Взглянув на мисс Элеонору, я понял, что мне здесь не место, и поспешил отойти. Десять долгих минут я расхаживал по приемной, терзаемый тысячей сомнений и догадок. В чем тайна этого дома? Что вызвало смертельное недоверие между этими сестрами, которые самой природой были предназначены для полнейшего доверия и самой сердечной дружбы? И случилось это не сегодня, не вчера. Никакой резкий порыв пламени не мог разбудить такой напряженный накал страстей, невольным свидетелем которого я только что стал. Нужно копнуть глубже этого убийства, чтобы найти корень недоверия столь великого, что противостояние, которое оно вызвало, чувствовалось даже в том месте, где я стоял, хотя сквозь закрытые двери до моих ушей доносился лишь смазанный, приглушенный звук разговора.
Через какое-то время гардина на двери гостиной поднялась, послышался голос мисс Мэри:
– После этого мы не сможем жить под одной крышей! Завтра кто-то из нас найдет новый дом.
С пылающим лицом, задыхаясь, она вышла и направилась в мою сторону. Однако при виде меня ее лик переменился: вся гордость словно растворилась, и, выставив руки, точно защищаясь от назойливого взгляда, она расплакалась и бросилась вверх по лестнице.
Я все еще боролся с тягостным ощущением, вызванным таким болезненным окончанием этой странной сцены, когда гардина снова поднялась и в комнату, где находился я, вошла мисс Элеонора. Бледная, но спокойная, без каких бы то ни было признаков борьбы, через которую она только что прошла, если не считать легкой усталости в глазах, она села рядом со мной и, встретив мой взгляд взором, полным неизмеримого мужества, чуть помолчав, произнесла:
– Расскажите, в каком я положении. Начинайте с самого плохого. Боюсь, я не совсем понимаю, что происходит.
Обрадовавшись, что она оказала мне доверие, я поспешил исполнить просьбу и начал расписывать дело так, как оно представлялось беспристрастному наблюдателю. Я уделил особое внимание причинам подозрений и указал на то, каким образом некоторые вещи говорят против нее, хотя в ее представлении это, возможно, было легко объяснимо и казалось чем-то незначительным, а также попытался заставить ее понять важность принятого решения и закончил призывом довериться мне.
– Но мне казалось, что вы удовлетворены, – дрожащим голосом заметила мисс Элеонора.
– Так и есть, но я хочу, чтобы и все это понимали.
– Ах, вы просите слишком многого! Перст подозрения никогда не забывает, в каком направлении однажды указал, – грустно промолвила она. – Мое имя запятнано навсегда.
– И вы готовы смириться с этим, когда единственного слова…
– Думаю, теперь любое мое слово не будет иметь никакого значения, – обронила она.
Я посмотрел в окно, и мне вспомнилась неприятная картина: мистер Фоббс, прячущийся за занавеской в доме напротив.
– Если все так плохо, как вы говорите, – продолжила она, – вряд ли мистеру Грайсу будут интересны мои объяснения.
– Мистер Грайс будет рад, если вы расскажете, где взяли тот ключ, хотя бы просто для того, чтобы обратить его поиски в нужном направлении.
Мисс Элеонора не ответила, и у меня снова упало сердце.
– Вам стоит поговорить с ним, – не сдавался я. – И хотя это может скомпрометировать того, кого вы желаете защитить…
Она порывисто встала.
– Я никогда никому не расскажу, как ко мне попал этот ключ.
И снова сев, решительно сомкнула руки на груди.
Я встал и прошелся по комнате, ядовитый зуб ревности впился глубоко в мое сердце.
– Мистер Рэймонд, если случится худшее, и все, кто любит меня, станут на коленях умолять меня рассказать, я все равно этого не сделаю.
– Это означает, – сказал я, стараясь не выдавать своей тайной мысли и одновременно решив выведать, если получится, причину ее молчания, – что вы пытаетесь помешать отправлению правосудия.
Она не ответила и не пошевелилась.
– Мисс Ливенворт, – сказал тогда я, – столь упорная защита другого за счет собственного доброго имени, несомненно, дело весьма благородное, но ваши друзья и поборники правды и справедливости не примут такой жертвы.
Она посмотрела на меня высокомерно и промолвила:
– Сэр!
– Если вы не поможете, – продолжил я спокойно, но решительно, – нам придется обойтись без вашей помощи. После сцены наверху, свидетелем которой я только что стал, после того, как вы так убедительно доказали не только, что не виновны, но и что вас страшит преступление и его последствия, я перестану себя уважать, если не огражу вас от клеветы, пусть даже это будет стоить мне вашего расположения.
Снова эта тяжелая тишина.
– Что вы предлагаете? – наконец спросила мисс Элеонора.
Перейдя через комнату, я встал перед нею.
– Я предлагаю полностью и навсегда освободить вас от подозрений, найдя и представив общественности истинного преступника.
Я ждал, что мисс Элеонора отшатнется, – такова была моя уверенность в том, что я знаю, кто истинный преступник. Вместо этого она только еще крепче сцепила руки и воскликнула:
– Сомневаюсь, что у вас это получится, мистер Рэймонд!
– Сомневаетесь, что я могу найти виновного, или сомневаетесь, что смогу отдать его в руки правосудия?
– Сомневаюсь, – с вызовом ответила она, – что когда-нибудь станет известно, кто совершил это преступление.
– Есть один человек, который это знает, – возразил я, желая проверить ее.
– Один?
– Ханна. Эта девица знакома с тайной совершенного в ту ночь злодеяния, мисс Ливенворт. Найдя Ханну, мы найдем того, кто укажет на убийцу вашего дяди.
– Это всего лишь предположение, – сказала она, но я видел, что удар попал в цель.
– Ваша сестра назначила солидное вознаграждение, и сейчас ее ищет вся страна. Не пройдет и недели, как Ханна найдется.
Выражение лица мисс Элеоноры и поза изменились.
– Она мне не поможет.
Я удивился.
– Что-нибудь или кто-нибудь может вам помочь?
Она медленно отвернулась.
– Мисс Ливенворт, – продолжил я еще настойчивее, – у вас нет брата, который помогал бы вам, у вас нет матери, которая направила бы вас, так позвольте мне за неимением друзей ближе и дороже просить вас всецело довериться мне и сказать одну вещь.
– Какую? – спросила она.
– Брали ли вы бумагу со стола в библиотеке, что вам приписывают?
Мисс Элеонора ответила не сразу, а какое-то время сидела, глядя перед собой так сосредоточенно, что можно было подумать, будто и ответ, и сам вопрос в эту минуту занимают ее меньше всего. Наконец она повернулась ко мне и сказала:
– Отвечая вам, я рассчитываю на то, что об этом никто не узнает. Да, мистер Рэймонд, я брала эту бумагу.
Сдержав возглас отчаяния, который чуть не сорвался с моих уст, я продолжил:
– Я не стану спрашивать, что это за бумага… – Она осуждающим жестом отвергла намек. – Но скажите, эта бумага еще существует?
Она внимательно посмотрела мне в глаза.
– Нет.
С трудом мне удалось не выказать разочарования.
– Мисс Ливенворт, – сказал я, – может показаться жестоким то, что я давлю на вас в такое время, но только лишь понимание опасности, которая вам грозит, заставляет меня, возможно вызвав у вас неудовольствие, задавать вопросы, которые в иных обстоятельствах показались бы несерьезными и даже оскорбительными. Вы уже рассказали мне одну вещь, которую я очень хотел узнать. Не могли бы вы сообщить, что услышали в тот вечер, сидя в своей комнате, после того, как мистер Харвелл поднялся по лестнице, и до того, как закрылась дверь библиотеки, о чем вы упоминали во время допроса?
В своих расспросах я зашел слишком далеко и сразу же почувствовал это.
– Мистер Рэймонд, – ответила мисс Элеонора, – поддавшись желанию не показаться вам неблагодарной, я позволила уговорить себя ответить на один из ваших срочных вопросов, но дальше пойти не могу. Не просите.
Пораженный в самое сердце ее укоризненным видом, я с некоторой грустью ответил, что ее желания должны уважаться.
– Но я намерен сделать все, что в моих силах, чтобы найти истинного автора этого преступления. Это священный долг, и я чувствую, что именно я призван его исполнить. Но я не стану больше задавать вопросы и мучить вас дальнейшими просьбами. То, что должно быть сделано, будет сделано без вашего участия и с одной лишь надеждой: в случае успеха вы поймете, что двигало мною, поймете, что я действовал бескорыстно.
– Я и сейчас готова это признать, – начала мисс Элеонора, но замолчала и посмотрела на меня почти с мольбой. – Мистер Рэймонд, вы ведь можете все оставить как есть? Можете? Я не прошу вас о помощи и не хочу ее. Я бы предпочла…
Но я не стал ее слушать.
– Виновный не имеет права наживаться на щедрости невиновного. Рука, нанесшая этот удар, не лишит благородную женщину чести и счастья. Я сделаю все, что смогу, мисс Ливенворт.
В тот вечер, когда я возвращался домой, чувствуя себя безрассудно смелым путешественником, который в миг отчаяния ступает на узкую доску, перекинутую через бездну неизмеримой глубины, передо мною всплыл вопрос: как, не имея иных доказательств, кроме собственного убеждения в том, что Элеонора Ливенворт вознамерилась защитить какого-то человека ценой собственного доброго имени, я должен побороть предубеждения мистера Грайса, найти настоящего убийцу мистера Ливенворта и снять с невинной женщины подозрения, которые, нужно сказать, пали на нее небезосновательно?
Книга вторая
Генри Клеверинг
Глава 14
Дома у мистера Грайса
Разное мы говорим .
Уильям Шекспир. Мера за меру
В том, что преступник, ради которого Элеонора Ливенворт готова пожертвовать собой, некогда был объектом ее страсти, я уже не сомневался – лишь любовь или сильное чувство долга, произрастающее из любви, оправдывает поступки столь решительные. Как ни горько и неприятно было это осознавать, лишь одно имя, имя секретаря, с его внезапными вспышками и переменами настроения, с его странными манерами и напускным самообладанием, приходило на ум, когда я спрашивал себя, кто это может быть.
Нельзя сказать, что я нашел бы его подозрительным, если бы не свет, пролитый на это дело странным поведением мисс Элеоноры. Особенности его поведения во время дознания были недостаточно яркими, чтобы поставить под сомнение невероятность того, что человек, находящийся в таких, как у него, отношениях с покойным, мог найти мотив для преступления, совершенно очевидно не дающего ему никаких выгод. Но если в дело вмешалась любовь, ожидать можно было чего угодно. Джеймс Харвелл, простой секретарь отошедшего на покой торговца чаем, – одно дело, но Джеймс Харвелл, охваченный страстью к такой прекрасной женщине, как Элеонора Ливенворт, – совсем другое; и, включая его в список возможных подозреваемых, я чувствовал, что делаю всего лишь то, к чему обязывает должное рассмотрение всех вероятностей.
Но какая же пропасть лежит между случайным подозрением и истинным доказательством! Считать Джеймса Харвелла способным на преступление и найти доказательства, достаточные, чтобы обвинить его в этом, – это две очень разные вещи. Эта задача вызвала у меня неприятные чувства еще до того, как я окончательно решил взяться за нее; успокаивающая мысль о том, в каком незавидном положении он находится, если невиновен, возникла у меня и сделала само недоверие к нему каким-то некрасивым и совершенно несправедливым. Если бы этот человек нравился мне больше, я бы не спешил его подозревать.
Но Элеонора Ливенворт должна быть спасена во что бы то ни стало. Когда подозрения уже возникли, кто знает, чем они обернутся? Возможно, ее арестуют, и, случись это, на ее молодую жизнь ляжет тень, которую развеивать придется очень долго. Обвинение бедного секретаря выглядело бы не так страшно. Я решил навестить мистера Грайса пораньше.
Тем временем два очень разных образа – мисс Элеонора, возложившая руки на грудь мертвеца, лицо ее поднято и осияно неземной красотой, которую я не мог вспоминать без замирания сердца, и мисс Мэри, через каких-то полчаса покидающая ее в негодовании, – преследовали меня и не давали заснуть почти до утра. Это было подобно одновременному видению света и тьмы, которые хотя и являлись противоположностями, не стремились к уподоблению и не сочетались. Я не мог от них отделаться. Что бы я ни делал, два образа не покидали меня, наполняли мое сердце то надеждой, то недоверием, и в конце концов я уже не знал, положить ли вместе с мисс Элеонорой руку на грудь мертвеца и поклясться в безоговорочной вере в ее искренность и чистоту или повернуться к мисс Мэри и бежать от того, что я не мог ни понять, ни объяснить.
Ожидая столкнуться с трудностями, я на следующее утро отправился на поиски мистера Грайса с твердым намерением не поддаваться волнению в случае разочарования и не унывать в случае неудачи. У меня была цель – спасение Элеоноры Ливенворт, и для этого необходимо было сохранять не только присутствие духа, но и хладнокровие. Больше всего я боялся, что перелом в событиях произойдет до того, как я получу право или воспользуюсь возможностью вмешаться. Впрочем, меня несколько успокаивало то, что похороны мистера Ливенворта были назначены на сегодня. Мне казалось, я достаточно хорошо знаю мистера Грайса, чтобы не сомневаться: он не станет предпринимать никаких серьезных шагов до окончания похорон.
Не скажу, что у меня были какие-то определенные представления о том, как должен выглядеть дом сыщика, но, когда я остановился у аккуратного трехэтажного здания, к которому меня направили, мне невольно подумалось, что наполовину открытые ставни и чересчур плотно задернутые безукоризненной чистоты занавески очень красноречиво указывают на характер занятий его обитателя.
На мой довольно нервный звонок ответил бледный молодой человек с буйными рыжими волосами, прикрывающими уши. Когда я осведомился, дома ли мистер Грайс, он издал какой-то невразумительный звук, похожий на фырканье, который я воспринял как "да", хотя он мог означать и "нет".
– Моя фамилия Рэймонд, и я хочу его видеть.
Окинув меня взглядом, от которого не укрылась ни одна подробность моей внешности и одежды, он указал на дверь наверху лестницы. Не дожидаясь дальнейших указаний, я поспешил туда, постучал в указанную дверь и вошел. Меня встретила широкая спина мистера Грайса, склонившегося над столом, который, вполне возможно, приехал на "Мейфлауэре" .
– Какая честь! – воскликнул он и, встав, со скрипом открыл и громко захлопнул дверцу огромных размеров печи, занимавшей всю середину комнаты. – Холодный денек сегодня, да?
– Да, – ответил я, внимательно рассматривая его, чтобы понять, в общительном он настроении или нет. – Но у меня слишком мало времени, чтобы замечать погоду. Моя тревога по поводу этого убийства…
– О да, – прервал он меня, поглядывая на кочергу, впрочем, я уверен, без враждебных намерений. – Довольно запутанный случай. Но, возможно, для вас все это – открытая книга. Я вижу, вы хотите что-то сказать.
– Да, только сомневаюсь, что это то, чего вы ждете. Мистер Грайс, с тех пор как я видел вас последний раз, в определенном вопросе моя вера переросла в настоящую убежденность. Вы подозреваете невинную женщину.
Если я ожидал, что после моего заявления сыщик проявит удивление, меня ждало разочарование.
– Весьма похвальное убеждение, – заметил он. – Отдаю вам должное, мистер Рэймонд.
Я подавил в себе вспыхнувшую было злость.
– Я настолько в этом убежден, – продолжил я, намереваясь как-то вывести его из себя, – что пришел сегодня сюда просить вас именем правосудия и обычной гуманности не возобновлять действия в этом направлении до тех пор, пока мы не поймем, что нет более истинного следа.
На лице его не отразилось интереса.
– Право же, – произнес он, – это довольно необычная просьба для такого человека, как вы.
Я не дал себя смутить.
– Мистер Грайс, – настойчиво сказал я, – если на имя женщины падает пятно, оно остается запятнанным навсегда. Элеонора Ливенворт слишком благородна, чтобы можно было обращаться с нею так бездумно в столь ответственное время. Уделите мне внимание, и, обещаю, вы не пожалеете об этом.
Он улыбнулся и, позволив своему взгляду переместиться с кочерги на ручку моего кресла, обронил:
– Хорошо. Я слушаю. Говорите.
Я достал из бумажника свои записи и положил их на стол.
– Что это? Заметки? – воскликнул он. – Очень, очень небезопасно. Никогда не доверяйте своих планов бумаге.
Не обращая внимания на его слова, я продолжил:
– Мистер Грайс, у меня было больше, чем у вас, возможности хорошо изучить эту женщину. Я видел ее в положении, которого не может занимать виновный человек, и у меня нет ни малейших сомнений в том, что не только ее руки, но и сердце чисты. Возможно, она знает какие-то тайны, связанные с этим преступлением, этого я не отрицаю. А если бы отрицал, ключ, обнаружившийся у нее, доказал бы, что я не прав. Но что с того? Неужели вы хотите опозорить столь прекрасное существо за то, что она утаивает какие-то сведения, которые явно считает своим долгом не разглашать, тогда как небольшой хитростью мы можем добиться своего и без них?
– Но если это так, – возразил сыщик, – как нам добыть интересующие нас сведения, не воспользовавшись пока что единственной имеющейся у нас зацепкой?
– Зацепки, данные вам Элеонорой Ливенворт, никогда не приведут к ним.
Его брови выразительно приподнялись, но он ничего не сказал.
– Кто-то, знакомый с твердостью, щедростью и, возможно, любовью мисс Элеоноры Ливенворт, использует ее. Давайте поймем, кто обладает силой, достаточной, чтобы управлять ею, и мы найдем того, кого ищем.
– Гм… – только и произнес мистер Грайс через сжатые губы.
Но я ждал ответа, поэтому молчал.
– Выходит, у вас есть кто-то на примете, – наконец промолвил он, но каким-то скучным тоном.
– Имен я не называю, – ответил я. – Мне просто нужно время.
– Значит, вы намерены лично заняться этим делом?
– Да.
Сыщик издал долгий, глухой свист.
– Позвольте спросить, – наконец сказал он, – вы собираетесь работать в одиночку? Если вам дадут подходящего помощника, вы откажетесь от его помощи и не станете прислушиваться к его советам?
– Я бы хотел видеть в коллегах вас, большего мне не нужно.
Улыбка на его лице сделалась ироничной.
– Вы очень уверены в себе, – заметил он.
– Я очень уверен в мисс Ливенворт.
Ответ, похоже, ему понравился.
– Что ж, давайте послушаем, что вы предлагаете.
Я ответил не сразу. По правде говоря, никаких планов у меня еще не было.
– Мне кажется, – продолжил он, – вы взялись за довольно сложное для любителя дело. Лучше оставьте это мне, мистер Рэймонд.
– Мне больше всего хотелось бы… – начал я.