нибудь еще занимался?
Ответ. Это мне неизвестно. Кажется, нет, машины у него все время съедали.
Вопрос. Как часто Мелешко пользовался вашей московской квартирой?
Ответ. Примерно раз-два в году.
Вопрос. Он ставил вас в известность или у него были свои ключи?
Ответ. Ключи у него были, но он всегда звонил.
Вопрос. Как было в этот раз?
Ответ. Все как обычно. Саша позвонил мне пару недель назад, предупредил, что, не исключено, ему надо будет поработать в одиночестве. Я предложил ему поселиться на даче. Но он сказал, что хочет быть в Москве.
Вопрос. У вас было ощущение, что ему грозит опасность?
Ответ. Не уверен. Скорее, у меня было чувство, что Александр Филиппович сильно напуган.
Вопрос. Кем или чем?
Ответ. Это мне неизвестно.
Вопрос. Пока он жил в вашей квартире, вы перезванивались или поддерживали какой-нибудь другой способ связи?
Ответ. Нет, он просил ему не звонить, пока он сам этого не сделает.
Вопрос. Есть ли у вас какие-то предположения о том, кто мог желать неприятностей вашему другу?
Ответ. Понятия не имею. У него такая серьезная работа. Возможно, у него есть недоброжелатели - где-нибудь в Государственной думе, например. Но я этих людей никогда не видел, а Саша сам ничего такого не рассказывал. Да и не те, наверно, у них методы.
Вопрос. Значит, вы никого не подозреваете в причастности к его гибели?
Ответ. Сашка погиб?!
Турецкий провел еще одну малоприятную беседу с Ольгой Мелешко. Она подтвердила, что ее брат в частной жизни старался соблюдать инкогнито. С тех пор как примерно два с половиной года назад его лицо стало известно телевизионщикам, он чувствовал себя не очень комфортно. Так что это было вполне объяснимо - почему и как он оказался на Октябрьском Поле. Другой вопрос - от кого он прятался? - оставался открытым.
Судя по вещам, которые были у Мелешко с собой - предметы гигиены, небольшая смена одежды, газеты, - он находился там не менее десяти дней. Правда, соседи по лестничной клетке его присутствия не заметили. Впрочем, они слышали, что рано утром и поздно вечером двери открываются и закрываются. Но был ли это сам Мелешко, приходили ли к нему гости - также прояснить не удалось.
Алиби Мостовского было проверено и перепроверено - он не выезжал из Красной Пахры уже неделю. Мостовского отвезли назад и взяли под негласное наблюдение, но интуиция подсказывала Турецкому, что он тут ни при чем. Его изумление, когда он узнал о гибели Мелешко, было неподдельным.
Впрочем, говорить об алиби, наверно, вообще было преждевременно, потому что пока у Турецкого не было никаких доказательств того, что Мелешко умер не своей смертью. Турецкий в этом не сомневался, но Студень ответа не давал.
Вечером, уже дома, Александр Борисович, обнаружил, что с ним случилась большая неприятность. Поэтому все разговоры домашних он не воспринимал.
Жена позвала из комнаты, где смотрела телевизор:
- Саша, ты слышал, военного какого-то подстрелили…
- Ира, мне не до того сейчас, - отмахнулся Турецкий.