- А с какой стати и зачем, скажите, в ладонь убитого, - воркуя самым елейным тоном кивнул на покойника Ковальчук, - вы вложили пистолет ТТ со спиленным номером?
Я от неожиданности дар речи потерял.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
- Не знаю я никакого ТТ, - опомнившись после замешательства слабо возмутился я.
- Зато мы его очень хорошо знаем, - зло сощурился Ковальчук. - Очень хорошо знаем.
- Тот самый ТТ, что ли? - робко подал голос от дверей Вовка Семенов.
- А вы помолчите, капитан! - рассвирепел Ковальчук. - Радуйтесь, что позволили присутствовать! Носитесь с ним как с писаной торбой!
- Никто со мной не носится, - слабо парировал я и вновь посмотрел на убитого и на аккуратную дырочку в левом виске. - Его что же, в детском садике?
- Вопросы буду я задавать! - осадил Ковальчук. До объяснения, все же, снизошел. - Тело Андрея Степаненко было обнаружено на улице Пионерской. По которой, если вам верить, вы отправились на вокзал, гражданин Сковорода. Время смерти тоже совпадает со временем вашей беседы.
Слово "беседа" Ковальчук умышленно произнес так, будто взял в огромные–огромные кавычки.
- А пистолет, значит, при пацане… - поразившая меня в этот миг догадка, вызвала, видимо, на моем лице такие изменения, что Ковальчук распорядился принести нашатыря.
- Не надо, нет… - слабо покачал я головой, хотя вокруг легонько куда–то поплыло: тусклые пыльные лампы дневного света под потолком, замызганные кафельные стены, до пояса накрытое простыней голое тело, мужик в халате, лица местных ментов, застывший на пороге Вовка Семенов и с любопытством выглядывающий у него из–за плеча Ефимчук.
Все, совершенно все в этой истории становилось на свои места. Пацан, приезжавший в город каждую пятницу, так и не привлекший внимания местной милиции. Дерганный такой мальчишка. Как он на меня таращился, как загнанный волчонок какой–то. Я выхожу из детского сада: я - знаменитый детектив, который обещал его непременно поймать. О котором газеты пишут. Надо же, есть еще в этой многострадальной стране идиоты, которые газетам верят.
"А значит, решение буду принимать я. И я лично отвечу перед тобой за его безопасность," - холодный бесстрастный голос дяди Сережи. Как давно это было? А я‑то удивлялся, что мне никто не докучает. "Уж, если он пообещал, будешь как у Христа за пазухой," - это Вика. Она–то знала, что говорила. Выходит, все это время меня охраняли?
Я опять оказался там, на этой темной, распроклятой улице. Не я, не Виктор Сковорода, конечно. Кто–то вроде Деда или Кулака, профессионал. Он стоят в каком–то темном углу и ему невыразимо скучно, так надоело бродить за дилетантом, которого поручили охранять. Неделя за неделей: дом - столица округа - занюханый, забытый Богом городок. А еще, наверное, отчеты каждую ночь писать о проделанной работе. Дождь, грязь. курить нельзя, а, впрочем, агент, наверное, и не курит.
Наконец, ожидание кончилось, объект выходит из детского сада. Осторожно начинаю двигаться параллельным курсом, не забывая контролировать все вокруг. Приятное разнообразие: следом за объектом, из садика выскальзывает и, старательно прячась, крадется щуплая низкорослая фигурка. Расстояние между ними сокращается. В руке мальчишки появляется пистолет, заметить ТТ с такого расстояния для меня пара пустяков, пусть даже и в темноте.
В тот момент, когда мальчишка собирается целиться, я нажимаю на курок. Тело валится в кусты, а перепуганный до смерти Виктор Сковорода вскачь уносится в сиянии лунного света. То–то посмеется дядя Сережа. Хотя, нет, так бы Варька подумала или Вика. Скорее всего, профессионал подумал бы: "А Серж не зря отправил именно меня. Этому дурачку, действительно, грозили неприятности". Ну, не Серж, так "босс" или "директор", или "шеф". Сержем его только мама Катя называет.
- Мне бы адвоката, - подняв на Ковальчука глаза вежливо попросил я. - Телефон у меня с собой. Можно вызвать?
- На данной стадии следственных действий это преждевременно, - сказал, как отрезал, непреклонный капитан. - Советую вам чистосердечно во всем сознаться.
- Может, пацан того… Сам? - я робко понадеялся на то, что мог ведь дядюшкин человек инсценировать самоубийство. Профессионал же, в конце концов!
- Ага, из твоего револьвера. В левый висок, - ехидно хихикнул Михайлов.
- Может, он левша… А почему, из моего? - удивился я.
- Наверное пулю проверили. Ствол ведь в областной лаборатории зарегистрировали, когда ты разрешение получал. Это Дрожко настоял, - сочувственно пояснил стоявший около дверей Михайлов.
- Спасибо ему передай, - кисло ответил я. - Ошибка, наверное, вышла.
- Никаких ошибок, - ответил непреклонный Ковальчук. - Гражданин Сковорода, советую говорить правду.
Я грустно посмотрел на него и отрицательно покачал головой. Какую тебе правду, капитан? Про Варьку и ее родственничков? Про дядюшку, пол года назад державшего в кулаке всю областную милицию, а ныне увлекшегося борьбой с международным терроризмом? Вот бы ты посмеялся.
А мне, вот, совсем не до смеха. Дядюшке экспертиза - тьфу! Дядюшка, захочет, так он тебе и фото подбросит, на котором я лично небоскребы в Нью - Йорке взрываю или автомобиль принцессы Дианы подрезаю на полной скорости. Плевать на то, что у меня прав нет и "Боингов" водить не умею. Зря я тогда, в борделе этом проклятом, гадостей про него наговорил.
В обморок я все–таки грохнулся. Наверное, формалина надышался. В сознание меня привел едкий запах нашатыря.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Когда тряский скрежещущий УАЗик доставил нас в местный ОВД, меня полуобморочного, нанюхавшегося нашатыря тут же потащили в кабинет начальника. События и вовсе начали принимать драматический оборот.
Ни Семенова, ни Ефимчука сюда не пригласили, так что на чье–либо сочувствие рассчитывать не приходилось. Местный подполковник, Ковальчук и Михайлов наседали со всех сторон. Я же вяло отбрыкивался и мямлил о своем конституционном праве на адвоката.
Ковальчук суетился, размахивал руками, взывал к логике и силился что–то доказать. Бледный Михайлов, устало подперев голову ладошкой и молча, как то и должно младшему по званию, глядел взглядом полным укоризненного неодобрения. Полковник же все повышал и повышал обертона, время от времени неистово обрушивая кулак на поверхность собственного письменного стола.
Попутно я был предупрежден и о том, что проведу в КПЗ не менее нескольких суток, и что сокамерников мне подберут не самых покладистых, и о том, что рассчитывать на гуманное к себе отношение персонала и обитателей СИЗО мерзавец, подобный мне, никакого права не имеет.
Не известно, к чему бы мы пришли, продолжая дискутировать подобным образом, как вдруг по всему милицейскому заведению прошла некая суета и тревожно звякнул телефон.
- Да? Кто? Какого… - зарычал в трубку начальник ОВД, но в этот момент дверь его кабинета распахнулась самым бесцеремонным образом.
Тут должен остановиться и заметить следующее. Я всегда считал и считаю, что подрабатывающий у нас с Варькой Матвей имеет рост, телосложение и внешность вышибалы, рэкетира, быка, зубодробителя, но никак не скромного студента, пищевика–заочника. Уверен, выбери он одну из соответствующих его внешности профессий - достиг бы немалых успехов, если бы не врожденное миролюбие и на редкость покладистый характер.
О внешности же вошедшего можно смело сказать: Матвей смотрелся бы рядом с ним, как юный шаловливый пудель рядом со свирепым оскалившимся волком. Эдакий ввалился двухметровый детина, косая сажень в плечах, тяжелая боксерская челюсть и пудовые кулачища. Остановившись на пороге он медленно обвел собравшихся тяжелым немигающим взглядом.
Я инстинктивно покрепче вжался в занимаемый мною стул, а остальные поднялись на ноги. Впрочем, сделали они это не из–за столь поразившей меня внешности. Облачен вошедший был в милицейскую форму, а на плечах его, как я выяснил позднее, красовались полковничьи погоны.
- Товарищ полковник, мы уже заканчиваем это дело…
- Все свободны, - сухо сказал вошедший, весьма невежливо перебив хозяина кабинета. - С задержанным я поговорю сам. Дело передается Управлению.
Начальник ОВД глубоко вдохнул, будто набираясь мужества перед тем, как прыгнуть в ледяную воду, или бездонный колодец, или во что там еще милицейские чины прыгают.
- Товарищ полковник, мы работаем над этим делом уже…
- Я скажу вам все, что думаю о вашей работе, товарищ подполковник, наедине. В отсутствии посторонних и младших по званию!
Вошедший повысил голос совсем чуть–чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы и Ковальчук, и Михайлов осторожно начали пятиться к дверям кабинета.
- Разрешите идти? - начальник ОВД выдержал удар стойко, лишь голос его слегка сел и вопрос прозвучал несколько сипло. Да и взгляд, которым он наградил меня искоса, яснее ясного сообщил, что подобного унижения в этом городе мне не простит никогда и никто, вплоть до последнего патрульного милиционера.
Выдворив местных блюстителей порядка, полковник жуткого вида уселся в хозяйское кресло и сосредоточил внимание на моей скромной персоне, отчего мне сразу же стало не уютно. Он, очевидно, почувствовав это, опустил глаза.
- Дядя просил передать, что его племянница вернется со дня на день.
Произнесено было негромко, но когда смысл сказанного вдруг дошел до меня, все перед моими глазами вдруг снова поплыло, как совсем недавно в морге.
- Вот это нужно прочитать так, как будто вы отвечаете на мои вопросы. Не спешите, делайте паузы, запинайтесь, - на стол передо мной полковник выложил лист бумаги с печатным текстом, а рядом с ним диктофон. Потом включил его, произнес положенные по такому случаю фразы и вежливо задал первый вопрос:
- Итак, Виктор Николаевич, вы только что сказали мне, что хотите сделать чистосердечное признание. В чем оно заключается?
Я постарался сосредоточиться и взять себя в руки. Не хватало мне еще раз в обморок упасть.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
- Ну… Э-эээ… Гм… - издавая междометия я поспешно пробежал по листу глазами. - Я пацана совершенно не подозревал. Совсем случайно на него вышел. Только в процессе беседы возникли некоторые соображения…
Далее, делая вид, что пересказываю, я зачитывал нашу с покойным Андрюхой беседу. Вот, значит, как - за мной не только следили. Еще и записывали.
- Я… это… вышел… - изображал работу мысли я. - Типа, думаю, дай прослежу.
- Ну–ну, и что же произошло дальше? - поощрительно кивнув спросил мой визави.
- Так это, блин! - изобразил я от себя, а после вновь пошел по тексту. - Я находился в стороне, а тут как раз, какой–то прохожий, который одет совершенно, как я. Когда мальчишка пистолет достал и начал целиться, у меня выхода другого не было.
- А после выстрела вы ведь могли обратиться в правоохранительные органы, - сказал свою реплику полковник.
- Здесь, извините, ко мне с самого начала так отнеслись, - прочитал я с листа несколько меняя порядок слов. - Испугался, что не поверят, честное слово.
- Что ж, Виктор Николаевич, - показав мне большой палец правой руки и не меняя зверского выражения лица, завершил беседу полковник. - На патронах в обойме ТТ - отпечатки мальчишки. Дневник на квартире его матери нашли: почерк его, подделка исключена. Получается, действовали вы в рамках закона, претензий у органов внутренних дел быть к вам не может.
- Так это… - обалдев от неожиданности, я чуть со стула не подскочил. - Могу идти?
- Спешить не будем, - улыбнулся полковник и выключил диктофон. - Им тоже будет полезно послушать.
Поднялся, подошел к двери, гаркнул. Вот уж отработанный командный голос:
- Распечатайте протокол и дайте на подпись!
Мы еще с пол часа сидели и листали валявшиеся в кабинете начальника ОВД журналы.
- До свидания, Виктор Николаевич, - пожимая мне руку сказал полковник перед самым выходом из околотка. - К сожалению, местная милиция сработала не слишком эффективно. Спасибо большое за помощь. Оружие вам скоро вернут.
Местный подполковник смотрел на меня с нескрываемой ненавистью. Михайлов с Ковальчуком - так, что сразу же становилось ясно - здесь мне лучше в следующий раз не появляться.
А на воле меня ждала боевая подруга.
- Витя! Витя! Вы настоящий герой! - глядя на меня во все глаза простонала Таня Чернова. - Теперь люди ночью могут ходить спокойно!
- Ну… Так это… Е-мое… - все еще изображая работу мысли, будто читал по бумажке, огрызнулся я. - Чему учили, блин!
- Вик! - а он ведь, Вовка Семенов, впервые в жизни ко мне так обратился, когда я уже в "копейку" садился, на которой Таня прикатила. - А Варвара Викентьевна скоро вернется?
- Скоро, - машинально ответил я и поспешно соврал. - Звонила вчера. Со дня на день приедет.
- Я так и думал, - как–то слишком зло глянул на меня Вовка. - Так и думал, что вот–вот объявится.
- Вов, да чего ты? Володя?
- Не попасть тебе человеку в висок с тридцати метров, да еще в темноте. Никак не попасть, - сердито сказал Вовка. - Она бы попала. И никому другому свою "Эфу" ты бы не дал. Все в игрушки играете!
- Вов! - рассердился в свою очередь я. - Она бы его живым взяла! Неужели ты не понимаешь?
Вовка задумался.
- Она бы - да, - согласился в конце концов он. - Ладно, бывай.
- Постреляем еще, - пообещал я напоследок. - Не злись, Вовка, так получилось все. По дурному.
Таня Чернова стремглав отвезла меня домой, где делать мне совершенно ничего не хотелось. А что делать–то - пять утра! Проснувшись днем, я тоже был не способен к какой–нибудь целенаправленной деятельности. Валялся и смотрел в потолок.
Очень хотел, чтоб так и до ночи продолжалось, но тут позвонил Дед. Они с Кулаком окончательно "вычислили" Щукина. Вот только мне было уже и на миллион плевать, и вообще.
- Виктор, что с вами? - Таня задала этот вопрос, когда совсем стемнело и, поднявшись с дивана в курительной, я налил нам по бокалу "Бакарди".
- Ничего. Я человека убил, - хороший ром пьется, как сухое, не смотря на его сорокоградусную сущность.
- Ты?.. Вы?.. Но, Витя…
- Давай еще по одной, - свой пустой бокал я разбил, швырнув в камин. - Я, а кто же еще? Я с самого начала был, как у Христа… Еще хочешь?
- Виктор, он убил многих и получил свое.
- Ага, и мне это решать. Однажды я убивал сам, но тогда я спасал человека, которого люблю, а сегодня… Убили за меня, но виноват–то я! Ничего ты не знаешь!
- Виктор, все будет хорошо, успокойся, - тихо прошептала она обняв меня за плечи.
С ней, и правда, оказалось очень хорошо, с этой неуклюжей московской девчонкой.
- Вик, твоей девушке это совсем не понравится, - мягко предупредила она на пороге моей спальни. - Лучше не надо.
- Ты ее совсем не знаешь, - сказал я, увлекая Таню во тьму такой стильной, с черными шелковыми простынями, комнаты. Свет включить она мне не позволила, но целовалась эта скромница на редкость замечательно. И вообще…
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Проснулся я один и некоторое время совсем не мог понять, чего именно мне не хватает. Проверил душ - никого. Вышел из комнаты. Голоса донеслись из кухни.
- Варюшка! Милая!
Она, родная, единственная стояла передо мной в легком коротком халатике на голое тело.
- Пошел ты! - взглядом своим хозяйка меня, будто бы обожгла. - В доме - бардак! Патронов расстрелял, как на гражданской войне. Я приезжаю, а он…
- Варюша, он, все–таки, мужчина.
Я чуть не подпрыгнул, услышав этот голос. Точно, мама Катя, собственной персоной - Варькина биологическая мать, зачала Варьку на некоем индуистском кладбище в процессе ритуала тантра–йоги… В общем, они всегда спорят, кто из них опасней.
Мама Катя сидела вполне миролюбиво - в легеньком, легче Варькиного, уж поверьте мне, халатике - и делала себе маникюр. Черные как смоль волосы раскинулись по нарочито оголенным плечам, тугие весьма соблазнительные груди так и перли из–за пазухи…
- Здрас–те! - изобразил я на физиономии радостную улыбку.
- Тра–та–тата-та–тида–тада!!! - даже если наш с Варькой адвокат Щепкин перестанет читать мои черновики, я и тогда не решусь воспроизвести то, что сказала в этот момент Варька.
- Варь, Таня нормальная девчонка, - попытался успокоить я. - Ну, подумаешь… Ты же меня ни к кому никогда не ревновала…
- Ты что, идиот? - злобно уставилась на меня хозяйка.
- Варюша, это так романтично, - продолжая обрабатывать пилочкой ноготь своего мизинчика вздохнула мама Катя. - Они встретились однажды и никогда не увидят друг друга вновь. Она спасла ему жизнь и ушла в небытие.
Варька снова весьма гнусно выругалась.
- Мама Катя, ты на что намекаешь? - хлебанув стакан томатного сока, требовательно спросил я. - Вы куда ее дели?
Сознаюсь, в этот момент я подумал о гигантской печи в подвале Варькиного особняка. Обычно мы используем этот агрегат для избавления от улик, но Варька как–то намекала, что печь может работать и в качестве крематория…
- Уехала, - коротко ответила мама Катя.
- Лучше заткнись! - приказала мне Варька.
- Нет… Как это?.. - сделал я робкую попытку неповиновения. - Вот так, не попрощавшись?
- Вик, у нас, вообще, вся жизнь такая, - вытянув руку и на расстоянии любуясь идеально обработанным мизинцем, сообщила мама Катя. - Сегодня здесь, завтра там. Случайные напарники, случайные связи…
- Извращенка!.. Нимфоманка!.. - вновь рассвирепела Варька и, швырнув, рассадила о стену тарелку из нашего дорогущего сервиза.
- Варюша… - встретившись с ней глазами, я решил не испытывать судьбу и замолчал.
- Она же с ним в первый день не легла, - пожала плечами Катя Романова и занялась ногтем безымянного пальца левой руки. - В последнее время ему здорово пришлось понервничать. И я разрешила Тане эту маленькую шалость.
- Дяде Сереже все скажу! - пригрозила Варька.
- Постой, она что, тоже из родственников что ли? - постепенно начало доходить до меня. - У нее же зрение ни к черту, и вообще…
Варька вновь проскрежетала сквозь зубы какой–то матюк.
- Вик, изменить внешность - так просто, - одарила меня безмятежной улыбкой мама Катя. - Контактные линзы понижающие зрение и очки на столько же его повышающие, например. Ведь носить очки с простыми стеклами - подозрительно. А эта мешковатая одежда? А дурацкая прическа? Уверяю, твоя Таня Чернова вовсе не такая нескладная, какой хотела тебе представиться. Ты ее, пожалуй, и не узнаешь, если в следующий раз встретишь.
- Да уж нет! - возмутился я. - Ее–то узнаю! Кого–кого, а девушку с которой…
- Заткнись, ладно? - опять потребовала Варька. - У меня уже тарелки на исходе! Есть иди! И ты тоже!