Кто его убил? За что? Зачем? Что за тысяча долларов у него в кармане? Не та ли "тонна", которую, если верить соседке, предлагал Ярославу таинственный посетитель? Сплошные вопросы.
А что, если объединить его и ручковский интерес? Что, если тот самый Димон Хватов, местный барыга - непосредственный участник всех этих событий, имеющий отношение и к краже книг, и к гибели Завьялова?
Вопрос только, где его искать этого Димона…
Теперь, когда их цель была достигнута, Алле даже думать не хотелось о новом визите к старику. Бр-р… Бросить бы эти визиты к чертовой матери, да и старика перестать мучить ненужными уколами. Ан нет, никак нельзя! И не в том дело, что Игорь против. Что ж она, сама не понимает, что вот так сразу бросить все - значит, навести на себя подозрения. Поэтому - никуда не денешься - надо продолжать навещать старика, делать вид, что ты не догадываешься ни о какой краже, не трясешься от страха, что тебя разоблачат. Конечно, можно было бы теперь немного облегчить Антону Григорьевичу жизнь - ну хотя бы перестать ему колоть снотворное. Неплохой он дядька, не то что другие - встречаются среди этих пенсионеров такие сволочи! Но опять-таки - как этот гуманизм потом объяснишь какому-нибудь Шерлоку Холмсу?
Подумав, она решила, что просто уменьшит дозу - так будет вернее. И пусть дед скажет ей спасибо!
Но Краснов был так плох, что Алла просто ужаснулась, когда увидела его, полулежащего в своей роскошной царской кровати. Похоже, он едва-едва узнал ее. Она все поняла, но, уверенно продолжая играть роль сестры милосердия, спросила у стоявшей за ее плечом Марии Олеговны:
- У него что-то случилось? Умер кто-нибудь?
Старика и в самом деле едва можно было узнать - за те два дня, что она его не видела, он превратился в ветхого склеротика со слезящимися мутными глазами, с желтым отечным лицом. Мария Олеговна помолчала, словно решая - говорить, не говорить, потом все же ответила негромко:
- Неприятности у нас. Домашние…
Сказала так, что почему-то сразу отступили все Аллины страхи за себя, - она сейчас видела перед собой очень больного человека, и ничего больше. Она подсела к изголовью постели, взяла старика за запястье, сразу ощутив бешено учащенный пульс.
- Давление не мерили?
- Давление не мерили, - сокрушенно сказала Мария Олеговна. - Я вот "скорую" вызвала, а уж когда она там приедет…
Алла достала тонометр, спросила строго, как спросил бы врач:
- В аптеку есть кому сходить? Мне кажется, это криз, может быть, срочно придется бежать в аптеку, пока "скорой" нет…
- А я и сбегаю, - засуетилась соседка. - Только рецептик бы…
- Рецептик - не в моей власти. Я напишу на бумажке, что надо, а вы купите, хорошо?
Давление было необычайно высоким - похоже, у старика действительно на почве кражи случился мощнейший криз. Алла повернулась к соседке.
- Мария Олеговна, дорогая, - сказала она, тут же составив для нее списочек, - вот это все отпустят без рецепта. Да, еще возьмете магнезии для инъекций… Запомните?
Женщина тут же собралась и, уже уходя, крикнула ей от двери:
- Никого не пускайте, Алла! Разве только вот придет молодой человек, скажет, что он от Петра Николаевича Шишкина - этого впустите. Это мастер, Антон Григорьевич его вызвал замки починить, а то у него тут замки - одно название, совсем ничего не запирают. А больше никого не впускайте, пусть ждут, когда я приду.
Оставшись одна, Алла кинула быстрый взгляд по сторонам, по тому самому книжному шкафу, из которого Димон умыкнул нужные им книги. Дырка там между томами была, и довольно большая - похоже, книги уже перебрали, чтобы провести ревизию и установить, что именно пропало. Ну, это теперь сколько угодно, подумала она и тут же, спохватившись, как бы старик чего не заподозрил, снова перевела глаза на его лицо. Нет, Краснов пребывал в полной отключке - видно, ему сейчас было очень худо. Вот когда, подумалось ей, шуровать-то в его богатствах… Взгляд против ее воли опять прошелся по стенам, задержался на картинке с офицером в бурке - правда, что ли, Лермонтов? Небось ужасно дорогая… Или это Лермонтов сам рисовал? Ну да, он же еще и рисовал… Все равно дорогущая картинка, хоть и маленькая. Вынести запросто можно… Надо будет у деда спросить, кто рисовал, а то потом и знать никогда не будешь… Если, конечно, не прихватить ее с собой. Ну-ну, не воровка же она, в самом-то деле! Алла заметила краем глаза, что старик слегка шевельнулся, и тут же снова перевела взгляд на его страдальческое лицо.
- Худо мне, Аллочка, - сказал тот, открывая глаз. - После того, что случилось, мне не то что жить не хочется - верить никому не могу… Всех подозреваю. И это самое ужасное. Всю жизнь, знаете, из себя это вытравливал… и на тебе…
Какая-никакая совесть в Аллиной душе еще теплилась, поэтому она, чтобы Краснов не видел ее лица, сделала вид, что напряженно ищет что-то в своей безразмерной сумочке.
…А потом заявился человек от Шишкина, вернее, не один человек, а целых два, да не молодых, как обещала подзадержавшаяся что-то Мария Олеговна, а ребятки в настоящем мужском возрасте - один рыжий, лет под тридцать, другой - моложавый крепыш… Рыжий поздоровался с Антоном Григорьевичем, не входя в комнату, и тот ему явно обрадовался.
- Вот видите, - сообщил рыжий, - пообещал и зашел. И мастера с собой привел насчет замков!
- Здравствуйте, здравствуйте, Денис! - оживился старик. - А это вот, прошу любить и жаловать, мой ангел-хранитель, медсестра Аллочка. Пришла мне от одной болезни уколы делать, а у меня уже совсем другая хвороба. Так что вот она и сидит в раздумье - то ли лечить меня, то ли вколоть чего, чтобы отмучился.
- Ну зачем вы так! - засмущалась Алла. Надо сказать, под взглядами "мастеров" она почувствовала себя как-то не совсем уютно - очень уж цепкие были у обоих взгляды. "Небось такие же мастера, как я Плисецкая", - подумала вдруг Алла.
Впрочем, пришедшие больше их с Антоном Григорьевичем не тревожили - они занялись дверью, Алла поняла это сначала по тому, что стали слышны звуки подъезда: поднимался лифт, хлопала где-то входная дверь. А потом, уже собираясь уходить, увидела: тот, что постарше, долбил дверной стояк, готовил паз под язычок нового большого замка, уже врезанного в дверь. Работал он аккуратно, уверенно, и все же совсем не был похож на рабочего. Второй шуровал неподалеку в прихожей, и по тому, как он раз и другой снял трубку и сказал кому-то: "Алло, алло, слышно меня?" - она поняла, что он чинит (ой, чинит ли!) телефон. Вообще-то телефон - во всяком случае, в прошлые разы - был совершенно исправен. Она осторожно спросила у Антона Григорьевича:
- Это что, молодой человек с телефонной станции?
- Да нет! - ответил Антон Григорьевич, как у них с Денисом было условлено. - Это он просто устанавливает у меня новый аппарат, с определителем номера. Нужная, знаете, вещь - определитель номера.
- Да-да, я знаю, - охотно подтвердила Алла. - Конечно, нужная вещь.
И все равно, хотя все вроде бы разъяснилось, она почувствовала облегчение, увидев наконец Марию Олеговну. Приняв у нее лекарства, она с ходу вкатила старику укол магнезии и, дав Марии Олеговне необходимые инструкции, побыстрее покинула этот на глазах становившийся опасным дом. Покинула, предупредив со своей обычной участливой улыбкой, что позвонит ближе к вечеру, чтобы узнать, чем закончился визит "скорой". Но, даже и уходя, затылком она чувствовала на себе взгляд того мужичка, который возился с дверью.
Она вдруг с необычайной ясностью вспомнила все о том, как чуть не загремела на большой срок. И оказалось вдруг, что страх перед камерой заключения, перед зоной, перед опустившимися жуткими бабами в простых чулках, был так силен в ней, что ей уже больше не верилось в избавление от всей той уголовщины, в которую пытался ее втянуть Игорь.
Он был по-своему хорош для нее, особенно для нее - находившейся в том положении, в каком он ее подобрал, но вряд ли он сгодился бы ей как партнер в нормальной жизни нормального врача, какую она вела до того, как подпала под искушение легкими деньгами…
Он встречал ее сегодня нежнее, чем обычно, а она, все еще не в силах отделаться от мыслей о цепкоглазых "мастерах", оккупировавших квартиру старого коллекционера, была раздражена и не хотела даже скрывать этого.
- Что с тобой, милая? - спросил Решетников в своей приторно-слащавой манере. - Ты что-то не в духе. У тебя неприятности?
- Не у меня, а у нас неприятности… милый, - передразнила она Игоря Альфредовича. - Я сегодня видела у Краснова сыщиков, выдают себя за мастеров из жэка, а сами так глазами и цепляют…
Она замолчала, растирая пальцами виски.
- Ну и что? - удивился Решетников, обнимая ее за плечи. - Ну и что из того, что они пришли? Ты-то тут при чем? На тебе ничего нет, милая. А если не будешь показывать, что ты их боишься, они тебя вообще не тронут… Давай-ка выпей лучше, и все пройдет! Ну, Лялюся! Ты просто устала сегодня, вот и все! Потерпи еще чуть-чуть. Вот встречусь я с этим самым Петерсеном, разбогатеем, и сразу маханем с тобой куда-нибудь на юга…
Он выплясывал вокруг нее битый час, и в конце концов ей это даже стало приятно. А может, сказался коньяк. Как бы то ни было, она успокоилась. Что ей действительно волноваться? Книги воровала не она, к старику ходила по направлению поликлиники. Что колола деду? Ну это фиг вам, это теперь уже никто не сможет проверить… Колола по назначению то, что доктор прописал. И весь разговор, господа сыщики!
Она успокаивала себя, но страх, дохнувший на нее сегодня в доме Краснова, похоже, и не думал выпускать ее из своих лап, потому что едва она, сославшись на усталость, ушла, чтобы полежать, оставив при этом Игоря наедине с рюмкой и телефоном, как он сам ворвался в возбуждении.
- Там, - сказал он, задыхаясь, будто его легкие не в силах были заглотнуть побольше воздуха, - там… Передали сейчас в "Дежурной части" сводку происшествий - Завьялова нашли убитым…
- Какого Завьялова? - Она еще даже не поняла, о чем он, а страх уже снова пронзал все ее существо.
- "Какого Завьялова"! - грубо передразнил ее Игорь Альфредович. - Племянника твоего старого хрена. Пациента твоего - вот какого Завьялова!.. Это не Димон, - упавшим голосом проговорил он. - Тогда кто? Что за чертовщина, а? Совпадение? - Игорь Альфредович несколько раз прошелся по комнате, поглаживая подбородок. - А-а… черт с ним с самим, узнать бы только, какая сволочь его загасила, черт подери! Не приведи господь, узнают про книги, выйдут на меня. Настоящего убийцу, разумеется, не найдут - навесят всех собак на нас… Раз книжки сперли - значит, и замочить могли… У этих ментов логика, детка, железная. - Внезапно он грозно вперился в подельщицу: - Лялюся, я тебя без всяких шуток спрашиваю: ты никому не рассказывала о нашем… о нашем деле?
Алла молча поднялась с дивана, прошлась по комнате. Словно не слыша его раздраженных вопросов, напряженно думала. Да, похоже, это действительно не Игорь сделал. Но тогда кто?
- Да, - сказала она вслух, - плохо дело… - Подумала, добавила неожиданно: - Хотя как посмотреть…
- "Плохо дело", - снова передразнил он. - Ты поразительно сегодня догадлива, Лялюся! Это все, это конец, а ты еще имеешь соображение говорить - как, мол, посмотреть. Да как ни смотри!
И странное дело, чем сильнее паника овладевала им, тем спокойнее становилась сама Алла.
- Конечно, беседа с ментами не самая большая радость в жизни, - увещевала Алла, - но чего тебе бояться-то? Ну, допустим, заявятся они к нам. И что? Знал ли ты такого-то? Знал, ну и что? Главное - не врать. Скажешь, что знал Ярослава Завьялова, книгами менялись. Попадались ли тебе книги его знаменитого дядюшки? Может, и попадались, сейчас не припомнить. Скорее всего, нет, иначе ты, как профессионал, запомнил бы их. Ну а если он таскал у дяди книги… - тут Ухтомская выразительно развела руками. - Пусть это, мол, останется на его совести. Надеюсь, он сумеет по этому поводу объясниться с апостолом Петром…
- Господи, Алла! - простонал Игорь Альфредович. - Ну при чем тут апостол? Я места себе не нахожу, а тут этот идиотский шутовской тон.
- Все, все, - примирительно сказала Алла. - Больше не буду. Кстати, ты тут как-то, вот на этом же диване, мечтал о том, чтобы завладеть дедовой библиотекой… Вот тебе реальный случай убрать хозяина, другого такого может и не быть. Просто, как апельсин. Ты звонишь Краснову - хоть прямо сейчас - и сообщаешь о смерти его любимого племянника. У него один криз только что уже был, позвонишь - будет и второй, можешь не сомневаться. Не инфаркт, так прямо в ящик сыграет. И все, и придраться не к чему, и никто никогда не осудит тебя за убийство. Связывайся с наследниками, обговаривай условия, предлагай и выступай дальше от их имени… А? Как тебе этот вариант?
Игорь Альфредович смотрел на нее с каким-то ужасом - при всем своем цинизме так далеко он еще не заходил, даже в тайных мечтах. Он схватил стоящую на столе бутылку, собираясь хлебнуть прямо из горлышка, но Алла опередила его, ловко выхватив коньяк из его рук.
- Дорогой, - довольно грозно сказала она, - ты думаешь, я не поняла из-за чего ты дергаешься? Думаешь, это так трудно сообразить, что Завьялов должен был для тебя уворовать что-то у старика, а теперь ты наложил полные штаны? Не трясись так. Мы все одолеем. Только для этого пить совершенно не надо. Нету пока у нас поводов. И праздника нету. Теперь наше с тобой дело - ждать Петерсена и быть к моменту встречи с этим золотым мешком во всеоружии…
Да, чего-чего, а такой Аллы Игорь Альфредович увидеть не ожидал. Но, странное дело, ему даже стало легче оттого, что она решила взять всю инициативу на себя. Так получалось, что он вроде бы ни в чем не виноват - все, что он делал - он делал не по своей воле…
- "А только волею пославшей мя жены", - бормотал он, глядя, как Алла хладнокровно выливает коньяк в раковину. - "Вот дура, прости, господи. Столько добра извела…"
Денис мысленно прикинул, что им удалось сделать. Вроде и не так еще много, но старт они взяли довольно резво: уже, кажется, известно, кто похитил книги, установлена прослушка в квартире пострадавшего коллекционера, на всякий случай наблюдение за домом. Так всегда - только начни, и факты, словно их что-то притягивает, начинают словно бы сами стекаться в руки. Другое дело, что сейчас пока нет ключа к разгадке, они громоздятся друг на друга довольно бесформенно - этакие кусочки мозаики, которые еще только предстоит сложить в картинку.
- Так, ну, с чего мы начнем, мужики? - начал он ставшую у них с некоторых пор традиционной утреннюю летучку. - Давайте чего поинтереснее. Прослушка уже дала что-нибудь?
- А як же! - обрадовался отвечающий за прослушку Ильюшенко. - "Жучок"-то прямо сразу себя оправдал! Оказывается, у старика довольно интенсивная жизнь. Правда, вчера он сам почти не разговаривал, все больше соседка, но все равно. Значит, докладываю. Четыре раза звонил некий Лев Львович Рубин - вынь да положь ему самого Антона Григорьевича. Это известнейший библиофил, член черт знает скольких обществ… в общем, ничего подозрительного за ним не числится. Один раз звонил Прохоренко Илья Вадимович - тоже книжник. Этому, между прочим, девяносто четыре года. Ну, дальше тут целый список собирателей: Рыжов Родион Петрович, Земский Исаак Ефимович, Зубин Андрей Николаевич, Владимиров Алексей Прохорович. Уже проверили: солидные люди, все больше коллекционеры со стажем… Так, поехали дальше. Вот! Интересный звоночек! Представился: Игорь Альфредович Решетников. Звонил насчет приезда из-за границы какого-то Петерсена, спрашивал, не хочет ли, мол, Антон Григорьевич этого Петерсена принять. Дескать, Петерсен представляет какого-то американского миллионщика, страстного коллекционера. С этим разговаривал сам Антон Григорьевич - отшил, и очень резко. Чудной дед: накричал на него, а потом давай извиняться передо мной, раз я оказался случайным свидетелем. Дескать, извините за то, что накричал на человека в вашем присутствии, но человек этот того стоит, потому как книжный перекупщик, спекулянт, "жучила"… Ну, там еще всякое, по мелочи - звонил какой-то тип из автомата, голос совсем молодой, сказал, что ошибся, а уж как там на самом деле - черт его знает… А вот один звоночек, последний, я думаю, можно всем послушать.
Ильюшенко включил магнитофон, в котором уже стояла кассета с записывающего устройства.
- Коленька, милый, - услышали они женский голос. - Ну что же ты не звонишь, милый, я вся уже изнервничалась, бог знает что уже думаю…
- Кто это? - спросил после паузы довольно низкий мужской голос. - Зачем вы мне звоните? Я же сказал: не звоните мне! Что непонятного!
Снова пауза. Денис, сразу узнавший Маринин голос, представил себе ошеломление, которое должна была испытывать эта гордая красивая женщина.
- Коля, милый! Ты, наверно, не понял, это же я, Марина! Ну, узнал? Если бы ты только представлял, как я по тебе соскучилась! Мне так было хорошо прошлой ночью… А тебе, Коля? Тебе разве нет? Почему ты так странно со мной разговариваешь? Коля?… Это ты?… Извините, я, наверно, ошиблась номером…
- А? Нет-нет, вы не ошиблись, - с какой-то жесткой прямотой ответил собеседник. - Очень плохо вас слышно! Трещит где-то все время… Я очень прошу: не звоните мне больше! Надо будет - я сам позвоню.
- Коля! - По голосу было понятно, что Марина чуть не плачет. - Я ведь живой человек, Коля, нельзя же так!
Маринин собеседник только вздохнул в ответ.
- После того, что между нами произошло, я считаю, нам надо прекратить наши отношения. По крайней мере, до лучших времен, - безжалостно сказал он.
- О господи, какой ужас! - Марина уже откровенно всхлипывала. - Всего, чего угодно, могла ожидать! За что же ты меня так жестоко… Ненавижу, - прошептала она и, еще раз всхлипнув, повесила трубку.
Денис задумался: Марину он узнал сразу, но и второй голос не был совсем уж новым для его слуха, что-то он ему напомнил. Выговор! Да-да, не московский выговор, точно такой, как у того высокого типа на лестнице, который попросил у него прикурить…
- Во какие другой раз африканские страсти бушуют в наших московских квартирах! - заметил Ильюшенко. - Вы бы, ребята, ее видели, эту Марину. Все при ней, а видите, как мужичок ее мордует. Мне даже на него взглянуть захотелось - что за герой такой любовник?
Денис заметил: чем-то этот подслушанный с помощью "жучка" разговор не на шутку заинтересовал Щербака. А Щербак, словно услышав его мысли, спросил вдруг:
- Денис, ты там ближе всех с этим семейством знаком, не знаешь, и правда, что это за герой-любовник такой?
- О, это, ребята, некий бойфренд, о котором, пока я был у соседок Краснова в гостях, было упомянуто раз, наверно, десять. Я, честно говоря, и по отношению мамаши, и по отношению самой этой Марины решил, что у них дела уже на мази: с мамашей он знаком, в открытую остается, как выяснилось, ночевать… Как я понял из отдельных реплик, любим и любит сам, в любой момент, если верить невесте, готов вступиться за ее честь - она даже посулила, что он мне портрет попортит, если я ее обижу, ну и все такое… Давайте-ка выскажемся по кругу насчет этого вот разговора. По-моему, тут есть над чем пораскинуть мозгами…
Демидыч удивился:
- Да ну, чего тут обсуждать-то? Позвонила баба, да не вовремя, у него там другая, вот он ее и отшил. Подумаешь, какая загадка!
- Э нет, Владимир Афанасьич, - не согласился Ильюшенко. - Видел бы ты ее, ты бы так не сказал.
- Да чего там - видел, не видел. Не зря ведь поется в частушке - какая, мол, барыня ни будь, а все равно ее… того…