- Для постоянной работы в таком сложном и опасном месте, как Чечня, - сказал по-русски представитель международных врачей, - мы привлекаем только самых опытных сотрудников. Фил Бетроу - один из руководителей нашего здешнего проекта. Это человек, который спасал людей в Судане, в Либерии, в Мексике, в Аргентине, в Боливии и Бразилии. Тысячи людей благодарны ему! Он написал и издал на собственные средства такие основополагающие труды, как…
- Мне начхать на него и на его сраные труды, - сплюнул Бараев. - Скажите прямо, он тоже еврей?
- Фил Бетроу - гражданин Соединенных Штатов!
- И жид. Гражданин мира. И Израиля. Так?
- Я не могу продолжать разговор в таком тоне, - поклонился врач. - Прикажите отвести нас к нашим машинам.
- Не расслышал, - Бараев подставил ухо, - вас отнести?
- Ваш народ с благодарностью относится к той бескорыстной помощи, которую мы оказываем простым людям, - вступила в разговор женщина из-за спины руководителя.
- А почему вы решили, что именно здесь нужно искать вашего безграничного врача? Почему вы не спросите в Москве? На Лубянке! Вот там они и прятали в свое время Рауля Валленберга. Там, поди, и вашего прячут.
- Фил Бетроу был похищен на территории, которую контролируют боевики, - сказала женщина. - Есть свидетели, которые видели, что его увели именно бородатые люди!
- Мы хотели бы заявить, что готовы на любые условия, которые выдвинут те, у кого содержится Фил Бетроу… Чтобы получить его живым и здоровым. - Руководитель поклонился и приготовился уходить.
Оживилась и вся делегация.
- Ваша гуманитарная помощь развращает наших людей, приучает жить на халяву, - сердито сказал Бараев. - Вы делаете зависимым наш народ. Зависимым от жалких подачек! И хотите, чтобы мы были благодарны вам за это?
- Вы ошибаетесь, - снова поклонился руководитель, - вы принимаете нас за других. Мы врачи! Мы не поставляем гуманитарную помощь. Мы лечим раненых и больных. А Фил Бетроу поднял из руин городскую больницу в городе Грозном. Там сейчас даже роды принимают. Он спас жизнь многим чеченским детям.
- Передайте ему от всех нас низкий поклон и горячую благодарность, - поклонился Бараев. - Если отыщете этого вашего…
Врачи молча удалились под конвоем бородатых боевиков. Где-то за рощей взревели моторы…
После отъезда делегации врачей и Аслан засобирался домой. Но Бараев его не отпустил:
- Нам еще понадобятся услуги переводчика.
Настаивать и скандалить Аслан не решился.
Потянулись однообразные дни полуплена-полусотрудничества с боевиками. Аслан старался больше сидеть в комнате. Чтобы даже случайно не увидеть все эти пыточные лекции. Только слышал издалека крики. И видел, как уходят в ночь хмурые боевики за новыми пленными, как возвращаются утром с добычей, как Бараев расплачивается с боевиками за каждого приведенного пленного.
11
Я проснулся среди ночи от июньской грозы. Обычно я сплю крепко, пушками не разбудишь, но эта гроза была что-то особенное - я сразу подумал о памятном московском урагане 1998 года. Мою машину тогда здорово помяло упавшим деревом. Вот и этой ночью творилось что-то похожее. Я с трудом закрыл хлопающие окна, которые с вечера обычно оставляю открытыми, чтобы не было так душно. Машины во дворе на все лады оглушительно орали сигнализацией.
Я оделся и спустился на улицу - очень обидно будет, если после сегодняшней ночи от новой машины останутся лишь рожки да ножки. Несмотря на зонтик, я в одну секунду промок до нитки, а в следующую уже до самых костей: косые струи дождя хлестали с такой силой и остервенением, словно собирались смыть весь город, не оставив от него ни развалин, ни камней, ни воспоминаний. Вместе со мной на улицу выскочил сосед с верхнего этажа - мужик лет шестидесяти. Он жался к стене, всматриваясь в абсолютную тьму вокруг себя. Впрочем, не думаю, что выглядел лучше.
- О господи, с нами крестная сила, - перекрестился он. Посмотрел на меня, погрозил почему-то пальцем и добавил завывающим голосом, кажется, из Библии: - "И разверзлись хляби небесные!.."
Как раз в этот момент ударила молния, машины заверещали еще усерднее, так что получилось очень эффектно, даже, пожалуй, слишком.
Но благодаря блеску молнии я успел увидеть свою машину, которая не визжала и лампочками не мигала; с ней, к счастью, ничего не случилось. Она напоминала мне породистого жеребца, который спокойно стоит в стойле, в то время как остальные лошади вокруг ржут и беснуются. Я вспомнил, что еще не успел ни установить сигнализацию, ни застраховать автомобиль. Ну и ладно, вряд ли кто в такую ночь осмелится что-то с ним сделать.
На улицу уже высыпали беспокойные автолюбители вроде меня и многие высовывались из окон. Мой сосед махнул рукой и пошел домой - спать. Я, постояв немного под ливнем, последовал его примеру.
Но спать уже расхотелось. Я зашел на кухню, сварил кофе, закурил сигарету, уселся перед компьютером и залез в Интернет - искать информацию о Мамеде Бараеве. Честно сказать, я не так давно пользуюсь Всемирной информационной паутиной, чтобы ощущать себя опытным пользователем, так что на различные поиски у меня ушло довольно долгое время. Но, в общем, я был доволен и собой, и полученной информацией. В половине пятого утра, уставший, я с чистой совестью и сознанием выполненного долга лег спать.
Выспаться мне не удалось. В половине восьмого конечно же зазвонил телефон.
Еле продрав глаза, я потянулся за трубкой, задев рукой будильник, который полетел на пол и сразу затрезвонил еще сильнее, чем телефон. Я проснулся окончательно, спустил ноги на пол, выключил будильник и, наконец, взял трубку.
- Алло! - Голос со сна у меня был довольно хриплый, я прокашлялся и повторил: - Слушаю!
В трубке раздался голос Турецкого:
- Что, разбудил? Ну извини, перезвоню чуть позже. Забыл про время.
- Что ты, Александр Борисович, - запротестовал я. - Все равно я уже проснулся. Кроме того, мне необходимо с тобой посоветоваться!
- Я так и понял. Алена передала, что ты вчера звонил.
Я действительно хотел задать Александру Борисовичу несколько вопросов по своему делу.
- Алена?
- Ну да, моя новая секретарша, - не без хвастовства в голосе произнес Турецкий.
- Ясно, - протянул я. - Как тебе ночка-то сегодняшняя?
- Это ты в каком смысле? - насторожился Александр Борисович.
- В прямом, - недоуменно объяснил я. - Гроза, говорю, как?
- Ах, гроза? Разве было что-то особенное? Не, я ничего не заметил. Заработался…
- Ничего себе не заметил, ураганище такой.
- Да, а мне показалось, что только дождик чуть-чуть покапал.
Да, это похоже на Турецкого. Однако слишком много забот, чтоб о погоде беседовать.
- Александр Борисович, поговорить бы надо. Ты как сегодня, свободен?
- Э-эх, а что, долгий разговор?
- Ну не знаю, - замялся я. Отрывать его от дел было, конечно, нехорошо, но другого выхода у меня не оставалось. Хотя в принципе, может, и стоит попробовать все сделать самостоятельно. Но что-то подсказывало мне, что дело здесь слишком серьезное. Вполне возможно, что и к Грязнову, начальнику МУРа, обратиться придется. Еще хорошо, что у меня имеются такие друзья.
Турецкий сам прервал мои размышления.
- Ладно, - произнес он. - Все с тобой ясно. Подъезжай тогда сегодня ко мне примерно к половине шестого. На работу, естественно. Дорогу-то еще не забыл?
- Издеваешься? - мрачно ответил я. Значит, до половины шестого сдвинуть дело с мертвой точки не удастся.
Похоже, Турецкий понял мою проблему:
- Хотя нет, часикам к трем я должен освободиться. Минут так на сорок.
- Отлично! - обрадовался я. - Значит, к трем.
Мы попрощались, и я пошел готовить себе завтрак. Впрочем, завтрак - это слишком громко сказано для кусочка хлеба, намазанного маслом, и кружки дымящегося, изумительно пахнущего, настоящего кофе, который мне привезли из-за границы. Просто не могу ничего в себя впихнуть утром - видимо, привык еще со школы, когда приходилось выбирать - разогревать себе завтрак или поспать лишние двадцать минут. Как вы догадываетесь, я жертвовал едой. Несмотря на это, выспаться мне тогда ни разу так и не удавалось. Равно как не удавалось это и потом.
Я достал сигареты. Пачка оказалась пустой. Видимо, все выкурил, пока сидел ночью за компьютером. Надо сказать, Интернет особенно способствует курению. Что делать - я могу обойтись утром без завтрака, но не без сигареты. Тоже школьная привычка. Шутка, конечно.
Я спустился на улицу. Последствия были не такие ужасные, как после урагана трехлетней давности. Особенно это было заметно по моей машине - с ней ничего не случилось, напротив, она стояла свеженькая, со всех сторон вымытая дождем. И никаких поваленных деревьев или столбов. "Все мельчает, - подумалось мне, но я сразу себя одернул. - Стареешь, Гордеев, скоро ты начнешь говорить, что и женщины раньше были не те…"
Я купил в киоске пачку "Житана" и отправился на работу: ее пока еще никто не отменял.
У Турецкого я был без десяти три. Новая секретарша (однако здорово Турецкий поднялся в глазах начальства, раз ему выделили персональую секретаршу) не пустила меня в кабинет, заставив торчать в приемной. Но я был совсем не против, тем более что она угостила меня кофе - поистине божественный напиток, особенно когда его принимаешь из рук такой красавицы.
- Вас, кажется, зовут Алена. - Я начал было пускать в ход все свое обаяние.
- И не старайся, Гордеев, - раздался насмешливый голос Турецкого. - Извини, что не опоздал.
Мы вошли в кабинет.
- Почему бы это мне не стараться? - спросил я, имея в виду его предпоследнюю фразу.
- Потому что нехорошо переманивать секретарш у старших товарищей, - ухмыльнулся он. - Особенно если хочешь, чтобы они и впредь внимательно тебя выслушивали. - Он посерьезнел. - Рассказывай, что там у тебя.
С моего лица тоже сошла улыбка. Я рассказал ему о вчерашнем визите Елены и о своем последующем разговоре с Ковалевым.
- Ковалев, говоришь, - задумался Турецкий. - Знаю я его. Как-то доводилось встречаться.
- Правда?
- Представь себе. Довольно мерзкий тип. Чем-то раздражает, а чем - непонятно.
- Вот-вот, - покивал я. - У меня о нем такое же впечатление.
- Я знал, конечно, что он ведет двойную игру, но не думал, что он вот так без стеснения рассказывает об этом адвокатам своих обвиняемых, - продолжал Турецкий. - Видно, не показался ты ему, Юра. Не внушил опасений.
- Я его не пугать приходил.
- Не обижайся. Это как раз хорошо. Зато мы теперь знаем о них немного больше, чем они о тебе.
- Они? - переспросил я.
- Ну есть у меня такое подозрение, что Ковалев с Марченко давно уже в сговоре.
- Да, не очень все это упрощает дело, - вздохнул я.
- А тебе кто-то обещал, что будет легко? - усмехнулся Турецкий. - У меня сейчас тоже такое веселье - третьи сутки не сплю. Так что история с твоей Еленой Прекрасной после этого может показаться сказкой для детей младшего школьного возраста.
- Так и что же мне делать дальше с этой сказочкой?
- А сам-то ты что думаешь?
- Сейчас поеду к Магомадову в Бутырку. Но, я так понимаю, это вряд ли чего даст. А против Ковалева придется бороться его же методами. - Заметив недоуменное выражение лица Турецкого, я пояснил: - Они собираются предоставить доказательства того, что Магомадов служил у Мамеда Бараева… Значит, надо достать доказательства того, что на самом деле этого не было. Что называется, доказательство от обратного.
- Если этого не было… - задумчиво и мрачно протянул Турецкий.
- Ты не веришь в это? - спросил я.
- Да нет, наверняка все именно так, как ты думаешь. Но нельзя исключать и возможности ошибки. - Турецкий стал не менее мрачным, чем тучи над Москвой вчера к вечеру. - Ладно, посмотрим. И как же ты собираешься добывать доказательства?
- Пока не знаю…
- Ничего не поделаешь… - сказал Турецкий. - Видно, придется тебе в Чечню ехать. Документы искать.
- Что?! - совсем уж растерянно спросил я. - Уф-ф, ну и шуточки у тебя. - Я вытер пот со лба.
- А почему ты решил, что я шучу?
Я не нашелся что ответить.
- Ну сам посуди. Где еще добыть доказательства невиновности твоего подзащитного, как не в Чечне.
Александр Борисович был, как всегда, прав…
- А может быть, как-нибудь из Москвы… - промямлил я.
- Вот чего я не люблю в людях, Юра, - строго сказал Турецкий, - так это наплевательского отношения к своим обязанностям. Сам подумай - как, например, ты получишь документы из Чернокозовского изолятора, если связи с Чечней практически нет? - Турецкий вызвал Алену: - Сделай-ка нам еще кофе, пожалуйста. - И снова ко мне: - Ну и когда ты едешь?
- В Чечню? Не знаю. Для начала стоит все же поговорить с Магомадовым.
- И в Грозном ты, понятно, не был?
- Ни разу, - кивнул я.
- Был у меня там один знакомый. Только вот вряд ли я тебе прямо сейчас его координаты смогу дать. Звякни вечерком, хорошо?
- Нет проблем.
И сразу зазвонил телефон. Турецкий подозрительно посмотрел на меня.
- Это еще не я звоню, - усмехнулся я.
- Я вижу. - Турецкий взял трубку. - Турецкий слушает. Так… Хорошо… Выезжаю.
Он быстро встал из-за стола:
- Извини, кофе отменяется. Важные дела.
- Ты на машине? А то могу подвезти.
- Что, купил новую наконец? Не, у меня своя. Да и везти пришлось бы не на соседнюю улицу.
Мы вышли из кабинета, и я - вежливо, как только я и умею, - попрощался с Аленой.
Увидев на стоянке мою "БМВ", Турецкий только поднял вверх большой палец и добавил, почти как Розанов:
- Шикуешь, адвокат! - сел за руль своих "Жигулей" - и был таков.
Я посмотрел на часы. Было без двадцати четыре. Хитрец же этот Турецкий все-таки. Как обещал сорок минут, так и получилось. И как ему это удается?
День опять выдался ужасно жарким, хоть и не таким душным, как вчера. По радио успокаивали, что вчерашняя гроза не нанесла городу никаких особых повреждений, если не считать несколько упавших деревьев. Да и на мой взгляд, ничего вокруг о вчерашней ночи не напоминало. Москва походила на огромную пустыню, выжженную солнцем, где не было ни капли влаги уже целый месяц и где нездоровое, воспаленное воображение умирающего путника нарисовало перед его уже закрывающимися глазами очертания домов, улиц, мостов и машин. Прохожих почти не было, а те несчастные, которым довелось выйти из домов, стены которых хоть немного спасали от жары, сидели в кафе или искали хоть небольшой кусочек тени. Воздух неподвижно застыл, ни ветерка.
Вскоре я убедился, что и стены не слишком охраняют от тяжелого зноя. Это были те самые стены Бутырки, от которых по литературным традициям просто обязано было "веять холодом", как и от любых других тюремных стен. Здесь было еще более душно.
Меня провели в комнату, специально отведенную для допросов. Здесь я был такое несчетное количество раз, что с любопытством озираться вокруг было бессмысленно. Да ничего особенного здесь никогда и не водилось - стол, пара стульев, решетки на окнах, вот и все.
Вскоре привели Магомадова. Вот на него действительно было любопытно посмотреть. Он производил впечатление действительно сильного человека - как физически, так и внутренне, морально. Он выглядел истощенным, под глазами темные круги от переутомления, впалые щеки, заросшие щетиной. Двигался он как-то странно, несколько скованно, на лице и руках были заметны кровоподтеки и синяки. Следы физического воздействия, одним словом.
- Здравствуйте, - сказал я ему, когда нас оставили одних.
- Здравствуйте, - проговорил Магомадов.
- Вам, наверное, уже сказали, что я ваш адвокат?
- Да. - Он был не слишком расположен к общению.
- Ко мне приходила Елена Марченко. - При ее имени он не пошевелился. - Она попросила защищать вас.
- Понятно. - В его голосе был заметен небольшой кавказский акцент.
- Для этого мне нужно ваше максимальное содействие. - На эту фразу Магомадов не ответил, только сделал едва заметное движение головой: мол, пожалуйста, если это чем-то поможет.
- Расскажите, пожалуйста, все, что вы знаете. Мне бы хотелось еще раз услышать эту историю. Именно от вас.
Некоторое время Магомадов молчал. Было такое ощущение, что ему просто физически очень сложно разговаривать.
- Я приехал… из Грозного в Москву… навестить Елену. И сына. Я позвонил ей, она назначила встречу. Я пришел, зашел в квартиру. Мы даже не успели поздороваться… по-человечески. - Это слово далось ему с особенным трудом. - Потом в квартиру ворвались омоновцы. Я убежал… Они меня поймали и начали бить, ничего не объясняя.
- То есть дверь была открыта, почему они беспрепятственно попали в квартиру?
- Нет, дверь была закрыта. Позвонили в дверь, Елена открыла.
- Она не спросила, кто там?
- Не помню… кажется, нет. Какая разница?
- Разница в том, знала Елена о том, что придут омоновцы, и сама их впустила или же нет, - терпеливо объяснил я, ожидая хоть какой-то эмоции от Магомадова. Если он взорвется, мне все-таки немного проще будет с ним разговаривать.
Но эмоций я не дождался. Очень спокойно Магомадов возразил:
- Если бы ей было нужно, чтобы меня посадили, ей незачем было бы обращаться к вам.
- Но, возможно, ее запугали.
- Это все равно ничего не меняет. Открыла она дверь, потому что ее запугали или потому что она не знала, кто там. В любом случае она впустила их не по своей воле.
Несмотря на его скрытность и немногословность, я все-таки верил ему. А может быть, как раз благодаря этой скрытности и немногословности. Было в нем то, что в романах у того же Дюма-старшего называлось внутренним благородством.
- Дело в том, что если ее и запугали, то, во-первых, она мне ничего об этом почему-то не сказала, а во-вторых, в таком случае у нее можно было бы узнать, кто именно ее запугал.
- Это и так ясно, - устало сказал Магомадов. - Вероятнее всего, это ее муж. Видимо, он как-то связан с Бараевым. А Бараев сейчас большой человек в Москве. Поэтому ему несложно выдвинуть против меня любые обвинения.
- А в действительности что вы делали для Бараева?
- Бараев взял меня в плен. Мне пришлось, так как я знаю английский, переводить… быть его переводчиком во время интервью с иностранными журналистами…
- Ну хорошо, а как вы думаете, где можно достать доказательства вашей невиновности.
Магомадов изобразил нечто похожее на слабую усмешку, видимо не веря в мою способность оправдать его.
- Меня допрашивали в Чернокозове. Там могли остаться протоколы допросов. И какие-то документы, возможно, остались в шариатском суде. Но чтобы их найти, надо, конечно, ехать в Чечню.
- Именно это я и собираюсь сделать как можно быстрее, - сказал я холодно, поднимаясь со стула.
Он действительно этого не ожидал. Он встал и протянул мне руку:
- Спасибо.
На этом наш разговор был закончен. Когда Магомадова выводили из камеры, я понял причину его странной походки - он прихрамывал, хотя очень старался это скрыть. Да, видать натерпелся мужик.
"Эх, - подумал я о предстоящей поездке, - а моего-то героизма ведь даже потомки наверняка не оценят".