- Примерно этого я и ожидала, - сказала она. - Сколько вам надо денег?
- Я думаю, долларов восемьсот хватит. На дорогу и проживание там.
- Что ж, хорошо. Где и когда вы сможете со мной встретиться?
Условились опять у Грибоедова через пару часов.
Предстояло еще сделать визу. Хорошо, что США чуть ли не единственная страна, которая дает право на въезд в течение одного дня. Все, что им нужно из документов, - это действительный загранпаспорт и анкета, которая заполняется прямо в посольстве. Хотя неофициально считается, что с собой надо набрать максимальное количество бумажек, подтверждающих, что ты не намерен оставаться навсегда в их хваленой стране. А потому я заехал к себе на работу за бумажкой, подтверждающей, что я здесь работаю. Ну а заодно и действительно поработать - что-то мне в последнее время было не до приема посетителей. Все равно в посольство идти сегодня уже поздно.
На следующий день, особенно тщательно побрившись, я с самого утра отправился в американское посольство. Человек, проводивший собеседование, был неплохо настроен по отношению ко мне. Так что через пару часов после приема я уже имел на руках американскую визу. Я отогнал машину на стоянку и поехал на такси в Шереметьево-2: билет на самолет Москва - Вашингтон я заказал еще вчера вечером.
Когда я сидел в мягком кресле салона самолета, ожидая взлета, зазвонил мой мобильный.
- Ты еще не в Штатах? - спросил меня Турецкий.
- Почти, - ответил я. - Как раз вылетаю.
- Завидую, я бы тоже слетал на пару дней. Нашлась твоя Юлия, кстати, радуйся.
- Где она?
- Дома. У мамы с папой под крылышком. До самого суда. Вроде ничто ей не угрожает, убийцы действительно оказались наркоманами. Так что искать ее никто не ищет. Ну кроме нас с тобой, как обычно.
- Ладно, спасибо, Александр Борисович.
Забегая вперед, скажу, что после суда Юлия вновь уехала к себе на родину, решив, что в Москве она уже явно не приживется. Жаль, конечно.
Зато в самолете я наконец смог хорошенько выспаться. Уже на исходе восьмого часа полета я проснулся бодреньким, но с ужасной зубной болью, которая началась, как только самолет пошел на посадку. Вот черт, только этого мне не хватало! И лететь к стоматологу далековато. А местные, я слышал, берут гораздо дороже. Да, хорош же я буду - с раздувшейся щекой выпрашивающий у Бараева документы.
Едва приземлившись, я бросился искать хоть какую-нибудь аптеку. Тоже проблема - по-английски я, конечно, говорю очень неплохо, но вот разные медицинские названия я даже и в Москве-то вспомнить не могу. Ну да ладно, попросив у продавщицы все, что есть от зубной боли, я наглотался этих таблеток - и спустя полчаса боль заметно утихла.
Я знал, что в Вашингтоне довольно приличное метро, в котором не зазорно ездить нормальным белым людям, так что решил пока сэкономить на такси, а поехать общественным транспортом. Еще неизвестно, сколько здесь придется проторчать.
От аэропорта я доехал до метро на специальном автобусе, который отправляется отсюда каждые пятнадцать минут. А дальше мне предстояло решить проблему - где остановиться. В принципе я не собирался зависать в Вашингтоне надолго, но кто знает, может, я все проверну в этот же вечер, а может, и дня через три. В результате я решил не снимать пока номер в гостинице - благо вещей у меня с собой фактически не было.
Я нашел ближайший телефонный узел и принялся обзванивать по справочнику все лучшие гостиницы города, где мог остановиться Бараев. На это у меня ушло минимум час. Наконец в гостинице "Шератон" мне дали положительный ответ. И даже соединили с его номером, но там никто не подошел к телефону.
Теперь предстояло самое трудное - убедить Бараева отдать документы. У меня даже вновь начал побаливать зуб, но я мысленно на него прикрикнул, и он успокоился.
Бараева я нашел в ресторане все того же отеля, где он веселился вовсю. Я нагло подошел к его столику и заявил, что у меня к нему важное и неотложное дело. Минут десять он упрямился, не желая завершать свое пиршество. Я, однако же, его переупрямил. С кислой физиономией он, в сопровождении свиты, направился к своему номеру. Там он заявил, что ему необходимо срочно помыть руки после жирной пищи, и оставил меня наедине с одним из своих охранников. Я с интересом разглядывал номер, в котором оказался. Надо сказать, он давал фору даже бараевской квартире в Москве. Но жить среди такого великолепия, пожалуй, не слишком уютно.
Наконец я дождался, когда Бараев закончит свой туалет и обратит внимание на меня. Спешить мне уже, собственно, было некуда - я знал, что смогу припереть Бараева к стенке в любой момент и он вынужден будет сделать то, что мне нужно. Потому я и не обижался, что он заставил меня так долго ждать. Хочет показать себя хозяином положения - что ж, пусть повыпендривается, недолго ему осталось. Я же был абсолютно спокоен. Потому и молчал, внимательно разглядывая бывшего полевого командира, а ныне представителя Министерства иностранных дел Ичкерии. Хотя на полевого командира он все-таки был похож гораздо больше.
Бараев, похоже, правильно оценил мое спокойствие и слегка занервничал. Впрочем, настолько слегка, что если бы я этого не ожидал, то и не заметил бы, пожалуй. Все-таки психология - великая наука. Почти такая же великая, как юриспруденция. Для непосвященного сплошная путаница на пустом месте, а стоит хоть немного вникнуть - и горизонты открываются, выражаясь современным русским языком, немереные.
Наконец полевой командир не выдержал. Позвал кого-то из своей свиты:
- Кофе нам принеси! - Взглянул на меня: - Может, желаете коньячку?
Я, разумеется, желал.
- "Реми Мартен" у вас есть? - может, и не слишком вежливо поинтересовался я.
- Должен быть. Зря вы изъявили желание уйти из ресторана - там бы и продолжили беседу, - обратился он ко мне вкрадчиво. - И "Реми Мартен" там есть безусловно.
- Я уже объяснил вам причины, по которым мы не могли там разговаривать, - сухо ответил я. - Это слишком конфиденциальные вещи. И это, между прочим, скорее в ваших интересах, чем в моих.
- Я и без вас знаю свои интересы, - вдруг разозлился Бараев. От его напускной вежливости и вкрадчивости не осталось и следа. - И мне пока отлично удавалось их блюсти.
Разозлился - это хорошо. Значит, точно нервничает.
- Давайте выкладывайте, что там у вас. Вы и так уже испортили мне вечер.
- Исключительно из желания не испортить вам весь завтрашний день, - ухмыльнулся я. Я вел себя нагло и развязно - даже сам себе удивлялся. Но, похоже, взял правильный тон, - во всяком случае, Бараев насторожился.
В это время принесли кофе.
- Что вы имеете в виду? - спросил бывший полевой командир, как только мы вновь остались одни.
- Послушайте, - сказал я нетерпеливо, - что вы все прикидываетесь? Вы отлично знаете, кто я такой и зачем к вам пришел. Официальное лицо вы будете изображать из себя завтра, на приеме в Госдепартаменте. Там сможете разговаривать светским тоном сколько вам заблагорассудится. В конце концов, мне надоело смотреть, как все вы - начиная с Ковалева и Марченко - строите из себя невинных младенцев, агнцев Божьих. Как будто все вы здесь ни при чем, трудитесь на благо Отечества и жизнь и честь свою готовы ради него положить. Вот уж не знаю, у чьих ног вы сложили свою честь…
- Хватит! - оборвал мою обличительную тираду Бараев. - Уймите ваше словесное недержание.
Я, впрочем, и сам уже чувствовал, что гоню околесицу, но остановиться никак не мог. Бывает со мной такое, к счастью, редко.
- Объясните наконец толком, что вам от меня нужно. Я, может, и знаю, кто вы такой, но мысли читать еще не научился.
- Ну хорошо, - сказал я, развалясь на диване. - Раз уж вы такой недогадливый, я объясню. Только странно, почему вы догадались стащить у меня документы, а вот вернуть их никак не догадываетесь. Воровать нехорошо. - Я встал, подошел к креслу, где сидел Бараев, и еще раз повторил: - Нехорошо воровать, - я даже погрозил пальцем возле его носа. Я понимал, что зарываюсь, но кожей чувствовал свою абсолютную безопасность и неприкосновенность. - Еще нехорошо убивать. Нехорошо лгать, - продолжал я читать нотации. Бараев взмок от напряжения. - Все это смертные грехи. Хоть вы и не христианин, но думаю, у вас в Коране тоже имеется что-то вроде этого. А особенно нехорошо лгать в Госдепартаменте США. В России это, может, и сойдет вам с рук, к сожалению. Но в свободной Американской стране уже вряд ли.
- Что вам от меня нужно? - холодно спросил опять Бараев.
- Мне нужны документы, которые вы у меня сперли. До-ку-мен-ты, - повторил я по слогам. - Протоколы допросов в Чернокозове. Которые я добывал с риском для собственной жизни, потому что ваши земляки и единоверцы никак не могут расстаться с детством и все играют в войнушку.
- Вы сами отлично знаете, что это выгодно правительству, - заметил Бараев.
- Ладно, допустим, - успокоился наконец я. - Бог с ними, с боевиками и правительством. Мне в общем-то нет дела ни до тех, ни до других. Но я выполняю свою работу. И для этой работы мне нужны протоколы допросов Магомадова.
- Мне они тоже нужны, - хрипло возразил Бараев. - Гораздо больше, чем вам.
- Для обеспечения своей безопасности, не так ли? - уточнил я. - Думаю, для обеспечения вашей безопасности вам нужно нечто другое. В конце концов, у меня есть копии этих документов, и, если очень понадобится, я могу обойтись без них. - Тут я, конечно, немного блефовал. - Но мне будет спокойнее, если эти документы у меня тоже будут. А если вы не отдадите их, у меня не останется выбора, не забывайте, что у нас есть свидетель, который был в курсе очень многих ваших дел. И не думаю, что Магомадову очень захочется вас выгораживать, после того как по вашему приказу его чуть не убили в тюрьме.
Бараев вздрогнул. Неужели он не знал, что Магомадов остался жив после покушения в камере?
- Какой резон мне отдавать вам лишние доказательства? - спросил Бараев после долгого молчания.
- Если вы оставите их у себя, они вам не помогут. В этом случае я сделаю все, чтобы стало известно, кто вы на самом деле, - а я могу сделать очень многое, как вы уже должны были понять. Если же вы отдадите документы, я пообещаю вам, что не стану больше вмешиваться в ваши дела.
- Почему я должен вам верить?
- Потому что вам больше ничего не остается. У вас нет выбора. - Я видел, что Бараев уже сдался. И оказался прав.
- Хорошо, подождите здесь.
Бараев скрылся у себя в кабинете. Спустя несколько минут он вернулся со столь хорошо знакомой мне папкой.
- Вы действительно обещаете, что не дадите им огласки? - медлил он.
- Обещаю, - ответил я, забирая документы.
Едва выйдя из гостиницы, я расхохотался так, что удивленные швейцары заглядывались на меня. Стоило мне вспомнить все свои обличительные монологи перед Бараевым и его изумленное лицо, как начинался новый припадок смеха. Тоже мне Чацкий в доме Фамусовых!
Крепко сжимая папку в руках, я поймал такси и поехал в аэропорт. Больше дел в Вашингтоне у меня не было. Дело Аслана Магомадова можно считать законченным.
Эпилог
С раннего утра, собравшись, как на парад, Мамед сперва вышел прогуляться, с тем чтобы к назначенному времени быть у Госдепартамента. Осмотрел издалека Капитолий, похожий на белую черепаху, прошелся мимо Белого дома - на лужайке перед ним прыгали белки, заборчик был невысок, прохожие подходили вплотную и смотрели - никто их не прогонял. Мамед только подивился, как слабо охраняется главное здание в государстве. Хотя, наверное, лужайка-то все же под прицелом… Демократия, одним словом. Народная вольница.
Хрустел под ногами гравий, было очень чисто. Прогуливались полисмены - наблюдали за порядком. Вроде наших постовых… Люди, попадавшиеся Мамеду и его телохранителям навстречу, были одеты пестро и свободно - казалось, их не стесняли ни лишние килограммы, ни кривые ноги, ни большие животы.
Прогулочным шагом подошли они к зданию Госдепартамента - большому, из белого камня, как и практически все в этом городе. Мамед поправил костюм, пригладил волосы, строго взглянул через плечо на телохранителей - достойно ли они выглядят.
- Главное, - сказал он, - чтобы они не думали, будто мы им чем-то обязаны. Помните - мы здесь главные, и мы пришли, чтобы взять от них все, что нам нужно.
Сказав эту краткую напутственную речь, Мамед бодрым шагом двинулся к зданию. Однако на входе их остановил охранник - тоже, кстати, негр, здоровенный, и бегло заговорил по-английски. Мамед напряг память и извлек из себя несколько оставшихся после института фраз:
- Мне назначена встреча с главой Госдепартамента… Я официальный представитель Ичкерии, Мамед Бараев, посол, вы понимете? Куда мне пройти?
Охранник подумал, сказал:
- О‘кей.
И попросил подождать внизу. Он звонил по телефону, куда-то ходил, говорил вполголоса с другими охранниками, стреляя глазами в сторону Бараева, и наконец, сообщил:
- Я очень сожалею, господин Бараев, но господин глава департамента Уиллис не может вас принять.
- То есть как? - не понял еще Бараев, но на скулах у него проступили два красных пятна - ни разу еще за всю свою долгую и славную жизнь полевой командир не оказывался в положении просителя, да еще на виду у собственных подчиненных.
- Я сожалею, - повторил негр и сделал рукой такой жест, словно собирался взять Бараева за плечо и вытолкать на улицу, - встреча отменена; вам нельзя здесь находиться, пожалуйста… Покиньте помещение.
Кипя от унижения, Бараев, пошатываясь, вышел на улицу и рванул тесный воротничок рубашки, мешающий ему дышать. Бешеными глазами он обвел своих подчиненных - не смеется ли кто, - но лица их были, как обычно, тупы и равнодушны. Немного успокоившись, Бараев широкими шагами пошел по улице, на ходу стаскивая с себя дурацкий фрак, бросил его на землю, Ахмат поднял, не зная, что делать, и понес за ним.
- Брось, - сказал ему, повернувшись, Мамед. Ясно одно: он стал жертвой провокации, политической интриги… Что все это значит - он еще не понимал, вернее, не хотел понимать. Ему казалось, что он может еще что-то предпринять и вот-вот ему принесут извинения и все пойдет по плану. И тут вдруг Мамед у дороги увидел киоск с газетами и в газетах - свое лицо, свою давнюю фотографию, еще когда он был полевым командиром, неизвестно, кем и как сделанную, - знал бы, зарезал… А рядом - фотографию себя нынешнего, облеченного властью и достоинством.
Не веря своим глазам, Мамед шагнул к киоску и купил газету. "Убийца - депутат", гласили сенсационные заголовки, "Московский адвокат раскрывает дело…", "Москва требует выдачи палача", "Интерпол идет по следу"… Сдал, сволочь, подумал Бараев с удивлением, вот гад, если выберусь из этой передряги - горло перегрызу!
На плечо Бараеву легла чья-то рука. Оглянувшись, он увидел глядящего на него полицейского.
- Мистер Бараве? - спросил тот, коверкая фамилию. - Вы арестованы.
Телохранители отступали, лелея надежду затеряться в толпе. И тут Мамеду кровь ударила в голову, это было их знаменитое, родовое, священная ярость воина Аллаха… Придя в себя, он увидел полицейского на земле в луже крови, себя - убегающим с оружием в руках, которое он, собственно, и отнял у поверженного врага. Хотел было, убегая, шмальнуть в предателей, особенно в Джамиля, но передумал - некогда, и патроны жалко. В схватке с иноземным блюстителем порядка Мамед получил небольшое ранение - так, пустяк, царапина на шее, но она кровоточила, и из-за нее он мог быть заметен на улице.
И началась погоня. Не сразу: немного еще дали ему погулять, словно забавляясь, отпустили на длинный поводок… Самая забавная игра, которая горячит и разгоняет кровь, - человеческая охота; в былые времена Мамед сам с удовольствием принимал в ней участие, но всегда в качестве охотника, а не жертвы. Что ж, попробовать в этой жизни нужно все…
С утра в полиции в Вашингтоне царила суматоха. Ознакомившись с доказательствами, предъявленными Москвой, сотрудники Интерпола связались с местной полицией, дав наводку на Мамеда Бараева. Сами они, конечно, не имели права действовать в суверенной стране - но глава полиции решил, что правильнее будет помочь Москве арестовать преступника, тем более что за ним числились тяжелые преступления против человечности. В данной ситуации и Госдепартамент США попадал в глупое положение - так как они сами пригласили к себе преступника. И так свободная пресса подняла шум… Если же Америка не могла бы его выдать… Короче, действовать приходилось быстро и оперативно, открещиваясь от своего участия в делах Чечни и полностью свалив все на бесчестность Бараева, обманувшего доверчивых политиков.
Однако для организации облавы нужно было некоторое время. В отеле Бараев с утра отсутствовал, потому требовалось стянуть силы полиции вокруг района Госдепартамента. Пока же фотография Бараева была разослана патрульным. Но к тому времени, когда наряд был стянут к зданию, Бараев уже успел уйти - трусливые политиканы даже не пустили его внутрь, хотя могли бы помочь в задержании… Умыли, видите ли, руки. Более того, Бараев ранил сотрудника полиции и был теперь вооружен… Пахло немыслимым скандалом. Преступника необходимо было брать, причем не обязательно живым - даже наоборот, при малейшем сопротивлении гораздо проще было его пристрелить - и тем считать инцидент исчерпанным.
Жертвы всегда делают одну ошибку - они начинают метаться. Надо взять себя в руки и действовать хладнокровно. Мамед свернул бегом в переулок, домчался до безлюдного тупичка, а потом вышел спокойной походкой, спрятав ствол в штаны, и нырнул в первый попавшийся большой супермаркет. Прохаживаясь там, он дошел до противоположного выхода, а заодно подумал. Прежде всего - транспорт. Не на своих же двоих от них удирать…
Прямо на стоянке Мамед машину брать не стал - охранник присматривал, - а пошел искать вдоль по улице. Вот какая-то дамочка оставила свою машину ненадолго - зашла в аптеку. Мамед разбил боковое стекло, зубами зачистил провода - и через минуту уже несся по трассе, пытаясь приноровиться к автомобилю и местным правилам.
Вот что было плохо - играть приходилось на территории противника, его фигурами. Он же ничего тут, будь проклят этот город, не знает!
Стараясь ничего не нарушить, он ехал по незнакомым улицам, сворачивал, перестраивался из ряда в ряд… И тут была ему дарована последняя милость Аллаха - впереди замаячил выезд из города. Добраться до аэропорта, прикидывал Мамед, угнать самолет? Но тут взвыла сирена, и полицейский, выйдя из машины, стоящей у обочины, замахал в его сторону палочкой: мол, документы давай! Прямо как на дорогах Подмосковья…