Евгений Кириллович, он же Алекс Петерсен, тот самый человек, которого с таким нетерпением ждал Игорь Альфредович Решетников, не торгуясь, подрядил такси и примерно через час был на месте, на Большой Грузинской. Мурлыча под нос: "Вернулся я на родину, шумят березки встречные", он вошел в просторный подъезд массивного дома старой постройки. Все, теперь он действительно был на родине: и обшарпанный, исписанный юными гражданами холл, и страшно скрипящий на ходу лифт, и выхваченная таксистом у него из пальцев зеленая сотня - взял и даже не подумал дать сдачи, - все, все свидетельствовало о том, что он достиг цели своего путешествия.
На шестом этаже он отпер обитую черным дерматином массивную дверь своей квартиры и шагнул внутрь. Горячие лучи вечернего летнего солнца, неудержимо пробиваясь сквозь легкие портьеры, освещали гостиную, не проветривавшуюся с его прошлого приезда. Он увидел золотистые пылинки, застывшие в воздухе, почувствовал запах застоявшегося воздуха. Подошел к окну, распахнул его настежь. В комнату тут же ворвалась свежая струя, несущая с собой запахи недавно прошедшего дождя.
За окном жила своей суетной жизнью московская улица, одним концом упиравшаяся в Тверскую, а другим - в Пресню. Каждый раз приезжая теперь в Москву и останавливаясь в квартире, некогда принадлежавшей его покойным родителям, Евгений Кириллович обязательно раздражался от вида родимой улицы, вернее, от того, во что ее превратили архитекторы перестроечных времен. Вообще, у Евгения Кирилловича был свой счет к перестройке. Ибо если к ее началу у него имелось все: положение, хорошая работа с окладом за триста и, главное - уважение всех, с кем ему приходилось иметь дело, то в самый ее апофеоз он остался ни с чем, и мало того - без всякой перспективы на будущее. До всех этих катаклизмов Евгения Кирилловича вела по жизни могучая цель: сделать карьеру, да такую, чтобы грела всю жизнь. Именно ради этой цели он проявил чудеса изворотливости и холуйства, прорываясь в МГИМО - а в этот элитный вуз брали далеко, ох далеко не всех! А потом, получив диплом экономиста-международника с отличием, он уже собирался идти вверх и дальше, ан не тут-то было! Недоучел специфики момента и силы конкуренции, совершил трагическую ошибку, решив в разгар борьбы с алкоголизмом отметить свой очередной день рождения. Чванов озлобился на весь белый свет. И особенно - на того самого "проверенного" друга, который, как впоследствии выяснилось, и стукнул на него, чтобы тут же занять его кресло…
Спустя полтора года министерство, на которое Евгений Кириллович некогда рассчитывал, как на стартовую площадку для своего взлета в заокеанские дали, слилось с другой конторой с длинным и неудобоваримым названием; эту, уже совершенно чуждую ему лавочку возглавили незнакомые ему люди, и дорога к благодатным кущам внешнеторгового рая оказалась для него закрытой намертво. Лавочка профункционировала еще несколько месяцев, чтобы тихо и незаметно превратиться в некое ЗАО, а после - в филиал весьма сомнительного банка, который как-то неожиданно вдруг лопнул и самоликвидировался, оставив после себя совсем уже какую-то темную организацию "без окон и дверей", как говаривал иногда про себя Евгений Кириллович, часто добираясь до новой работы мимо здания бывшего своего министерства.
А работал он - около двух унизительных лет - в небольшой воровской фирме, у каких-то лихих людей, которые, кажется, не то что института, но и школы не кончали, однако чувствовали себя много лучше, чем он, выпускник знаменитого МГИМО. Выпускник МГИМО был у них, что называется, на подхвате, хотя и числился заместителем главного бухгалтера, которому не нужны были ни его четыре иностранных языка, ни его почти готовая кандидатская диссертация. Им нужна была тройная бухгалтерия, и Евгений Кириллович вскоре ее освоил, и неплохо, надо сказать, освоил. Во всяком случае, его молодые бритоголовые хозяева решили повысить Евгению Кирилловичу зарплату. Аж на целых пятьдесят долларов! И так бы продолжалось, если бы однажды, проходя мимо бывшего родного здания, Евгений Кириллович не решил, повинуясь какому-то непонятному импульсу, заглянуть на это пепелище.
К его вящему удивлению, его впустили внутрь. И впустил не кто-нибудь, а человек, который знал его и которого прекрасно знал он сам, только совсем в ином качестве. Человек этот три года тому назад занимал такую малую должность, что у Чванова аж глаза на лоб полезли, когда он узнал, какими делами и какими деньгами ворочает он сейчас. Звали его Никита Петрович Ядриков.
- Прямо вам скажу - нам нужны профессионалы, - признался Ядриков. - Я вас прекрасно помню, Евгений Кириллович. Вы, в отличие от меня, занимали не последнее место в той иерархии. Ну а теперь, видите ли, цирк уехал, но зато документация его вся осталась, - не то в шутку, не то всерьез продолжил Никита Петрович. - Я, знаете, беллетристикой не балуюсь, времени нет, но слышал, будто кто-то из писателей сказал, что рукописи не горят. По-моему, этот классик обмишурился. Рукописи как раз горят, причем голубым пламенем. А вот что касается архивов… - Тут он ощерился, обнажив мелкие, но почему-то напоминающие акульи зубы. - Так вот их как раз ни огонь, ни вода за эти годы не взяли. Я отработал все архивные документы, касающиеся моего участка… работы и, между прочим, вышел на вас. И представьте, какое совпадение: стоило мне о вас всерьез подумать - как вдруг - вы! Сами явились сюда! Что, просто на огонек зашли или так, по старой памяти?
- Честно говоря, мне нужна работа, соответствующая моей квалификации, - сам дивясь своей дерзости, ответил Евгений Кириллович.
- Четыре тысячи баксов вас устроят? - осведомился его собеседник и тут же добавил, неверно истолковав перемену в лице посетителя: - Для начала.
Чванов кивнул, не сводя заинтересованного взгляда с его хитрой физиономии.
- Ну и ладушки, - проговорил Ядриков, словно не замечая этого испытующего взгляда. - Тогда, чтобы не терять время попусту, сразу ввожу вас в курс дела. Спросите, почему сразу? А потому что доверяю. Согласны?
Действительно, с чем же тут можно было не соглашаться?
- Итак, чем занимается наша фирма? Сначала мы работали по импорту самого широкого спектра товаров. Мы заключили сделки с некоторыми партнерами, которых хорошо знали еще по тем, советским временам, и дело у нас, можно сказать, пошло. Но, сами понимаете, налоги, то-се… Ну и, соответственно, прибыли - с гулькин нос. Поэтому я решил недавно, что наша фирма будет заниматься гуманитарной деятельностью. Лекарства-с, уважаемый Евгений Кириллович. Лекарства - вот где безграничное поле для гуманитарной и благотворительной деятельности! Да-да! Наверху я уже обо всем договорился - освобождение от налогов, таможенные льготы - все, как положено. Сами знаете, где благотворительность - там у налоговиков уже совсем другие возможности, другие, так сказать, степени свободы. Надеюсь, эта сторона дела вам понятна. Короче говоря, сейчас мне нужен грамотный экономист. Не просто бухгалтер, который разбирается в цифирках, дебетах и кредитах, но экономист широкого, так сказать, взгляда. И, конечно, экономист-международник, коим вы и являлись до небезызвестных событий, круто изменивших и вашу жизнь, и мою тоже… Вы следите за ходом моей мысли?
Чванов следил и очень внимательно.
- По ходу работы вам предстоит встречаться с представителями иностранных фирм, - продолжил Ядриков, удовлетворенный его кивком. - Вы ведь, наверно, с английским языком на короткой ноге?
- Совершенно справедливо, - усмехнулся Евгений Кириллович. - Равно как и с немецким, французским и испанским…
- Ну что ж, полагаю, мы сработаемся, - заключил Никита Петрович.
И они сработались. Большого ума не надо было, чтобы понять, что гуманитарно-благотворительная фирма является самой что ни на есть тривиальной "прачечной", отмывающей грязные деньги. Но эту сторону дела Ядриков взял на себя, не доверил кому-либо другому. На долю же Евгения Кирилловича выпала поставка беспошлинных лекарств из разных стран мира. Тут был большой простор для разного рода авантюр, но Чванов заботился о главном: создать видимость того, что все эти почти просроченные или не выпущенные на рынки США и Западной Европы препараты идут так же, как и вполне доброкачественные, но фактически бесплатные лекарства - на гуманитарную помощь беженцам, жертвам межнациональных конфликтов, в дома инвалидов и престарелых, просто неимущим людям… Это была, так сказать, неучтенка. Ему много приходилось ездить по странам третьего мира. Вот в такой поездке он и познакомился однажды с колоритным русским миллионером и меценатом Леонидом Остроумовым. Ничем особо эта встреча не запомнилась ни тому, ни другому, но память о ней пришлась Евгению Кирилловичу весьма кстати, и даже очень, когда в один не самый прекрасный день его босса и патрона Никиту Петровича Ядрикова буквально изрешетили из автомата Калашникова в тот момент, когда он выходил из своего "мерседеса" цвета "мокрый асфальт". На месте погибли оба его телохранителя и секретарша Никиты Петровича, по совместительству занимающая почетную должность его любовницы.
Евгений Кириллович, правильно рассудив, что, где беспошлинный товар, там и кровь, особо даже и не удивился происшедшему. Он никогда не считал себя круглым идиотом, и теперь, не дожидаясь "зачистки" всей верхушки его гуманитарно-благотворительной фирмы, тотчас же исчез - и от людей в милицейской форме, и от предполагаемых гангстеров, и от сослуживцев. Он залег на дно и отлеживался ровно столько, сколько считал необходимым. И только убедившись, что вокруг все чисто, вылез из своего убежища и первым делом позвонил Остроумову. Мысль об этом звонке пришла ему в голову как раз во время его долгого лежания…
Леонид Александрович, наивно предположивший, что Ядрикову, его случайному московскому знакомому, требуется партия медикаментов для неизлечимо больных социально обездоленных сограждан, с радостью откликнулся на его призыв о помощи, назначив встречу на Кипре.
Чванов без особых проблем выбрался на Кипр и тут-то и предложил Леониду Александровичу свои услуги в качестве кого угодно… Кем угодно, только не в России - этой криминальной клоаке…
Уже прослышавший о кровавых разборках в Москве Остроумов понял его. Леонид Александрович нуждался в экономистах подобного рода и потому с радостью "вытребовал" Чванова к себе, так что Евгений Кириллович выехал вполне легально, имея в кармане долгосрочный контракт. Евгений Кириллович приписал этот успех своим необыкновенным деловым качествам и не догадывался, что прельстил Остроумова только одним: самым огромным плюсом нового референта было знание великого и могучего русского языка. Леонид Александрович откровенно скучал по России, а единственным человеком, с которым он мог бы говорить о России и по-русски, была его жена Софья. Но ведь порой мужику хочется перекинуться одним-двумя словечками с мужиком же. К тому же он видел у Чванова еще один плюс: Чванов мог объяснить Леониду Александровичу экономические тонкости, с которыми он не хотел идти к Софье. И растолковывал их все на том же чистом русском языке, потому что точно так же, как и Леонид Александрович, родился и прожил всю жизнь именно в России…
…Евгений Кириллович посмотрел на часы - восемь вечера. Он включил кофеварку, и когда она, благодушно урча и извергая клубы пара, дала ему знать, что кофе готов, достал из серванта пузатую бутылку коньяка, добавил несколько граммов в кофе, отхлебнул и удовлетворенно хмыкнул.
Медленно попивая кофе с коньяком, он выложил перед собой смесь из нескольких паспортов и принялся внимательно разглядывать их: два заграничных на имя Чванова Евгения Кирилловича и еще один, в который были аккуратно вписаны по-английски имя и фамилия владельца - Алекс Петерсен. Место жительства этого несуществующего американца находилось, естественно, в Соединенных Штатах Америки, штат Вайоминг.
Покончив с кофе, Чванов раскурил трубку, открыл крошечную записную книжечку и нашел листок на букву "Р". Еще раз посмотрел на часы - пора, и набрал номер.
- Алло! - отозвалась трубка спустя несколько секунд.
- Это Игорь Альфредович? - вежливо осведомился Чванов.
- Да, это я. Слушаю вас.
- Похоже, вы меня не узнали. Ну что ж, как гласит ваша русская пословица - богатый буду. Это я, Алекс.
- Мистер Петерсен? - охнул Решетников. - Но…
- Видите ли, я решил прибыть в Москву несколько раньше намеченного срока, - перебил его Чванов, от которого не укрылась некоторая растерянность собеседника. - Надеюсь… как это… что вы меня будете прощать.
- Пустяки, Алекс! У нас в России всегда так. Говорят одно - делают другое. Это же Россия! А вы приехали - и одно это уже хорошо.
- Вы правда не имеете претензий?
- Нет, нет, - поспешил заверить Игорь Альфредович. - У меня все готово, можете забрать товар хоть сегодня. Только вот…
Повисла пауза.
- Мистер Решетников, - сказал наконец иностранец, - я… гм… если я правильно понимаю, это "только вот" как раз и означает говорить одно, а делать другое. Верно, нет? - Последнюю фразу он произнес, заговорщически понизив голос. - Мы договаривались с вами насчет пятидесяти тысяч долларов за оба тома, верно? Пятьдесят тысяч - это очень, очень большие деньги. Но теперь вы собираетесь мне сказать, что у вас изменились обстоятельства, не так ли?
- Но, мистер Алекс…
- Подождите, please, - решительно остановил Решетникова иностранец. - Я согласен обсудить это изменение. Но only, - для пущей убедительности он начал путать русские и английские слова, - в разумные пределы! Назовите, пожалуйста, ваша цифра.
- Двести тысяч, - брякнул Решетников и замолчал.
Молчал и Петерсен, примерно минуту тянулась эта тягостная тишина.
- О-о, no. Нет. На такую сумму я не уполномочен моим доверителем. Sorry, - огорченно вздохнул наконец иностранец. - Семьдесят - еще идет куда-нибудь, но две сотни тысяч… Это, простите, нонсенс.
- Но, видите ли, условия нашей сделки меняются отнюдь не из-за моей жадности или желания нагло обобрать вас или вашего доверителя, - хотя и деловым, но все же заискивающим тоном бросился исправлять положение Решетников. - За это время возникли новые обстоятельства… Я предлагаю нам с вами срочно встретиться. И обещаю, вы еще спасибо скажете! Потому что возникает очень для вас интересное предложение, очень!
- О’кей! Если я к вам приеду right now, прямо сейчас - это будет хорошо? - легко согласился Петерсен-Чванов. - Адрес у вас тот же, что вы мне давали, так, да?
- Да, да, так! И я с нетерпением жду вас, - срывающимся от волнения голосом выдохнул Решетников.
- Я выезжаю. See you later, до встречи.
…Кажется, "right now", да и "See you later" - это перебор. А впрочем, какая разница! Евгений Кириллович положил трубку, в задумчивости прошелся из угла в угол, обдумывая только что состоявшийся разговор. Да, этот Решетников совсем не прост, совсем… Подумав, Евгений Кириллович открыл нижний ящик комода, выудил откуда-то из-под белья похожий на зажигалку "зауэр" калибра 6,35 и сунул его за пояс. Прикрыл пуловером, застегнул пиджак на одну пуговицу. Очень хорошо. Подумал, не надеть ли плащ. Но дождь, кажется, кончился совсем. На всякий случай он прихватил в прихожей зонтик и, насвистывая, вышел на улицу, где его ждало новое испытание: поймать в этой чертовой российской столице такси или вообще какую-нибудь машину, которая довезла бы его до места…
- Зачем ты это затеваешь, Игорь? - недобро глядя на Решетникова, спросила Алла. - Ты же все завалишь! Неужели ты думаешь, что американец поверит в такую глупость?
- Молчать! - заорал Игорь Альфредович. - У меня уже голова разламывается от твоих поучений! Кто ты есть, что взяла такую моду - меня поучать? На кой только ляд я вообще с тобой связался…
Алла подошла к нему, мягко взяла за руку. Он руку отдернул, но в душе был доволен: ластиться будет, мира хочет.
- Ты только не кипятись, выслушай меня, хорошо? - успокаивающе сказала она. - Неужели ты вправду думаешь, что этот Петерсен клюнет на такую откровенную липу? И потом, откуда у тебя уверенность, что он приедет к нам с деньгами? Голову даю на отсечение, что он заявится пустой. Ну, даже если он будет и при деньгах. Допустим, мы усыпили его клофелином. Усыпили - и что потом? Все бросим и подадимся в леса? - Тут выдержка изменила ей, она издевательски рассмеялась. - Партизанить будем на пару, да?
Решетников больно сжал ее руку.
- Хватит делать из меня идиота! Какой у меня план, спрашиваешь? А вот какой. Я показываю ему слайды с третьим томом "Птиц Британии", вешаю ему лапшу насчет происхождения этой книги, а потом прошу с него двести тысяч баксов. Двести тысяч - в качестве задатка! Потому что, видите ли, дорогой мистер Петерсен, третий том существует всего в двух экземплярах, отчего вкупе с первыми двумя томами стоит миллион! А заодно я постараюсь впарить ему и альдину!
Ухтомская покрутила пальцем у виска.
- Нет, ты все-таки и вправду рехнулся, дорогой. - Она посмотрела на Решетникова с таким искренним сожалением, словно перед ней и впрямь находился неизлечимый больной. - Жадность, дорогой, совершенно лишила тебя реального взгляда на вещи. С чего ты взял, что твой клиент может позволить себе такую покупку? Миллион! Да ты просто сразу потеряешь и те пятьдесят тысяч, что тебе обещали. Ты останешься ни с чем, попомни мои слова! А я, знаешь, этого очень бы не хотела, как твой компаньон…
- Кто ты? - взвился Решетников. - Компаньон? Еще чего! Да ты только мешаешь мне, если хочешь знать! Я столько готовился к встрече с Алексом! И вообще - к этому делу! Старика вывел из игры!
Алла побледнела.
- Значит, это ты сообщил старику… Ну ты и мерза-авец! А я все голову ломаю: уж не от моих ли уколов у старика инсульт приключился? Я пришла уколы делать, а старуха говорит: Антона Григорьевича в больницу забирают. Я чуть не села - с чего бы это? Да вот, говорит, позвонил кто-то, доложил о смерти племянника… Так вот, оказывается, кто это сделал! Ну ты и подонок…
- Хорошенькое дело! - изумился Решетников. - Да ты же сама мне сказала: хочешь, мол, доконать - позвони старику. Не говорила разве?
- Кто - я? - довольно натурально удивилась Алла. - Никакого у нас с тобой разговора на эту тему не было, понял? Случись что - никому ты ничего не докажешь. Я если и говорила, то так, вообще, в шутку, а ты, значит, принял как руководство к действию? Ну молодец! А еще все время пытаешься доказать, что ты самый главный, самый умный, что можешь без меня обойтись. Нет, дорогой, без меня ты теперь никуда. Случись что - я тебя, сукиного сына, сдам со всеми потрохами!
- Так ты мне еще и угрожать будешь? - набычился Решетников. - Ты посмотри на себя! Кто ты есть-то? Торговка наркотой - и не больше того. Тоже мне цаца, чистенькую она из себя будет строить! Да если б не я - ты вообще могла бы панелью кончить, кисонька! Скажи спасибо, что я вытащил тебя из помойки! Могла бы до сих пор полы в своей вонючей поликлинике мыть!
- Между прочим, я до сих пор как раз этим и занимаюсь, - совершенно спокойно отрезала Алла. - А насчет спасибо, это я еще подумаю! Ты втянул меня в чистую уголовщину - ладно, я пошла на это ради нашего будущего. А теперь ты чуть не угробил Краснова и хочешь, чтобы я была соучастницей, так, что ли? Да ведь это же проще простого доказать, что именно ты чуть не убил старика своим звонком.