Мне с трудом удалось не выказать недоверие. Чтобы мисс Элеонора, зная о подозрениях сестры на свой счет, сообщила ей о факте, который эти подозрения только усилил бы? Я не мог в это поверить.
– Но вы знали об этом? – продолжила мисс Мэри. – Я не сказала ничего лишнего?
– Нет, – сказал я, – и, мисс Ливенворт, именно это делает положение вашей сестры особенно опасным. Этот факт, если его не объяснить, навсегда запятнает ее имя; это косвенная улика, которую не изгладит никакая софистика и не сотрет никакое опровержение. Только до сих пор не запятнанная репутация и усилия того, кто вопреки обстоятельствам верит в ее невиновность, до сих пор спасают мисс Элеонору от когтей правосудия. Этот ключ и молчание, которое она хранит на его счет, постепенно затягивают ее в яму, и вскоре даже величайших усилий ее друзей будет недостаточно, чтобы ее вытащить оттуда.
– И вы говорите мне…
– Что вы можете пожалеть несчастную, которая не жалеет сама себя, и что, дав объяснение кое-каким обстоятельствам, которые наверняка не являются тайной для вас, вы можете помочь прогнать нависшую над сестрой ужасную тень, которая угрожает сокрушить ее.
– И вы полагаете, сэр, – вскричала она, с гневным видом поворачиваясь ко мне, – что я знаю об этом деле больше, чем вы? Что я рассказала еще не все, что мне известно об этой ужасной трагедии, которая превратила наш дом в пустыню, а нашу жизнь в кромешный ад? На меня тоже пало подозрение, если вы обвиняете меня в моем собственном доме…
– Мисс Ливенворт, – прервал ее я, – успокойтесь. Я ни в чем вас не обвиняю. Я лишь хочу, чтобы вы объяснили мне причины преступного молчания вашей сестры. Вы наверняка знаете их. Вы ее сестра, хоть и двоюродная, вы все эти годы каждый день были рядом и должны знать, ради кого или чего она запечатала уста и скрывает факты, которые, будь они обнародованы, могли бы привести к истинному преступнику… Если, конечно, вы считаете свою сестру невиновной, как утверждали до сих пор.
Она не ответила, тогда я поднялся и встал перед ней.
– Мисс Ливенворт, вы считаете двоюродную сестру невиновной в этом преступлении или нет?
– Невиновной? Элеонору? О Боже! Если бы весь мир был таким невиновным, как она!
– В таком случае, – сказал я, – вы также должны понимать, что, удерживаясь от рассказа на тему, которая должна быть объяснена обычным наблюдателям, мисс Элеонора делает это только из доброты к кому-то не такому невинному, как она.
– Что? Нет, нет, я этого не говорю. Почему вы так решили?
– Об этом говорит сам ее поступок. При таком характере, как у мисс Элеоноры, подобное поведение не имеет другого объяснения. Она либо сошла с ума, либо защищает кого-то.
Дрожащие губы мисс Мэри медленно успокоились.
– И ради кого, вы думаете, Элеонора приносит в жертву себя?
– А тут-то, – сказал я, – мне и нужна ваша помощь. С вашим знанием ее прошлого…
Но Мэри Ливенворт, откинувшись на спинку кресла, легким движением руки остановила меня.
– Прошу прощения, – сказала она, – но вы ошибаетесь. Я почти ничего не знаю о чувствах Элеоноры. Эту тайну должен открыть кто-то другой.
Я переменил тактику.
– Элеонора, сообщая вам, что пропавший ключ видели у нее, не говорила, как он к ней попал или почему она его прятала?
– Нет.
– Просто рассказала об этом, ничего не объясняя?
– Да.
– Не странно ли, что она добровольно сообщает о таких вещах тому, кто всего несколько часов назад обвинял ее в совершении страшного преступления?
– О чем вы? – спросила она упавшим голосом.
– Вы же не станете отрицать, что не только были готовы посчитать ее виновной, но и напрямую обвиняли в совершении этого преступления?
– Объясните! – воскликнула она.
– Мисс Ливенворт, разве вы не помните, что говорили в комнате наверху, когда находились там одни утром в день дознания, перед тем как мы с мистером Грайсом зашли к вам?
Взгляд мисс Мэри не опустила, но глаза ее вдруг наполнились ужасом.
– Вы это слышали? – прошептала она.
– Невольно. Я был за дверью, и…
– Что вы слышали?
Я рассказал.
– А мистер Грайс?
– Он был рядом.
Казалось, ее глаза были готовы испепелить мое лицо.
– Но когда вы вошли, ничего не было сказано?
– Нет.
– Однако вы не забыли об этом?
– Мог ли я, мисс Ливенворт?
Голова ее упала на руки, и на какой-то безумный миг казалось, что мисс Мэри предалась отчаянию. Потом она встала и воскликнула:
– И поэтому вы пришли сегодня! С этим предложением в сердце вы вторглись в мой дом, пытаете меня вопросами…
– Прошу меня простить, – возразил я, – но разве я задаю вопросы, на которые вы, заботясь о чести той, с которой прожили всю жизнь, не должны отвечать? Разве я каким-то образом роняю свое достоинство, умоляя рассказать, что заставило вас произнести такое страшное обвинение в тот час, когда все обстоятельства дела были еще свежи, а после этого с такой же уверенностью заявлять о невиновности сестры, когда появилось еще больше поводов для подозрений, чем вы предполагали?
Она как будто не услышала меня.
– За что мне это? – тихо вымолвила она. – За что?
– Мисс Ливенворт, – сказал я, подойдя к ней, – несмотря на то, что сейчас между вами пробежала черная кошка, не может быть, чтобы вы желали сестре зла. Так говорите же, назовите хотя бы имя того, ради кого она приносит себя в жертву. Одно слово и…
Но она встала с непонятным выражением лица и прервала меня твердым замечанием:
– Если вы этого не знаете, я не могу вам сказать. Не просите, мистер Рэймонд.
И она второй раз посмотрела на часы.
Я попробовал еще раз.
– Мисс Ливенворт, вы как-то спросили меня, должен ли человек, совершивший зло, обязательно сознаться в этом, и я ответил, что нет, если только признание не может что-то исправить. Помните?
Губы ее дрогнули, но она не издала ни звука.
– Я начинаю думать, – серьезно продолжил я, поддаваясь ее настроению, – что признание – единственный выход из этого затруднения, что только произнесенные вами слова могут спасти Элеонору от страшной судьбы, которая ее ожидает. Так вы покажете себя настоящей женщиной, ответив на мои искренние просьбы?
Это, похоже, затронуло нужные струны, потому что мисс Мэри задрожала и взгляд ее наполнился тоской.
– О, если бы я могла… – промолвила она.
– А что вам мешает? Вы не будете знать счастья, пока не сделаете этого. Мисс Элеонора упорствует в молчании, но это не повод следовать ее примеру. Этим вы делаете ее положение только еще более сомнительным.
– Знаю, но ничего не могу поделать с собой. Судьба слишком крепко держит меня, я не могу разорвать эти цепи.
– Неправда! Любой может разорвать воображаемые цепи.
– Нет, нет, – возразила она, – вы не понимаете!
– Я понимаю одно: дорога правды пряма, и тот, кто выходит на окольные тропы, сбивается с пути.
На лице ее промелькнуло выражение непередаваемо жалостное, горло сжалось, словно от всхлипа, губы приоткрылись… Похоже, она начала сдаваться, но тут… Раздался трезвон дверного колокольчика.
– О! – Она резко развернулась. – Скажите ему, что я не могу его принять, скажите ему…
– Мисс Ливенворт, – попросил я, беря ее за руки, – забудьте о двери, забудьте обо всем. Я задал вам вопрос, от которого зависит это таинственное дело. Ответьте мне ради спасения своей души, скажите, что за несчастливые обстоятельства могли заставить вас…
Но мисс Мэри вырвала руки.
– Дверь! – воскликнула она. – Она откроется, и…
Выйдя в переднюю, я встретил Томаса, поднимавшегося по лестнице из подвала.
– Возвращайтесь, – сказал я. – Я позову, когда вы будете нужны.
Он с поклоном удалился.
– Вы ждете от меня ответа? – спросила мисс Мэри, когда я вернулся. – Прямо сейчас? Я не могу.
– Но…
– Это невозможно.
Ее взгляд метнулся к входной двери.
– Мисс Ливенворт!
Она содрогнулась.
– Боюсь, если вы не ответите сейчас, потом будет поздно.
– Это невозможно, – повторила она.
Снова звякнул колокольчик.
– Слышите? – промолвила она.
Я вышел в коридор и позвал Томаса.
– Теперь можете открыть дверь, – сказал я и вернулся к мисс Мэри.
Повелительным жестом она указала мне на лестницу.
– Оставьте меня!
И взгляд ее переместился на Томаса, который стоял как вкопанный.
– Я с вами еще встречусь, прежде чем уйти, – сказал я и поспешил наверх.
Томас открыл дверь.
– Мисс Ливенворт дома? – осведомился чувственный голос.
– Да, сэр, – последовал уважительный, выдержанный ответ дворецкого, и, наклонившись над перилами, я, к своему удивлению, увидел мистера Клеверинга, который вошел в переднюю и направился к приемной.
Глава 18
На лестнице
Меня не можешь в смерти ты винить .
Уильям Шекспир. Макбет
Возбужденный, дрожащий, дивящийся этому непредвиденному событию, я на секунду замер, собираясь с чувствами, когда со стороны библиотеки донесся низкий монотонный голос. Я пошел на звук и увидел мистера Харвелла, читавшего вслух из рукописи своего покойного работодателя. Мне трудно описать впечатление, которое произвело на меня тогда это небольшое открытие. Там, в комнате смерти, вдали от мирской суеты, отшельник в своей келье, этот человек читал и перечитывал со страстным интересом слова мертвого, пока наверху и внизу человеческие существа метались и страдали в сомнении и стыде. Прислушавшись, я различил такие слова: "Благодаря этим мерам их местные правители не только избавятся от ревнивого страха перед нашей формой общественного устройства, но и преисполнятся живым интересом к ней".
Открыв дверь, я вошел.
– А вы опоздали, сэр!
С таким приветствием он встал и придвинул мне кресло.
Мой ответ, по-видимому, услышан не был, ибо, проходя к своему месту, он добавил:
– Боюсь, вы нездоровы.
Я подобрался.
– Я не болен.
И придвинув к себе бумаги, я начал их просматривать. Но слова плясали у меня перед глазами, и я был вынужден в тот вечер оставить попытки поработать.
– Я боюсь, что сегодня не смогу вам помочь, мистер Харвелл. Дело в том, что я не могу уделить должного внимания работе, пока человек, совершивший подлое убийство, из-за которого мы вынуждены ею заниматься, безнаказанно разгуливает на свободе.
Секретарь, в свою очередь, отодвинул бумаги в сторону, как будто неожиданно испытав отвращение к ним, но не ответил.
– Принеся мне известие об этой ужасной трагедии, вы назвали ее загадкой, но эта загадка должна быть разгадана, мистер Харвелл. Она затрагивает жизнь слишком многих людей, которых мы любим и уважаем.
Секретарь посмотрел на меня.
– Мисс Элеонора?
– И мисс Мэри, – подхватил я. – Вы, я, многие другие.
– Вы с самого начала очень заинтересовались этим делом, – сказал он, неспешно макая перо в чернильницу.
Я воззрился на него в изумлении.
– А вы? Разве вас не интересует дело, от которого зависит не только безопасность, а счастье и честь семьи, с которой вы так долго жили?
Он бросил на меня холодный взгляд.
– Не имею желания обсуждать эту тему. Кажется, я уже просил вас не начинать подобного разговора.
И он встал.
– Но я не могу учитывать в этом деле только ваши желания, – упорствовал я. – Если вам известны какие-то факты, которые еще не стали достоянием гласности, ваш долг – заявить об этом. Положение, в котором сейчас находится мисс Элеонора, просто не может не вызывать в каждом сердце желания торжества справедливости, и если вы…
– Если бы я знал что-нибудь, что могло помочь ей выбраться из этого печального положения, мистер Рэймонд, я бы давно сказал об этом.
Устав от постоянных препирательств, я прикусил губу и тоже встал.
– Если вам больше нечего сказать, – продолжил он, – и вы не намерены работать, я с удовольствием уйду, у меня дела.
– Нисколько вас не задерживаю, – сухо ответил я. – Я и сам могу о себе позаботиться.
Он повернулся ко мне, как будто это проявление чувств было выше его понимания, а потом с медленным, почти сочувственным поклоном вышел из комнаты. Я услышал, как он поднялся наверх, дождался, пока скрипнула дверь его комнаты, и сел наслаждаться одиночеством. Но одиночество в этой комнате было невыносимо. К тому времени, когда мистер Харвелл снова спустился, я уже не мог там находиться, и, выйдя в коридор, сказал ему, что, если он не возражает, я бы хотел прогуляться с ним.
Он натянуто кивнул и первым пошел вниз по лестнице. Когда я закрыл дверь библиотеки, он уже был на ее середине, и я как раз подумал о том, какая у него негибкая фигура и каким нескладным он кажется с моего места, как вдруг мистер Харвелл остановился, повернул голову, схватился за перила и прижался к ним с изумленным, проникнутым смертельным ужасом лицом, от вида которого я сперва в немом потрясении застыл на месте, а потом бросился к нему, схватил его за руку и крикнул:
– Что? Что случилось?
Но, вырвав руку, он оттолкнул меня.
– Возвращайтесь, – прохрипел он дрожащим голосом. – Возвращайтесь!
И, схватив меня за руку, буквально потащил вверх по лестнице. Когда мы оказались наверху, он ослабил хватку и, дрожа всем телом, наклонился над перилами, чтобы посмотреть вниз.
– Кто это? – выпалил он. – Кто этот человек? Как его зовут?
Вздрогнув, я склонился над перилами рядом с ним и увидел Генри Клеверинга, который вышел из приемной и шел по коридору.
– Это мистер Клеверинг, – прошептал я со всем самообладанием, на которое был способен. – Вы знаете его?
Мистер Харвелл отошел от перил и прижался спиной к стене.
– Клеверинг, Клеверинг… – пробормотал он дрожащими губами и вдруг, рванувшись вперед, вцепился в перила, впился в меня глазами, в которых стоическая невозмутимость исчезла навсегда в пламени безумия, и прохрипел мне на ухо: – Хотите знать, кто убил мистера Ливенворта? Так посмотрите туда. Это он, Клеверинг!
И, оттолкнувшись от меня, мистер Харвелл, покачиваясь как пьяный, исчез в коридоре наверху.
Первым моим побуждением было последовать за ним. Бросившись наверх, я постучал в его дверь, но ответа не последовало. Тогда я позвал его по имени, но с тем же успехом – он вознамерился больше не показываться. Но решив не дать ему вот так от меня уйти, я вернулся в библиотеку и написал короткую записку, в которой попросил дать объяснения своему ошеломительному заявлению, сообщив, что буду в своей квартире завтра с шести вечера, когда и ожидаю его увидеть. После я пошел вниз к мисс Мэри.
Но меня ждало очередное разочарование. Пока я был в библиотеке, она удалилась в свою комнату, и разговор, от которого я столького ждал, так и не состоялся. "Эта женщина увертливая, как угорь, – подумал я, огорченно расхаживая по коридору. – Окружая себя тайнами, она хочет, чтобы я уважал ее, как искреннего и открытого человека".
Я уже собрался покинуть дом, когда увидел Томаса. Он спускался по лестнице с письмом в руке.
– Мисс Ливенворт свидетельствует вам свое почтение, сэр, и просит передать, что слишком устала, чтобы остаться на вечер внизу.
Я отошел в сторону и открыл переданное письмо. Немного устыдившись, я стал читать написанные нервным почерком строки:
Вы просите у меня больше, чем я могу дать. События нужно принимать такими, какие они есть, без моих объяснений. Для меня настоящая мука отказывать вам, но у меня нет выбора. Боже, храни нас всех и убереги от отчаяния.
М.
И ниже:
Поскольку теперь мы не сможем свободно встречаться, лучше будет каждому нести свою ношу молча и в уединении. Прощайте!
Переходя Тридцать вторую улицу, я услышал сзади торопливые шаги, обернулся и увидел Томаса.
– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – но я должен сообщить вам что-то особенное. Когда вы недавно спросили меня, что за человек приходил к мисс Элеоноре вечером в день убийства, я ответил не так, как должен был ответить. Дело в том, что об этом со мной уже разговаривали сыщики, и я смутился. Но, сэр, я знаю, вы друг семьи, и теперь хочу сказать, что тот джентльмен, кем бы он ни был – тогда он назвал себя мистером Роббинсом, – сегодня снова побывал в доме, сэр, и на этот раз передал мисс Ливенворт карточку, на которой было написано "Клеверинг". Да, сэр, – продолжил он, увидев, как я вздрогнул, – и еще, как я уже говорил Молли, он ведет себя странно для постороннего человека. В прошлый раз он долго колебался, прежде чем спросить мисс Элеонору, а когда я хотел узнать его имя, достал карточку и написал на ней фамилию, которую я уже назвал, сэр, со странным выражением лица. К тому же…
– Да?
– Мистер Рэймонд, – продолжил дворецкий тихим, возбужденным шепотом, приблизившись ко мне в темноте почти вплотную. – Есть еще кое-что. Об этом я не рассказывал ни одной живой душе, кроме Молли, сэр, но это может пригодиться тем, кто хочет найти убийцу.
– Факт или подозрение? – уточнил я.
– Факт, сэр, и я прошу прощения, что отнимаю у вас время, но Молли не даст мне покоя, пока я не поговорю об этом с вами или с мистером Грайсом. Она сердцем изболелась за Ханну. Мы все знаем, что она ни в чем не виновата, хотя кое-кто смеет говорить, что она виновна только потому, что ее не оказалось рядом в ту минуту, когда она понадобилась.
– Факт? – настойчиво напомнил я.
– Факт такой. Видите ли… Я бы рассказал мистеру Грайсу, – снова сбился дворецкий, словно не видя моего сильнейшего волнения, – но я побаиваюсь сыщиков, сэр. Они иногда хватают тебя и начинают расспрашивать, как будто ты должен знать обо всем на свете.
– Нельзя ли ближе к делу? – прервал его я.
– Ах да, сэр. Факт такой: в тот вечер, ну, когда произошло убийство, я видел, как мистер Клеверинг, Роббинс или как там его зовут, входил в дом, но ни я, ни кто другой не видел, чтобы он выходил, и я не знаю, чем он там занимался .
– Что вы имеете в виду?